Хронофаги

Владимир Кожевников

Хронофаги

Глава 1. Прилив

Свет на «Хроносе-7» был искусственным и ущербным. Он не освещал, а всего лишь обозначал контуры стерильных коридоров, не оставляя теней. Казалось, сама станция, застывшая на краю бездны, стремилась раствориться в этом блеклом сиянии. За иллюминаторами клубилась не чернота космоса, а мутная, перламутровая пелена – аномалия. Тихий омут, затягивающий время.

Доктор Артур Вальден вглядывался в эту пустоту, и его собственное отражение – седые вихры, глубокие морщины у глаз – накладывалось на хаос, создавая сюрреалистичный коллаж. Он чувствовал это кожей. Сбои в ритме невидимых часов. Здесь секунды текли неровно: то растягиваясь в бесконечную резиновую нить, то сжимаясь в острый осколок паники.

– Показания стабильны, но нелогичны, – донесся сзади голос инженера Кея. Юный гений потирал переносицу, его пальцы слегка дрожали – не от страха, а от переизбытка данных. – Хронометры в норме. А вот фоновый градиент энтропии… Он пульсирует. Как сердцебиение.

– Именно что сердцебиение, – не оборачиваясь, ответил Вальден. – Чужое. И мы прилетели его послушать.

Кабинет Вальдена был лабиринтом из кристаллов памяти, распечаток с трудами Бергсона и голографическими моделями темпоральных вихрей. Он был хронологом-теоретиком, последним романтиком в науке, верящим, что время – это музыка, а не просто параметр в уравнении. И здесь, на «Хроносе-7», музыка вселенной звучала фальшиво.

Тихое, но пронзительное завывание системы тревоги разрезало тишину. Не аварийный сигнал – предупреждение. Вальден и Кей синхронно подняли головы на главный экран.

Из перламутровой пелены что-то выплыло. Не корабль. Не тело. Это была чистая, аморфная форма. Огромная, пульсирующая, излучающая изнутри холодный синий синхротронный свет. Созданная из звездной плазмы и магнитных полей, она была живой математикой, теоремой, вышедшей за пределы разума.

– Смотрите! Коэффициент энтропии падает до нуля! – не сдержал возгласа Кей, и в его голосе был не ужас, а ликующий ужас первооткрывателя. – Время… оно просто исчезает! Превращается в… в ничто!

Вальден молчал. Он видел, как сияющая туманность пульсировала, и с каждой пульсацией мгла аномалии отступала, чтобы затем накатиться вновь. Он видел не физический объект. Он видел процесс. Акт.

– Не «оно», – прошептал Вальден, и его голос был полым от осознания. – Он. Хронофаг…

Он ест.

Глава 2. Метаболизм

Тишина, наступившая после слов Вальдена, была густой, тяжелой, как жидкость в барокамере. Даже системы жизнеобеспечения, обычно ненавязчиво гудящие, будто затаили дыхание. На экране синеватая туманность – Хронофаг – продолжала свой размеренный, чудовищный пульс.

Первым опомнился Кей. Его пальцы уже бежали по сенсорным панелям, выискивая, цепляясь, анализируя.

– Это не поглощение материи, – бормотал он, почти неосознанно, глотая слова. – Масса-энергия региона стабильна… в пределах погрешности. Но темпоральная метрика… Она схлопывается. Поток потенциальных состояний… Он исчезает. Куда?

Вальден медленно опустился в кресло, не отрывая глаз от экрана. Его ум, годами тренированный на абстракциях высшего порядка, лихорадочно работал, пытаясь набросить сеть знакомых категорий на абсолютно незнакомое явление.

– Не «куда», – проговорил он глухо. – «Во что». Они не пожирают время как мы едим хлеб. Они… трансмутируют его. Это их метаболизм. Они переводят потенциал в… иную форму энергии. Для нас это аннигиляция, для них – дыхание.

Дверь в лабораторию с шипением отъехала. На пороге стояла доктор Элина Маркхем, биолог-экзотоксиколог. Ее лицо, обычно невозмутимое, было бледным.

– Вы тоже это видите? – ее голос дрогнул. – Я проводила мониторинг наших собственных биологических часов у добровольцев из экипажа. В момент… этой пульсации… у всех без исключения зафиксирован микроскопический, но статистически значимый сбой в восприятии длительности интервалов. Наше внутреннее время откликается на его. Как камертон.

– Симбиоз? – предположил Кей с наивностью гения, забывшего о страхе.

– Паразитизм, – парировала Маркхем. – Самый фундаментальный из возможных. Он не сосет нашу кровь, Артур. Он высасывает завтрашний день. Он пьет наши возможности.

Внезапно станцию потряс глухой удар, похожий на удар гигантского молота о броню. Свет погас и через секунду зажегся в аварийном режиме, залив все кроваво-багровым.

– Что это? – выдохнула Маркхем, вцепившись в дверной косяк.

На экране Хронофаг изменился. Его сияние стало интенсивнее, ядовито-зеленым. Аморфные очертания на мгновение структурировались, показав на миг нечто, напоминающее бесконечный, многоуровневый ротовой аппарат, воронку, затягивающую саму реальность. И затем… он испустил струю.

Это был не свет, не плазма. Это был выхлоп. Отход жизнедеятельности. Поток некой тускло-серой субстанции, которая, вырываясь в нормальное пространство, мгновенно кристаллизовалась, превращаясь в облако мертвой, инертной пыли. Пыли, которая была материей, но материей, из которой было начисто вычтено время. Абсолютный космический шлак.

– Гравитационные аномалии! – закричал Кей. – Вокруг выброса! Пространство искривляется!

– Это не пространство, – сказал Вальден, и в его голосе звучал леденящий душу восторг открытия и ужас перед ним. – Это время. Вернее, его отсутствие. Он не только ест. Он… испражняется. Энтропией в ее чистейшем, законченном виде. Он оставляет после себя не пустоту. Он оставляет после себя вечное, неизменное «вчера».

Сирена завыла снова, на этот раз по-настоящему, переходя в визгливый, панический рев. С потолка посыпалась изоляционная пыль. «Хронос-7» стонал, его каркас скрипел, не выдерживая нагрузки от гравитационных вихрей, рождающихся в кипящем шлейфе хронофага.

– Он даже не знает о нашем существовании, – прошептал Вальден, глядя, как багровый свет играет на его лице. – Мы для него – пылинки на его «пастбище». Микробы в кишечнике. Он просто живет. А его жизнь для нас – конец света.

Капитан станции Олег Горский, грузный, невозмутимый прагматик, ворвался в лабораторию, его лицо было искажено яростью и страхом.

– Вальден! Доложить обстановку! У нас тут не запланированный феномен, а настоящее ЧП!

– Он поел, капитан, – абсолютно спокойно ответил Вальден, поворачиваясь к нему. – И теперь избавляется от лишнего. Естественный процесс.

Горский замер с открытым ртом, глядя на ученого как на сумасшедшего.

– Какой нафиг «естественный процесс»?!

– Тот, что может сделать человеческую историю лишь кратким воспоминанием в желудке чего-то, что даже не заметило нашего присутствия, – сказал Вальден и впервые за долгие годы горько, беззвучно рассмеялся.

Глава 3. Симбионт

Багровое аварийное освещение превращало коридоры «Хроноса-7» в подобие артерий гигантского раненого зверя. Станция стонала. Вибрировала. Не от мощных толчков извне, а от внутреннего напряжения, будто ее металлические ребра не могли сдержать то, что проникало внутрь.

Вальден, не обращая внимания на визг сирен и крики команды по репродукторам, пробирался к биолаборатории. Под ногами чуть заметно подрагивала палуба. Не гравитационные аномалии. Нечто иное. Более тонкое.

Он застал Элину Маркхем за стерильным столом. Перед ней под колпаком лежал образец серой, инертной пыли, собранной дронами сразу после «выброса» Хронофага. Рядом, на мониторе, бежала геномная последовательность, но не человека – одного из растений с гидропонной фермы станции.

– Ничего, – голос Маркхем был пустым, уставшим. – Полная инертность. Это даже не материя в привычном смысле. Это прах. Пепел от сгоревшего времени. Ни химически, ни биологически он не активен. Это конец любой реакции.

– Я не за этим, – сказал Вальден. Его глаза горели. – Ты говорила о биологических часах экипажа. Они сбились. Но как? Что именно на них воздействует?