В западне времени

Истерический смех прошел так же быстро, как и начался. Но крошечная искорка чего-то, отдаленно напоминающего азарт, теплилась внутри. Если это самый страшный кошмар в ее жизни, то по крайней мере, он был чертовски оригинальным. Правда, от этого не становилось менее страшно. Катя стояла у двери, слушая, как похабный хохот в салуне стихает, перетекая в привычный гул. Ее минутная истерика прошла, оставив после себя холодную, ясную пустоту. Они смеялись. Над ней. Считали ее слабой. Сумасшедшей. Ханженной старой девой. Именно эта фраза прозвучала в голове, как щелчок курка. Старая Катя была бы уже в ярости. Новая Катя поняла кое-что другое. Здесь не уважают слабость. Здесь уважают силу. Даже если это театр. Даже если изнутри тебя трясет от страха.

Ее взгляд упал на табурет в углу комнаты. На нем висел ремень с кобурой и массивным револьвером. Тот самый, что, видимо, принадлежал Лиззи Шоу. Той, которую все боялись. Она медленно подошла, взяла оружие в руки. Оно было тяжелым, холодным, смертельно опасным. Она никогда не держала в руках ничего тяжелее баллончика с перцовкой. Но сейчас это был не просто пистолет. Это был билет в ее новую реальность. Заглянув в гардероб, увидела кожаные штаны, кожаную куртку. Не задумываясь она сняла платье и одежда села как влитая. Схватив револьвер, она распахнула дверь и вышла в зал салуна. Шум не смолк сразу. Но несколько человек у стойки обернулись. Увидели ее. Увидели оружие в ее руке. Ухмылки начали сползать с их лиц. Катя подняла руку и, не целясь, дважды спустила курок. Грохот выстрелов был оглушительным в замкнутом пространстве. Стекла на полках барной стойки задребезжали. Наступила мертвая тишина, разряженная только едким запахом пороха.

Все замерли, застигнутые врасплох. Бармен Джек медленно поднял руки, показывая, что он не представляет угрозы. Катя стояла, чуть расставив ноги, держа дымящийся револьвер в вытянутой руке. Голос ее не дрожал. Он был низким, хриплым и абсолютно ледяным. Таким, каким, она надеялась, должен был звучать голос Лиззи Шоу.

– Значит так, дибилоиды, – произнесла она, и слова падали, как камни. _ Еще раз в мой адрес что-нибудь скажете… будет больно.

Тедди Колт, все еще сидевший у стойки, медленно повернулся. Его лицо было багровым от злости и выпивки. Он презрительно фыркнул и поднялся с табурета.

– Иди проспись, Лиззи, – просипел он, делая шаг на нее. – Надоели уже твои…

Он не договорил. Катя снова подняла руку и выстрелила. Дважды. Пушистая ковбойская шляпа слетела с головы Тедди и отлетела в сторону, подперевшись у ног одного из зрителей. На его голове остался лишь засаленный след от тульи. Тедди замер на месте, его глаза округлились от невероятного изумления и стремительно нарастающей ярости. Он потрогал макушку, будто проверяя, на месте ли голова. Катя не опустила руку. Ствол револьвера теперь смотрел прямо в него. Ее палец лежал на спусковом крючке.

– Следующий выстрел, – сказала она тихо, но так, что было слышно в самой дальней углу замершего салуна, – будет в твою пустую башку. Садись.

Тедди Колт, огромный, опасный, быстрый на расправу Тедди Колт, не сел. Он просто стоял, тяжело дыша, сжимая и разжимая кулаки. Он смотрел ей в глаза. И, должно быть, увидел там что-то, чего никогда не видел в глазах Лиззи Шоу. Не просто злость. Не просто истерику. А холодную, безрассудную готовность довести дело до конца. Готовность человека, которому уже нечего терять. Он плюнул на пол прямо перед собой, буркнул что-то неразборчивое, но… развернулся, подобрал свою шляпу и, не глядя ни на кого, тяжело направился к выходу. Дверь салуна хлопнула за ним. В салуне стояла гробовая тишина Никто не двигался. Все смотрели на Катю с новым выражением в котором был и страх, и уважение, и дикое любопытство.

Катя медленно опустила руку. Вложила револьвер обратно в кобуру. И, не сказав больше ни слова, развернулась и пошла обратно в свою комнату. Каждый шаг давался с невероятным усилием. Колени подкашивались. Она захлопнула дверь, прислонилась к ней спиной и зажмурилась. Из зала не доносилось ни звука. А потом, через несколько секунд, робко застучали клавиши пианино. Она только что сыграла в русскую рулетку с самым опасным человеком в баре. И выиграла. Ценой невероятного нервного напряжения. Ценой того, что она только что чуть не убила человека. Она посмотрела на свою руку. Она все еще дрожала. Но теперь ее боялись. А бояться, уже было шагом вперед по сравнению с тем, чтобы быть посмешищем. В мире Дикого Запада это был единственный язык, который все понимали.

Глава седьмая

Тишина в салуне продержалась ровно до тех пор, пока пианист не попытался выжать из расстроенного инструмента подобие мелодии. Потом кто-то неуверенно кашлянул. Кто-то заказал виски. Жизнь, пусть и напуганная, осторожная, начала возвращаться в «Последний рубец». Но атмосфера была уже иной. Теперь в воздухе висело не только напряжение, но и тяжелое, невысказанное уважение, замешанное на страхе. Катя стояла за своей дверью, прислонившись лбом к прохладному дереву, и пыталась заставить дрожь в коленях утихнуть. Рука, сжимавшая револьвер, онемела. В ушах все еще стоял оглушительный грохот выстрелов и тихий, ледяной звук ее собственного голоса: «Следующий выстрел будет в твою пустую башку». Она едва не убила человека. И самое ужасное, в тот момент она была готова это сделать.

Ее размышления прервал новый звук с улицы, быстрый, уверенный цокот копыт, резко оборвавшийся прямо у входа в салун. Затем скрип двери, и наступила вторая за этот вечер мертвая тишина, на этот раз, полная, абсолютная. Даже пианино умолкло. Сердце Кати ушло в пятки. Она узнала эти шаги, тяжелые, размеренные, с легким звоном шпор. Еще до того, как он произнес слово, она знала, кто это.

– Я слышал выстрелы, – раздался низкий, безразличный голос, который, однако, резал гул в зале, как нож. – Что случилось?

Катя зажмурилась. Шериф. Конечно. Три выстрела в центре города – это было событие. Она глубоко вдохнула, выпрямила плечи и снова натянула на себя маску Лиззи Шоу, ту, что только что с таким трудом создала. Она вышла из-за своей двери, останавливаясь на пороге, опираясь рукой о косяк, стараясь выглядеть уставшей и раздраженной, а не перепуганной до смерти. Шериф Конкорд стоял посреди зала, сняв шляпу. Его холодные глаза медленно скользили по замершим посетителям, по бармену Джеку, который старательно оттирал уже чистый бокал, и, наконец, остановились на ней. В них не было ни гнева, ни беспокойства, только привычная, всевидящая настороженность.

– Ну? – он повторил, обращаясь уже конкретно к ней. – У вас здесь снова стреляли, мисс Шоу. Я жду объяснений.

Все затаили дыхание. Джек замер с тряпкой в руке. Все ждали, что она скажет. Будет ли жаловаться? Обвинять Тедди? Начинать историю, которая могла закончиться новой перестрелкой. Катя медленно выдохнула и сделала шаг вперед. Она посмотрела шерифу прямо в глаза, стараясь, чтобы ее взгляд был таким же усталым и немного презрительным, как и у него.

– Ничего не случилось, мистер Конкорд, – произнесла она ровным, почти скучающим тоном. – Просто один из постоянных клиентов слишком громко выражал свою… признательность. Пришлось немного охладить его пыл. Все уже улажено.

Она сделала легкий жест рукой, как бы отмахиваясь от назойливой мухи. В этом жесте была вся надменность хозяйки, которая не собирается выносить сор из избы. Шериф не отвел взгляда. Он изучал ее, ища ложь, игру, слабину.