Измена. Ты предал дважды!

Полтора часа занимает дорога. По пути заезжаю в магазин и покупаю немного вкусностей. Дедушка тот ещё сладкоежка, за шоколадное овсяное печенье последнюю рубаху снимет с себя и отдаст. Дай ему волю, только сладости бы и ел, но, увы, бабушка ему не позволяет.

Стучу в деревянную раму.

Спустя мгновение дверь в дом открывается, и на пороге с широкими улыбками на лице появляются мои родные.

– Настюшка ты почему не предупредила? – в шуточной манере ворчит дед и скорее бежит обнимать меня.

– Сюрприз! – скашиваю неловкую улыбку.

– Случилось чего? – считывает с моего лица эмоции бабушка.

– В дом! Там обо всём поговорим. Под печеньки разговор хорошо идёт, – дед, забрав у меня пакет, уходит в дом и мы с бабулей остаёмся наедине.

– Бабуль, а дед тебе не изменял? – произношу сквозь зубы горькие на вкус слова.

– А почему такие вопросы, внучка? – щурит на меня глаза.

– Просто интересно стало…

– На пустом месте такие вопросы не возникают, – качает головой из стороны в сторону. – Что, обижает тебя твой Гришка? Только не ври бабке. Говори как есть.

Слёзы выступают на моих глазах и скатываются по щекам.

– Изменяет значит, мерзавец… – понимает без лишних слов.

Не в силах сказать и слова, киваю в ответ.

– Ничего-ничего, внучка, – обнимает меня, – хорошо, что сейчас узнала, а не через десять лет.

– Оля… – имя младшей сестры срывается с моих губ.

– Не может быть, – смотрит на меня глазами, округлившимися до размера пятирублёвой монеты.

– Я застала их на нашей постели…

– Вот же мелкая гадина! Вот никогда она мне нравилась. С детства была пакостливой. Помню, потехи ради всю клумбу мне истоптала. Вся в мать! – с нескрываемым презрением в голосе произносит бабуля.

– Она ждёт от него ребёнка… – шепчу сквозь слёзы.

Руки сами собой опускаются на живот, инстинктивно защищая малыша.

– Кобелина! – следит взглядом за движением моих рук и верно считывает мой жест. – Про тебя Григорий знает?

– Нет… – произношу на выдохе и качаю головой из стороны в сторону.

– Правильно. Не надо кабелю ничего знать о твоём ребёнке. Нашёл себе прошмандовку, вот пусть она ему и рожает.

Слёзы градом начинают быть из моих глаз.

– А ну не сметь плакать из-за козла! – хмурится. – Это пусть он плачет, что такую жену потерял. Ольга ему ещё покажет свой характер, волком выть будет и локти кусать.

Громкий шум автомобильных колёс заставляет вздрогнуть.

– Кто это? – вздрагивает бабуля и озирается по сторонам.

Всматриваюсь в щёлку в воротах и узнаю внедорожник Цареградцева.

– Григорий… – утробный голос срывается с моих губ.

– Да как он только посмел заявиться в наш дом! – ругается бабуля и во всё горло кричит деду: – Степан, неси ружьё, зятя встречать будем!

Дед у меня боевой. И он действительно может выстрелить…

Глава 5

В груди неприятно кольнуло. Супруг, который изменил с моей родной сестрой, приехал к моим бабушке с дедушкой. За мной ли? Но зачем? Чтобы униженно просить прощения или же, напротив, чтобы поставить точку в наших с ним отношениях?

– Ружьё у меня наготове. Я же завтра на охоту с соседом собираюсь. Заранее достал, как знал, что пригодится, – из дома выходит дед с оружием в руках. – Куда стрелять? – спрашивает бабушку, направляя дуло на ворота.

Сердце уходит в пятки. Зная вспыльчивый характер деда, я могу со стопроцентной уверенностью сказать: выстрелит.

– Пока просто попугаем, – считав неоднозначные эмоции с моего лица, успокаивает меня бабуля и шепчет деду на ухо так, чтобы я не слышала: – Если будет проявлять агрессию, стреляй по бубенцам. Кобелю они не нужны.

– Баб! – не успеваю возразить, как ворота открываются, и Григорий оказывается во дворе.

– Степан Николаевич? – удивлёнными глазами смотрит на направленное в его сторону дуло. – Что-то не так?

– Охренеть, он ещё и спрашивает! – возвращается бабуля и даёт отмашку деду: – Заряжай!

Цареградцев словно по взмаху волшебной палочки меняется в лице. Кажется, он неслабо так испугался.

– Да вы что, с ума посходили, что ли? – смотрит на деда дикими глазами и крутит указательным пальцем у виска.

– Степан, целься в бубенцы! – отдаёт свой приказ бабуля.

Я же, не в силах выдавить из себя ни единого слова, просто стою и молча наблюдаю за развернувшимся на моих глазах представлением.

– Настя, нам надо поговорить! Мне звонила твоя мама и умоляла меня, чтобы я простил тебя, я подумал, она пьяная, – разводит руками. – Про какую-то измену говорила, я ничего не понял.

Ком слёз подступает к горлу. Кажется, ещё немного, и я, не сумев сдержать эмоции, заплачу в три ручья.

– Дед, ст…

– Нет! – кричу во всё горло и перебиваю бабушку, практически отдавшую приказ стрелять на поражение.

Дедушка, взглянув в мою сторону, послушно кивает и отводит прицел в сторону.

– Спасибо, Степан Николаевич, когда мушка в лоб не смотрит, говорить сразу легче становится, – неловко улыбается и делает пару шагов в мою сторону.

– Бабушка, дедушка, родные мои, оставьте нас, пожалуйста, наедине… – в сердцах произношу я.

Всё-таки это мой выбор, и поставить точку в отношениях с предателем я должна самостоятельно, без чьей-либо помощи.

– Хорошо, внучка, – утвердительно кивает бабушка и, грозно посмотрев на Цареградцева, добавляет: – Но ты, негодник, знай. Мой дед со ста метров не промахивается.

– Да, Антонина Павловна, я знаю, – кивает. – Ходили со Степаном Николаевичем на утку, собственными глазами видел, как он метко бьёт из своего ружья. Десять выстрелов, и все чётко в яблочко.

Дед расплывается в довольной улыбке и, подхватив свою жену под руку, уходит со двора, оставив меня с Цареградцевым наедине.

– Настюша, я понятия не имею, что произошло и откуда твоя мама взяла этот бред, – начинает отпираться.

Бред… Ну конечно, Цареградцев дал заднюю и сейчас всеми правдами и неправдами будет убалтывать и убеждать меня в том, что я сумасшедшая и страдаю зрительными галлюцинациями.

Мерзавец! Если изменил, то имей храбрость признаться! Как в трусы к любовнице, так это с радостью, а как правду сказать, так сразу в кусты! Трус!

– Цареградцев, не надо! Не надо оправданий, не надо ничего! – голос невольно срывается.

– Я не ищу оправданий. Я хочу разобраться в том, что произошло, – разводит руками, – давай поговорим.

– О чём мне с тобой разговаривать? О том, что я пришла посмотреть, как сделали ремонт в нашей новой квартире, и застала тебя голым в обнимку с моей младшей сестрой? Ой, прости, ты же спал и ничего не знаешь!

Сердце начинает колотиться, как заведённое. Нет никаких сил, а главное, нет никакого желания выслушивать его тупые оправдания. Я всё своими глазами видела!

– В обнимку с младшей сестрой? – выкручивает бровь в вопросительном жесте и смотрит на меня, как на сумасшедшую. – Не спал я ни с чьей сестрой! Это бред!

– Если сделал гадость, то имей смелость признаться, трус! – так и хочется отвесить ему пощёчину, чтоб на пол-лица остался отпечаток моей руки.