А внизу была земля 2

Анатолий Гончар

А внизу была земля 2

Пролог

Вертолет падал. Его крутило и бросало в воздухе, как раскрученную на нитке марионетку. Ледяной страх, в первую секунду все же ударивший под дых кулаком тупого ужаса, отступил под моей уверенностью в том, что все будет хорошо. Все идет как и должно идти – МИ-8 свалился в штопор на пятьдесят восьмой минуте – строго по графику. Но все равно страшно. Я посильнее ухватился за скамью, скользнул взглядом по лицам бойцов. Знаем же, что к чему, а нет, все равно боязно: лица – каменные маски с застывшей мимикой – такой вот неподвижный серый мрамор. У Нигматуллина губы нервно подергиваются и глаза блестят набегающими слезами. Подбодрить бы ребят, да боюсь, петуха дам. Лучше уж так. Молча пытаюсь улыбнуться. Ближе всех сидящий ко мне Синюшников морщится – наверное, улыбка получилась еще та. Сколько осталось? Две секунды? Три? Чуть больше? Мы так долго валимся вниз! Скорее бы! Сколько нервы-то мотать можно? Ничего, скоро будем дома! Будем. Уши закладывает от перепада давления. Болью отзываются перепонки. Три тысячи метров падать – это долго. Надеюсь, такой жесткой посадки, как прошлый раз, не будет. Тогда нас прилично тряхануло. Ну да ладно, пара синяков не повредит. Скорей бы! Что-то слишком медленно текут крайние мгновенья, оставшиеся перед возвращением домой. Дом – милый дом! В круге иллюминатора померк свет – вертолет завалился на бок, теперь перед глазами только желто-серая поверхность приближающегося бархана. Бархана! Значит, точно почти дома. Сейчас я должен на секунду потерять сознание. Вот сейчас, сейчас. «…я б хотел… Нет! Нет! Твою мать…»

Страшный удар потряс бархан до основания, и наступила сыпучая тишина.

Глава 1

Перед взором смазанной линией мелькнуло девичье лицо, запечатленное на любительском фото, и тут же последовал удар. Я ощутил, как мышцы сползли с костей, сдернулись вниз, устремившись к внезапно вставшей на дыбы земле, а кости начали медленно-медленно крошиться, наползая суставами друг на друга. Я почувствовал, как костяные осколки протыкают и рвут кожу. Жуткая боль затмила разум, сжав горло так, что мой крик остался где-то внутри меня. Все померкло, исчезло, все ощущения растворились в черном ничто безвременья, затем послышался скрежещущий звук, и следом я вновь ощутил боль во всем теле. Особенно ныли мышцы голеней, ныли так, как порой бывает при жестком приземлении с парашютом, только гораздо сильнее. Нет, не до крика – эту боль, ноющую, ревматическую, можно было терпеть. Удивительно, но когда в глазах перестали сверкать белые мушки, оказалось, взгляд направлен в иллюминатор, за которым по серо-желтому песчаному бархану навстречу друг другу ветер все еще нес две маленькие, абсолютно одинаковые фотографии улыбающейся девушки. Изображения встретились и в одно мгновение исчезли в оранжевой вспышке. В глазах вновь померкло.

– И-и-ис-с-с-с-с-с-с-с, какого лешего? – Я услышал шипение стучавшего зубами Болотникова и, с трудом повернув шею, открыл, как оказалось, до того закрытые глаза. Боль металась по всему телу, но уже не казалась столь жгучей. В салоне вертолета творилось черт знает что, большинство моих парней находились на полу. Кто лежал, кто сидел в скрюченных позах. У некоторых по лицу текла кровь. Странно, что я удержался на скамейке. Автомата в руках не было, он обнаружился под спиной распростертого под ногами и негромко стонущего Козлова.

– Живые? – борттехник опять оказался рядом.

– Предположительно, – я постарался выдавить из себя улыбку – осознание того, что у нас все получилось, не могло не радовать. – У всех кости целы?

Вопрос заставил моих бойцов закряхтеть и зашевелиться пооживленнее.

– Нормально так, – Женька Козлов, морщась, приподнялся на локте и вытащил из-под себя мой «Калашников». – Как спину не сломал – не понятно…

– Отдай, – я требовательно протянул руку. Быстрый взгляд: вроде ничего не погнулось – уже хлеб. – Так, что с костями?

– Целы все… вроде, – Болотников прошелся взглядом по сослуживцам. – Олег, что у тебя с лицом? – обратился он к нашему снайперу рядовому Литовцеву, чья правая щека изрядно запачкалась кровью.

– Да так… болит, – неопределенно ответил тот, и только в этот момент я осознал, что все мои бойцы чувствуют себя весьма и весьма неплохо. Все целы и относительно здоровы, но я даже не удивился, скорее просто обрадовался. Хоть что-то наметилось положительное.

– Выгружаемся. – Наконец-то я сообразил, что мы слишком долго рассусоливаем.

– Поползли, – потянувшись к выходу, буркнул Болотников.

– Мужики, вы там живы? – я заглянул в кабину пилотов.

– Кажется, да, – ответил командир экипажа майор Дружинин.

– А по-моему, лично я как минимум один раз сдох, – отозвался штурман.

– Кирилл, шел бы ты поскорее прочь, – проворчал майор, – от тебя перегаром несет, аж блевать хочется.

– А думаешь, мне не хочется? – проворчал штурман, направляясь к двери.

Я улыбнулся – нормально все. И слава Богу! Теперь выйти на связь с нашими, и домой – в смысле на базу. Даже жар, идущий от раскалившегося на солнце бархана, не испортил моего приподнятого настроения. Тень от вертолета худо-бедно защищала от лучей солнца.

– Синяк, связь! – потребовал я. И, увидев далеко на горизонте пыльное облако, нервно скомандовал: – Живо расползлись по сторонам! Илья! Видишь? – я указал рукой в направлении поднимающейся вверх пыли.

– Черт! – выругался тот. – И кого нелегкая несет? Пошевелились, бестолочи! Фронт в северо-восточном направлении. Расползлись, расползлись!

Он продолжал командовать, а я понял, что на этот раз наше появление для противника (да буде это он) вряд ли окажется внезапным – на абсолютно голом гребне бархана да еще на фоне солнца любая высунувшаяся голова станет выпирать неестественным бугром. Откопать лунки, то есть окопчики, и как следует замаскироваться мы уже не успевали. С другой стороны, чего я нервничаю? Кто сказал, что это обязательно противник? Действительно, обжегшись на молоке, следующий раз и на воду дуешь. Наша это территория, наша, в смысле подконтрольная президенту Асаду. Клубы дыма приближались, но рельеф местности пока не позволял увидеть едущих.

– А вертолет-то в норме, – из-за спины у меня появился улыбающийся Загоруйко.

– В норме – это как? – глядя вперед, я невольно пробежался пальцами по разгрузке.

– Да хоть сейчас бери и лети.

– В смысле вообще ничего не поломано?

– Да стойка одна слегка погнулась, а так как новый, – продолжал улыбаться Кузьма Иванович.

– То есть серьезно? Заводи и лети?

– Ну да, – отозвался борттехник.

– Так какого беса вы еще не завелись?

– Зачем? – в наш разговор вклинился командир экипажа.

– А это что, не видите? – я ткнул пальцем вперед, показывая тянувшийся от горизонта шлейф пыли.

– Да свои, поди. Район наш, к тому же я при подлете к точке заранее о падении отчитался, координаты скинул.

– Заводи шарманку, Виктор, заводи, блин! – прошипел я. – Наши там, не наши – начхать. Не люблю вот таких неопределенностей. Заводи!

– Как скажешь, – не стал противиться командир вертолетчиков.

Он направился к входной двери, и тут на одну из дюн выползла БМПешка – двойка.

– Бинокль! – я требовательно протянул руку к Козлову, на груди которого висел нужный мне оптический прибор. Свой-то бинокль для удобства переноски я запихал на дно рюкзака.

– Держите. – Прибор перекочевал в мои руки, я поднес окуляры к глазам и облегченно перевел дух. Можно было не нервничать – над башней боевой машины развевался красно-бело-черный флаг Сирийской Арабской Республики. Но окончательно расслабляться пока не следовало.

– Не высовываться! – приказал я, и по развернувшейся людской цепи полетело много раз повторяемое: не высовываться, не высовываться, не высовываться, не высовываться…

Я остался стоять.

– Илья, – я вновь окликнул своего заместителя. – Пойду навстречу, если что не так, справишься.

– Понял, – ответил Болотников и в подтверждение своих слов негромко передал по цепочке: – Граники приготовили!

Пылевой шлейф приближался. Теперь кроме мчавшейся впереди Бехи стали видны и два БТРа-шестидесятки. Своими задранными носами они рассекали образующуюся за БМП пыль и, казалось, легко перемахивали встававшие на пути барханы. Едва я шагнул вперед, как раздался голос борттехника:

– Я с тобой.

– Нет, – я отрицательно мотнул головой, но тут же решил, что спутник мне, пожалуй, не помешает. – Жека! – окликнул старшего головного разведывательного дозора сержанта Козлова Евгения Павловича.

– Я! – отозвался тот.

– Давай за мной, дистанция пять, нет, десять метров. Потопали.

За спиной послышалось шевеление, следом шуршание осыпающегося песка, тут же поглощенное звуком раскручивающихся лопастей. Я удовлетворенно хмыкнул и более решительно зашагал навстречу едущей технике. Несмотря на бьющие в затылок горячие лучи солнца, по спине поползли холодные мурашки – флаг флагом, а полной уверенности в том, что под ним едут правительственные солдаты, у меня не было. Меж тем метров за пятьсот-шестьсот до вертолета БТРы расползлись в стороны и встали. БМП, не сбавляя скорости, покатила дальше в нашем направлении. Не доезжая до меня метров десяти, машина резко застопорилась, клюнув носом и обдав меня облаком серой пыли. На броне, ощетинившись во все стороны стволами, сидело с полдюжины арабов. Двое из них спрыгнули на землю. Один что-то сказал другому, и оба, направляя на меня стволы, почти одновременно пошли вперед.

– Кто такие? – вместо приветствия на хорошем русском спросил один из них.

– А ты как думаешь? – опешил я от такого вопроса и только тогда сообразил, что доклада от своего радиста о восстановлении связи с базой я так и не получил. Черт бы побрал эту связь. Вечно с ней всяческие проблемы.

– Тебя спрашиваю, – говоривший слегка повернул боком автомат, показывая мне снятый предохранитель. Его указательный палец лежал на спусковом крючке. Вот так почетная встреча! Только зря он качает права. БТРы нам вряд ли достать, это да, а вот с Бехой и сидевшим на ней десантом мы разделаться сумеем. Появилось желание отдать кому-нибудь из бойцов приказ потрясти перед ликом этих воинов гранатометом, но потом решил не обострять ситуацию. Смысл?

– Мы с российской базы, – крикнул я, стараясь перекричать звуки набирающих обороты вертолетных двигателей.

– Какой базы? – мне показалось, на лице араба отразилось искреннее непонимание.

– База Хмеймим, – пояснил я, досадуя на то, что мне попался такой тупоголовый собеседник.

– Хмеймим? – недоверия на лице араба стало еще больше.

– Хмеймим, Хмеймим. Откуда же еще? – нервное напряжение последних часов вдруг стало перерождаться в глухое раздражение.

Араб смерил меня недоверчивым взглядом и, обернувшись к своему спутнику, произнес что-то по-своему. Из всего сказанного я расслышал и понял лишь одно: «Хмеймим». Ответных слов мне расслышать не удалось. Да и расслышал бы, какая разница, если на арабском языке я ни бельмеса? За все месяцы командировки только пару раз разговорник и открывал. А ведь твердил ротный: учите, мать вашу, пригодится. Пригодилось – если бы учил. Меж тем арабы обменялись еще парой фраз, после чего мой собеседник повернулся ко мне, сделал пару шагов вперед и нарочито громко потребовал:

– Складывайте оружие и поедем с нами!

– Слушай, ты, – я начал заводиться, – ничего не попутал? – Разговаривал мой оппонент на русском весьма неплохо, я и не опасался, что буду понят как-то не так. – Хрен ты меня заставишь что-либо тебе сдать. Да и как? Стрелять станешь? А тебе потом командование голову не оторвет?

Араб задумался, вновь повернулся к своему товарищу, и я понял, что тот второй как раз и есть среди них главный.

– Переведи, – в свою очередь потребовал я, – оружие мы сдавать не будем, а на броню к вам сядем, еще как сядем, и вы нас отвезете на нашу базу.

Арабы посовещались, затем второй спросил:

– Кака ваша базу?

– Хмеймим, – в очередной раз повторил я, и мой ответ, похоже, так рассмешил спрашивавшего, что он не выдержал и прыснул. И этот смех мне не понравился, очень не понравился, больше, чем их не слишком радушное гостеприимство.

– Хмеймим? – переспросил главный и, заставив себя прекратить смеяться, уже зло выпалил: – Вы ушел от туд четыр месяц позади!

– Как ушли? Как четыре месяца? Мы же… – я хотел сказать, что мы совсем недавно оттуда вылетели, и вдруг осекся, пришло понимание: мы опять провалились куда-то не туда. Но почему? Неожиданно в голове прояснилось (соображал я довольно быстро). Казалось, перед глазами мелькнули кадры старой кинохроники – ветер несет по песку фотографию… еще одна катится навстречу, вспышка света… – Ну, Бубликов, ну тварь, убью! – заскрежетал я зубами, сообразив, по чьей вине мы вновь опустились ниже плинтуса. Вот только с этой «торжественной» встречей разберусь и сразу убью! Руки у меня так и зачесались. И что теперь делать? Мать моя женщина!

– Перестан валять ванька! – акцент у второго араба был жуткий, но смысл закладывался правильный. – Я знать, вы спецназ. Я понимать. – Он вновь перешел на арабский, и первый солдат начал говорить, по-видимому, переводя и повторяя его слова.

– Мне нет дела до ваших тайн. Но наше командование должно знать, что вы делали в нашей стране. Вы же не договаривались за нашей спиной с нашими врагами?

Я отрицательно покачал головой. Все происходящее мне не нравилось, абсолютно не нравилось, не сказать как не нравилось. Ужасно не нравилось.

– Сложите оружие?

Я вновь отрицательно покачал головой и подавил в себе желание оглянуться назад, но и без того, по потокам накатывающей из-за спины пыли, было понятно – наша вертушка готова взлететь, вот только кто ей это позволит? Ствол БМП да и наверняка обоих БТРов были направлены в точности на ее бок. Бодаться с потенциальными друзьями не хотелось.

– Вы нас отпустите? – задал я вопрос, сам еще не решив, что нам делать и как быть дальше.

– Отпустить? – араб-переводчик повернулся к арабу-командиру, они о чем-то переговорили.

– Нет, не можем. Вы русские, и мы всегда любили русских, но вы нас предали! – в сердцах выпалил переводчик. – Россия отказалась от нас. Вывела войска. Вы согласились отдать нашего президента Асада в руки международного трибунала. Мы проливаем кровь, а вы обделываете какие-то свои делишки.

– Мы, – я указал рукой на себя и обвел ею же позиции своих ребят, – не сделали ничего, что вредило бы вашему президенту. Отпустите нас, и мы исчезнем так же, как и появились.

– Вот именно, исчезнете, а что нам от исчезнувших спецназовцев? – собеседник, выглядевший и без того угрюмым, набычился. Палец на спусковом крючке заметно подрагивал. Я понял, он боится непредсказуемости развития событий больше, чем я. – Вы сдаете оружие и едете с нами.

– Нет. Оружие мы сдавать не будем.

– Мы не спрашиваем вашего желания, мы требуем… – переводчик остановился, одернутый властным голосом командира. Оглянулся и какое-то время молча его слушал, затем повернулся ко мне и демонстративно поставил автомат на предохранитель.

– Мы не хотим вражды. Мы предлагаем встретиться с нашим командованием и все обсудить. – Короткая пауза. – Оружие можете оставить при себе. Если вы не злоумышляли ничего против нашей страны, вам нечего бояться. Вы согласны?

– Хорошо, – я утвердительно кивнул, хотя прекрасно понимал, подобное предложение могло быть и ловушкой – разоружить нас куда проще в какой-нибудь казарме или крепости, но что мне оставалось делать? Завязать глупую перестрелку, из которой даже если и удастся выпутаться, то далеко не всем?! А если при этом сожгут вертолет? Что дальше? Оставаться в чужой стране, в чужом мире? Нет уж, нет уж. Лучше рискнуть. Тем более на новый заход у наших вертолетчиков не осталось топлива. – Куда едем?

– Узнаете, – опять же не слишком приветливо отозвался переводчик.

– Мне нужны координаты, вот для них, – я кивнул в сторону вертолета.

Переводчик что-то буркнул и обратился к своему командиру. Обменявшись парой реплик, переводчик сообщил мне название хорошо знакомого нам населенного пункта.

– Мы знаем, где это, спасибо, – я благодарно улыбнулся, – сейчас переговорю с летчиками и вернусь. А вы подгоните коробочки, – кивок в сторону стоявших на бархане БТРов.

– Многого хочешь, – буркнул переводчик.

– Доверие должно быть обоюдным, – я намекнул на мое к ним доверие.

– Карашо, – сказал услышавший мои слова командир и, наклонившись к прицепленной на разгрузку рации, сказал несколько слов. Один из стоявших на бархане бронетранспортеров чихнул дымным выхлопом и покатил в нашу сторону. Второй остался стоять на месте.

«И то хлеб», – подумал я, направляясь к ожидающим моих указаний вертолетчикам.

– Виктор, – заглянув в кабину, окликнул я командира.

– Ой-е? – отозвался тот.

– Мы сейчас садимся на броню и катим в Н-ск. Тут недалеко. Вы малость покружите и давайте следом. Площадку вам обозначат.

– Так о чем добазарились?

– Потом, Виктор, все потом, – отмахнулся я от заданного вопроса. Ведь не ошарашивать же хорошего человека всеми свалившимися на меня приятностями?! Я спрыгнул с борта и взялся за радиостанцию.

– Общий отбой. Выходим к БТРу. Грузимся на броню.

– Домой, командир? – рядом нарисовался Козлов.

– Не совсем, – врать внаглую не хотелось, говорить правду тем более. Пока. Вот усядемся на броню, попылим по дорожке, тогда и пойдут сказки-побаски. Блин, как же все погано-то, а? Я ведь уже мысленно домашние пироги ел. Колбаску, курочку жареную. Картошечку хрустящую. Про остальные радости жизни типа шуры-муры вообще молчу. Черт бы побрал эту Сирию. А еще сам сюда, дурак, рвался – там платят хорошо, там платят хорошо! Подзаработал… Как теперь отсюда вырваться? Никогда не думал, что такое возможно – другая реальность, пропади она пропадом! Мы когда первый раз в параллельный мир провалились, я себя не один день убеждал в подобной возможности. А когда убедился, чуть ли не на луну выть начал, – получалось так: я здесь, а все мои близкие, по-настоящему МОИ близкие, там. А когда сны-подсказки сниться стали, вначале тоже не верил, затем поверил и обрадовался. Оказалось, вернуться домой несложно, только следует в точности повторить тот злополучный маршрут. Повторили… Но ведь предупреждал же всех: ничего из параллельного мира с собой не брать! Нет же, блин, угораздило этого оболтуса Бубликова влюбиться! Едва уговорили, чтобы вместе со всеми полетел: нам иначе нельзя, все должно быть как в первый раз, все в точности, даже боеприпасы чтобы такие же были. С боеприпасами у нас с самого начала конкретный конфуз получился – поизрасходовали малость. Но, по счастью, на складах в обоих мирах серии совпали, пополнили. Честь по чести. Перед вылетом я все до последнего патрона сто раз перепроверил, но этот идиот фотокарточку на память с собой прихватил. Причем Бублики из разных миров по натуре одинаковыми оказались – недаром фотки с двух сторон навстречу катились. Чует мое сердце, что наши «побратимы» тоже сейчас в ином мире «отдыхают». А ведь им, наверное, в свой мир выбраться как-то одновременно с нами надо. Или мы друг от друга не зависим? Буду надеяться: опять сны сниться начнут – добрый «дядечка» придет, что да как подскажет. Ладушки, с этим разберемся, а вот с сирийцами как быть? Что-то они всерьез на нас озлобились. Хотя мы-то тут при чем? Это все иномирные россияне. Хотя кому докажешь?

Прервав мои размышления, подъехала шестидесятка (БТР-60пб) и остановилась, едва не въехав под лопасти вертолета. Чертыхнувшись, я набрал в легкие воздух и гаркнул:

– Грузимся, рюкзак мой захватите! – скомандовал и направился к остановившейся броне. Пыль от вращающихся лопастей летела клубами в разные стороны, заставляя задуматься о спрятанных где-то в кармашках рюкзака очках. Я подошел к БТРу, поставил ногу на колесо. Никогда в жизни не катался на таком рыдване, все больше на восьмидесятках и их модификациях, пару раз «посчастливилось» проехаться на семидесятке. Впрочем, разница невелика.

Сквозь свист винтов и гудение турбин слышались звуки тарахтения автомобильных моторов. Кажется, на шестидесятках – БТР-60пб двигатели от ГАЗончиков стоят, может, и не так, но точно не дизель. А еще я слышал, шестидесятки по песку куда лучше семидесяток и восьмидесяток бегают. Броня легче, и оттого они на такие барханы взбираются, что БТРам-70, а уж тем более БТРам-80 и не снилось. Может, врут? У семидесяток и восьмидесяток моторы помощней. Вот бы сравнить, погонять в свое удовольствие.

– Командир, – Болотников сел рядом и начал в задумчивости почесывать лоб, а раз так, можно не сомневаться, сейчас вопросы задавать станет. Так и вышло. – Командир, что там с соратниками? – он кивнул на водителя сирийского БТРа. – О чем добазарились, подкинут до наших или нет?

– Пока нет, – ответил я неопределенно, стараясь не форсировать события раньше времени. Сейчас все угнездятся, тронемся, по пути и поговорим. Вот только про Бубликова решил и вовсе пока промолчать, а то не дай Бог парни обозлятся, и скинет кто ненароком с брони дурака. Или по приезду запинают в темном уголочке. Рожай его потом. Без него обратно никак. А так бы и сам придушил.

– Что они, чмыри, что ли, братьям по оружию помочь не хотят?

– Сказали, с командованием переговорить требуется.

– Точно чмыри!

Илья завертел головой, высматривая, кто и как уселся. Усмехнулся:

– Как куры на жердочке! – И тут без всякой логики во всю свою луженую глотку: – Парняги, рюкзаки давай в броню покидаем, я только у аборигена добро спрошу. – И повернувшись к водителю: – Можно?

Тот захлопал глазами, затем, увидев, что ему старательно показывают знаками «можно рюкзаки вовнутрь сбросить?» хрипло выдавил:

– Ноу, – и в знак отрицания помахал в воздухе ладонью.

В ответ на его английский Болотников вздохнул:

– Вот скот! – при этом он имел в виду вовсе не английскую фамилию.

Моторы шестидесятки заработали громче, наконец БТР качнулся и плавно покатил на разворот.

Глава 2

Ехали мы в замыкании, так что вся пыль досталась нам, приходилось жмуриться (до очков я так и не добрался) и периодически тереть глаза, пытаясь их прочистить. По счастью, через пару километров мы выехали на накатанную дорогу, и пыли стало меньше, а вскоре колонна и вовсе выскочила на автомобильную трассу. Ехали мы долго, но любой путь когда-нибудь заканчивается.

Населенный пункт, в который мы прикатили, жил своей жизнью – на улицах ходили мирные жители, работали магазины. Даже удивительно, что этот городок миновала война. Что ж, бывает и такое. Впрочем, все же некие следы лихолетья наблюдались и здесь – совсем неподалеку чадила черным дымом подожженная кем-то нефтяная вышка. Мы прокатились по окраине и въехали в палаточный городок, по периметру которого стояло несколько самоходок, в центре на слегка вытянутой (эллипсовидной) площадке, понуро опустив лопасти, замер небольшой гражданский вертолет. Подле вертолета, лениво развалившись в его тени, обозначали свое присутствие двое часовых. Наша колонна обогнула вертолетную площадку по периметру и, проскочив значительную часть лагеря, остановилась подле большой белой палатки. Едва только заглохли двигатели, как стал слышен свист лопастей от подлетающего МИ-17, и в том месте, где стоял гражданский вертолет, начал подниматься к небу шлейф оранжевого дыма.

– Русские, – подле «нашей» шестидесятки появился уже знакомый нам переводчик, – слезайте. Командир, – он призывно махнул рукой, – идем со мной!

– А нам куда? – Болотников грузно плюхнулся на землю и потянул за собой лежавший на броне рюкзак.

– Вам скажут, – пообещал переводчик.

– Оставайтесь на месте, ждите меня, вернусь, тогда и будем размещаться. – Я решил, что так будет лучше. – Понял?

– Да, кажется да, – уловив в моем голосе намек на некие скрытые от него обстоятельства, Болотников нахмурился, и я пожалел, что во время поездки передумал рассказывать ему об обломе, случившемся с нашим перемещением. Рассказать следовало – но не сейчас же?

Решив оставить разговор на потом, махнул рукой и отправился вслед за сирийцем.

Едва я вошел в палатку, как навстречу шагнул уже знакомый командир, только теперь на нем отсутствовала разгрузка, да и одет он был в более приличный и ладно подогнанный камуфляж. На плечах красовались генеральские погоны.

– Генерал Мухаммед Мунзур, – представил его переводчик. Генерал протянул руку для рукопожатия, я сделал то же самое.