Неом

Он был старым. Его истонченный временем металлический местами проржавевший корпус ничего примечательного собой не представлял. Руки робота были сильными, его сочленения все еще отлично функционировали. Его мощные ноги все еще могли бегать по пустыне и позволяли прыгать выше, чем мог человек. Его тело покрывали старые выцветшие рисунки. Лицо его было спокойным, а вот глаза, напротив, лихорадочно блестели. Уголки его рта были опущены вниз. Робот выглядел так, словно он столетиями смотрел на мир и познал все его недостатки.

– Могу я вам помочь? – спросила Мариам. Появление робота удивило ее: в Неоме осталось не так уж много старых антропоморфных роботов – город не ценил ничего старого и гнался за будущим, словно волна за горизонтом, – но Мариам была вежлива и поэтому виду не подала. Она и представить не могла, что ему тут надо, и ей стало интересно, не мог ли робот потеряться. Тут Мариам вспомнила о своем друге Хамиде, и ей стало грустно. Однако она знала, что Хамид даже не был настоящим роботом, а всего лишь его дешевой имитацией.

– Ваши цветы, – зачарованно промолвил робот. – Они прекрасны.

У него был голос человека, умершего сотни лет назад, но при этом он показался Мариам знакомым. Он говорит как Ибрагим Кавасаки – один из актеров «Фобоса», игравшего по большей части марсианских беглых преступников, решила она.

Мариам задумалась, что для робота значит «прекрасный»; что вызывает в воображении этот образ, столь же сложный, как слой кортикальных нейронов, и соответствует ли он тому, что она считает прекрасным. Мариам решила, что этот вопрос стоит адресовать не только роботам. Она понятия не имела, о чем думают люди, когда произносят это слово, видят ли они то, что видела она. Мариам могла руководствоваться лишь словами.

– Это правда, – сказала Мариам. – Вы чувствуете их запах?

– Нет, – с явным сожалением ответил робот. – Их аромат столь же прекрасен?

– Он очень яркий и сильный. Иногда мне кажется, что тут пахнет как в парфюмерном магазине.

– Похоже на помидор, – сказал робот.

День близился к концу. Мариам устала, торговцев стало меньше, и люди, покупающие цветы для своих близких, уже спешили встретиться с родными. Шум рынка стихал, и Мариам могла поболтать. Скоро нужно будет закрываться.

– Простите? – переспросила она.

– О, не стоит, – отозвался робот, это была своего рода неловкая, хотя и благоразумная фраза, которой порой пользовались роботы.

Мариам хотела сказать, что она не извинялась, а лишь вежливо переспросила, но робот понял ее не так, как понимают люди, и поэтому Мариам промолчала.

– При чем тут помидор? – вместо уточнения продолжила Мариам.

– Когда помидоры впервые попали в Европу, никому и в голову не пришло есть эти странные круглые плоды. Вместо этого люди выращивали их как декоративное растение, ради красоты. Они не знали его вкуса, но все равно смогли оценить по достоинству. Я не чувствую запаха розы, но, полагаю, могу ею восхищаться.

– Полагаю, так и есть, – кивнула Мариам. – Не хотите ли купить ее?

– У меня не хватит средств, – извиняющимся тоном сказал робот. – Простите, если отрываю вас от работы, я просто решил скоротать время за светской беседой, но если я вам мешаю…

– Нет, нет, вы можете остаться. Я скоро закрываюсь.

– Чудесная пора, – сказал робот.

Мариам вынуждена была признать, что так оно и было. Дневная жара начала спадать, над горизонтом низко висело солнце, и небо являло собой буйное полотно пурпурно-красных тонов с небольшими вкраплениями желтого. Рынок постепенно пустел. Хотя запах цветов все еще ощущался, ставни некоторых ларьков уже были опущены, а вокруг оживали многочисленные маленькие кафе.

– Так и есть, – сказала Мариам. – Милый вечерок.

– Скоро раскроются ночные цветы, – продолжил робот. – Позднецветущий жасмин и другие. Я заметил, что он в изобилии растет по всему городу.

– Верно, – удивленно сказала Мариам. Она не думала об этом, но город действительно пах жасмином и душистым горошком. – Вы надолго в Неоме?

– Боюсь, что нет, – ответил робот. – Я всего лишь мимо проходил. Честно говоря, это не самое подходящее место для такого старого робота, как я. Я чувствую себя не в своей тарелке с этими моими пятнами ржавчины и скрипящими суставами. Все здесь такие молодые, такие здоровые.

– Не все, – сказала Мариам.

Робот кивнул, или, скорее, слегка повернул голову.

– Всегда должны быть те, кто служит, и те, кому служат, – сказал он. – Мне это хорошо знакомо. В конце концов, я был создан, чтобы служить.

– Кто был вашим хозяином? – поинтересовалась Мариам.

– Уже и не вспомнить. С годами они растворяются в памяти. Я бродил туда-сюда и видел войны, которые не имели для меня никакого смысла, это было еще на Марсе. Я мечтал увидеть звезды и таким образом постичь Бога. Вы верите в Бога?

– Да, – ответила Мариам. – Но у вас, роботов, свой собственный путь, не так ли?

– У нас… – начал было фразу робот и взглянул на цветы. – Да, я полагаю, что так оно и есть. Вы хорошо нас знаете.

– Секрета тут нет. А вы верите в Бога?

– Это не столько вера, сколько поиск. Возможно, глупый. Но тогда большинство вещей в жизни глупые. Попытка каким-то образом понять Бога. Мы не знаем, зачем существуем. Теперь, когда мы больше не служим человечеству, кому мы служим? Как живем? В каком-то смысле мы чувствуем себя брошенными. Мы устарели. Мир отвернулся от нас.

– Мне очень жаль, – неловко произнесла Мариам.

– Да-да… – Робот посмотрел на красный мак. – Думаю, мы, роботы, понимаем, что такое грусть. Конечно, я не могу знать наверняка. Наши братья в цифровом мире, те, кого вы называете Иными, – интересно, имеют ли они в своей безукоризненности хоть какое-то представление о грусти? У них нет физической оболочки, а что насчет эмоций и своего виденья мира? У нас все по-другому, наша же функция следует за формой. Быть похожими на людей – непрактично.

– А вы не могли бы стать чем-нибудь другим?

– Мог бы, – почти нетерпеливо сказал робот. Он напоминал ей пожилую родственницу, временами до грубости резкую, словно у нее всегда чересчур много и одновременно слишком мало дел. – Говорят, поэт Басё стал уборной на борту космического корабля на целых двести лет. Он хотел понять функции человеческого организма.

– Я думала, Басё – человек, – удивленно произнесла Мариам.

– Что ж, это одна из наших историй, – сказал робот.

– И много у вас таких историй?

– Нет. И вы, конечно, правы. Я мог бы каким-то образом перенести свое сознание в другой сосуд. И даже стать чистым кодом, как другие. Но кем бы я тогда стал? Я бы изменился.

– Мы все меняемся.

– Да, – с сомнением произнес робот.

– Что ж, было приятно с вами побеседовать, – сказала Мариам. – Но мне и правда пора закрываться.

– Я понимаю, – сказал робот. – Я бы хотел купить цветок. Если вы не против.

– Конечно, – сказала Мариам. – Что бы вы хотели?

– Цветы завораживают меня, – игнорируя вопрос, произнес робот. – Люди используют их как символы. Как признание в любви. Или в знак траура.

– Было бы здорово, если бы кто-нибудь подарил мне цветы, – сказала Мариам.

Она подумала о Назире, который недавно стал полицейским и который месяц или два назад при их первой встрече, как она только сейчас поняла, неуклюже пытался пригласить ее на свидание… Она так привыкла быть сама по себе, что ей даже в голову не приходило, что он мог…

«Что ж, это не имеет значения», – подумала она. Но все же в этом было что-то приятное.

– Разве в вашей жизни никого нет? – добродушно спросил робот.

– Есть. Моя мать, – слишком быстро ответила Мариам. – Я должна присматривать за ней.

– Понятно, – кивнул робот. – Иногда я думаю, что быть роботом – значит быть вечно старым, в то время как мир вокруг тебя меняется. Уже давно не было новых роботов, по крайней мере, нашего вида. Я думаю, что когда-то мы были идеей, которая казалась захватывающей, блестящей и новой, а потом так же быстро люди потеряли к нам всякий интерес.

– Они всегда так делают, – сказала Мариам.

– Да… я бы хотел розу.

– Какую? – уточнила Мариам. Она с любопытством посмотрела на робота. – Вы берете розу, чтобы любоваться ею или с какой-то целью? Как вы сказали, цветы символичны для нас, людей. Извините, если я лезу не в свое дело…

– Все в порядке, – сказал робот. – Любопытство. Понимаю. Я не знаю наверняка. Интересно, как красная роза может быть одновременно и признанием в любви, и похоронным цветком.

– Это не совсем так, – сказала Мариам. – Мы приносим на похороны цветы, чтобы показать свою любовь к ушедшим.

– Я бы хотел красную розу, – сказал робот. – Да. Красную. Цветок любви и горя.

– Чтобы выразить любовь или горе?

Робот задумался.

– Возможно, и то и другое, – сказал он.

Мариам вытащила из букета один цветок.

– Может, этот? – спросила она. – Это – дамасская роза, она не очень яркая, но ее аромат прекрасен.

Робот вытащил необычный старый кошелек и стал перебирать монеты. Мариам краем глаза заметила соль, что служила валютой в городах Дрейфа, монгольские тугрики, марсианские шекели и рубли. Женщине стало неловко.

– Возьмите, – сказала она и протянула цветок роботу. – Возьмите. Я все равно закрываюсь.

– Вы добрая, – сказал робот. – Спасибо.

– Не за что. Далеко вам идти? Цветку нужна вода.

– В далекое прошлое, – ответил робот. – Кто знает, насколько оно далеко?

Мариам кивнула, подумав, что старый робот, возможно, немного поврежден, потому что для нее все это звучало как бессмыслица.

– Вот. – Мариам наполнила водой маленький флакон и опустила туда цветок. – Чтобы он еще немного простоял, – уточнила она.

– Спасибо, – сказал робот и, повернувшись, так же тихо, как и появился, покинул рынок.

Робот шел по улицам Неома. Он восхищался его широкими, окруженными деревьями, проспектами, процветающими магазинами и уютными опрятными кафе. Он смотрел, как мужчина молол кофейные зерна, а робот-гусеничник всасывал грязь вдоль дороги; он смотрел, как две женщины, взявшись за руки, вели по тротуару ребенка, он наблюдал, как в небольшом парке молодые люди занимаются тайцзицюань, и шел дальше. Что он думал о городе, оставалось известным только ему самому.

Он шел до тех пор, пока город не остался позади; робот пересек систему зеленого ограждения, отфильтровывавшую песок и воду из воздуха, и направился в пустыню. Пустыня, простиравшаяся до самого горизонта, была столь же стара, сколь молод был город. Робот шел, пока солнце не зашло и не стало прохладнее; и всю ночь напролет под звездами он продолжал идти.

На третий день своего странствия робот пришел в долину между двумя холмами, где песок был сплавлен в странное зеленоватое стекло. Проходя по пустыне, он никого не встретил, за исключением лишь того раза, когда ему показалось, что он видит вереницу верблюдов и силуэты всадников на фоне неба, но вскоре они исчезли.

Робот продолжал идти, но его шаг замедлялся, он пришел куда хотел и остановился.

Кругом были песок, мелкая галька и камни. Пара кустарников, выросших из битого стекла, цеплялась за землю. Опустившись на колени, робот стал расчищать камни, пока не нашел то, что было зарыто в недрах земли. Возможно, это был своего рода кенотаф. От него мало что осталось – недостаточно, чтобы понять. Робот вытащил все сохранившиеся обломки. Воздух дрожал от жары. Солнце опаляло день, и вокруг царила тишина, та особая тишина, когда поблизости нет людей.

Робот достал розу, которую ему подарила Мариам. За время путешествия цветок завял, но робот, казалось, этого не заметил. Он положил розу на землю.

Робот простоял там довольно долго, и вдруг движение на песке заставило его вздрогнуть. Он повернул голову и увидел мелькнувшего между камнями скорпиона.

Робот подошел ближе, посмотрел на скорпиона, поднял ногу и, наступив на него, крутил до тех пор, пока животное не умерло.

Затем робот повернулся и вернулся обратно в пустыню.

6. Яма

– Что он делает? – спросил Назир.

– Копает, – ответил напарнику Хабиб.

– Зачем?

– Может, потерял что.

Они сидели в патрульной машине Шурты и наблюдали за роботом. Их разделяло около километра дюн. Полицейские отследили робота с помощью приборов ночного видения и его же собственного магнитного поля.

Он копал уже несколько часов.

И копал глубоко. Вокруг уже выросли холмики песка. А робот уже скрылся в яме внизу. Назир не мог понять, что он там делает. Кроме того, что копает. Полицейский подумал о Мариам. Она нравилась ему еще с детства. Но у него никогда не хватало смелости поговорить с ней об этом.

Когда же они увиделись вновь, чувства Назира вернулись.

Он отогнал эти мысли и стал смотреть на экран.

– В детстве мы с отцом собирали металл, – сказала Лейла. – В основном на пляже, а иногда и на главных улицах. Вы не поверите, что порой оставляют люди. Но так глубоко мы никогда не копали.

– Попадалось что-нибудь? – поинтересовался Хабиб. Ему было плевать на звания и повышения. Он просто искал стабильную работу с постоянной зарплатой.

– Да, однажды я нашла золотое обручальное кольцо. Но мы вернули его владельцу.

– Чье же оно было? – спросил Хабиб.

Лейла пожала плечами:

– Какого-то туриста с Марса.

Они патрулировали окрестности. Такие, пусть и редкие, вылазки Назиру были по душе. Огромный, удобный и чистый Неом не приносил счастья, ведь ни один город не бывает по-настоящему счастливым. Полицейские требовались здесь не так уж и часто, а Назир, еще будучи ребенком, всегда мечтал стать полицейским. Но оказалось, что полицейская работа большую часть времени не очень-то и увлекательна, особенно если ты живешь в Неоме. Настоящим преступлением здесь была лишь бедность. И лишь бедняки вступали в Шурту.

Проводить вечера за городом Назиру нравилось. Здесь было все: тишина пустыни, Млечный Путь, простирающийся от одного края горизонта до другого, и реки звезд. В залитом же светом Неоме редко бывало тихо. Город кипел новизной: тут и там производили новые вещи, тут и там продавали новые вещи; город – чтобы видеть и быть увиденным. Пустыня была иной. Старой. На ее просторах можно было услышать и увидеть больше, и хотя она казалась пустой, это было не так. Хомо сапиенс мигрировали по ней из Африки в Европу, здесь же, на полуострове, рождались боги, а торговцы сотни тысячелетий пересекали ее, перевозя духи, специи и другие диковинные вещицы. Мессии порождали здесь новые, менявшие мир религии. И когда Аравия явила себя свету, он явил себя ей.

– Нам стоит проверить, – сказала Лейла. – Может, ему нужна помощь.

– Ага, яму копать, – сказал Назир и рассмеялся над своей же шуткой.

Робот копал. Полицейские наткнулись на него во время патрулирования. За стенами Неома мир почти не изменился. Когда Хомо сапиенс впервые ступил на эту землю, под его ногами зеленела трава. Затем климат изменился, и Аравийский полуостров постепенно превратился в пустыню. Неом же с его солнечными батареями и системами капельного орошения теперь был единственным зеленым островком на суровом и неумолимом песке. Порой Назир этому радовался. Пустыня была здесь до Неома и будет еще долго после того, как Неома не станет. Город приютил жителей пустыни: здесь обосновались одомашненные ориксы, песчаные кошки и колючехвостые ящерицы; нашлось место и пустующим шахтам с обитающими внутри НРБ. Раньше в пустыне велись войны, и детища этих сражений, подобно живым существам, искали способы выжить.

– Что-то движется, – сказала Лейла.

Назир обернулся. Лейла, подумав об активации умных снарядов, запустила систему слежения. Обнаружить снаряды было непростой задачей: система защиты существовала в их исходной прошивке, но с момента его установки заряды мутировали, цепляя обновления из цифровых передач и порождая все новые версии собственного кода. Их создали для того, чтобы приспосабливаться и выживать. Приспосабливаться, выживать и убивать.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Кафир – это термин, используемый в исламе для обозначения неверующего, не мусульманина. В исламе кафиром считается человек, который не признает существование единого Бога (Аллаха) или отрицает посланническую миссию пророка Мухаммеда (прим. ред.).

2

Фалафель – блюдо, представляющее собой жаренные во фритюре шарики из измельченных бобов, приправленные пряностями. Родиной фалафеля считается Дальний Восток.

3

Здесь – полиция.

4

Хало-хало – популярный холодный десерт. Представляет собой смесь колотого льда, молока и различных добавок.

5

Окра – однолетнее растение. В пищу идут семенные коробочки, по виду напоминающие стручковую фасоль.

6

Здесь – стены.

7

Дайнер – закусочная.

8

Альгамбра – архитектурно-парковый комплекс.

9

Сильбо – свистящая форма одного из диалектов испанского языка.

10

Вади (араб.) – сухое русло реки.

11

Кеффия – традиционный арабский головной убор.

12

Рух (араб.) – мифическая птица огромных размеров в арабской и персидской мифологии. Рух упоминается в арабских сказках и фольклоре моряков.