Пассажир

Глава III

Цок-цок-цок…

Секунды тянутся тоскливо и медленно, пока я пытаюсь бороться со сном. Можно было бы включить телевизор, чтобы облегчить ожидание, но боюсь привлечь внимание Наташи. Ей точно не нужно знать о моих планах. Еще запричитает – тебе нужен покой, нога еще не зажила.

Заботливая она.

Аккуратно ставлю ноги на пол, слегка опираюсь на них. В бедре ноет, но ничего страшного. Рывком встаю на ноги… Больно конечно, но жить можно. Разойдусь, привыкну.

Стараясь не шаркать, одеваюсь, чтобы выйти на улицу. Название поселка, где я нахожусь, само по себе меня ни в чем не убеждает. Место, может и доброе, только люди злые. К выходу надо подготовиться. Я, к сожалению, оставил дома любимое перышко, так что заимствую на кухне что попроще – кухонный нож. Самый короткий. Небольшой самодельный карман в моем левом рукаве рассчитан под складник, и нож нормального размера там просто не поместится. В конце концов, не в размере дело, а в умении – умении быстро, точно и без лишних колебаний наносить удары в самые чувствительные части чужого тела. Сматываю из газеты своего рода ножны, чтобы лезвие не разрезало ткань. Потайной карманчик закрывается кнопкой. Я успею быстро достать оружие, если потребуется.

Трудней всего мне даются ботинки, в кой-то веки пользуюсь ложкой. Застегиваю кожанку, выскальзываю из квартиры. На лестнице темно, хоть глаз выколи. Медленно спускаюсь, опираясь на поручень. Перекладина под рукой вибрирует, словно вот-вот проломится под моим весом.

Запах подъезда здесь другой, чем у меня дома. Никакой кошачьей ссанины или пивной кислятины. Только гнилая затхлость и влага. На первом этаже – ряды темно-зеленых почтовых ящиков, в каждом – три черных дырки. Размер как будто специально, чтобы мизинец застревал. Интересно, сюда в принципе могут доставить письмо?

Дверь открываю аккуратно, боюсь протяжным скрипом ржавой петли разбудить сестру, хоть до нее три этажа. Выхожу, оглядываюсь на подъезд. Черные дыры окон в серых панелях. Так не только в Наташином доме, так везде. Улица освещена фонарями и от этого только сильней контраст с ночной теменью.

В моих планах разведать ночную жизнь Доброго. Чем живут местные по ночам? Творятся ли здесь темные делишки? Я уверен, что творятся. Где есть эта сволочь – человек – там всегда творятся темные делишки. Но дети должны быть вне этого… Дети – это святое. Пацану надо помочь, так что хоть и западло мне с ментами снюхиваться, я могу заставить свою совесть это стерпеть.

Кабина телефона-автомата одиноко стоит у перекрестка в конце главной дороги. Разумеется, в ней больше нет стекол. Желтые и красные ошметки краски скупо покрывают ржавое железо. Под телефоном черным маркером было написано: «Олеся – шлюха» и номер местный телефона – видимо, чтобы каждый мог проверить. Надпись была старая, но ее никто не оттирал. Всем было плевать на рекламу Олеси, как и на рисунок прыщавой жопы на двери таксофона. Вся страна в «наскальных» надписях, прямо эпидемия какая. Хотя задница нарисована не без таланта, стоит отметить.

Снял трубку, с облегчением слышу гудение. Работает. Это хорошо, только номер Егоров дал энский, а у меня нет с собой никакой мелочи, чтобы звонить по межгороду. Да и что он здесь принимает? Смотрю на монетоприемник, ухмыляюсь. Разумеется, аппарат никто здесь не модернизировал. Стоимость звонка – две советские копейки, вот только где я их возьму?

Меня выручает справочная табличка под диском с цифрами. Телефон «ноль-два» – звонок бесплатный.

– Дежурная часть энского района Иркутской области, лейтенант милиции Левина. Слушаю вас.

– У меня информация для лейтенанта Егорова Константина Игоревича. Он из Энска. Можете меня соединить?

– Одну минуту…

Из трубки раздается щелканье, шуршание. И, наконец, этот противный голос. Жаль, я как-то надеялся, что его не смогут найти и я просто оставлю сообщение, чтобы передали. А он, сука, даже ночью работает.

– Я вас внимательно слушаю.

– Это Рубцов Евгений.

– Что у тебя?

– Да пока ничего. Я, собственно, доложить, что приступил к работе и хотел спросить, с чего лучше начать. У вас там источники какие-то… Может, знают, где мне искать?

– Рубцов, я знал, что ты тупой, но не думал, что ты олигофрен. Если бы я знал, где ребенок, я бы его уже нашел.

Если такой умный, то и искал бы его сам, думаю про себя, но ответить лейтенант Егоров мне не дает:

– В следующий раз звони по делу. По прямому номеру, а не через «ноль-два». Все, работай.

Разговор окончен. Даже не попрощался. Я таких знаю – если сядут, то уже не слезут. Вешаю тяжелую трубку на железный рычаг. Едва я выхожу из таксофона, гаснут последние фонари, и Доброе погружается во тьму. Спасает только полная луна. Вскоре мои газа привыкают к ее слабому свету. На фоне звездного неба черным прямоугольником торчит недостроенная многоэтажка. Несмотря на всего лишь семь этажей, она должна дать неплохой обзор на поселок.

На улице пусто и тихо, я стараюсь не шуметь, чтобы не привлекать внимание. Но мое шарканье все равно кажется мне слишком громким. Недострой огорожен покосившимся деревянным забором. Пробираюсь на территорию вокруг многоэтажки. Ступаю осторожно, раздвигая перед собой плотный бурьян. Под ногами хрустит строительный мусор, обещающий незабываемые ощущение, если я споткнусь и упаду. Подволакивая больную ногу, вхожу в черный проем подъезда, из которого уже давно сняли дверь. Чиркаю зажигалкой, осматриваюсь. Внутри меня встречают темно-серые стены с черными потеками, вдоль которых набух мох. В этой обстановке квартиры воспринимаются больше как отсеки корабля. Пыльная лестница не имеет перил. Без привычной решетки и поручня по левую сторону ступеньки выглядят странно и жутко. Я инстинктивно прижимаюсь ближе к стене, опираюсь на нее рукой и начинаю подъем.

Мои неспешные шаркающие шаги эхом отдаются от голых бетонных стен. Внутри здания гуляет странный подвывающий ветер, чувствую его порывы кожей. Ощущения не из приятных, тем более он, сука, все время гасит пламя зажигалки. Когда это происходит, я вообще ничего не вижу. Жалею, что не взял с собой фонарь. Решаю про себя – если потеряю зажигалку, просто лягу и буду ждать утро. Если буду бродить здесь на ощупь – точно навернусь в шахту лифта или слечу с лестницы.

Но все проходит относительно благополучно. Я выбираюсь на несостоявшийся восьмой этаж. Черные пятна лестничных пролетов на плоском бетонном полу, ставшим крышей, различимы неплохо.