Любимый, для тебя я буду стервой

Глава 4

Я влетела в свою съёмную квартиру – крошечную студию на окраине города, где кухня плавно перетекала в спальню, а единственным бонусом был балкон с видом на заброшенную стройку, поросшую бурьяном. Зато это было моё! Никаких случайных встреч с Верестовым у подъезда, никаких его цепких взглядов за ужином, когда он приезжал к Виталику якобы обсудить дела их общего бизнеса. Коробки с вещами, небрежно сваленные в прихожей, пахли картоном и свободой. Я бросила рюкзак на пол и растянулась на диване, глядя в потрескавшийся потолок. Напряжение последних недель, когда я пряталась от Верестова, словно шпион в плохом фильме, наконец-то отпускало.

– Наконец-то! – выдохнула я, чувствуя, как тело расслабляется, а в груди разливается лёгкое тепло. Это был мой угол, моя крепость, мой первый шаг к самостоятельной жизни.

В первый же вечер, приехал Ромка – блондин с растрёпанной чёлкой, голубыми глазами, в которых всегда плясали искры смеха, и лёгкой щетиной, делавшей его похожим на викинга из дешёвого сериала. Высокий, чуть сутулый, с широкими плечами и руками, которые всегда пахли машинным маслом, даже после душа. Он ввалился с ящиком пива и коробкой пиццы, сияя своей мальчишеской улыбкой.

– Ну что, новосёл, обмоем? – он обхватил меня за талию и закружил по тесной комнате, едва не задев лампу.

– Обмоем! – рассмеялась я, цепляясь за его плечи. – Только аккуратнее, тут два шага – и ты в стену впечатался.

Мы устроились на диване, открыли пиццу, и комната наполнилась запахом сыра и томатного соуса. Ромка рассказывал байки из автомастерской: как клиент притащил машину с картошкой в багажнике вместо запаски, как его напарник пролил кофе на новый коврик заказчика. Я хохотала, чувствуя, как его простота и теплота смывают остатки тревоги. С ним всё было легко: никаких подтекстов, никаких игр, только пицца, пиво и его рука, небрежно обнимающая меня за плечи.

Моя новая жизнь началась с мелочей. Я научилась планировать бюджет так, чтобы хватало на аренду, еду и кофе. Утро начиналось с ритуала: заварить дешёвый чай из пакетика, включить радио, где местный диджей травил анекдоты, и сесть за статью. Иногда я писала до полуночи, пока пальцы не начинали ныть, а глаза – слезиться от светящегося экрана. Но каждый законченный текст приносил чувство гордости: я справляюсь, я сама по себе.

Категорически отказавшись от финансовой помощи Виталика, я перевелась на заочное обучение в университете. Денег не хватало, и, чтобы свести концы с концами, я устроилась внештатным журналистом в «Городские вести» – местную газету, которая платила за статьи о культурных мероприятиях, интервью с художниками и музыкантами. Не бог весть что, но это была моя работа: слова, люди, истории. Я сидела за шатким столом у окна, стучала по клавишам ноутбука, выплетая тексты, которые, как мне казалось, могли что-то значить. И главное – никакого Верестова с его тёмными глазами и навязчивым вниманием, от которого у меня по спине бежали мурашки.

Ромка часто оставался у меня на ночь, утром он уходил в мастерскую, где перебирал движки, а я садилась за ноутбук, стуча по клавишам статьи про очередную выставку или благотворительный концерт. Вечерами мы валялись на диване, смотрели дурацкие сериалы, ели пиццу или готовили что-то простое – яичницу с пережаренным беконом или макароны с сырной корочкой. Иногда я ловила себя на мысли, что это и есть счастье: тёплый свет лампы, Ромкин смех, запах кофе из турки, которую я купила на распродаже. Нормальная жизнь. Без Виталика с его нравоучениями, без его планов на моё будущее, без Верестова, чьё присутствие всегда ощущалось как тень за спиной.

Но свобода, как оказалось, имела свою цену. Аренда съедала половину моих гонораров, а счёта за электричество и интернет приходили с пугающей регулярностью. Я научилась готовить суп из того, что нашлось в холодильнике, и растягивать банку тушёнки на неделю. Иногда я звонила Аньке, и она приезжала с пакетом продуктов – картошка, лук, пара яблок. «Ты худая, как тростинка, – ворчала она, заваривая чай. – Ешь нормально, Женька». Я отмахивалась, но втайне была благодарна за её заботу.

Однажды вечером, когда я сидела над статьёй о местном театральном фестивале, раздался звонок. На экране высветилось имя Виталика. Я заколебалась, но всё же ответила.

– Женя, как дела? – его голос был спокойным, но я знала этот тон: он что-то задумал.

– Нормально, – буркнула я, постукивая ручкой по столу. – Работаю, живу.

– Слушай, я понимаю, ты хотела независимости, – начал он, и я закатила глаза, уже предчувствуя, куда он клонит. – Но тебе не обязательно так себя изматывать. Я могу помочь. Квартира, деньги, учёба – всё, что нужно.

– Я справляюсь, – отрезала я, чувствуя, как внутри закипает раздражение. – Спасибо, но нет.

– Женя, не упрямься, – в его голосе появилась сталь. – Ты же не можешь вечно жить в этой… конуре и питаться лапшой. Подумай о будущем.

– Мне не десять лет, Виталик, хватит меня опекать, – я повысила голос. – Я сама решаю, как мне жить.

Он замолчал, и я услышала его тяжёлый вздох.

– Хорошо, – наконец сказал он. – Но если передумаешь, ты знаешь, где твой дом.

Через несколько недель я получила первый, крупный заказ от редакции – репортаж о новом культурном центре, который спонсировал какой-то крупный инвестор. Я взялась за дело с энтузиазмом: опросила организаторов, сфотографировала зал, записала пафосные речи о «культурном прорыве». Но когда я узнала имя инвестора, у меня всё похолодело внутри. Евгений Верестов. Конечно, кто же ещё? Его имя, казалось, преследовало меня, как призрак.

Я решила, что не дам ему испортить мой первый триумф журналиста. На презентации центра я держалась в тени, прячась за группой журналистов и стараясь не попадаться ему на глаза. Но Верестов, как всегда, был как радар. Когда я заканчивала интервью с директором центра, он возник рядом, в своём неизменном чёрном костюме, с бокалом шампанского в руке.

– Женя, какая встреча, – сказал он с той своей полуулыбкой, от которой хотелось одновременно спрятаться и огрызнуться.

– Здравствуйте, Евгений, – процедила я, сжимая камеру и диктофон, как оружие. – Я здесь по работе.

– Журналист? – он приподнял бровь, будто это было чем-то удивительным. – Неожиданный поворот для филолога.

– Филолога-заочника, – поправила я, стараясь держать голос ровным. – Я внештатный журналист. Мне нужны деньги, а Достоевский их не приносит.

– Могу предложить работу получше, – сказал он, понизив голос, словно делился секретом.

– Спасибо, не надо, – отрезала я и демонстративно повернулась к организатору выставки. – Простите, могу задать вам пару вопросов?

Но Верестов не отставал. Пока я задавала вопросы и записывала ответы, он маячил неподалёку, будто тень, от которой невозможно избавиться. Я чувствовала его взгляд, и это бесило. Когда я закончила интервью и направилась к выходу, он снова возник рядом.

– Поужинаем сегодня? – спросил он небрежно, будто мы старые знакомые.

– Ужинаю со своим парнем, – отрезала я, ускоряя шаг.

– Всё тот же механик? – в его голосе сквозил сарказм.

– Его зовут Роман. И да, всё ещё, – я остановилась, глядя ему в глаза. – А вам какое дело?

– Он вам не подходит, и вы это сами прекрасно понимаете, хотя и не признаётесь в этом, даже самой себе, – сказал он спокойно, но с такой уверенностью, что я чуть не задохнулась от возмущения.

– Что?! – я чуть не выронила фотоаппарат и диктофон. – Вы сейчас серьёзно?

– Абсолютно. Вы слишком хороши для него, Женя.

– А вы слишком самоуверенны для человека, который получил отказ, – я развернулась и пошла к выходу, чувствуя, как щёки горят от злости.

– Я не получал отказа, – донеслось мне вслед. – Я ещё не делал предложения.

Я скрипнула зубами, но не обернулась. Верестов играл со мной, как кот с мышью, и это выводило из себя. Но в глубине души, куда я не хотела заглядывать, его слова задевали что-то, чему я не могла дать определения. Я гнала эти мысли прочь, возвращаясь домой к Ромке, к нашей простой, понятной жизни. Но тень Верестова, его голос, его взгляд, продолжали преследовать меня, как будто он знал, что рано или поздно я не смогу убежать.

Вторая встреча случилась ещё через две недели на благотворительном аукционе. Я снова была там по работе, освещала мероприятие, а он скупал картины за суммы, от которых у меня кружилась голова. Когда он в очередной раз возник рядом, я не выдержала.

– Вы преследуете меня? – спросила я, скрестив руки.

– Это вы на всех мероприятиях, где я бываю, – парировал он, глядя на меня с лёгкой усмешкой. – Может, это вы меня преследуете?

– Если только в ваших мечтах, – фыркнула я.

– В моих мечтах вы не убегаете, – сказал он, и его взгляд стал серьёзнее, чем обычно.

Я покраснела – черт, как же я ненавидела, что краснею от его слов.

– У вас проблемы со слухом? У меня есть парень! – я почти кричала, но старалась держать голос в рамках приличия.

– Пока есть, – он пожал плечами. – Но я терпеливый.

– И не рассчитывайте. Даже вашего терпения не хватит, – предупредила я, сверля его взглядом.

– Не надейтесь, – он улыбнулся, и в этой улыбке было что-то пугающе уверенное.

– Вы открыли на меня охоту, потому что я не пала перед вами ниц? – я шагнула ближе, не давая ему пространства для манёвра. – Мужчины, вроде вас привыкли, что все женщины у их ног?

– А женщины вроде вас не привыкли встречать мужчин, которые знают, чего хотят, – он наклонился чуть ближе, и я почувствовала лёгкий аромат его парфюма – дорогого, с нотами сандала. – Я покажу вам, что такое настоящий мужчина, Женя.

– Попробуйте только! – я ткнула пальцем ему в грудь. – Я устрою такой скандал, что ваши подхалимы разбегутся!

– Устраивайте, – он поймал мою руку, не давая убрать её. – Мне нравится ваш темперамент. Капризная, избалованная, маленькая стерва, которая привыкла, что всё в жизни происходит по твоему щелчку и первому требованию.

Я выдернула руку и сбежала, чувствуя, как сердце колотится не только от злости, но и от чего-то ещё, чему я не хотела давать имени.

Третья встреча случилась на открытии ресторана. Я уже научилась высматривать его чёрный «Мерседес» на парковке, но в тот раз он приехал на такси, и я попалась. На мне было чёрное платье – редкий случай, когда я вылезла из джинсов. Волосы, обычно собранные в небрежный пучок, я распустила, и они струились по плечам тёмными волнами. Верестов возник за спиной, как чёрт из табакерки.

– Женя, вы прекрасно выглядите, – сказал он, и его голос был мягче обычного.

Я обернулась, сжимая бокал с соком.

– Вам не надоело?

– Нет, – просто ответил он. – Потанцуем?

– Нет.

– Почему? Это же просто танец, – он протянул руку, и в его глазах мелькнула искра вызова.

– Я не буду с вами танцевать, – отрезала я.

– Боитесь?

– Чего?! – я возмутилась, чувствуя, как кровь приливает к лицу.

– Что понравится, – сказал он с той же ироничной усмешкой.

– Да вы самовлюблённый… – начала я, но он перебил.

– Потанцуйте со мной, Женя. Один танец. Обещаю, больше вы меня не увидите, пока сами не захотите.

– Обещаете? – я прищурилась, ища подвох.

– Обещаю. Вы сами ко мне придёте, – он подмигнул, и я чуть не взорвалась.

– Да я скорее удавлюсь! – выпалила я.

– Так что, потанцуем? – не обратив внимания на мои слова продолжил Верестров.

Я понимала – танцевать с ним себе дороже. Но любопытство, как это, быть в его объятиях, пересилило осторожность. Один танец – и он исчезнет из моей жизни. По крайней мере, я на это надеялась.

– Один! – предупредила я, вложив руку в его ладонь.

Он повёл меня на танцпол. Его рука легла на мою талию – уверенно, но не навязчиво. Заиграла медленная мелодия, и я, к своему удивлению, легко вошла в ритм. Танцевать с ним было… гармонично и естественно. Он не наступал на ноги, не тянул, не толкал. Просто вёл, как будто мы делали это тысячу раз.

– Вы хорошо ведёте, – сказала я нехотя, стараясь не смотреть ему в глаза.

– У меня были хорошие учителя, – ответил он, и я уловила лёгкую улыбку в его голосе.

– О чём думаете? – спросил он через минуту.

– Считаю секунды до конца танца, – буркнула я.

– Врёте.

– А вы телепат? – я посмотрела на него, пытаясь скрыть, как меня нервирует его близость.

– Нет. Просто вижу, что вам нравится.

Я наступила ему на ногу – специально.

– Ой, простите, – сказала я с невинным видом.

– Ничего, – он усмехнулся. – Я в броне.

Музыка закончилась, и я отступила, стараясь восстановить дыхание.

– Всё. Вы меня оставляете в покое. Навсегда! – заявила я, скрестив руки.

– Как скажете, – он слегка поклонился. – Обещаю, сделаю всё, чтобы больше никаких случайных встреч. Но вы знаете, где меня найти.

Я развернулась и ушла, чувствуя его взгляд спиной. Решив, что делать мне здесь больше нечего, я вышла из ресторана и поехала домой.

Глава 5

Я открыла дверь квартиры и сразу наткнулась взглядом на Ромкину куртку, небрежно брошенную на вешалку. Его потрёпанные ботинки, покрытые уличной пылью, валялись у порога, чуть криво, как всегда. Усталость навалилась тяжёлым грузом: ноги ныли от туфель, а в голове всё ещё звучала ресторанная музыка. Услышав мои шаги, Рома вышел в прихожую.

– Ну, как там тусовка? – спросил он, прислонившись к косяку. Его голубые глаза искрились теплом, но я уловила в них лёгкую тень беспокойства.

– Скука смертная, – соврала я, стягивая чёрное платье, которое теперь казалось чужим, пропитанным запахом шампанского и чужих взглядов. – Пафос, толпа напыщенных типов, ничего нового.

Я отвернулась, чтобы не встретиться с ним глазами, и бросила платье на стул. Рома шагнул ко мне, обнял, и я уткнулась носом в его футболку. Пахло машинным маслом, чуть потом и домом – родным, безопасным. Я закрыла глаза, цепляясь за это тепло, за Ромку, за нашу простую жизнь.

– Ты какая-то не такая, – он отстранился, заглядывая мне в лицо. Его пальцы, грубоватые от работы, мягко коснулись моей щеки. – Всё точно нормально?

– Просто вымоталась, – я выдавила улыбку, надеясь, что она выглядит убедительно.

Он кивнул, но его взгляд задержался на мне чуть дольше, чем обычно. Я отвернулась, бормоча что-то про душ, и скрылась в ванной.

Смывая с себя остатки того вечера, я почти пришла в себя. Выйдя, увидела, что Ромка уже развалился на диване с банкой пива, лениво переключая каналы. Свет от экрана отражался в его светлых волосах, делая их почти золотыми.

– Пиццу закажем? – спросил он, не отрываясь от экрана.

– Лучше приготовлю макароны с сырной корочкой, – ответила я, плюхнувшись рядом и забрав у него пульт. – И какой-нибудь тупой сериал. Хочу выключить мозг.

Он рассмеялся, обнял меня за плечи, и на миг всё стало как раньше: уютно, просто, правильно. Реклама сменила сериал, мои веки отяжелели. Заметив, что я засыпаю, Ромка выключил телевизор, и комната погрузилась в тишину, нарушаемую лишь скрипом старого дивана.

– Ты точно в порядке, Жень? – тихо спросил он, глядя на меня в полумраке. Его рука лежала на моём плече, тёплая и тяжёлая.

– Да, Рома, – прошептала я, прижимаясь к нему. – Просто устала. Очень.

– Ну, тогда спи, – он поцеловал меня в висок. – Завтра будет легче.

– Надеюсь, – пробормотала я, закрывая глаза. Но засыпая, я всё ещё чувствовала руку Верестова на своей талии, его слова – «Вы сами ко мне придёте» – эхом звучали в голове.

Утро началось с шипения кофеварки, запаха яичницы и подгоревших тостов, доносившегося из кухни. Утренний свет из окна рисовал золотистые полосы на потолке, и я невольно улыбнулась.

Ромка всегда вставал раньше, чтобы приготовить завтрак, даже если ему нужно было мчаться в мастерскую к семи утра. Это был его способ сказать: «Я здесь, всё будет хорошо».

– Доброе утро, красавица! – Ромка заглянул в комнату, держа поднос с завтраком и кофе – Яичница с беконом, тосты, правда слегка подгорели.

– Ты мой герой, – я села на диване, принимая поднос из его рук.

– Ну, рассказывай, что за тусовка вчера была? – он плюхнулся рядом, вытянув длинные ноги. – Опять эти арт-штуки, где все делают вид, что понимают, о чём говорят?

Я рассмеялась, но смех вышел натянутым. Вчерашний танец всё ещё пульсировал где-то на краю сознания. Я сделала глоток кофе, чтобы выиграть время.

– Да, как обычно. Пафос, шампанское, куча людей, которые притворяются, что им не всё равно, – я пожала плечами, стараясь говорить небрежно. – Написала пару заметок, взяла интервью у шеф-повара. Ничего особенного.

Рома кивнул, но его взгляд снова задержался на мне. Он всегда чувствовал, когда я недоговаривала, но не давил. Его доверчивые голубые глаза заставляли меня чувствовать вину за недомолвки. Я отвернулась, поправляя плед, и сменила тему.

– А у тебя как в мастерской? – спросила я, теребя край пледа.

– О, вчера был цирк, – он оживился, ставя кружку на стол. – Клиент притащил «БМВ», клянётся, что движок мёртвый, а оказалось, он масло не менял год. Год, Жень! Я думал, Серёга, наш мастер, его прям там придушит.

Я улыбнулась, чувствуя, как его рассказы о мастерской возвращают мне чувство равновесия.

– Ладно, я в мастерскую, – он поднялся, чмокнув меня в макушку. – Вечером закажем пиццу? Или снова твои макароны с сырной корочкой?

– Макароны, – я улыбнулась, чувствуя, как тепло от его простоты разгоняет тени в моей голове. – И какой-нибудь дурацкий сериал.

– Договорились, – он подмигнул и вышел из комнаты.

Дверь хлопнула, и я осталась одна с ноутбуком и недописанной статьёй про ресторана. Пальцы замерли над клавиатурой. Вместо описания изысканных блюд и модного интерьера в голове крутились слова: «Вы сами ко мне придёте». Я хлопнула крышкой ноутбука, словно это могло заглушить его голос, и вышла на балкон, глубоко вдохнула прохладный утренний воздух, пытаясь избавиться от навязчивых мыслей.

Следующие недели я погрузилась в рутину: учёба, статьи для «Городских вестей», вечера с Ромкой. Жизнь казалась стабильной, но тень Верестова маячила на краю сознания. Я ловила себя на том, что невольно оглядываюсь в толпе, ожидая увидеть его силуэт. Глупо, конечно.

С того вечера в ресторане, прошло полгода, он, как и обещал, исчез из моей жизни, как будто его никогда и не было. Я не видела его даже мельком, на выставках, презентациях, куда меня заносила моя работа, хотя, раньше, он был частым гостем на светских мероприятиях. Виталик, также, за всё это время, ни разу в разговоре не упомянул имени своего друга и партнёра. Всё чаще, я ловила себя на том, что невольно оглядываюсь в толпе, высматривая его высокий тёмный силуэт. Глупо, конечно. Зачем мне его искать? Но каждый раз, когда брат делился новостями, я напрягалась, ожидая, что вот-вот услышу имя Евгения. Хотела спросить у Виталика, что за совместные дела у них, но гордость не позволяла. Спросить – значит признать, что мне не всё равно.

Спустя ещё два месяца мы с Ромой окончательно съехались. Поначалу всё было идеально: он уезжал в автомастерскую, я писала курсовые и строчила статьи – то про выставку котиков, то про благотворительный концерт. Вечерами валялись на скрипучем диване, смотрели сериалы, ели пиццу или яичницу с подгоревшим беконом. Обычная жизнь – без Виталика с его нравоучениями, без его планов на моё будущее. И без Верестова с его тяжёлым взглядом, который, к моему раздражению, я всё ещё помнила.

Мы строили планы: Рома мечтал открыть свою мастерскую, я – закончить универ и получив диплом, устроиться в серьёзное издание редактором, а не в газетёнку, где платили гроши. Лето на море, дом за городом, новая машина – всё это казалось достижимым, пока мы лежали, обнявшись.

Но спустя пару месяцев, что-то пошло не так. Сначала мелочи: Рома стал задерживаться на час-два, потом возвращался за полночь, от него пахло пивом и сигаретами, хотя он бросил курить ещё год назад. Я сидела в темноте, слушая, как он гремит посудой в кухне, роняет что-то и бормочет ругательства.

– Ты пьяный? – спросила я однажды, когда он ввалился в два ночи, шатаясь, с мутной улыбкой.

– А ты опять не спишь, Женька? – Он плюхнулся на диван, закинув ноги в грязных кроссовках на журнальный столик. – Пишешь свою статью про картины никому не нужных художников и выставки?

– Жду тебя, – я скрестила руки, чувствуя, как внутри закипает раздражение. – Где ты был, Рома?

– С парнями, – он пожал плечами, вытаскивая из кармана бутылку пива. – Отмечали денежный заказ. Серьёзный клиент, солидный.

– И кто этот клиент? – я прищурилась.

– Ты же его всё равно не знаешь, – он отмахнулся, а потом, словно фокусник, достал из кармана несколько пачек пятитысячных в банковской ленте и швырнул её на стол. – Зато смотри, как расплатился! Теперь мы можем не экономить и купить нормальный диван, телевизор и ещё кучу всего.

Я уставилась на деньги. Пачек было много, больше десяти. Моя интуиция просто кричала: «Не к добру эти деньги. Ромка во что-то вляпался».

– Что за работа такая, Рома? – спросила я, не притрагиваясь к деньгам. – Откуда такая огромная сумма?

– Движок перебрал, – он снова пожал плечами, но его пальцы нервно теребили этикетку на бутылке. – Ничего особенного.

– Движок? – я приподняла бровь, добавив в голос сарказма. – Ром, ты чинишь старый металлолом, который, по недоразумению, называют автомобиль. За это платят три копейки, а не больше полмиллиона. Ты банк ограбил?

– Жень, расслабься, – он отхлебнул пива, старательно избегая моего взгляда. – Богатый мужик, дорогая тачка. Сломалась у нашего сервиса. Я починил быстро и качественно.

– Рома, я тебе не верю, – я встала, чувствуя, как раздражение перерастает в тревогу. – Откуда деньги? И почему от тебя пахнет табаком? Ты же бросил курить год назад.

Он отставил бутылку на столе и шагнул ко мне. Его глаза потемнели, но он всё ещё пытался говорить мягко.

– Жень, я не хочу ссориться. Деньги мне заплатили за работу. Я их не украл. А сигареты… да чёрт, парни курили, вот и провонял.

– Хорошо, допустим, – я кивнула, не отводя взгляда. – Что за машина, номер запомнил?

Он открыл рот, но тут же закрыл. Вместо ответа попытался обнять меня. Я отстранилась, скрестив руки ну груди ещё крепче.

– Рома, я серьёзно. Ты мне врёшь. Я это чувствую.

– Женя, – его голос стал резче, – ты мне не веришь? Я для нас стараюсь, а ты устраиваешь допрос!

– Для нас? – я шагнула к нему, не сдерживая гнева. – Ты приходишь пьяный, приносишь домой кучу денег, неся бред: «Это за движок», и это «для нас»?

Я смотрела в окно на заброшенную стройку с торчащими ржавыми балками. Рома, мой Рома, который ещё недавно был моим якорем, теперь казался чужим. Деньги, поздние возвращения, уклончивые ответы – всё складывалось в неприглядную картину.

И чёрт возьми, почему именно сейчас я вспомнила Верестова? Его слова: «Он вам не подходит». Его взгляд, который я до сих пор не могла забыть. Я тряхнула головой, прогоняя эти мысли. Но они упрямо возвращались.

Глава 6

На следующий день, после сдачи курсовой мы с Таней решили зайти в кафе напротив университета – уютное местечко с потёртыми деревянными столами и запахом свежесваренного кофе. Я сидела напротив подруги, рассеянно потягивая уже остывший латте, в котором коричная пена осела тонкой плёнкой. Мысли кружились вокруг вчерашнего вечера: разговора с Ромой, его уклончивых ответов, странной нервозности. Я смотрела в запотевшее окно, где серый город утопал в осенней мороси, а мокрые листья липли к асфальту. Пальцы невольно теребили край бумажной салфетки, превращая её в мелкие клочки. Таня, сидя напротив, листала потрёпанный журнал мод, но, заметив моё молчание, отложила его и приподняла бровь.

– Жень, ты где витаешь? – её карие глаза внимательно изучали меня, а в голосе сквозило лёгкое раздражение. – Что стряслось?

– Рома, – выдохнула я, постукивая пальцами по тёплой керамической кружке. – Он стал… чужим. Вчера пришёл за полночь, притащил кучу денег – несколько пачек, все пятитысячные. Там больше полмиллиона, Тань. Бормотал что-то невнятное про «богатого клиента». Я не знаю, что думать.

Таня присвистнула, откинувшись на спинку стула. Её длинные тёмные волосы, собранные в небрежный пучок, слегка качнулись.

– Может, и правда починил движок какому-нибудь крутому бизнесмену? – предположила она, но в её тоне чувствовалась неуверенность, а в глазах мелькнула тень сомнения.

– Тань, за ремонт даже самой крутой тачки не платят такие деньги, – я покачала головой, чувствуя, как тревога сжимает грудь. – Он врёт. Я это чувствую. Во что он ввязался?

Таня пожала плечами, но её пальцы нервно теребили уголок журнала.

– Ну, знаешь, бывают же всякие странные типы, у которых деньги девать некуда, – сказала она, но тут же нахмурилась, заметив, как мои губы сжались в тонкую линию. – Слушай, не накручивай себя. Поговори с ним ещё раз, спокойно. Может, он просто не хочет тебя грузить своими делами.