Сердце Бога

– Запечатать? – её голос стал ещё тише.

Я кивнул.

– Да, сейчас они не опасны и их уже никто более 500 лет никто не видел.– Я пожал плечами, стараясь выглядеть равнодушным. – И всё равно никто не хочет об этом говорить и вспоминать. Считают, что это давно ушло и незачем лишний раз пугать людей. Все считают, что Кса’ары – просто древняя угроза, которую победили раз и навсегда.

– А те, кто обладал этой магией богов, что стало с ними?

– Точно неизвестно, сколько этих людей было… я не очень увлекался той частью истории, но даже Кайн говорил, что большую часть информации за те годы просто засекретили или уничтожили. Вся нужная информация об этом написано в тайных трактатах и я говорю тебе только то, что можно услышать из уст старших людей. Кто-то говорит, что это был всего один человек с магией богов, кто то называет четыре имени, но суть одна… после этой войны они все погибли и магия богов исчезла вовсе.

Она опустила взгляд, задумалась. Было видно, что она знает больше, чем говорит. Я решил осторожно нащупать.

– Ты где услышала это слово? Тебе кто-то говорил?

Она помедлила и лишь затем – медленно покачала головой.

– Нет, просто услышала разговор чей то… эхо в коридоре.– натянуто улыбнулась она мне.

– Ну да, – фыркнул я, откидываясь назад. – Эхо, которое знает то, что забыли даже архивариусы.

Она не улыбнулась и я понял: это было не эхо. А ещё я поймал себя на мысли, что это первая моя подруга, среди девушек… не считая Кристал, которая к сожалению вскоре может стать моей супругой. Но, если о Кристал я знаю все, то вот о Данелии я совсем ничего не знаю. Спрашивать ее напрямую, мне почему то показалось глупым, да и она бы вряд ли рассказала, но я знаю человека, который живет с ней в одной комнате. И хоть я знал, что это плохая идея… прямо с того момента, как начал говорить но, как обычно, язык оказался быстрее головы.

– А Данелия…– бросил я, делая вид, что это просто между делом. – Кто она вообще? Откуда взялась? Что у нее за семья? Ты что то уже знаешь про нее?

Кристал сидела напротив меня в гостиной Академии, прикидываясь занятой книгой, но я знал – она не читает. Её пальцы уже давно нервно теребили край страницы, хотя она не переворачивала ни одной.

– Почему спрашиваешь? – холодно сказала она, не поднимая взгляда. Я пожал плечами, стараясь выглядеть беззаботно и отстраненно.

– Просто странная. И… ну, интересная. Мы общаемся с ней, но она как то ничего не говорит о своей семье, вот я и подумал, что может ты уже что то знаешь. Ты обычно такие вещи узнаешь одна из первых…

Тишина. Почти гробовая. Вокруг кто-то болтал, кто-то смеялся, а Кристал медленно отложила книгу и подняла на меня глаза и в этих глазах была та самая ярость, которую я видел пару раз – когда кто-то осмеливался наступить на её территорию.

– Интересная? – переспросила она с ядом в голосе. – Ты серьёзно?

Я чуть поморщился. Ага. Плохая идея, всё-таки.

– Крис, да брось, я просто спросил…

– Она не просто дерзкая нахалка и обманщица. Она лжет о себе, притворяется кем-то… и пусть я не знаю пока, что именно она скрывает, но обязательно узнаю. И когда узнаю – ты лично увидишь, как её вышвырнут отсюда без права вернуться.

Я застыл, но она продолжала:

– Думаешь, она особенная? Избранная героиня какой нибудь легенды? Обычная дворняжка с улицы, которая посмела бросить тень на нас, на меня. Она просто везде: в моей комнате, в моем классе, у всех на устах. Теперь и ты ещё о ней говоришь и защищаешь её?

– Я не защищаю, – возразил я, чувствуя, как нарастает непонятное мне раздражение. – Просто ты слишком зациклилась. Может, она не такая, как ты думаешь. Ты ведь, не такая, как твоя мать и сестра, так почему бы тебе не…

Кристал резко встала. Лицо холодное, как ледяная стена.

– Ты ошибаешься, Эйден. Я найду способ и она уйдёт отсюда. Сама или её выгонят с позором. Мне всё равно как. И да, запомни раз и навсегда – я Кристал Элионт и я всегда была, есть и буду как моя мать! И если ты сомневаешься в этом, то ты меня плохо знаешь! – Прошипела она, после чего развернулась и направилась к выходу, оставив после себя холод, будто только что пронёсся северный ветер.

Тем же вечером, помимо неприятного разговора с Кристал, у меня должен был состояться разговор и с отцом. Я стоял перед кристаллом, глядя на его тусклый свет, и слышал, как отец холодно и безжалостно говорит мне через волшебный канал связи. Будь он здесь, простыми словами вряд ли бы обошлось.

– Эйден, ты всё ещё не достиг того, чего от тебя ожидают. Где результаты? Почему ты до сих пор на втором месте по фехтованию? А твои военные навыки? Ты сам прекрасно знаешь, как важна эта учеба для нас. Для Империи! Ты не можешь позволить себе медлить! После окончания твоего обучения, мы начнем подготовку к войне. И вместо того, чтобы думать отважном – ты забавляешься с какой то челядью?

Его голос звучал как удар молнии, и я стиснул челюсти, чтобы не ответить что-то резкое. Но чем больше он говорил, тем сильнее я ощущал, как внутри меня скапливается гнев и растет пламя бури. Я чувствовал, как магия зреет в моих венах, готовая прорваться наружу. Но я не мог дать ей свободы – это было бы катастрофой.

– Я делаю всё, что в моих силах, отец, – произнёс я, стараясь сохранять спокойствие. – Но бывают моменты, когда необходимо время для других важных дел.

– Важных дел? – с издевкой повторил он. – Вот как ты оправдываешь опоздание на тренировку? А важное дело у тебя – это развлечение простолюдинки? Ты забыл, что у меня глаза и уши везде, сын?! Ты даже не понимаешь, о чём говоришь. Всё, что тебе нужно, это сосредоточиться на учебе и своей Империи. Ты – её будущее! Всё остальное не имеет значения! Мы не можем позволить себе отвлекаться на твои личные… прихоти.

Я почувствовал, как он снова игнорирует мои чувства, и ярость внутри меня вскипела. Но я не мог позволить себе потерять контроль. И всё-таки я не мог молчать. Давно подавленные эмоции вырвались.

– Я понимаю, что я обязан делать всё ради Империи. Но я также человек, и у меня есть личная жизнь! Я и так обручен с Кристал, и это решение душит меня изо дня в день. Я хотел бы отменить женитьбу, чтобы я мог лучше сосредоточиться на других делах. – Я не мог поверить, что произнес эти слова вслух. Я знал, что отец не одобрит, но не ожидал, что его реакция будет настолько жестокой.

Его ответ был молниеносным и полным ярости.

– Отменить женитьбу?! Ты смеешь говорить об этом, когда Империя на грани войны, а ты предаёшь свои обязанности ради личных желаний?! Ты обязан выполнить свой долг, Эйден! Ты не можешь позволить себе эгоизм!

Его слова, как удары плетью, сжигали меня. Я пытался не позволить себе сдаться под его давлением, но внутри я ощущал, как мои силы вырываются наружу, готовые крушить всё вокруг. Я сжался, зная, что если потеряю самообладание, последствия могут быть ужасными. Это самое ужасное в этой силе – ты даже не можешь выплеснуть свои эмоции, ты всегда вынужден быть в закрытом состоянии.

– Я не предаю свои обязанности! Но я не могу жить только ради этой Империи, отец! Я тоже человек, у меня есть чувства, и я хочу самому выбирать свою судьбу, – я стиснул зубы, пытаясь говорить спокойно, но гнев всё равно пронизывал мои слова.

Отец взорвался:

– Ты ещё многому должен научиться, Эйден. У тебя нет права на собственные чувства! Ты – продолжение этой династии! И ты не имеешь права отменять женитьбу ради своих прихотей! Ты был рожден для этого! У повелителя не может быть – « я хочу», у него должно быть только – «я должен»!

С каждым его словом внутри меня скапливался вулкан, но я сдерживался. Я понимал, что не могу победить в этом разговоре, не так, как бы я хотел. Не сейчас.

– Хорошо, отец. Ты получишь то, что хочешь. Но ты больше не сможешь управлять мной. Запомни мои слова.

Смогу ли я пойти против семьи? Какой глупый вопрос – конечно нет. Я был «рожден» для этого. Волшебный кристалл, тускнея и треща, ещё висел передо мной в воздухе, как орудие наказания. Его холодный свет отражал гнев, который я чувствовал, несмотря на всё старание сдерживаться. Слова отца звучали в моей голове, как оскорбления, обрывавшие последние надежды на понимание. Он был холоден, как всегда, и он не понимал, не слышал меня. С самого детства никто из представителей моего рода не ощущает то тепло и заботу, которое должно быть свойственно родителям. Так было заведено у нас уже очень давно, чтобы воспитать настоящих воинов. Интересно, я буду таким же равнодушным и жестоким к своему ребенку?

Сердце колотилось в груди, а вены пульсировали горячей яростью. Я стиснул челюсти, пытаясь не выплеснуть это наружу, но внутреннее давление становилось с каждым моментом всё сильнее. Отец всегда был строг, его слово – закон. Это всё, что я значил для него: исполнение обязательств, никаких эмоций, никаких выборов. Всё ради династии, ради политических целей.

Я сжал кулаки, почувствовав, как в груди пульсирует сила, которая могла уничтожить сейчас всё, что я видел вокруг. Весь мой гнев, вся моя ярость поднимались, как буря, готовая вырваться наружу. Моя магия, не подвластная моему контролю, поднималась с такой силой, что я ощущал её, как разрушающую силу, пронизывающую всё вокруг. Мне казалось, что стены прямо сейчас обрушатся, что воздух взорвётся от напряжения. И пусть нас с детства учат не поддаваться контролю, но при этом жизнь дает каждый день новые испытания.

Понимание пришло вдруг, как осознание, что каждое моё действие может принести катастрофу. Каждый импульс, который я не сдержу, может навредить. Не только мне, но и тем, кто вокруг. И тем более тем, кто мне дорог. Я не хотел, чтобы мой гнев стоил жизни Данелии, Кристал, Дилану, Лавинии и всем остальным.

Я закрыл глаза, пытался вдохнуть, но моё дыхание было прерывистым. Мои пальцы дрожали, когда я с силой сжал их в кулаки. Я ощущал, как энергия пыталась вырваться наружу, но я не мог позволить ей этого. Я не должен был терять контроль. Я знал, что, если это случится, последствия будут ужасными.

Я направил свой взгляд на кристалл, зная, что я должен его уничтожить, уничтожить этот источник гнева и разочарования. Я сжал губы, сдерживая себя, и, несмотря на бушующую внутри ярость, медленно убрал его в карман. Но гнев не исчез, он оставался со мной, как тёмное облако, готовое вновь захватить меня. Мои зрачки горели ярко красным пламенем, предзнаменуя опасность. Я стоял там, разрываемый внутри, но я знал, что не могу позволить себе поддаться.

Тренировка часто было отличным утишением моим эмоциям и я решил пойти туда. Тренировочный зал был как раз почти пуст – только отблески магического света скользили по металлическим пластинам на стенах. Эхо шагов и звон дерева о дерево наполняли пространство ритмом. Каин наносил отточенные удары по манекену, а я встал рядом, крутя в руке тренировочный меч, считая про себя до ста, тысячи.

– Что с вами, Принц Огня? – лениво бросил Кайн, не оборачиваясь.

Я вздрогнул. Не от слов, а от того, что действительно потерялся. Даже не заметил, как прошли минуты.

– Да. Просто думаю, – буркнул я, наконец вставая в стойку. – Мне надо выпустить пар.

Каиндор остановился, обернулся ко мне, прищурившись. Его волосы – цвета вороньего крыла – были влажными и откинуты назад, а глаза светились темным отблеском. Типичная внешность для Империи Тьмы – устрашающая и прекрасная одновременно. Но я знал: под этой маской он читал людей, как книги.

– Ты седьмой раз за сегодня “просто думаешь”, – сказал он, сложив руки на груди. – Дай мне угадать… ты говорил с отцом? Или ты думаешь о Данелии?

Я стиснул челюсть, но не ответил сразу.

– Не она. То есть… не совсем. Да и нет, почему я вообще должен о ней думать? Да, я сегодня говорил с отцом и на меня уже надели тугой ошейник и ждут полного повиновения, как от какой то псины. Еще и Крис истерит мне каждый раз о своем рейтинге. Я уже устал от этого всего… и так уж получается, что только с тобой и Даной у меня выходит адекватный диалог.

Каин медленно кивнул, подходя ближе.

– А, ну тогда тебе точно надо сегодня поговорить с Данелией. Она удивительным образом успокаивает тебя лучше любого травяного раствора.

Я закатил глаза, но усмехнулся – немного.

– Дилан и Лавиния с ней всё время. Они защищают её, заботятся. Говорят, что это неважно, что она простолюдинка и они правы…– Я сжал меч сильнее. – Но, меня бесит, что Дилан вечно крутится возле них. Нелепо, да?

Каиндор молча кивнул. Потом бросил мне тренировочный посох.

– Тогда бей сильнее, друг. Потому что если ты хочешь забыть все отвлекающее, тебе придётся выбить это из головы.

– Вот за это я и ценю твою Империю Тьмы, Каин.

– Мы, дети Тьмы, честнее, чем кажемся, – фыркнул он и встал в стойку. – А теперь, принц, хватит страдать. Бей.

И мы ударились друг о друга с гулким треском дерева о дерево.

Сейчас я без преувеличения могу назвать Каина лучшим другом, тогда я считал его выскочкой. Я до сих пор помню, как мы впервые встретились с ним на тренировке два года назад. Стоя в центре тренировочного зала и оглядываясь вокруг, можно было заметить, как тренировки шли полным ходом: воины Академии Гексалис сражались друг с другом, отрабатывая удары и защиту. В этот момент мой взгляд упал на парня, который стоял в углу зала и наблюдал за происходящим. Это был Кайндор. Он еще на простых занятиях всегда был каким-то особенным – не таким, как все остальные. Он не спешил, не торопился – его спокойствие было его самой сильной чертой.

Я, наблюдая за ним, чувствовал какое-то напряжение внутри. Меня часто раздражали те, кто вел себя так, как будто не прилагал никаких усилий, но в то же время был на голову выше всех остальных. Кайндор, казалось, не придавал значения никаким словам, не боялся никого, не скрывал свою силу. Всё это вызывало у меня не только уважение, но и скрытую зависть. И вот, как-то раз, после одной особенно тяжёлой тренировки, когда я едва мог держать меч в руках, Кайндор подошёл ко мне и предложил помощь. Он раскритиковал мою технику меча и предложил показать новое упражнение. Конечно, вначале я хотел послать его куда подальше, но интерес взял вверх. На следующее утро мы встретились на спарринге. Я был готов сражаться на пределе своих сил, надеясь доказать себе, что я не слаб и вовсе не нуждаюсь ни в чьей-либо помощи. Но Кайндор был намного спокойнее и рассудительнее моей горячей головы. Он не спешил, не пытался одержать победу в первом же раунде. Вместо этого он внимательно наблюдал за каждым моим движением, подмечая мои слабые места и недочёты.

– Ты слишком полагаешься на силу, – сказал тогда мне Кайндор, когда я снова попытался нанести мощный удар, не думая о защите. – Сила – это хорошо, но если ты не будешь контролировать её, она рано или поздно измотает тебя.

Меня и так эта ситуация сильно раздражала и я попытался атаковать снова, но на этот раз Кайндор ловко парировал удар, сбив меня с ног. Он опустил свой меч и подал руку.

– У тебя есть потенциал, Эйден. Но тебе нужно больше тренироваться, развивать контроль над собой и своими силами, иначе ты не сможешь использовать свою мощь на полную.

Это звучало как насмешка, но я хоть и почувствовал обиду, но всё же принял тогда помощь. Я понял, что Кайндор был прав – моя энергия, даже если она была сильной, не всегда приводила к победе. Иногда она играла со мной злую шутку, и я оказывался истощённым, не имея сил на следующий удар. Тренировки продолжались, и на каждой из них Кайндор становился для меня всё более ценным союзником. Он не только обучался вместе со мной новым техникам, но и учил меня важному – контролю над эмоциями. Кайндор был тем, кто помогал мне думать прежде, чем действовать, кто учил, как читать противника, как принимать не только физическую, но и психологическую сторону боя. В своей же стране меня учили просто рубить с плеча и что сила важнее всякой дипломатии.

Прошло время, и я стал почувствовать, как моя сила укрепляется, а мои навыки становятся всё более точными и продуманными. Я больше не был тем парнем, который набрасывался на врага без разбора, рискуя устать и проиграть. Теперь я был бойцом, который знал, когда и как действовать. Несмотря на свою внешнюю сдержанность и спокойствие, Кайндор был человеком, который научил меня многому, и, что важнее всего, помог мне найти в себе новые силы. Тренировки с ним тогда были не просто обязательными, а чем-то важным для самого меня – как шанс лучше понять себя и раскрыть свой потенциал.

И вот, сейчас эти тренировки помогали мне успокоить мой внутренний пожар от глобальной катастрофы. Каин был прав, я сейчас должен сосредоточиться на боях. Тем более что уже скоро наш первый турнир в этом году. И мой главный противник – Дилан. Как всегда— сдержанный, холодный, вежливый до отстранённости, словно всегда находился под водой, где звуки приглушены, а эмоции скованы в вечных льдах. Он редко участвует в горячих спорах, чаще наблюдает, анализирует, делал выводы и действовуют спокойно.

Я его полная противоположность – вспыльчивый, прямой, как удар меча, упрямый и бесцеремонный. Я всегда раздражался, когда кто-то медлит с решением, обожаю боевые дисциплины и не терплю “высокомерной холодности”, которую так чётко ощущаю всегда от Дилана. В нашем присутствии воздух часто кажется натянутой струной. Если мы и говорили, то только по делу – коротко, чётко, как два дипломата на переговорах враждующих стран.

Иногда кто-то из студентов шутил:

– Ха, вот бы вас запереть в одной комнате – неделя тишины обеспечена!

Мы оба криво усмехались на эту шутку, как будто это и правда было бы невыносимо. Но правда куда глубже.

И вот сейчас, на финальной тренировке перед турниром он стоит словно ледяной призрак. Дилан – чёртова скала, выточенная королевскими мастерами: точный, собранный, слишком выверенный, чтобы ошибаться. Но я вижу, как он смотрит. Не на меня – сквозь меня. Как будто проверяет формулу, а не сражается со мной и меня это бесит.

– Хочешь, чтобы я тебя ударил? – бросаю я резко, отступая на шаг, сжимая рукоять меча. Он не отвечает сразу. Только чуть приподнимает бровь. Эта его ледяная выдержка – вечно выводит меня.

– Это же тренировка, не бой. Смысл бить по-настоящему и напрягать свои силы и тело перед завтрашним боем? – холодно отвечает он.

– А смысл в тебе вообще, если ты всё делаешь наполовину?

Меч в его руках чуть дрогнул. Не от страха – от раздражения. Маленькая трещина, почти незаметная. Но я увидел, потому что очень хорошо его знаю.

Он напрягается – и вот уже идёт вперёд, точно, быстро. Клинки сталкиваются. Сталь поёт. И в этом звуке говорится куда больше, чем просто на словах. Я выворачиваю удар, почти попадаю – он отшатывается. Ловко, как всегда такой правильный.

– Удивительно, как ты не замёрз в своём ледяном образе, – говорю с насмешкой, – ты вообще чувствуешь что-то, кроме собственной идеальности?

И вот – пауза. Он замирает. Потом медленно опускает клинок.

– А ты всё ещё пытаешься доказать, что тебя кто-то заметит, кроме собственной тени? – спокойно отвечает он. Глаза – без эмоций. Голос – ровный. А удар – в самую грудь.

Это ранит. Намного лучше, чем физически.

Я отвожу взгляд. Скула дёргается. Но я не подам вида.

– Отлично. Один-один. – бросаю и ухожу с арены, не дождавшись сигнала конца тренировки. Он не зовёт, а я не оглядываюсь.

Мне понадобилось уйму времени, дабы потушить свой внутренний огонь и вернутся в норму. Что то я начал часто вспыхивать? Возможно, мне стоило бы отдохнуть и я бы с удовольствием провел свой день без моего брата и без этих глупых занятий, но нет… не положено. И вот, я иду на последнее занятие на сегодня – политика. Судя по тому, как это дело ведется в моей стране, мы всей семьей прогуливали этот предмет.

Политика – это шахматная партия, в которой фигуры сами не знают, что они фигуры. Так когда-то сказал мой дед и я запомнил эту фразу ещё в детстве, но только сейчас, сидя за длинным полукруглым столом в Зале Политики, понял, насколько он был прав. Кабинет по политике всегда вызывал у меня двойственные чувства. С одной стороны – всё в нём было до отвращения правильным: симметричным, упорядоченным, как учебник, выверенный до последнего пергамента. С другой – именно это место чаще всего напоминало мне, что война начинается не на поле боя, а за столом.

Помещение было просторным, но не вычурным. Высокие окна с узкими ставнями впускали приглушённый свет, отчего всё внутри казалось будто вырезанным из старого гравюры. Стены были обшиты тёмным деревом, а на них висели карты – много карт. Карты империй, границ, старых сражений, путей торговли, дипломатических союзов. Каждая была подписана мелкими, чёткими буквами, и рядом всегда висели тонкие линейки и резные указки – преподаватели любили точность. В центре стоял массивный полукруглый стол из тёмного ореха, отполированный до блеска. Его гладкая поверхность напоминала зеркало – не потому что в нём отражались лица, а потому что в нём отражалась власть. За этим столом сидели ученики: наследники, дипломаты, стратеги, политики – те, кто однажды будет решать, кому жить, а кому идти в бой. Вдоль внутренней стороны полукруга обычно располагался магистр – он наблюдал за всеми, как дирижёр за оркестром. На столе лежали тома законов, чернильницы, гусиные перья и стеклянные сферы с архивами. Справа от входа стоял глобус – старинный, покрытый тонкой сетью из золотых линий. Когда его касались, он оживал: континенты начинали медленно вращаться, линии магических течений светились голубыми прожилками. Пахло в этом кабинете особенным образом – смесь старой бумаги, тёплого воска и чего-то металлического, будто намёк на то, что даже за самыми мирными переговорами всегда стоит сталь. Это было не просто место, где учили нас соглашениям и компромиссам. Это был зал подготовки к будущему – к тому, где слово может оказаться опаснее меча.

– Империя Света настаивает на нейтралитете в военных конфликтах,”– гнусаво бубнил профессор Элвар, размахивая указкой, будто собирался заклинание сотворить. – В то время как Террагард предпочитает территориальный консерватизм, акцентируя внимание на внутреннем развитии…

Я обвёл взглядом аудиторию. Почти все дремали. Лавиния аккуратно делала пометки, стараясь услышать хоть что то, пока рядом Кристал и ее подружки обсуждали то, какие новые платья они наденут на следующий бал. Данелия – зевала, прикрыв рот ладонью, Кайндор внимательно читал книгу по этому предмету. Дилан, конечно же, делал вид, что слушает, но я знал этот взгляд – он давно выпал из лекции. И вот, спустя пару минут, когда профессор переключился на морскую политику Маринума, Данелия склонилась к моему брату и прошептала:

– А вы воюете с кем то?

– Нет, Маринум самая миролюбивая империя, в отличии от Игнисар. Это – самая конфликтная империя в мире, там без драки там даже привет не скажут.

Я повернул голову и чуть прищурился.

– Серьёзно?– сказал я спокойно, но с той интонацией, которую Дилан всегда считывал безошибочно.

Он вскинул руки в защитном жесте.

– Без обид, брат. Эта информация находится в открытом доступе.

Я хмыкнул, но кивнул. Он не так уж и ошибался.

– Мы такие не от хорошей жизни. С момента окончания столетней войны – а это пять веков назад – наша империя не прекращала двигаться. Пока другие строили дипломатические мосты, мой предок… их сжигал.

Я говорил спокойно, но внутри – привычная смесь гордости и тяжести. История Игнисара всегда была по истине… пламенной.

– Император Агнор Пиросвен – ему было всего 18 лет, после окончания столетней войны, в которой он принимал активное участие. Пока он не стал императором, он практически не был дома. Постоянные походы, защита границ, создание крепкого войска, которого практически не осталось после той войны. Сначала на север, потом к вулканическим равнинам. – Я вел рукой по карте, показывая то, как много он завоевал и как сильно расширил наши земли. – Он отвоёвывал земли, заключал жёсткие союзы, угрожал, убеждал, покупал лояльность и всё это одновременно. Это он заложил границы нынешнего Игнисара. Даже когда он стал императором, дома он так и не появлялся. У него родился единственный сын, к которому, как говорят, он не проявлял никакого интереса. За пять десятилетия – ни одной весны без битвы.

Данелия смотрела на меня внимательно. Её глаза не осуждали – просто слушали. И это, почему-то, мне было особенно важно.

– Нам тогда нужно было либо наступать, либо исчезнуть. После столетней войны у нас остались глубокие раны. Он понял: если Игнисар не будет держать оружие наготове – его разорвут. С тех пор – мы держим.

Дилан тихо добавил:

– Иногда слишком крепко.

Я не спорил, а просто пожал плечами, хотя внутри ощущал волну накипания.

– Возможно, но мир нас уважают не за улыбки.

– И боятся,– заметила Данелия. Её голос был мягким, но точным.

Я кивнул.

– Иногда страх – единственная валюта, которую признают на переговорах.