Хроники Лаэриса: Вестник шторма

Catherine Dark

Хроники Лаэриса: Вестник шторма

Глава 0: Прежде чем начнется буря

Я – дух вод Лаэрисского моря. Неуловимая нить, связывающая миры живых и мертвых. Веками я наблюдаю за брешью – тонкой, зыбкой гранью, через которую проходят призраки, миражи и тени. Я называю ее Разрывом душ.

Сквозь нее возникают образы затопленных городов, фантомные огни и призрачные корабли – чудеса и загадки моего мира. Люди принимают эти явления как прекрасную часть природы и своей жизни, а духи и тени скользят в хрупком равновесии.

Когда-то я был человеком, жившим в древнем городе Элейрине, расположенном на берегу Лаэрисского моря (что в переводе с древнеэлейринского языка означает «Хранитель жизни»), прямо под скалами Острова Звездопадов. Так продолжалось до момента Элейринского потопа, случившегося около пятисот лет назад. Тогда я и превратился в бесплотного наблюдателя за Разрывом Душ между мирами, о котором знаю только я. Веками эта брешь оставалась тонкой, но стабильной, являя людям красивые миражи посреди вод.

Теперь она дрожит сильнее. Она колеблется, словно рана, что не хочет заживать. Призраки стали более шумными, миражи искажаются, потоки между мирами пульсируют, пытаясь разорваться в новых местах. Я пытаюсь предупредить: посылаю знаки в воду, шепоты ветру, едва заметные отблески света, но никто этого не замечает. Паника скользит по моему существу: если Разрыв прорвется сильнее, история Элейрина повторится, и все погибнут в бездне хаоса и боли. Я не хочу этого.

Примерно через сто лет после падения Элейрина на утесе Острова Звездопадов поселились люди, очарованные миражами Лаэрисского моря – фантомными огоньками на поверхности воды и миражами моего родного погибшего города, которые в лунном свете оживали, и до сих пор оживают, объемными картинками над водой.

Я наблюдал за ними. Сначала это были несколько одиноких душ, воздвигших простенькие шалаши на вершине утеса Марианны, словно пытаясь прикоснуться к ветрам вечности. Затем появилась деревня – скромная, но живая. Люди трудились, праздновали, строили все новые дома, превращая скалы в свое убежище. Дома становились все больше и замысловатее, а улицы длиннее. Позже вырос Театрон Лунного Серпа – место, где каждый вечер рождаются творческие искры, где музыка и слова переплетаются под сиянием небесного серпа. Затем возник порт Миражей – пристань, откуда открывался дивный взгляд на затонувший Элейрин, мираж древних руин, танцующих в прозрачных волнах, и на таинственные фантомные огоньки, которые словно охраняют память города.

Этот порт стал гордостью жителей растущего города искусств, символом того, что прошлое и настоящее соединены здесь в магическом танце. Затем стали появляться всевозможные лавки и магазинчики, Гильдия художников и скульпторов, Магическая академия Селемариса, начальная и средняя орданы, Санктуарий Милосердия, Храм Вечного Равновесия, Сенат Девяти Домов и прочие здания и организации. И вот, в конце концов, вырос величественный город Селемарис. Гордый, живой и наполненный легендами, что струятся в каждом его камне и каждом вздохе ветра.

Мне нравилось, что в моих водах вновь кипит жизнь, что оживает целый материк, что появляется страна, раскинувшаяся от края утеса до песчаных берегов Туманного залива. Эту страну прозвали по названию моих родных вод и в честь Бога пресных вод, рек и озер – “Лаэрис”.

Говорят, еще в Эру Древних, когда земля была еще дикой и бесплодной, Бог Лаэрис взмыл к вершине одинокой горы Вэл-Ранос, что возвышается в центре острова Звездопадов, и пробил там трещину. Это был первый разлом, через который стала струиться чистая горная вода. Считается, что в настоящее время именно ею наполняется река Ивальса, которая проходит насквозь через весь Селемарис, разделяя его на два берега и обрываясь в Лаэрисское море Водопадом Семигласия. Благодаря этой реке пресная вода наполняет и другие реки, каналы и озера, даруя жизни новую силу и делая эти земли пригодными для обитания.

И теперь Разрыв душ, спустя столько лет после его появления, зашевелился, словно огромный просыпающийся подводный змей. Все, к чему я привык, все, что так любят местные люди и туристы, может попросту исчезнуть. Я не могу оставаться безмолвным, хотя силы мои ограничены, потому что я лишь тень в потоке времени. Но я буду ждать. Я буду искать того, кто услышит шепот вод и наблюдать за брешью, не в силах сделать больше.

***

Люди – интересные существа. Сначала Селемарис был маленьким дружным городком, населенным творческими и талантливыми людьми. Затем стал центром туризма: многие съезжаются сюда, чтобы увидеть знаменитые миражи посреди моря. Среди уютных улиц и каналов города расположилась знаменитая гостиница «Лунный Мираж». Это место, где отдыхают путешественники, искатели тайн и маги. С ее террас открывается вид на волшебные призрачные огни над водой, а внутри гостей окружает атмосфера легкой мистики и гостеприимства, сохраняя в себе дух древнего и живого Селемариса.

Когда-то это был маленький городок, где творческие души жили бок о бок, вдохновляясь искусством и мечтами. Время шло, и город рос, словно организм, обретая все новые слои, как кора на старом дереве. Теперь тут все гораздо сложнее.

Первый и самый верхний слой – маги и крупные бизнесмены. Они держат в руках нити власти и магии, плетут законы и сделки, словно марионетки. Их уважает город, но и опасается – слишком много силы в их руках, слишком много амбиций скрыто под вычурными мантиями и деловыми лицами. Они редко бывают искренними, но умеют маскироваться.

Вершину этого слоя составляют Верховный Магический Совет – структура, в которой сосредоточена магическая власть и надзор за использованием эфирных искусств, и Сенат Девяти Домов, где решаются законы, границы допустимого и политические игры. Совет и Сенат связаны между собой, но часто вступают в негласные конфликты за влияние. Первый диктует магические нормы, второй – общественные. Формально – равны. Фактически – кто убедительнее, тот и победитель. И каждый из них с виду непогрешим, но за кулисами правят вечные интриги, альянсы, сделки, о которых народ узнает только по последствиям.

Чуть ниже – артисты, художники, и театралы. Особенная каста, особенно те, что в Театроне Лунного Серпа. Они – душа и голос Селемариса. Порой капризные, порой мудрые, но всегда в центре внимания. Они играют не только на сцене, но и в жизни, превращая город в один большой спектакль. К их словам прислушиваются, и их взгляды могут изменить ход событий.

Следом идут зеры, мелкие чиновники и бизнесмены – носители стабильности и комфорта. Они обеспечивают город всем необходимым, от товаров до услуг. Практичные и прагматичные, они любят порядок и привыкли считать деньги. Их уважение трудно заслужить, но они и сами не прочь напомнить о своей значимости.

Рабочие, рыбаки и торговцы – это сердце повседневности. Без них не было бы ни пищи, ни уюта, ни живых улиц. Они молчаливы, но крепки духом, сплочены в своих кварталах и простых радостях. Их жизнь – это борьба и труд, но и они умеют мечтать и надеяться.

И, наконец, самые загадочные – черные артефакторы и отверженные. Их сторонятся, но боятся и втайне завидуют. Они живут на грани, владеют запретными знаниями и силуэтами тьмы, что способна расшатать весь город. По крайней мере, так говорят. Одно знаю точно: для них нет правил, и порой кажется, что именно они настоящие хозяева этого города.

Таков Селемарис – город контрастов, масок и скрытых истин. Каждый слой живет своей жизнью, переплетаясь с другими, создавая этот сложный узор, который я наблюдаю, как невидимый свидетель. И в этом клубке судеб и страстей зарождается магия – не только та, что в заклинаниях, но и та, что рождается в людских сердцах.

Внешний вид – немаловажная вещь в столице Лаэриса, особенно когда ты живешь в обществе, где каждый слой имеет свои правила и тонкие грани. Маги и владельцы крупного бизнеса предпочитают строгую, почти церемониальную одежду, словно хотят подчеркнуть не только свое богатство, но и власть, что держат в руках. Женщины носят длинные, почти церковные платья из бархата и шелка, чаще в глубоких, холодных тонах – сапфировый, изумрудный, темно-винный. Вышивки на тканях – тонкие и едва заметные, с морскими и лунными символами как напоминание о том, что их власть неразрывно связана с тайнами и законами Таллариса. Мужчины обходятся без лишних украшений: идеальные костюмы, жилеты и плащи, часто с гербами и символами клана, выточенные с такой точностью, что порой кажется, что в них заключена сама дисциплина.

Артисты Театрона, желая подчеркнуть свое исключительное положение, копируют аристократию, выбирая похожие ткани и цвета, но с чуть более смелыми и театральными акцентами. Их платья и костюмы тоже из бархата и шелка, с вышивками и узорами, но часто добавляют необычные детали – асимметричные рукава, слегка удлиненные шлейфы, декоративные пуговицы и броские украшения. Их внешний вид – попытка затмить настоящую элиту, играя на грани вычурности и вкуса, как сцена, на которой каждый – и актер, и зритель. Мужчины в их рядах не чужды легкой экстравагантности: яркие жилеты, шарфы, необычные головные уборы – все это призвано выделиться, но не слишком, чтобы не выглядеть вульгарно.

Зеры, мелкие чиновники из Сената и владельцы мелкого бизнеса выбирают практичность и статус в одном флаконе. Их наряды богаче и выразительнее, чем у рабочих, но менее помпезны, чем у магов. Ткани прочные, но с изящной отделкой: вышитые узоры, металлические пуговицы, дорогие пояса. Цвета – теплые, уютные, часто с нотками коричневого, зеленого и охры. Они хотят казаться успешными и уважаемыми, но без излишней роскоши.

Рабочие, рыбаки и торговцы предпочитают удобство и простоту. Их одежда – грубый лен, шерсть, порой наспех заштопанные много раз вещи, которые годами служат. Цвета приглушенные и землистые, без вычурных деталей. Но даже в такой простоте можно заметить гордость за свое ремесло, например аккуратно завязанный платок, вышитый узор на рубахе или крепкие кожаные сапоги, которые говорят о готовности к труду и выносливости.

А вот черные артефакторы и отверженные это отдельный мир в одежде и стиле. Они словно тени, одетые в неаккуратные, абсолютно разные, какие попало одежды, часто с множеством скрытых карманов, ремней и застежек, которые позволяют спрятать артефакты и инструменты. Их одежда часто потерта, но тщательно продумана – удобство и скрытность превыше всего. Иногда мелькают странные символы и руны, намекающие на запретные знания и опасные умения.

Такова ткань города – сотканная из нитей разных судеб и амбиций. И каждый, проходя по улицам Селемариса, словно играет свою роль, сшитую из этих образов.

Но я знаю одну особу, которая идет вразрез со всеми правилами. Я начал особо пристально наблюдать за ней шестнадцать лет назад, в один из самых кошмарных дней существования Селемариса. Небо тогда было тяжелым, цвета старого свинца, и море ворочалось, как раненый зверь. Город жил своей жизнью, не замечая дрожащих теней в волнах и треска в камнях. А я, как всегда, скользил рядом с зыбкой границей между мирами, наблюдая за людьми и за их тщетной суетой с маленькими радостями.

Я отчетливо помню тот вечер. Сначала все было спокойно, почти идеально. Солнечный свет мягко лился по крышам, окрашивая Лазурную улицу в теплые оттенки золота и морской волны. Люди неспешно переходили мосты, смеялись, разговаривали. Город жил своей обычной жизнью, полной надежд и обыденных забот. Но небеса начали сгущаться, словно кто-то потянул тяжелое покрывало из туч над головой. Воздух стал тяжелым и влажным, запахло грозой и сыростью. Буря налетела резко, нежданно. Ветер взвыл, сорвав с крыш черепицу и играя тканями платьев бегущих по улицам саэр, желающих укрыться где-то от внезапно налетевшего шторма. Вспышка молнии разорвала небо, и гром раскатился с такой силой, что дрогнули стены и стекла. Удар молнии пришелся прямо в склон Утеса Марианны – древней скалы, что веками держала на себе дома, магазины и лавки, то есть, целую улицу. Тот миг для меня выглядел как мгновение, когда время замедляется, а потом рушится вместе с камнями.

Скала треснула и задрожала, словно вздохнув под тяжестью веков. Камни, пыль и обломки полетели вниз вместе с испуганными жителями Лазурной улицы. Крики и стоны разносились эхом, словно сама душа города плакала от ужаса. Улица, на которой когда-то смеялись дети, торгаши выкрикивали цены, а артисты готовили костюмы, буквально за секунды превратилась в зияющую бездну. Дома, фонари, мостовые – все исчезло в пенящейся, холодной воде Лаэрисского моря.

Двое десятков жизней унес тот обвал. Среди них были они, муж и жена Невариен, декораторы Театрона Лунного Серпа. Это были счастливые, веселые люди с золотыми руками и светлыми мечтами, способные из простых досок и ткани создавать целые миры, в которых оживала магия театра. Они рисовали светящиеся звезды на занавесах и строили корабли, готовые унести зрителей в дальние выдуманные страны. Их любовь к искусству была не менее велика, чем любовь друг к другу.

Их семилетняя дочь прибежала не сразу. Мокрая, с разбитыми коленками, перепачканная в ягодах из Арагового леса, она прибежала туда, испуганная и растерянная. Она искала свою улицу, свой дом – но на ее месте зиял лишь обрыв, лишь бездна, поглотившая все знакомое и родное.

Я видел, как она бегала по краю пропасти, дрожа и сжимая в маленьких детских ручках мокрые от дождя кулачки. Лицо ее было белым, а глаза большими и полными шока. Она металась там, словно потерянный дух среди руин, одинокая и беззащитная. И никто из немногих зевак, оказавшихся там, не обращал на девочку никакого внимания, пока она искала родителей. Либо вообще показывали пальцем и шептались: теперь она – живая память о том дне, когда город навсегда изменился. Затем к ней подошел один из магов Верховного Магического Совета и сказал с каменным лицом, что ее родителей и дома больше нет.

Ту девочку зовут Лираэль Невариен. Я видел, как она в тот день до самой ночи простояла на краю утеса, где когда-то стояла улица Лазурная, с трудом принимая произошедшее. Стояла одна, под утихающим дождем, вся в пыли и в разодранном голубом платьице, с рассеченным лбом и кровоточащей коленкой. Волосы ее, цвета зрелой чернильной вишни, спутались и прилипли к лицу. Она не плакала. Только смотрела в бездонную пустоту, где еще недавно стоял ее дом, и в безмолвном ужасе, с разрывающей на куски надеждой, звала кого-то. Я слышал ее голос, хриплый и надломленный.

– Мама?.. Папа?.. – Тонкий детский голосок взывал к безвременно ушедшим родителям. Да, она все еще надеялась, что они вот-вот выйдут откуда-то из толпы зевак и скажут, что все будет хорошо. Мое эфирное существо тогда чуть не разорвало от печали.

Но ответа не было. Только плеск волн, да шепот зевак. Она стояла неподвижно, устав от бессмысленной беготни по краю утеса, смотря на бушующие волны внизу, и продолжала звать. Все громче, и громче, осознавая происходящее. Пока горько не разрыдалась, вытирая катившиеся градом слезы из красивых детских глаз цвета темной морской волны маленькими детскими ручками.

Горожане шептались: “девочка проклята”, “море оставило ее в живых не просто так”. Говорили, что фантомы Лаэрисского моря уберегли ее, что она – помеченная. Я слышал каждый этот шепот, и слышу до сих пор.

Из уважения к ее родителям, Театрон Лунного Серпа приютил сироту. Так, Лираэль с самого детства, с семи лет, жила на чердаке Театрона. Совершенно одна, потому что никто не захотел брать “проклятую”, отверженную девчонку под опеку. Так она и жила: между костюмами, старыми декорациями и пыльными реквизитами. Я следил за ней из теней лож и кулис, видел, как она росла, впитывая запах старой ткани и запах грима. Как училась шептать слова из пьес, подражая актерам, пока никто не видел.

***

Она выросла, и стала… Иной. Со дня обвала она приходила туда, на утес Марианны, почти каждый вечер. Садилась на самый краешек некогда улицы Лазурной, на обломок плиты, заросший солью и мхом, который в городе также сочли проклятым. Сидела, поджав ноги, и разговаривала с пустотой. Рассказывала обо всем: о том, что теперь она живет на чердаке в Театроне Лунного Серпа, о ее первой незначительной роли в спектакле, о старухе, у которой просила работу, о женщине с базара, которая ругала ее за длинные распущенные волосы, о детях, что дразнят ее проклятой, о первой работе в таверне. Говорила, что ей снова снился ее дом, и что во сне мама пела ей колыбельную, а папа вырезал кораблик из дерева, чтобы запустить его вместе с ней в канале Ночной Лилии.

Я слушал ее год за годом. Из всех людей Селемариса только она одна теперь кажется мне по-настоящему живой. Не из-за страха, не из-за суеверий, а потому что ее душа все еще помнит тень того, что случилось. Люди всегда сторонятся таких: слишком много тишины в ее молчании, слишком прямая спина, слишком много одиночества, что тянется за ней, как шлейф. Люди ее сторонятся, а я, призрак, тянусь к ней, как мотылек к свету в полной тьме.

Когда она подросла, ее актерский талант стал очевиден. Девушка была невероятна! На сцене она становилась то трагической королевой, то безумной прорицательницей, то озорной героиней гротеска. Каждый ее выход завораживал, и сейчас завораживает, зал. Да, даже несмотря на то, что селемарисцы считают ее “Проклятой” и пускают слухи о ней по всему Лаэрису, ее обожают как актрису. А я знаю: это просто ее способ жить. Не зря в ней течет кровь Теарина и Мириэль Невариен.

А теперь она – настоящая звезда Театрона Лунного Серпа. Ее имя на афишах, ее голос в каждой улочке. Ее любят и одновременно боятся и ненавидят, ведь всем кажется: Лираэль все еще разговаривает с пустотой, только теперь на сцене. Так, отверженная девочка стала одновременно и элитой города, ведь люди приплывают со всех существующих материков, только чтобы увидеть ее на сцене.

Но в Театроне Лунного Серпа люди иные. Как относятся к ней коллеги? Они восхищаются и завидуют, ненавидят, но мечтают быть ею. Почти никто не решается сказать ей в лицо ни доброго слова, ни злого, за некоторыми исключениями. За ее спиной актеры шепчутся: «Она проклятая», «Дурной знак», «Посланница мертвого города». Зависть к ее таланту жжет их сильнее, чем огонь кулис. Она занимает главные роли, хотя у нее нет ни влиятельных родственников, ни богатых покровителей. Лираэль добилась всего сама, силой воли, талантом и презрением к правилам.

А еще она никогда не играла в чужие игры. Когда аристократия Селемариса облачилась в зелень и сапфир, она выходила в белом – цвете траура и несчастья. Когда женщины прятали волосы под сложными прическами, Лираэль распускала пряди чернильно-вишневых волос по плечам. Театральные костюмы она носит на улицах, как повседневное платье. Ее наряды почти всегда вычурны, почти вызывающи, но всегда элегантны.

Лираэль вежлива и старается не вступать в контакт с коллегами и другими Селемарисцами. Вот только если ее доводят, она тут же превращает все в театральный фарс. Коллеги боятся ее не из-за злобы, а из-за ее отчужденности, и из-за слухов о “проклятье”. Она почти не говорит с ними, словно живет в другом мире. Ее глаза цвета Лаэрисского моря будто читают души, а в ней живет часть той бездны, что разверзлась шестнадцать лет назад. Актеры суеверны так же, как и рыбаки. Они знают: та, кого даже море отказалось забирать, та, кто с детства ведет диалог с пустотой на обрыве, не может быть простой. Они восхищаются ее искусством, завидуют успеху и одновременно избегают.

А я все так же слежу за ней из зыбкого пространства между мирами. Я говорю с ней, хотя она и не слышит меня. Никто не слышит… Я зависаю в воздухе призрачной медузой рядом с ней, хотя она меня не видит. Иногда мне кажется, что она знает, что я здесь. Уже несколько лет она зовет пустоту “Друг”, и даже словно смотрит прямо на меня своими большими глазами. Они переливаются оттенками сине-зеленого: то темные, как предгрозовые волны, то прозрачные, как вода на заре. В их глубине будто скрывается что-то древнее и недосказанное, как вечно зовущий морской горизонт. При ярком свете в них проступает холодный аквамариновый отблеск, а в сумерках они кажутся почти светящимися, как фантомные огоньки в Лаэрисском море. Горожане шепчутся, что в ее взгляде можно увидеть отражение затонувшего Элейрина, а кто-то даже считает, что свою собственную смерть. А я вижу нечто родное, нечто знакомое.

Глава 1: Танец на краю

Две Луны плавают в темном небе, играя серебристыми лучами в отражении воды Лаэрисского моря. Театрон Лунного Серпа опустел, но для Лираэль вечер только начинается.

Она вышла из боковой двери на улицу, где влажная мостовая блестит под ночными огнями после дождя. Платье из тончайшего белого атласа струится за ней, словно огромная капля тумана, окутывая фигуру легким сиянием. Его тонкая ткань расшита серебристыми нитями, переплетающимися в узоры морских волн и ветров, которые едва заметно переливаются в свете фонарей. Длинные рукава с кружевной отделкой едва касаются ее запястий, а узкий корсет подчеркивает талию, придавая силуэту грациозность и легкость. Юбка, ниспадающая каскадами, слегка колышется от каждого ее шага, напоминая белоснежный парус, готовый унестись в ночное море.

Распущенные волосы тяжелыми волнами падают на плечи, переливаясь в редком свете уличных магических фонарей и бледном желтоватом сиянии эфритовых кристаллов, расположенным по краям дорожек. На голове красуется изящный венок из серебра, украшенный черными бусинами и лунными камнями, словно корона давно утонувшей королевы.

Прохожие, заметив ее, шепчутся с негодованием и укором. Женщины косятся, пожимая плечами: «Как она смеет носить белое – цвет траура и смерти? Да еще и так вызывающе!» Мужчины, проходя мимо, недовольно морщатся, будто само ее существование – вызов их устоям. Кто-то даже смутился, сбавив шаг, когда ее яркий образ вдруг прорезал привычную серость улицы.

Лираэль знает, как она смотрится, и она обожает такие моменты. Здесь, на темных улочках Селемариса, ее личный театр, а все зеваки и завистливые актеришки просто недостойные зрители.

– Эй, Невариен! – Позвал знакомый гнусавый голос.

Она устало поморщилась и чуть обернулась. Медленно, словно драматическая героиня, открывающая “четвертую стену”. Там, в полумраке, спрятались трое: Денарион Лаерон, Фрейна Севрель и Маллео Грэнторн. Их глаза блестят страхом и завистью. Впрочем, как и всегда. Они – ее коллеги по Театрону Лунного Серпа, амбициозные актеры которые всю жизнь мечтают о главных ролях и славе, но у судьбы свои планы.

Денарион – высокий и стройный юноша, с надменным взглядом стального цвета, всегда безукоризненно одетый в костюм из темного бархата, украшенный серебряной вышивкой. Его голос ровен, но он не смог достичь высот и эмоций, необходимых для главных партий. Что ж, зато он неплохо поет. Часто сокрушается на тему того, что именно ему должна была достаться вся слава, ведь он старше Лираэль на два года, и на сцене играет гораздо дольше. Только вот он забывает, что она еще маленькой девочкой пела в таверне, зарабатывая себе на хлеб, пока его богатые родственнички носились с ним, будто он – коллекционная ваза из Астемира времен первой половины Эры Объединения.

Рядом с ним, чуть спереди, деловито стоит Фрейна. Это юная и пронзительно красивая девушка с бледной кожей и длинными светлыми волосами с легким голубоватым оттенком, всегда аккуратно уложенными в сложные прически. Ее движения на сцене будто застывшие, как планктон в водах Лаэрисского моря. Настолько безжизненные и невыразительные, что для актрисы это кажется смертельным недостатком. Зато она имеет склонность запоминать абсолютно любой текст, даже чужой.

Маллео – низкорослый и коренастый, с рыжеватыми волосами и веснушками на лице, которые он тщетно пытается скрыть дорогими парфюмами и накрашенными бровями. Смешно! Он не может запомнить даже две простые строчки текста без запинки, что вызывает лишь раздражение у режиссеров. Зато ему нет равных в танцах, и невозможно не заметить как он мерзко гнусавит ради образа мальчишки-разбойника. Он все время трется рядом с Денарионом и Фрейной, представителями состоятельных аристократических семей, хотя сам пробился в театралы только благодаря связям родителей, которые работают мелкими чиновниками в Сенате Девяти Домов.

Я как-то упоминал детей, что дразнили Лираэль в детстве. Я смотрю на этих выросших в роскоши невежд и хочу выкинуть их в Разрыв душ: в Элейрине их бы давно изгнали, как позор народа! Или хотя бы измазали в меду и выставили на городской площади на два часа “Особого солнцепека”, чтобы их жалокрылы перекусали!

– Опять в белом? – Протянул Денарион, стараясь говорить дерзко, но голос подрагивает и манерно тянется. – Выглядишь как похоронный саван.

– Ты хоть знаешь, что белый цвет у нас в Лаэрисе значит? – Язвительно добавила Фрейна, складывая руки на груди. Лираэль сощурилась. Ее губы дрогнули в той самой полуулыбке, от которой в зрительном зале мороз ползает по коже зрителей.