Между А и Б. Внутренняя одиссея

– Ты опять опоздала, – сказала она, не поворачиваясь.

Героиня будто споткнулась внутри себя. Колени подогнулись – не от боли, а от узнавания.Она подошла. Опустилась медленно, сев на пол, как садятся к могиле – не потому, что надо, а потому что сердце сжалось в комок.

Не говоря ни слова. Они просто сидели. Долго. Без времени. Без необходимости объяснять.

– Ты уйдёшь снова? – спросила девочка.

– Нет. Я просто ещё не всё вспомнила.

– А он?

– Он что?

– Он ведь тебя знает.

Она кивнула.

– Да. И это пугает больше всего.

Позади раздался щелчок. Она обернулась. Он стоял у выхода. Молча. Смотрел.

В его руке – её старый школьный портфель. Кожзаменитель тёплого коричневого цвета, с лёгкими заломами на крышке, будто он всё это время ждал в темноте, сохраняя её следы.

И в его глазах не было ни желания, ни жалости. Только правда.

Она не сразу подошла. В груди всё тянуло вниз, к животу, дыхание стало рваным. Что-то в его руке… было слишком личным. Как будто он держал не портфель, а то, что она когда-то прятала под подушку – и молилась, чтобы никто не нашёл.

– Это не твоё, – сказала она. Голос прозвучал сипло.

Он пожал плечами.

– Но ты забыла. Значит, пока ничьё.

– Ты не имеешь права.

Он подошёл ближе. Сунул рюкзак ей в руки. Плечи сразу поехали вниз – вес ударил в суставы. Тяжесть была не только в предмете: будто вместе с ним ей вернули все недоплаканные ночи.

– Что там?

Он посмотрел на неё спокойно:

– Тебе решать. Но если не откроешь – так и будешь носить. Всю жизнь.

Она открыла. Сверху – школьная фотография. Та самая, где она смотрит в сторону. На других – улыбки, на ней – вопрос.

Дальше – записка, изорванная, с пятнами. Она не помнила, что писала её. Но сразу знала, чья рука:

Если я исчезну – пожалуйста, скажи, что это не потому, что я плохая. Просто не выдержала.

Пальцы дрожали так, что лист чуть не выпал. Горло сдавило, в ушах зашумело.

Потом – кассета без наклейки. Чернильный отпечаток пальца. Кожа ладоней похолодела, дыхание сорвалось. Она вздрогнула и резко захлопнула рюкзак, будто он обжёг.

– Почему ты принёс это?

– Потому что ты хотела правду.

– Я хотела понять, кто я.

– А ты правда думаешь, что это – разные вещи?

Он сел рядом. Не близко. Но напротив. Так, как садятся те, кто не уйдёт, если начнётся слёзы. Не подбодрит. Просто – останется.

– У тебя есть выбор, – сказал он. – Ты можешь уйти отсюда. Найти простую дверь. Там будут свет, еда, чувства без обострения.

– А если нет?

– Тогда пойдём туда, где будет вспоминать больно, но жить – возможно.

Она молчала.

– Ты боишься?

– Сдохнуть от воспоминаний – не то же самое, что умереть. Я это уже знаю.

Он кивнул.

– Тогда вставай.

Она встала. Ноги предательски дрожали, будто от холода.

И вдруг – резкий звон. Сначала тонкий, потом – будто разорвалось стекло в воздухе. Все зеркала в Зоне Отражений лопнули. Один за другим. Звук шёл в тело: грудная клетка содрогнулась, зубы звенели.

Он поднялся тоже. Без страха.

– Что это? – спросила она.

Он посмотрел на неё. В этот раз – иначе.

– Город понял, что ты начала. А значит, теперь он будет играть по-настоящему.

– Он?

– Он – это ты. Та, кто его построила, когда всё остальное рухнуло.

Она выдохнула. Воздух вышел рывком, грудь будто разжали.

– Как зовут тебя?

Он молчал. Потом сказал:

– Когда ты сможешь называть себя, не стыдясь – тогда и я скажу своё имя.

Он развернулся. И пошёл в сторону, где не было дороги. Просто пустота. Она последовала.

На последнем стекле, которое ещё не лопнуло, осталась надпись:

Ты всё ещё думаешь, что хочешь любви. Но на самом деле – ты хочешь доказать, что её недостойна.

…И вдруг – мелькание: реальность. Тот самый утренний момент: она стоит в лифте, сжимает в кармане ключ от квартиры – и не помнит, зачем вышла. На экране телефона вспыхивает сообщение от начальника:

«Уточни, ты с нами или опять в прострации?»

Плечи сжались. Пальцы на ключе оставили белые следы. Ответ был прост:

Я больше не с вами. Даже если ещё не ушла.

Глав