
Полная версия
Эталон
– Ю? Сколько у нас энергии?
– Больше чем мы можем себе позволить, – в голосе Ю удовольствие, словно она хорошо погуляла на вечеринке со шведским столом и баром.
– Тогда всем час на приведение себя в порядок – затем встречаемся в рубке, – отрезал Дабр и обратился к Ю: – И ты, Ю, кхммм…. Не могла бы ты быть более внимательной к потребностям экипажа?….
– А что? Боишься проваляться пару-тройку дней в медотсеке? – усмехнулась Ю, подчеркивая свое автоматизированное превосходство.
Дабр выругался про себя: ну, никакого почтения к экипажу, черт бы побрал тех, кто выдумал эмпатический интеллект Ю.
Следующие полчаса пилот наслаждался состоянием, которое наркоман со стажем характеризует одним словом: «отпустило». Он смотрел в псевдо-экран своей каюты и абсолютно ничего не делал.
За окном плыл диск планеты. Темно-синий, чем-то напоминающий Землю. Большая часть ночной стороны прикрылась плотной облачностью, словно намекая, что там, за облаками, вполне может быть скрыта тайна. Дабр с энтузиазмом циркового гипнотизера пялился на планету, надеясь разглядеть какие-то признаки жизни, но ничего так и не разглядел. Подумал о том, как грандиозно смотрится Шмель с поверхности. Он усмехнулся: если планета была живой и разумной, жители с ужасом сегодня наблюдали, как яркая и довольно большая искра пересекла небосвод и застыла на орбите. «Паникуют, наверное… или готовят пушки», – подумал Дабр, живо представив собрание серых человечков в разных ракурсах, дискуссиях и безумии.
С какой-то тоской отвернулся от псевдо-экрана и поплелся в кубрик приводить себя в порядок.
Температура внутри санитарного отсека уже повысилась, и он с удовольствием стащил с себя медицинский костюм.
Матовая поверхность комнаты сменилась блеском зеркал, из которых на пилота смотрел худощавый, бледный мужчина средних лет, со впалыми глазами. «Чисто зомби», – отметил Дабр. Откуда-то вкралось в словарный запас это странное слово, которым они дразнились в детстве, но спроси его сейчас, что такое зомби, он бы не ответил. Зато отражение, как ему показалось, вполне заслуживало это название.
– Сэр… – пророкотала Ю…
Дабр вздрогнул:
– Подглядываешь опять?
– Чего тут смотреть? – хихикнула Ю. – Ты себя видел в зеркале? Красавчик!
– Я одного никак не могу понять, – вздохнул Дабр, – зачем тебе это? А?… (Дабр хотел добавить зачем искусственному интеллекту Ю такой пристальный интерес к нему – человеку)
– Что ты имеешь в виду? – настороженно спросила Ю. Дабр поморщился и махнул рукой:
– Не очень-то этично подглядывать за мной в душе… – он не стал развивать эту мысль, так как хорошо помнил, как обижается Ю, когда ей указывают, что она не совсем… человек
– Этично? Ты неправильно применяешь это понятие! Я просто обязана следить за твоим состоянием, так что это моя работа!
Дабр хотел уточнить, что за здоровьем экипажа следит медицинский блок, а не Ю, но в конечном счете он был не прав: Ю и медицинского робота было невозможно разделить давным-давно. Он лишь спросил:
– Ты проверила гравитацию планеты?
– И ее, и атмосферу… и магнитосферу…
– Постой-ка, у нее есть магнитосфера? – Дабр удивленно взметнул брови
– Довольно сильная, даже стабильней земной. И атмосфера, если тебе, конечно, интересно, на 85% пригодна для нас.
На самом деле Ю было хорошо практически в любой атмосфере или ее отсутствии, но она упорно причисляла себя к человечеству.
Дабров от волнения забыл про текущие неприятности.
Планета с магнитосферой – довольно большой шанс на то, что она действительно была живой.
Он готов был вывалиться из санузла как есть – в пене, нагим, и бежать снова в рубку: на планете могла быть жизнь, и, конечно, она могла подойти людям. Подумать только, их совершенно невозможная мечта могла стать реальностью!
«Тоже мне гений! Следовало бы отложить радость обретения счастья на потом и сложить дважды два. Подумать, с чего бы это Судьба стала щедрой на такие подарки? Раз – и вдруг Шмель оказывается прямо на орбите планеты, да еще такой замечательно подходящей людям? Любого нормального человека моей эпохи это бы насторожило. Ведь бесплатный сыр достается только второй мыши! А в обозримом пространстве не было замечено ни одного дохлого Шмеля, ни одного человечка». Но пилот испытывал эйфорию предчувствия открытия. Хотя, может быть, он просто изголодался по твердой почве под ногами и устал от внимания Ю. (В этом я его очень даже понимаю)
– Ю! – кричал пилот. – Ю! Надо запустить зонды! Скорей!
– Что, прямо так и пойдешь? – поинтересовалась система. – Не хочешь прикрыться?… Основные блоки еще не прогрелись, температура минус 15, и ты будешь звенеть как рождественский колокольчик.
Что такое рождественский колокольчик, Дабр не знал, но догадывался, что это должно быть довольно паршиво.
– Так-то лучше, – отметила Ю, и Дабр ощутил, какие они разные: она, знающая все и обо всем, и он – человек, в какой-то мере потомок создателей Ю. Где-то на задворках души шевельнулось чувство стыда за собственную глупость.
Пилот вытер свое лицо в запотевшем блеске зеркала, мусоля в сознании одну и ту же мысль: «Там есть жизнь!» За последние 8 лет они исследовали несколько десятков с виду подходящих планет, и везде их ждало разочарование. На многих была вода, и атмосфера, и немногим требовалась коррекция климата, но у большинства из них не было еще одной важной составляющей жизни – магнитосферы, которая словно покрывалом защищала поверхность от жесточайшего излучения звезд. Эта была первой, а значит, у них был шанс.
Дабр подобрал с пола универсальную защиту и даже не подумал о том, как противно лезть опять в этот максимально полезный костюм, который словно вторая кожа покрывал человека. Он натянул черный пояс со странной юбкой и ремнями, портупею. Костюм подходил больше садисту из борделя, чем покорителю космоса. Провел ладонью над активатором. Поморщился, когда по позвоночнику, рукам и ногам поползли дополнительные каналы экзоскелета, стянув его тело словно корсет. Напрягся, когда в нейронный шейный центр вошел контакт универсальной защиты, и поежился: с ног до поверхности шеи, покалывая и щипля, поднималось облако мельчайших биомеханических пластин, которые, как чешуи рептилии, покрыли тело, оставляя только бледный контур лица и копну волос.
– Я готов! – улыбнулся Дабр, сверкнув ясными светло-ореховыми глазами в глубине зеркала. Словно танцор, совершая плавные па, в обтягивающем сиянии универсала вывалился в пустоту коридора.
Его костюм переливался сизыми отблесками. Второй дом для такого хрупкого и не приспособленного к жизни в космосе человеческого тела. Настолько хорош, что в нем он мог прожить в открытом космосе добрых 30 минут и при этом не сгореть в лучах гамма-излучения, не замерзнуть и не задохнуться.
– Собери всех, Ю! – радостно приказал пилот, но Ю проворчала:
– У них еще 20 минут, которые вы им определили, сэр.
– Какая ерунда! – воскликнул Дабр, считая, что душ и момент истины – явно несопоставимые вещи.
Длинный круговой коридор закончился очень быстро, пилот пролетел несколько отсеков, кувыркнулся в гравитационном лифте и ворвался в рубку. Конечно, там было пусто. И еще добрых 15 минут он метался по залу, споря с Ю и строя планы вслух. Система радостно переругивалась с ним, откровенно глумилась, но первый пилот не обращал внимания на ее капризы.
Наконец стали подтягиваться члены команды.
Шестеро мужчин и девять женщин. Сейчас они были одеты в универсальные защиты, с такими же бледными лицами, как и у Дабра, но чисто выбриты. Вся команда красовалась сверкающими черепами, и только пилот отличался от них наличием шевелюры и бороды.
В этой универсальной защите и женщины, и мужчины походили на антропоморфных ящеров, покрытых змеиной чешуей, с голым блестящим черепом и человеческим лицом. Ни дать ни взять – мутанты-динозавры из какого-нибудь альтернативного мира, где приматы так и не стали одним из ведущих отрядов. Женщины отличались лишь размерами тела, парой выпуклостей и более резким изгибом в районе талии.
Такой перевес в сторону женского пола был не случайным. Если быть точным, именно женщинам предстояло выполнять наиважнейшую миссию колонизации планеты. Люди не размножаются как кролики, но создать колонию в несколько тысяч индивидов экипаж Дабра мог. В медицинском отсеке корабля бережно хранился генетический материал, все, что требовалось, – дать жизнь готовым начать делиться клеткам.
Было еще одно существенное отличие женщин: после последней планетарной катастрофы некоторые носители женского генофонда приобрели странное, пугающее свойство – мгновенно читать вероятностные исходы событий. Не все, но четверо из экипажа Шмеля были интуитами и таким умением обладали.
Глава 3. Из дневника пилота. Начало
Из дневника Пилота. Земля, 24 августа 2012 года, 5 утра.
Теперь мне придется остановиться и рассказать эту историю с начала.
А началось все с того, что я, прожив половину жизни, решила, наконец, что у меня к ней есть свои собственные счеты. И эти счеты необходимо свести, ибо в последнее время общий баланс стал явно не в мою пользу. Ритуал сведения счетов с жизнью был у меня свой, очень действенный и позитивный. Поэтому примерно за час до рассвета я выскользнула из своей квартиры ранним августовским утром и пошла… в горы. Благо, горы были совсем рядом. Целью моего похода была площадка на пятом этаже ажурной металлоконструкции старой телевизионной вышки. Я, тщательно перебирая около пятидесяти вопросов, которые требовали срочного разрешения, карабкалась, сопя и пыхтя, среди коряжистых сосен, и примерно через двадцать минут подъема достигла облаков.
Ничего сверхъестественного в этом не было, просто небо предпочитало этим августом жить примерно в 400 метрах над землей. На ощупь, на вкус и на цвет облака снизу были мокрые, холодные и противные. Я тут же похвалила себя, что надела нормальную куртку-непромоканец приятного цыплячьего цвета с красноречивой надписью на спине: «Цены снова очень низкие». Как раз для моего случая: полжизни за бортом, и расценки в социальной котировке пошли вниз.
Конечно, надо себе признаться честно, – бормотала вслух я, похрюкивая и всхлипывая от нагрузки (сказывалась моя сидячая работа), – поезд-то ушел. Вышла ты, девонька, в тираж… Эхе-эхе! Наклон горы был крутым, и довольно часто земля очень опасно приближалась к моему носу. Где-то под самой вершиной предательски скользкий камень подставил мне подножку, и я таки уткнулась носом в окатыши тропинки, которая по совместительству работала руслом для мелкого ручья. – Хрм… эхе-эхе… Подло-то как! – возмущенно выдохнула я, подыскивая глазами, куда бы уместить свое побитое тело. В плотном тумане облака ближайшие предметы можно было разглядеть, только налетев на них.
Буквально перед моей головой поперек дороги лежало поросшее скользким мхом бревно. «Эхе… – смекнула я, – мне чертовски повезло с этим камнем, а то я бы аккурат врезалась в это бревнышко, а так хоть посидеть можно». Я громоздилась на бревно спиной к подъему и стала разглядывать то, что можно было разглядеть: окатышки в русле ручья, пару листьев папоротника и несколько древесных поганок на моём насесте. Где-то в тумане что-то хрустнуло, звякнуло и всхлипнуло. Стало как-то нехорошо на душе, и пробасила в сырое облако:
– Эхе-эхе! Нас тут много и у нас есть палки!
Звуки в тумане затихли. «Может, лось? – подумала я. – Хотя чем он там гремел? А… Так это домашний лось?… Или волки». И тут я представила, как волки в тумане слушают мое повизгивание, похрюкивание и отдышку и наблюдают, как нечто желтое с надписью «цены снова… очень низкие» прет прямо на них. Будь я на месте этих волков, я была бы уже в паре километров отсюда. Стало очень смешно, в ватном воздухе тумана мой хохот вышел какой-то диковатый. Снова послышались звякающие звуки, которые явно удалялись прочь. «Ну что там с вопросами к жизни?» – попыталась вспомнить весь перечень, но, к моему удивлению, в голове осталось только семь. «Этак пока дотащусь до верха, мне и сказать-то будет нечего», – подумала я, пиная окатышки под бревном.
Вдруг среди ржавых камешков блеснуло что-то небесной голубизны. Я сползла с бревна и стала откапывать находку. И откопала округлый камешек размером чуть больше спичечного коробка, ярко-голубой, с очень геометричной сеточкой белых прожилок, довольно тяжелый для своих небольших размеров. Геолог из меня никакой, но я почему-то уверилась, что мне попалась бирюза. «Во как, сокровище!» – улыбнулась я, уверив себя в том, что, видимо, пришла белая полоса везения, и стала оттирать мое сокровище от песка и лесной грязи. «Ой!» – что-то больно укололо руку, и выступила кровь. «От… бли… Ну ничего запросто так не бывает», – ругнулась я, сетуя на то, что ничего, буквально ни один подарок судьбы не обходится без какого-нибудь дерьма. Спрятала сокровище в карман куртки и поползла в гору.
На седловине хребта примостилась бетонная площадка с кривым домиком охраны, путанной, большей частью срезанной колючкой по периметру и металлическими ногами вышки. Охрана посетителей не любила. Потому что они оставляли за собой кучу мусора и столько же неприятностей. Собственно говоря, красть на вышке было нечего, а вот открутить пару болтов и накидать бутылок в трубу будки охранников – это запросто. А еще были те, кто думал о качественном расчете с жизнью, не такие, как я, которые просто поговорить, а настоящие. Эти чаще всего оказывались в металлической сетке, метрах так в 15 от земли, тоненько мявкающие: «спасите», с застрявшими ногами, руками в довольно больших ячейках, с синяками и матами от охранников. Потому что потом начинался кордебалет по вытягиванию неудачника и передачи его властям.
Поэтому со стороны центрального входа в башню висел внушающего вида замок, и рядом стояла собачья будка. Из будки на моей памяти никто никогда не гавкал, хотя перед ней стояла миска, и тянулась довольно внушительного вида цепь.
Я прокралась с другой стороны будки и начала ползти вверх по довольно удобным железкам. Надо было проползти каких-то три метра вверх и перевалиться на площадку с нормальной лестницей. Дальше все было просто: лестница, огороженная со всех сторон, уходила вверх и вверх, на пятом этаже была довольно большая площадка, где можно было расположиться, чтобы увидеть то, зачем я пришла – рассвет над облаками.
Я успела. Вид был великолепен. Море жемчужных мягких облаков прямо подо мной. Самый край чудного моря уже окрасился красным цветом. Я затаила дыхание. Вдруг яркая вспышка и из-за горизонта поднимается ярко-коралловый диск Солнца, облака становятся молочно-розовыми с синими провалами тени, словно на чудное море налетел ветер. За это зрелище можно было все простить неласковой жизни. Я зачарованно смотрела, как алый диск поднимается по небосводу. Периодически какое-нибудь вырвавшееся из стаи облако цеплялось за башню, и картинка смазывалась плотным розовым туманом, через который прорывались яркие проблески лучей.
– Красотища, – выдохнула я.
Вдруг мне показалось, что кто-то прошел по площадке (от этого противно скрипело железо) и сел рядом со мной.
Я скосила глаз, не поворачивая головы. Рядом с моими ногами, пиная туман облака, болтались другие ноги, одетые в костюмчик не по погоде. Нечто белое, напоминающее змеиную кожу. Если для его пошива действительно использовалась змея, то она была явным переростком и побывала в отбеливателе. Я медленно повернула голову и начала поднимать взгляд выше: за ногами обнаружилось тело, причем явно женское, в том же змеином прикиде, обтягивающем, словно гимнастический купальник.
«Цирк, что ли?» – подумала я вскользь, и обнаружила венчающее тело миловидное лицо. Лицо улыбалось. Девушка была красивой, пугающе красивой, если учесть, что змеиный костюмчик доходил буквально до ее скул. Голова была украшена абсолютно белыми прямыми волосами, такими же белобрысыми бровями и кустистыми белыми ресницами, среди которых прятались по-настоящему бирюзовые глаза.
Увидев мое внимание, девушка оголила ряд идеальных, опять же ослепительно белых зубов, и протянула руку:
–you…?
Я закрыла глаза. Не может быть. Открыла глаза. Девушка все так же протягивала руку и улыбалась.
–you,..?
Чего-чего, а английский я знала со школы, хотя бы в пределах you…. Хороший у нее был английский, настоящий.
Я отряхнула руку от ржавчины, протянула её, представляясь:
– Елена Викторовна…
Руки встретились, и между нами проскочил электроразряд, какой бывает между колготками и полиэстеровой юбкой. Я невольно поморщилась. Девушка продолжала сиять.
–You…. – утвердительно сказала она. – Иер?
– Чего-чего? – удивилась я.
– Иер? …
– Ах, иер… Год… год-то у нас 2012… август….
– Иер?
– Тьфу ты пропасть! Two thousand twelve, август… – выговорила я на местном английском….
О! – она была удивлена, и, видимо, очень.
«Ну и пусть удивляется», – я отвернулась и сделала вид, что созерцаю рассвет. И это для меня намного важнее всяких там тёток в белом.
Что-то в ней было не так. Если быть точней, совсем всё не так: от костюмчика до волос на макушке, и при этом она мне кого-то напоминала. Можно, конечно, было задать вопросы, но…
Поразмыслив хорошенько, я пришла к выводу, что как раз вопросы задавать мне очень не хочется, потому что на них очень даже можно получить ответы… А если они мне не понравятся?
Пока я раздумывала, башня опять зазвенела. Кто-то полз снизу, хорошо сдабривая свой подъём характерным вариантом местного диалекта, который варьируется от "мляяя…"и "…еть"между "здец…"и "…ись… на… й".
«Охранник?» – я приняла боевую стойку: руки в боки, загораживая своим телом рассвет. По крайней мере, то, что ползло снизу, было понятно и знакомо. Это «что-то» прозвенело совсем рядом, поразительно напоминая звуком то, что я приняла за лося.
Голова просунулась в люк площадки:
– Че за нах…? Х…н?
– Рай! – утвердительно ответила я.
– О…бл… уже? – до меня донёсся запах начавшего формироваться перегара. Понятненько, тот самый, из тех, кто в претензиях на жизнь…
– А ты… че за нах…? – пробасила голова, не решаясь вывалиться на площадку.
Я его понимала.
На фоне розовых облаков с прожилками божественного света стоял мой силуэт в виде очень круглой буквы «Ф», отсвечивающий по периметру желтизной. Картину прикрывал туман, мешая разглядеть, чего ж это на самом деле «за нах…»
– Я? Тебя жду… – ответила я низким басом…
– А че… пора? – жалобно спросила голова…
– Вот из ит? – проворковало сзади меня белобрысое создание и выступило из тумана прямо к мужику. На той стороне люка возникла пауза.
– Че за на…? – поразительно широкий словарный запас…
– Ах, это… – скромно сказала я, подтверждая его опасения. – Ангел…
– Е…. и… но ма… – его мозг явно дошёл до границы собственных возможностей…
– Ху а ю? – спросила белобрысая….
– Я…. Бл… ой…?
– Ты кто? – грозно перевела я, надвигаясь на него из тумана.
– Механик… е… ть.
– Ну, че, механик, ты в Рай или как?
Мужик ничего не ответил, было слышно, как он скатывался с потрясающей проворностью вниз, отмечая некоторые углы всё тем же "…ец… и …ять…"
Что-то мне подсказывало, что с сегодняшнего дня он завяжет с прогулками по горам под утро и питьём в частности.
Романтичного настроения пообщаться с жизнью тет-а-тет не осталось. «От бл…» – подумала я, как давешний мужик.
– You!
– Елена Викторовна, я. Угомонись, ты чесслово.
Белобрысая немного помолчала. Потом произнесла очень чётко, без акцента:
– Елена Викторовна – пауза – You?
– Ну чего ты от меня хочешь? You?
– You! You! – радостно закивала белобрысая.
До меня дошло, что Ю – это она…
– Ну и чего тебе надо, Ю?
Она тыкнула пальцем на мой карман, где лежало найденное сокровище.
– Ах, это… – разочарованно сказала я, вытаскивая камень и протягивая на ладони.
– Елена Викторовна… – сказала белобрысая, сжимая камень в моей ладони и довольно недвусмысленно таща мою же руку к моему лбу.
И тут я прокололась, подалась как пятилетний ребенок на банальное «а что будет, если…?». Камень прилип к моему лбу и вдруг начал расползаться, обручем охватывая голову, а затем рассыпался в миллионы мелких блох. По крайней мере, мне так казалось. Куча мелких букашек побежали по моему телу, особенно целясь в позвоночник. Они щипались, щекотались и очень даже пребольно кусались.
– Ээээ…. – запротестовала я, не в силах сдвинуться.
Белобрысый черт в змеиной коже открыто улыбался.
Затем меня отпустило. Я провела ладонью по затылку – там остались следы укусов.
– Ты чего делаешь? – угрожающе надвинулась я на белобрысую.
Она улыбалась.
Зато у меня в ушах раздался голос, как из наушников: «Интеграция нейромодуля пилота завершена».
– Чего, чего? – голова побаливала, а фокусировка зрения сбоила, словно кто-то поверх пейзажа наложил некачественное 3D видео.
Я смотрела, как белобрысое существо шевелит губами, а звук слушала в своих ушах:
– Елена Викторовна – пилот.
В моей нескладной картинке она коснулась пальцами моих рук и угрожающе надвинулась на меня.
– Я – это ты, мы – это я… – шевелились ее губы, и она надвигалась на меня, как катастрофа белой горячки на запойного алкоголика…
– Отвали! – запротестовала я, но змеиное привидение коснулось моего лица, и вдруг прошло насквозь, оставляя за собой невероятные ощущения. Мне даже показалось, что мозги под черепом вполне реально зашевелились.
И все исчезло.
Обратный путь я преодолела также, как тот мужик, разве что диапазон моих комментариев был несколько иным.
Запыхавшись, весьма быстро добралась до приметного бревна, плюхнулась. Сердце отчаянно заходилось. «Надо взять себя в руки, еще бы знать в какие». Я повертела свои ладони, рассчитывая, что «это» выйдет из меня. «Гадость, какая»!
Примерно через полчаса я успокоилась. Все это время с упорством аутиста сидела и пинала ту же самую гальку, где обнаружился этот чертов камень. Наконец, созерцание камней и песка мне надоело, я повернула голову и обнаружила рядом на бревне знакомые змеиные колени.
– You?
Дежавю.
Какой-то очень умный дядька говорил, что своему страху надо смотреть в лицо. Именно так я и поступила:
– Чего тебе от меня надо?
– Ты пилот.
– Отличненько! Только я вообще не умею летать, плавать, ездить, – категорично заявила я, хотелось для гарантии добавить к списку «ходить».
– Пилот.
– Потрясающе содержательный разговор. Ты пилот и все тут. Пилот чего? – раздраженно спросила я.
– Пилот Ю! – восторг этой красавицы трудно охладить.
Я вложила все свое умение в уничижительный взгляд:
– И как я тебя должна пилотировать?
–О! – очередной восторженный возглас.
– Не вижу руля! Совсем, и педалей нету… – я прикинулась полной дурой. При этом реально ее осматривала на предмет перечисленных частей. Да, да, и за спину заглянула.
– О!? Ах, да, корабль, – она была несколько разочарована, – сейчас покажу.
И показала.
Если папуасу века этак 16-го показать современный морской лайнер, он тоже повредится умом. Или придумает какое-нибудь очень правильное объяснение тому, что увидел. Я не смогла придумать ничего. "Шмель", несмотря на свое название, был огромен, великолепен, непонятен, прекрасен, и меня чертовски тянуло к нему. Как я его увидела? А прямо в мозг. Вот прямо раз – и вместо прекрасного осеннего леса вокруг это вот самое – экспедиционный корабль класса "Шмель". А уж эмоции, сопровождающие этот три-дэ кинотеатр, были теми еще. Они были моими и тоже транслировались прямо в мозг.
– Эмпатия, – пояснила Ю все мои переживания, – Как только нейромодуль установлен, пилот сливается с кораблем, становится его деталью.
Кто-то там философствовал про винтики-шурупчики в системе? Нате пожалуйста, прямо этими самыми детальками поживите, да с полным фулл-иммерсион, мать его, погружением! Я вообще тётка циничная, прожжённая, на всякие сопли и розовые мечты уже не растекаюсь. Опыт-с сказывается. Но вот на тебе. Я влюбилась в корабль. Нет, серьёзно, вот прямо в три-дэ. К просмотру фильма про космос добавились эмоции, страдания и всё такое из разряда «шестнадцать лет настало и голова пропала». Где-то в глубине души я поняла, что этот фокус "интеграции с кораблем"совсем не делал пилота счастливым. Вечную тоску по кораблю и полёту – вот что давал этот самый нейромодуль. С моей точки зрения, полное издевательство над человеком, осознанное и запрограммированное, не хуже вражеской винды. Взбесило, но тут же потухло, нейромодулем основательно заглушенное. Но о своих незабываемых ощущениях юной непорочной любви к совершенно нереальной железке из космоса я не сказала. Если ты кого-то по-настоящему любишь, ты дашь ему право наслаждаться всеми иллюзиями жизни. Даже если тебе от этого мучительно больно. И я не задала вопрос, как этот самый нейромодуль демонтировать, по той же самой причине. Какое-то страшное одиночество скреблось где-то на задворках разума: пилот без корабля, птица без крыльев, человек без звёзд.