Брюс и серебряная ложка королевы

Королева слушала эту историю с грустной улыбкой. Конечно, она жила совсем в другом мире, где не бросают своих детей на улице. Но королева Мария много повидала за свою жизнь и знала, что на самом деле мир большой и разный. И человеку стоит большого труда и везения быть счастливым. Похоже, Кевин это тоже понимал.

– Вот Кевин расстроится, когда узнает, что у нас нет даже шанса поискать вашу ложку, ваше величество. Мы ведь уже разработали план! Кевин говорит, что мир за пределами Кварты страшно интересный! Но без червонцев жизнь будет унылой что в Кварте, что на Луне – так он говорит. Он хочет повидать мир, да и я тоже хочу.

Королева рассмеялась:

– Ну, хорошо. Я допускаю вас во дворец и даю вам поручение отыскать мою серебряную ложечку с красным жёлудем. Завтра ты можешь прийти во дворец. Скажешь привратникам пароль: «Пёс и его мальчик», они вас с Лунаром пропустят. А вот и моя свита, – добавила королева Мария, увидев несущегося во весь опор главного конюшего.

Она погладила по голове Лунара, улыбнулась на поклон Брюса, взлетела стрелой в седло и поскакала навстречу своим придворным.

Как только королева Мария и её всадники исчезли за деревьями, Брюс высоко подпрыгнул от радости. Лунар бросился его обнимать, норовя лизнуть в лицо.

– Лунар, дружище! Мы завтра попадём во дворец! Бежим, надо скорее обо всём рассказать Кевину!

И мальчик с собакой побежали в сторону дома. Если бы они только знали, что их ждёт дома, они бы бежали ещё быстрее. Потому что в дом пришла самая большая беда из всех, что когда-либо случались с Брюсом и его семьёй.

Глава четвёртая,

в которой Брюс наконец понимает, в чём дело

Брюс примчался домой в весёлом настроении и с порога, запыхаясь, прокричал:

– Я познакомился с королевой! Она пригласила нас во дворец!

Но, забежав в дом, мальчик почувствовал что-то неладное – очень уж было тихо.

– Мам!

Но она не отозвалась. Не было её и во дворе, куда Брюс выбежал вслед за Лунаром. Пёс уже скрёб передними лапами дверь в мастерскую. Значит, мама была там. Значит, на неё снова напало тёмное вдохновение. И Брюс потянул дверь мастерской на себя.

Это была большая светлая комната, состоящая почти сплошь из окон: мама хотела, чтобы солнечного света было много. Огромный стол покрывали тюбики краски, перепачканные маслом тряпочки, кисти, карандаши, холсты и бумага. Одна стена обычно была вся заставлена тёмными непонятными полотнами. Но сейчас все эти полотна лежали на полу, собранные в одну огромную картину: сине-чёрная птица с жёлтыми глазами, железными когтями и клювом держала в лапах серебряную чашечку с дубовым листком на ручке, а рядом на серебряном блюдечке лежала серебряная ложка королевы Марии. Вокруг птицы бесновались жуткие создания.

Мама лежала без сознания. Лунар уже был рядом и облизывал ей руки, поскуливал и заметно нервничал. Миг! – и Брюс уже возле мамы. Он приподнял ей голову, подложил под неё запачканные краской тряпки, о которые мама вытирала кисти, принёс воды и побрызгал на лицо. Постепенно мама стала приходить в себя. Поначалу она недоумённо смотрела на сына, словно не понимала, кто он, а кто она. Но вот взгляд обрёл осмысленность, и женщина, приподнявшись, села на пол. Лунар уже, довольный, помахивал своим хвостом-бубликом и норовил лизнуть хозяйку в лицо, чего она никогда ему не позволяла.

– Брюс! – хрипло произнесла мама. – Я закончила работу и всё поняла. У меня мало времени, прежде чем я снова отключусь. Посмотри внимательно на картину. В центре изображена птица Могол.

Могол была похожа на огромного тёмно-синего орла. Брюс знал из сказок с детства, что размах её крыльев затмевает солнце и самые большие облака, на земле в это время ненадолго наступает ночь. Клюв и когти у неё были железные, а глаза! Ах, какие у птицы Могол красивые глаза – раскосые, жёлтые с красными огненными прожилками и тонкими вертикальными зрачками. Несмотря на грозный вид, Могол была любознательной и умной птицей.

– Посмотри, какие вокруг чудовища, – кивнула в сторону составленной картины мама.

Эти твари и впрямь наводили ужас. Когда мама под влиянием тёмного искусства писала отдельные фрагменты – большой рыбий хвост или голову женщины с перекошенным от злобы лицом, длинные гусиные синие лапки или морду свирепого кабана с поднятыми к небу жёлтыми клыками, – было жутковато, но ещё терпимо. Но сейчас, когда мама собрала всё полотно – приставила гусиные лапы к туловищу с кабаньей головой, на тело жабы посадила голову цапли на длинной шее, – невозможно было отвести взгляд от этой страшной картины. Через какое-то время вы чувствовали головокружение, вам не хватало воздуха, хотелось немедленно выскочить на улицу и попить чистой воды.

Итак, в центре восседала птица Могол, в когтистых лапах она держала серебряную чашечку. Здесь же была ложечка королевы Марии. Эту ложку узнал бы каждый житель Кварты. Изображений ложечки глашатаи раздали невиданное количество, чтобы все знали, как она выглядит. Хищный взгляд и весь настороженный вид огромной птицы давали понять, что с ней шутки плохи. Понимали это и твари, окружившие её плотным кольцом. Они не решались подступиться ближе, но было ясно, что они тоже не намерены сдаваться. Здесь были подземные жители с дубинками и топорами. Их бородатые смуглые лица и невысокий рост резко выделялись рядом с мертвенно-бледной кожей гигантских русалок. Ведьмы, ехидны и гарпии держали в руках факелы, но странное дело: огонь был не тёплого жёлто-оранжевого цвета, а напоминал испаряющийся серо-голубой лёд. Ледяное пламя отбрасывало отсвет на фантастическое существо с единственным жёлтым глазом посередине овального тела. В довершение всего у него рос роскошный петушиный хвост переливчатого чёрно-зелёного цвета. Само существо было похоже на огромное белое яйцо на жабьих лапках.

Брюс рассматривал мамину работу с возрастающим волнением. В углу картины он увидел волков и связанную белую собаку.

– Лунар! – узнал мальчик своего пса.

– Да, мой милый. Это Лунар. Это значит, что и ты где-то рядом. Как я ни силилась увидеть и написать тебя, не смогла. Это хороший знак.

– Мама, мне душно, мы должны выйти отсюда.

И, вскочив на ноги, Брюс подал руку матери. С большим трудом женщина смогла подняться. Ей потребовалось несколько минут, чтобы перевести дыхание, и только тогда она смогла медленно пойти к выходу.

На свежем воздухе и ярком летнем солнце сразу же стало легче дышать, голова прояснилась.

– Где-то между мирами образовалась прореха, и вся нечисть хлынула к нам. Всю жестокость, алчность, безумие и свирепость сейчас сдерживает волшебная птица Могол, которая живёт далеко-далеко в гнезде на семи дубах, – негромко проговорила мама, направляясь к дому. – В её лапах серебряная чашка и ложечка. Потусторонние твари хотят завладеть чашкой и ложкой. Если им это удастся, они будут непобедимы и захватят наш мир. Но у чашки и ложки другое предназначение. Я не знаю, какое. Знаю лишь, что должна испить из этой чашки и поесть с этой ложки, чтобы моё тёмное искусство покинуло меня.

– Мама, может, нам сжечь эту картину? Она меня пугает.

– Я пыталась. Как только мне удавалось испортить какой-либо фрагмент работы, я тут же принималась его восстанавливать. Словно моей рукой водил кто-то другой. Если ты уничтожишь картину, мне придётся писать её заново. Боюсь, у меня просто не осталось сил.

– Значит, нам нужно найти эту ложку и чашку и принести их тебе. Чтобы ты выздоровела… Мама, мне страшно. Эти волки пленили Лунара.

Брюс вспомнил, какой грустной была королева, когда говорила, что стала меньше после смерти своей Снежинки.

– Это очень опасное дело и серьёзное испытание, сынок. Я чувствую в себе тёмную сторону мира и не могу с ней справиться. В моей картине много боли и страха, это так. Но есть в ней и надежда – серебряные предметы обладают огромной исцеляющей силой. И королева Мария знает об этом, потому она до сих пор ищет свою ложечку.

– Мам, я сегодня встречался с королевой, и она пригласила меня во дворец. Я думаю, это хороший знак. Кажется, у нас начинает собираться история, мама.

И Брюс вкратце рассказал о встрече с королевой Марией.

Остаток дня Брюс помогал маме по хозяйству: натаскал воды из колодца, вскипятил воду для чечевичного супа, собрал огурцы и редис на салат. Он был серьёзен и молчалив. Лунар, чувствуя настроение хозяина, ходил за ним, как тень. Мама выглядела слабой и очень уставшей и почти всё время отдыхала в постели.

Едва отец показался в воротах, как Лунар уже радостно прыгал вокруг него и приветственно лаял. Брюс выскочил из дома и прижался к отцу.

– Пап, привет! Мама закончила картину, а я встречался с королевой Марией.

Отец слегка отстранился от сына, чтобы посмотреть на него:

– Как мама? Идём, всё расскажешь.

Мама лежала на кровати, но, услышав голос мужа, открыла глаза.

Они рассказали отцу про завершённую картину и встречу Брюса с королевой Марией в лесу. Отец сходил в мастерскую посмотреть на составленные полотна, вернулся хмурым и сосредоточенным.

– Кора, вот как мы поступим, – проговорил отец, усаживаясь в кресло. – Я оставлю тебя и Брюса на попечение лекаря, а сам пойду искать серебряную чашку и ложечку.

– Но там Лунар! – вскочил из-за стола Брюс, и пёс поднялся следом. – Разве вы ещё не поняли? Там мой Лунар! Мы никогда не расстаёмся, папа, ты знаешь. Это я должен пойти.

– Брюс, – медленно начал отец. – Это не Лунар. Это просто ещё одна собака из Лунной страны.

Брюс открыл было рот, чтобы возразить отцу, но заметил, что мама побледнела пуще прежнего. Лунар подскочил к хозяйке и громко залаял.

– Кора, что с тобой? Тебе не хорошо? – Отец взял маму на руки и поспешил к выходу. – Брюс, открой дверь. Нам нужно к лекарю.

До домика лекаря Галена идти было минут тридцать. Иногда Кевин и Брюс преодолевали это расстояние играючи – в азарте состязаний, кто придёт первым, а иногда шли целую вечность, горячо обсуждая последние собачьи бега и то и дело останавливаясь на дороге в особо спорных моментах. Но отец шёл очень быстро с мамой на руках. Он бережно прижимал её к себе и еле слышно повторял: «Кора, пожалуйста, держись!».

Брюс с Лунаром обогнали родителей ненамного, но этого было достаточно, чтобы предупредить лекаря. Гален уже стоял на крыльце и внимательно слушал рассказ мальчика, когда показался Пётр со своей ношей. Кевин тоже был рядом.

Лазарет у Галена был детским, взрослых больных он никогда не оставлял у себя. Но маму Брюса лекарь решил оставить. Ещё не видя картины, он уже понимал, что именно Кора сумела перенести на холст.

– Пётр, не тревожься. Кора не потеряла сознание, она просто спит. И сразу скажу, я не знаю, сколько она проспит. Это не сон обычного человека. Это сон настоящего мастера – художницы, которая выполнила своё предназначение и потеряла при этом почти все свои жизненные силы. Да, она права. Чашечка и ложка должны соединиться вновь, и только в паре они смогут помочь Коре прийти в себя. Это очень старая магия. Древнее самой птицы Могол. Ты знаешь, я к магии отношусь недоверчиво, я верю в свои лекарства и снадобья, свежий воздух и утреннюю зарядку. Но я не могу отрицать того, что в нашем мире существует волшебство. Иначе откуда берутся стихи и музыка, картины и скульптура? Нужно поговорить с королевой Марией и хорошенько расспросить про магические свойства ложки. Очень удачно, что у вас теперь есть доступ во дворец. Отправляйтесь домой, а утром идите к королеве. Нет-нет, не волнуйся, – похлопывая Петра по плечу, добавил Гален. – Кора останется у меня. Я огорожу ширмой её кровать, и дети не побеспокоят. Я за ней присмотрю. Ну, ступайте.

Пётр заметно успокоился и повернулся к Брюсу:

– Ну, что, сынок, пойдём?

Мальчик кивнул. Хотя ему очень хотелось остаться и обсудить с Кевином всё как следует. Рассказать про жутких тварей с маминой картины, про связанного волками-оборотнями Лунара, переписать План возвращения ложки королевы Марии, наконец. Но отец ждал, поэтому Брюс только махнул Кевину рукой на прощанье, и они с Лунаром пошли домой.

Глава пятая,

в которой Брюс и его отец отправляются в замок королевы Марии

Когда отец с сыном пришли домой, наступил уже поздний вечер. Их дом стоял на окраине Кварты, так что во дворе всегда было тихо. Куры уже самостоятельно угнездились на своих насестах, спрятали головки под крылышки и заснули. Лунар пробежал свой обычный маршрут вокруг двора, словно дозорный, проверяя, всё ли в порядке. Отец сразу же направился в мастерскую, чтобы ещё раз как следует рассмотреть мамину работу, а Брюса отправил спать.

Пока мальчик умывался и готовился ко сну, взошла луна. Лунный луч, который связывал Брюса и Лунара, засиял ярче. Днём при свете солнца или в облачную ночь этот луч был невидим. Брюс бережно прикоснулся к лунному свету. Мальчика накрыло теплотой и чувством безопасности, словно его обнимала мама.

– Мама, я скучаю по тебе, – прошептал Брюс. – Завтра мы пойдём во дворец и сразу же начнём поиски ложки. Это во-первых.

Брюс уже начал мысленно составлять План. Он обожал составлять списки и планы. Так он чувствовал, что какая-то часть жизни, которая раньше представлялась чем-то огромным и непонятным, начинала обретать границы, становилось яснее, с какой стороны подступиться к делу. Такой основательный подход к жизни мальчик унаследовал от отца. Дровосеки не могут рубить какие попало деревья и каким угодно образом. Сначала они понимают, сколько деревьев им нужно, затем размечают территорию, определяют, какие именно деревья они будут рубить. «Лес не терпит хаоса и небрежного отношения, – часто повторял отец. – Больные и старые деревья мы вырубаем на дрова, таким образом расчищаем место для новой жизни – молодых деревьев».

Брюс любил лёжа в кровати перед сном вспоминать уходящий день. И постепенно прошедшие события плавно перетекали в дремоту, а затем и в сон, так что, просыпаясь по утрам, мальчик не сразу понимал: приснился ли ему вчерашний день или все события были реальными.

Но в это утро Брюс проснулся с ясной головой: вчера он познакомился с королевой, а сегодня он идёт во дворец. Мальчик открыл глаза и услышал звук разбиваемых яиц и звонко шипящей сковородки. По комнате поплыл дразнящий запах яичницы с жареным луком.

– Сынок, вставай. Пора завтракать, – позвал Брюса отец.

– Да, папа, – крикнул в ответ Брюс и вскочил с постели.

Лунар уже сидел у двери, ожидая первой утренней прогулки.

– Ну, беги, – выпустил пса Брюс и поспешил убрать постель, одеться и умыться.

Папины завтраки всегда были основательнее маминых. Яичница подрагивала жёлтым глазом, который тут же растёкся, стоило его коснуться вилке. Вернувшийся с прогулки Лунар в два счёта разделался со своим завтраком и уселся рядом с Брюсом, норовя поживиться ещё и хозяйской едой. Лишь один отец не смог проглотить ни кусочка. За ночь черты его лица стали острее, выглядел он мрачным и отстранённым.

Брюс подвинул к себе тарелку с обсыпанным корицей и сахарной пудрой яблочным пирогом. Пёс облизнулся. Пирог был таким высоким, что мальчик уложил его набок, съел маленький кусочек. Тут Лунар, вильнув хвостом, выбежал во двор, словно что-то услышал.

– Пап, кажется, к нам кто-то пришёл, – вскочил Брюс из-за стола и поспешил на улицу за собакой.

– Лунар ошибся, там никого, – сказал мальчик, вернувшись через мгновенье.

Но пирога на его тарелке уже не было. Лунар сидел с довольной мордой и облизывался. У отца посветлело лицо, и он даже улыбнулся:

– Какой хитрый пёс! Он слопал твой пирог одним укусом – молния и та медленнее. Ну, держи ещё кусочек.

– Нет, Лунарчик, даже не думай, – защищая пирог от собаки, сказал Брюс и быстро съел свой кусочек.

Пёс был явно не в обиде.

– Ну, что, готов? – спросил отец, когда Брюс доел и они вдвоём убрали всё со стола.

Мальчик утвердительно кивнул.

– Тогда пошли.

До дворца короткой дорогой нужно было идти минут двадцать. Солнце уже стояло высоко и вовсю припекало.

По дороге Брюс и отец не разговаривали. Пётр вообще был немногословным человеком, шагал быстро, а сейчас и вовсе очень спешил. Наконец впереди показался дворец.

Это был небольшой замок из светло-серого камня. По четырём сторонам его украшали полукруглые башни с остроконечными синими крышами. На каждой башенке развевался флаг Кварты – два красных жёлудя на глубоком синем фоне.

Кварта славилась своими дубовыми рощами. Жители верили, что их дубы – волшебные: растут быстрее обычных, древесина особо прочная, без трещин. Конечно, большую роль в выращивании здоровых дубов и их сохранении играли лесничие и дровосеки – такие как Пётр, отец Брюса.

Увидев жёлуди на флагах Кварты, Пётр приободрился и зашагал ещё быстрее.

У ворот, как и ожидалось, стояли стражники.

– «Пёс и его мальчик», – произнёс отец указанный королевой пароль и уже было шагнул в направлении огромных дверей.

– Постой-постой, милый человек, – остановил его толстый бородатый охранник. – В замок пройдут только мальчишка и его собака, ты останешься здесь.

– Послушай, любезный, я должен пройти. У меня до её величества есть дело, – не сдавался отец.

– У всех есть дело до её величества, но не до всех есть дело у неё. Пароль ясно говорит: «Пёс и его мальчик». Во дворец войдут они или не войдёт никто. – В голосе стражника послышались решительные нотки.

– Не волнуйся, отец, я сам всё расскажу её величеству. Сейчас главное – увидеть королеву Марию. Иди к маме, я приду, как только смогу, – торопливо проговорил Брюс, обнимая отца.

Ничего не сказал Пётр на слова сына, только долго смотрел ему вслед. За Брюсом уже давно закрылись ворота, а дровосек всё ещё стоял рядом со стражниками. Они его не прогоняли. Наверно, у них тоже были дети и они понимали, каково это – отпустить ребёнка в неизвестное место.

Наконец, Пётр очнулся от своих мыслей и медленно повернулся в сторону лазарета и зашагал по дороге. Он чувствовал себя таким одиноким и усталым, словно вся радость мира ушла с Брюсом во дворец королевы.

– Нельзя унывать, – пробормотал Пётр. – Брюс у нас смышлёный мальчик, он разберётся что к чему.

Глава шестая,

в которой Брюс говорит с королевой Марией

Королева Мария в это утро была не в духе. Она снова себе не нравилась.

«Кажется, я опять поправилась, – раздражённо думала королева, смотрясь в зеркало в полный рост. – Скоро меня примут за огромный арбуз на ножках».

Вам покажется странным, что королеву могут волновать такие глупости, как собственный внешний вид. На самом деле излечить королеву от хандры и вернуть её точёную фигурку могла только серебряная ложечка с жёлудем из красного агата на ручке.

Ложечка обладала свойством быстрого насыщения. Вот съела королева кусочек торта с этой ложки, а кажется ей, будто слопала она три огромных куска. Именно в этом был секрет стройной фигуры всех женщин королевского рода: ели капельку и чувствовали себя сытыми. Теперь же тонкая талия и изящные изгибы тела королевы Марии исчезли под уютными складками. Королева стала походить на туго зашнурованную колбасу. Её аппетит увеличивался с каждым днём. Королевские повара старались угодить своей госпоже и каждый день радовались пустым тарелкам.

Вчера перед сном королева Мария плакала своей няне:

– Ах, няня! Я должна найти свою серебряную ложечку. Взгляни на меня, – и она подняла руки над головой. На локтях уже образовались очаровательные ямочки.

Её округлившееся лицо было полно искреннего страдания.

Няня сама была весёлой толстушкой и в причитаниях любимой королевы не видела большого горя:

– Дитя моё, не убивайся так сильно. Ты красавица!

– Няня, я тебе не верю! – и королева горько заплакала. – Лучше дай мне горячего молока с маслом и мёдом. И шоколадное печенье.

Сегодня утром королева Мария решила, что начнёт укреплять свою волю и будет держать аппетит в узде. Королева была умной женщиной, но очень избалованной. Она не знала отказа ни в одной своей просьбе и всегда делала, что хотела. Быстро привязывалась к людям и так же быстро остывала. Дружить она не умела, потому что друзья всегда заботятся друг о друге, а она думала только о себе. Из всех людей после смерти родителей она любила только одного человека – свою няню Талису. Няня была всей душой предана своей госпоже и жизни бы ради неё не пожалела. И королева Мария как должное принимала слепую любовь постаревшей няни.

Нужно усмирить свою волю и закалять характер – королева Мария читала о таком в старых книжках о рыцарях и была уверена, что ей по силам справиться с любым вызовом. Но не в первый раз она обещала себе умерить свой аппетит, и всякий раз съедала первое, второе блюдо, никогда не пропускала десерты, потому для десертов королевские повара отводили отдельную маленькую столовую, которая так и называлась – Десертный зал. Чего здесь только не было! Горячий молочный шоколад и жареный миндаль, глазированный арахис, сладкая дыня, воздушные горы безе и облака нежных зефиров, слоёные пироги и хрустящие вафли, торты высотой до неба, украшенные завитками из творожно-сливочного крема, эклеры и профитроли, пирожные, суфле и, конечно, разноцветный прозрачный мармелад, дрожащий от малейшего прикосновения.

Когда серебряная ложечка была при ней, королева Мария пробовала каждого лакомства самую крошечку и быстро наедалась. Теперь ложка пропала, а привычка всё пробовать осталась. И королева стала полнеть, как на дрожжах. Справедливости ради надо сказать, что полнота шла ей. Мария сохранила живость и грацию движений, но перестала себе нравиться. Это самое ужасное, что может произойти с человеком, – разонравиться себе. Такое случается, если люди переселяют свою значимость в предметы или смотрят на себя нелюбимыми чужими глазами. Некоторые наделяют ценностью дома и вещи – и чем больше их дом или чем больше у них вещей, тем лучше они себе кажутся. Королева Мария не знала, что знал каждый счастливый ребёнок, – нужно верить любящим глазам близких. Так вы никогда не потеряете свою значимость. А ценность Марии, как она думала, была в ложке, которую она потеряла. Будешь от чего тут плакать!

Если вы полагаете, что такие уже давно взрослые люди, как королева Мария, всё время думают только о великих вещах, то это не так. Давно взрослые люди думают о разном: немного о великом, ещё немного о какой-нибудь глупости вроде расписания на неделю, самую капельку размышляют о беспросветной скуке – как посчитать запасы в королевских кладовых, и довольно много времени думают о том, на что люди, подобные Брюсу, вообще не обращают внимания. Например, как поощрить талант изобретателя, если учёный передумал быть учёным, а государству нужны его идеи? Нельзя же в самом деле заставить человека изобретать! Если бы королева Мария спросила об этом у Брюса, он бы, не задумываясь, ответил: «Конечно, вы никого не можете заставить! Посмотрите на мою маму: она художница, и рисовать для неё – это жить её жизнь. Если она перестанет рисовать, она уже не будет художницей и у неё не будет её жизни, а будет другая жизнь, ненастоящая. Значит, передумавший учёный – это ненастоящий учёный либо это очень уставший учёный. Настоящему учёному только успевай задачки задавать и смотреть, чтобы он обязательно хорошо отдыхал». Так бы ответил Брюс, но его никто не спрашивал.

Мальчик с собакой вошли во дворец. Их напугал слуга, бесшумно возникший словно из ниоткуда, и Лунар от неожиданности звонко залаял.

– Мальчик, ты кто? И куда ты направляешься?

– Добрый день, – поздоровался Брюс. – Я Брюс, сын дровосека Петра и художницы Коры. Я пришёл по приглашению её величества королевы Марии. Тихо, Лунар, всё хорошо.

Брюс успокоил пса и посмотрел на слугу.

На лице дворецкого, а это был он, промелькнула ухмылка, но быстро исчезла:

– Я тебе не верю. Ты должен был оставить пса за воротами. К королеве ты пойдёшь без собаки.

– Я не могу, господин привратник. Это лунный пёс, мы никогда не расстаёмся. Королева пригласила нас обоих.

– Я не привратник! – рассердился дворецкий. – Я Стивенс, господин дворецкий её королевского величества. Твой пёс может кого-нибудь укусить! А если он напугает королеву? А главное – он наследит своими грязными лапами в тронном зале. Поэтому он останется здесь.

Лунар был добрым псом, но собаке этот Стивенс не понравился сразу. Вдобавок он пах, как шкаф с зимними вещами, – лавандовыми шариками от моли. Лунар громко чихнул и уже не мог остановиться. Брюс еле сдерживал смех.

– Извините, господин-Стивенс-дворецкий-её-величества, – скороговоркой проговорил он, переведя дыхания. – Лунар не любит шерстяные запахи.

– Что?! – вскричал Стивенс. – Да как ты смеешь называть меня шерстяным запахом!

– Что здесь происходит? – раздался женский голос.

– Талиса, этот мальчик пришёл к королеве и хочет провести к ней своего пса, – раздражённо произнёс дворецкий. – Собака, как видишь, нездорова.

– Аапчи! – чихнула няня Талиса. – Стивенс, дорогой, похоже, ты перестарался с шариками для моли. А про мальчика я знаю. Пёс спас вчера нашу королеву, когда Звёздочку схватил за морду рак. Предоставь их мне, пожа-аапчи-луйста.