Тартария. Год Огненного Дракона

RemVoVo

Тартария. Год Огненного Дракона

ГЛАВА 1: КУЗНЕЦ, КОТОРЫЙ СЛЫШАЛ МЕТАЛЛ

Металл пел мне с детства.

Не звенел. Не гудел. Не скрипел под молотом, как у других кузнецов. Он пел. Тихо, как колыбельную, когда я касался его пальцами. Иногда – грустно, иногда – торжественно, будто знал, что из него выйдет: меч, плуг, шестерёнка для летающего фонаря или сердцевина для «Железной Души». Я думал – это нормально. Все так слышат. Просто стесняются говорить.

Отец, Григорий Каменный Лоб (так его звали в городе – за упрямство и лоб, который разбил три наковальни в драках молодости), говорил:

– Мирон, ты слишком много болтаешь с железом. Оно не отвечает. Оно – материал. Ты – мастер. Ты его лепишь, как глину. Не наоборот.

Но он врал. Я видел, как по ночам, когда думал, что я сплю, он сам прикладывал ладонь к остывшему клинку и шептал что-то. Как будто просил прощения. Или благодарил.

Каменьград – мой город. Приграничный. Последний перед Запретными Лесами, где шепчут деревья, а звери смотрят на тебя с разумом в глазах. Город невелик – три улицы, рынок, школа снов, храм Духов Природы и наша кузница – «Каменный Огонь». Но он – как микрокосм всей Тартарии. Здесь всё есть: и светоткань на витринах, и дети, играющие с механическими жуками, и эфирные зеркала, где торговки спорят с поставщиками из Алтын-Орды, не выходя из лавки.

Сегодня – день большой кузни. Заказ от Стражи: починить трёх «Железных Слуг», что сломались после патруля в Ледяных Холмах. Их привезли на платформе, запряжённой двумя «Медведями-Танками» – огромными зверями с бронёй из сплава и глазами, горящими, как угли. Медведи зарычали, когда их разпрягали, – не от злобы, а от усталости. Я погладил одного по морде. Он ткнулся мне в ладонь, как щенок.

– Ты опять с ними разговариваешь? – раздался голос за спиной.

Я обернулся. Маруся.

Дочь командующего Стражей Каменьграда. Высокая, с косой до пояса, цвета тёмного мёда. Глаза – как весенний лёд: прозрачные, но холодные, если не знаешь, как в них смотреть. На ней – лёгкий доспех из светоткани, переливающийся от синего к серебряному. На плече – знак пилота «Орла-Разведчика». Её машина стояла рядом – изящная, как сокол, с крыльями из гибкого сплава и кристаллическим сердцем в груди.

– Не разговариваю. Слушаю, – ответил я, улыбаясь.

– И что он сказал? – Она скрестила руки, приподняла бровь.

– Сказал, что ты опять прилетела без разрешения отца. И что твой «Орёл» скрипит на левом крыле. Опять.

Она замерла. Потом фыркнула.

– Ты ведь не слышишь машин. Ты просто слишком хорошо знаешь мою технику. Потому что каждый раз её чинишь.

– А ты каждый раз ломаешь её. Потому что летаешь, как ураган.

Она усмехнулась – та самая улыбка, от которой у меня внутри всё переворачивалось. Та, что появлялась только для меня.

– Значит, договорились: я ломаю – ты чинишь. Вечный круг.

– Ага. И я ещё и плачу за материалы. Ты хоть знаешь, сколько стоит кристалл для стабилизатора полёта?

– Знаю. Ровно столько, сколько стоит моя благодарность. – Она подмигнула. – Которую ты очень ценишь.

Я хотел ответить, но тут отец громко кашлянул у наковальни. Намекнул взглядом: работай, болтун.

Маруся кивнула на прощание и пошла к командиру Стражи – своему отцу. Тот стоял в стороне, хмурый, как туча перед грозой. Он никогда не одобрял нашей дружбы. Говорил: «Кузнец – не пара для дочери командующего». Но Маруся не слушала никого. Особенно – отца.

Я вздохнул и вернулся к «Железному Слуге» №2. Его звали Ферро. Все «Слуги» имели имена. Это не машины. Это – существа. Созданные Механикусом по древним чертежам. У них есть память. Эмоции. Даже чувство юмора – у некоторых.

Ферро лежал на верстаке, грудная плита открыта, кристаллическое ядро мерцало тускло, как умирающая звезда.

– Что с тобой, старина? – прошептал я, касаясь его рёбер.

Голос в голове – тихий, хриплый, как будто из глубокого колодца:

«Сломался мост. Между мыслью… и движением. Они… слишком громко кричали. В лесу. Я не смог… заглушить.»

– Кто кричал?

«Не люди. Не звери. Не машины. То, что между. То, что не должно быть.»

Я нахмурился. «Между» – так мы называли мистических существ, что иногда выходят из Запретных Лесов. Духи. Призраки машин. Тени прошлого.

– Покажи, где болит.

Я провёл пальцами по его внутренностям – медные провода, хрустальные трубки, шестерни с гравировкой древних рун. И вот – там. Маленький кристалл связи, треснутый. От перегрузки. От страха? От крика?

Я заменил его на новый – из своего запаса. Капнул на стык эликсира связи – жидкого света, что спаяет металл с душой. Прошептал слова, которые слышал в детстве от отца, хотя он клялся, что это «просто техника»:

– Соединись. Помни себя. Живи.

Кристалл засветился. Ферро вздрогнул. Его глаза – два зелёных огонька – вспыхнули.

– Хранитель… – прошелестел он.

Я замер.

– Что ты сказал?

– Ты – Хранитель. Тот, кто слышит. Тот, кто помнит. Тот, кто… пробудит Сердце. – Его голос стал чётче. – Они идут. Те, кто боится. Те, кто ненавидит. Они уже здесь. Под кожей города.

– Кто?

Но Ферро закашлял – металлический, скрежещущий звук – и замолк. Глаза погасли.

– Нет! – Я тряхнул его. – Ферро! Очнись!

– Мирон! – окликнул отец. – Ты там убить его хочешь? Он же хрупкий!

– Он сказал… – начал я.

– Что сказал? Что ты – его любимый мастер? Ну да, ты всех их балуешь, как детей.

Я хотел возразить, но… что сказать? Что железный слуга назвал меня Хранителем? Что предупредил об опасности? Отец засмеётся. Или испугается. А этого нельзя.

Я закрыл грудную плиту Ферро. Затянул винты. Поставил его на ноги. Он зашагал – сначала шатко, потом уверенно.

– Готов к службе, – сказал он ровным, обычным голосом. – Благодарю, мастер Мирон.

Ни слова о Хранителе. Ни слова о криках. Ни слова об опасности.

Они уже здесь. Под кожей города.

Я посмотрел на улицу. На рынок. На детей, играющих с жуками. На эфирное зеркало, где торговка смеётся с поставщиком. На Марусю, что спорит с отцом. На солнце, что светит сквозь кристаллические фонари.

Всё спокойно. Всё красиво.

Но я – я слышал. И теперь не мог перестать слышать.

—

Вечером город засыпал медленно, как всегда. Светоткань на домах меняла цвет на тёплый янтарный. Летающие фонари поднимались над крышами, освещая улицы мягким светом. Из храма доносилось пение Духов – вечерний ритуал благодарения Земле и Небу.

Я сидел на крыльце кузницы, точил нож для Маруси – заказала «с особым узором и лёгким весом». Узор я вырезал в форме её любимого зверя – снежной лисы. А вес… ну, тут пришлось посидеть с расчётами. Она любит, когда оружие «танцует в руке».

– Ты опять для неё что-то мастерил? – спросил отец, выходя с кружкой травяного эля.

– Для Стражи. Общий заказ.

– Врёшь. У тебя глаза, как у влюблённого щенка, когда ты про неё думаешь.

Я не стал отвечать. Отец сел рядом.

– Слушай, сын… Я не против Маруси. Она – огонь. Умна. Сильна. Но её отец… Он не простит, если ты…

– Если я что? – спросил я, не поднимая глаз. – Если я полюблю её? Если я попрошу её руки? Если я…

– Если ты не сможешь её защитить, – тихо сказал отец.

Я замер.

– Что ты имеешь в виду?

Он вздохнул, отхлебнул эля.

– Ты думаешь, я не знаю, что ты слышишь? Что ты чувствуешь? Я видел, как ты в пять лет остановил раскалённую заготовку взглядом. Как в десять – заставил молот биться в такт твоему сердцу. Ты – не просто кузнец, Мирон. Ты – что-то большее. И это… опасно. Особенно сейчас.

– Почему сейчас?

Он посмотрел на меня – прямо, без уклончивости.

– Потому что война идёт. Не снаружи. А изнутри. Шпионы Альянса уже в городе. Я видел их знаки на стенах. Слыл их шёпот в эфирных зеркалах. Они ищут… того, кто может пробудить Сердце Тартарии.

– Что это?

– Легенда. Древняя машина. Говорят, она может защитить страну от любого врага. Но для этого нужен… Хранитель. Тот, кто слышит металл. Камень. Ветер. Души машин.

Я почувствовал, как по спине пробежал холод.

– Ферро… сегодня назвал меня Хранителем.

Отец резко встал. Опрокинул кружку.

– Что?!

– Он сказал… что я тот, кто пробудит Сердце. И что «они уже здесь. Под кожей города».

Отец схватил меня за плечи.

– Никому. Ни. Слова. Понял? Если это услышат – тебя убьют. Или увезут. Или сделают оружием. Ты – не игрушка, Мирон. Ты – человек. И я не отдам тебя им.

Я кивнул. В горле стоял ком.

– Я молчу.

Он обнял меня – редкий жест. Пах железом, потом и дымом.

– Спи. Завтра будет тяжёлый день.

—

Я не спал.

Лежал на своей постели, у окна, смотрел на звёзды. Они были яркими – сегодня без облаков. В Тартарии звёзды не просто светят. Они – часть энергетической сети. Их свет питает кристаллы. Их ритм задаёт пульс машинам.

Я закрыл глаза. Попытался услышать город. Как всегда.

И услышал.

Сначала – тихий гул. Как сердцебиение. Потом – шёпот. Голоса. Голоса машин. Голоса камней. Голоса… людей.

«…дозор на восточной стене…»«…кристалл в третьем квартале мигает…»«…она всё ещё думает о нём…»«…завтра ночью… склад… поджечь…»

Я резко сел.

– Что?!

Тот последний голос… он был человеческий. Но… злой. Холодный. И он говорил о поджоге. О складе.

Я вскочил. Натянул рубаху, сапоги. Схватил свой поясной нож – не тот, что для Маруси, а боевой, с рунами на лезвии. Выскользнул в окно – через задний двор, мимо спящего «Железного Пса» – нашего сторожа. Он только вильнул хвостом, но не подал тревоги. Он меня знал.

Я бежал по тёмным улочкам. Сердце колотилось. Куда? К какому складу? В Каменьграде их десятки. Но… я чувствовал. Тянуло на восток. К Складу Седьмому – где хранились кристаллы для «Облакоходов» и «Орлов-Разведчиков». Самый ценный. Самый опасный – если загорится, взрыв разнесёт полгорода.

Я бежал. Ветер бил в лицо. В ушах – эхо голосов. Теперь они кричали:

«Быстрее!»«Он идёт!»«Убить кузнеца!»

– Меня? – прошептал я. – Почему меня?

Не было времени думать.

Я вылетел на площадь перед Складом Седьмым. И увидел их.

Трое. В чёрных плащах, без знаков. Лица скрыты масками из тёмного стекла. Один держал флягу с «Огненной Смолой» – зельем, что горит даже под водой. Второй – «Громовой Жезл», нацеленный на дверь склада. Третий – стоял на страже. И в его руках… был «Копьё Ветра». Оружие Стражи. Её оружие.

– Маруся… – вырвалось у меня.

Она стояла спиной ко мне. Высокая. Гордая. Но… что-то было не так. Она не двигалась. Не говорила. Как кукла.

– Маруся! – крикнул я.

Она резко обернулась. Глаза… пустые. Как у «Железной Души» без ядра.

– Мирон? – её голос был плоским. Без эмоций. – Ты не должен был здесь быть.

– Что с тобой?! Кто они?!

– Они – правда. Ты – ошибка. Тартария должна погибнуть. Чтобы мир стал чище.

– Ты не Маруся! – крикнул я. – Что они с тобой сделали?!

Третий мужчина – тот, что с «Копьём Ветра» – засмеялся.

– Ничего. Просто показали ей правду. Её отец – предатель. Он работает на Альянс. А она… дочь предателя. Ей нечего терять.

– Врёшь!

– Проверь. Когда она очнётся. Если очнётся.

Он махнул рукой. Тот, что с жезлом, выстрелил. Разряд плазмы ударил в дверь склада. Та взорвалась. Огонь вспыхнул мгновенно – жадный, сине-чёрный, как адская пасть.

– Нет! – Я бросился вперёд.

Маруся подняла «Копьё Ветра». Нацелила на меня.

– Остановись, Мирон. Или я убью тебя.

Я замер. Посмотрел ей в глаза. Там не было ничего. Ни любви. Ни гнева. Ни страха. Только пустота.

Но… я слышал. Глубоко внутри. Её голос. Её настоящий голос. Он кричал. Он бился. Он звал меня.

«Мирон… помоги… я здесь… внутри…»

– Я слышу тебя, – прошептал я. – Держись.

Я не стал думать. Не стал бояться. Я послушал металл. Послушал огонь. Послушал ветер.

И… приказал.

– Огонь. Стой.

Огонь… остановился.

Пламя замерло в воздухе. Как будто кто-то нажал на невидимую кнопку. Оно не гасло. Оно просто… перестало двигаться. Как картина.

Все замерли. Даже Маруся. Её глаза дрогнули.

– Как…? – прошептал мужчина с жезлом.

– Он… Хранитель, – сказал тот, что с «Копьём». – Бежим!

Они бросились бежать. Один – к переулку. Второй – на крышу. Третий – схватил Марусю за руку.

Я не мог дать им уйти. Не мог дать им увести её.

Я посмотрел на огонь.

– Пойди за ними.

Огонь ожил. Сорвался с места. Прыгнул. Обхватил первого – того, что бежал в переулок. Тот вскрикнул – и упал, охваченный пламенем, но… не горящий. Просто… обездвиженный. Огонь держал его, как цепи.

Второй – на крыше – выстрелил из жезла. Разряд пронзил воздух. Я услышал его путь. И… согнул его. Разряд ударил в дымоход рядом. Кирпичи взорвались.

Третий – с Марусей – замахнулся «Копьём».

– Не тронь её!

Я приказал ветру.

Вихрь сорвался с земли. Поднял мужчину в воздух. Закрутил. Швырнул о стену. Он рухнул, выронив оружие.

Маруся стояла одна. Огонь вокруг неё плясал, но не трогал. Как стража.

Я подошёл к ней. Медленно. Рука дрожала.

– Маруся… это я. Мирон. Ты меня слышишь?

Она моргнула. Глаза… дрогнули. Вернулись. Те самые – ледяные, но живые.

– Мирон…? – прошептала она. – Что… что я сделала?

– Ничего. Ты спасла меня. – Я соврал. Но это было нужно. – Они… пытались украсть кристаллы. Ты их остановила.

Она посмотрела на огонь. На мужчин. На «Копьё» в своих руках.

– Я… не помню…

– Всё хорошо. Я здесь.

Она пошатнулась. Я поймал её. Она прижалась ко мне. Дрожала. Как ребёнок.

– Мне… страшно, Мирон. Что-то… внутри… шептало. Заставляло… я не хотела…

– Я знаю. Я слышал. Ты победила. Ты сильнее их.

Она подняла на меня глаза. В них – слёзы. И… благодарность. И… что-то ещё. То, что я боялся признать даже себе.

– Ты… остановил огонь. Как?

Я не знал, что ответить. Не мог сказать правду. Не здесь. Не сейчас.

– Просто… повезло.

Она усмехнулась – слабо, но это была её улыбка.

– Ты врун, кузнец. Но… спасибо. За всё.

Вдали – крики. Бегущие шаги. Стража. Люди. Город просыпался.

– Нам надо уходить, – сказал я. – Пока не решили, что это мы подожгли.

Она кивнула. Оперлась на меня. Мы пошли прочь – в тень, в переулки, в ночь.

За спиной – горел склад. Но огонь не трогал кристаллы. Он стоял, как стража. Ждал моей команды.

Я не знал, что делать дальше. Не знал, кто эти люди. Не знал, правда ли, что её отец – предатель.

Но знал одно.

Я – Хранитель.

И война… только начинается.

—

Утром город гудел, как улей. Пожар потушили – не огнём, а «Ледяными Сферами», что выпустили из башни управления. Склад пострадал, но кристаллы целы. Виновных не нашли – «исчезли, как дым». Стража прочёсывала окрестности.

Я стоял у кузницы, пил травяной настой, который отец назвал «от глупости и героизма». Маруся сидела рядом, бледная, но уже в себе. Её отец приходил – хмурился, задавал вопросы, но она отвечала уверенно: «Я патрулировала. Увидела подозрительных. Попыталась задержать. Не справилась». Он ушёл, не сказав ни слова. Но посмотрел на меня… как на врага.

– Ты мне так и не сказал, как ты остановил огонь, – тихо сказала Маруся.

Я посмотрел на неё. На её глаза. На её руки – в ссадинах, но сильные. На её губы – которые я хотел поцеловать, но боялся.

– Я… слышу вещи. Металл. Огонь. Ветер. Иногда… могу попросить их помочь.

– Попросить?

– Ну… приказать. Иногда.

Она долго молчала. Потом взяла мою руку. Сжала.

– Ты – необычный, Мирон. Но… это не страшно. Это… красиво.

– А если я – опасность? Если из-за меня… начнётся война?

– Тогда мы её выиграем. Вместе.

Она улыбнулась. Та самая улыбка. Та, что грела лучше любого костра.

В этот момент над городом пролетел «Облакоход» – большой, с гербом Совета Мудрецов. Люди задрали головы. Я тоже.

На борту – стоял человек в плаще цвета грозового неба. Высокий. Худой. С глазами, как у совы. Он смотрел… прямо на меня.

Механикус.

Создатель «Железных Душ». Гений. Безумец. И… теперь, кажется, мой судья.

Он кивнул мне. Едва заметно.

«Ты не просто кузнец. Ты – ключ.»

Я сжал руку Маруси.

– Держись, – прошептал я. – Будет страшно.

– Я не боюсь, – ответила она. – Пока ты рядом.

Облакоход скрылся за крышами.

Но я знал – он вернётся.

И всё изменится.

ГЛАВА 2: ГОЛОСА ИЗ ПРОШЛОГО

Утро после пожара в Каменьграде началось не с пения птиц, а с гула «Облакохода».

Тот самый – с гербом Совета Мудрецов и фигурой в плаще цвета грозы. Он завис над площадью, как хищник перед прыжком. Люди высыпали из домов, задирали головы, шептались. Дети тыкали пальцами. Стража выстроилась у склада – теперь уже оцепленного. А я стоял у кузницы, всё ещё чувствуя вкус ночи на языке: дым, страх, её волосы у моей щеки, когда она дрожала в моих руках.

– Он за тобой, – сказал отец, не отрывая глаз от неба. – Механикус не летает просто так. Если он здесь – значит, ты уже не просто «сын кузнеца». Ты – событие.

– Может, он за пожаром? – пробормотал я.

– Пожар потушили. А он смотрит на тебя. С самого прилёта.

Я не стал спорить. Потому что знал – отец прав. Механикус видел меня. И кивнул. Как будто говорил: «Я знаю, кто ты. Иду за тобой».

– Что делать? – спросил я.

Отец положил мне руку на плечо. Тяжёлую. Надёжную.

– Встретить. С достоинством. И с закрытым ртом. Помни: ты – кузнец. Не маг. Не Хранитель. Просто парень, который умеет чинить железо.

– А если он спросит про огонь?

– Скажи правду. Но не всю. Скажи, что ты… чувствуешь металл. И иногда – стихии. Это не преступление. Это дар. А дары – не объясняют. Их принимают.

Я кивнул. Глотнул воды из кружки – холодной, с мятой. Попытался успокоить сердце. Оно билось, как молот по наковальне.

—

«Облакоход» плавно опустился на площадь. Ветер от его антигравитационных колец поднял пыль и листья. Люди отступили – не от страха, а от уважения. Механикус – не просто учёный. Он – легенда. Создатель «Железных Душ». Архитектор машин, что ходят, летают и даже… думают. Говорят, он помнит времена Древних Строителей. Говорят, он – бессмертен. Говорят, он сошёл с ума, но его безумие – гениальное.

Трап опустился. И он вышел.

Высокий. Худой, как ветка после бури. Плащ – не ткань, а что-то живое: переливался от серого к фиолетовому, будто в нём текла сама туча. Лицо – бледное, с резкими чертами, как выточенное из камня. Глаза – большие, светлые, без ресниц. Смотрели… насквозь.

Он не спешил. Шёл медленно, ступая точно по плиткам, как будто следуя невидимому узору. За ним – двое «Железных Слуг» – не простых, а его личных: с золотыми вставками на броне и глазами, как у сов – жёлтыми, с вертикальными зрачками.

Он прошёл мимо командира Стражи – тот поклонился. Мимо старейшин – те замерли. Мимо детей – те притихли. И остановился… передо мной.

– Мирон, сын Григория, – сказал он. Голос – тихий, но слышно было на всю площадь. Как шёпот в храме. – Кузнец. Слышащий металл.

Я сглотнул.

– Да, господин Механикус.

– Не «господин». Просто Механикус. Или «учитель», если тебе угодно. – Он улыбнулся. Узко. Без тепла. – Ты вчера остановил огонь.

Это был не вопрос. Это – констатация.

– Я… попытался спасти склад, – сказал я, как учил отец. – Огонь… подчинился. Не знаю как.

– Знаешь, – мягко возразил он. – Просто боишься признать. – Он поднял руку. Не для удара. Для… приглашения. – Пойдём. Поговорим. Не здесь.

Он развернулся и пошёл к «Облакоходу». Я посмотрел на отца. Тот кивнул: иди. На Марусю – она стояла чуть поодаль, в доспехах, с «Копьём Ветра» на плече. Её глаза говорили: я с тобой. Даже если не могу пойти.

Я пошёл за Механикусом.

—

Внутри «Облакохода» было… не как в корабле. А как в живом существе.

Стены – не металл, а что-то мягкое, пульсирующее, как кожа. Пол – податливый, как мох. Воздух – пах мятой, озоном и чем-то древним, как пыль в библиотеке забытых времён. Окна – не стёкла, а мембраны, через которые видно всё: и небо, и землю, и… энергетические потоки, что текут между ними. Я видел их – синие, золотые, красные нити, как кровеносные сосуды мира.

– Садись, – сказал Механикус, указав на кресло, которое… выросло из пола. Само. Под мою форму.

Я сел. Оно обняло меня, как старый друг.

– Ты слышишь их, – сказал он, не глядя на меня. Смотрел в окно. На город. – Потоки. Голоса. Души машин. Даже… мысли камней.

– Иногда.

– Всегда. Просто не всегда признаёшь. – Он повернулся ко мне. Его глаза… светились. Не метафорически. Буквально. – Ты – последний. Последний носитель Крови Строителей. Последний, кто может слышать всё.

– Что это значит?

– Это значит, что ты – не человек. Не полностью. Ты – мост. Между миром людей и миром машин. Между прошлым и будущим. Между Тартарией… и её Сердцем.

Он встал. Подошёл к стене. Провёл рукой – и она открылась. Внутри – плавал кристалл. Не обычный. Большой, как кулак. Прозрачный, но внутри – мелькали образы: города, сражения, лица, звери, машины, звёзды…

– «Книга Памяти», – прошептал я.

– Да. Одна из немногих, что ещё живы. Остальные… мертвы. Или спят. Эта – для тебя.

– Зачем?

– Чтобы ты вспомнил. Кто ты. Откуда. Зачем ты здесь.

Он взял кристалл. Протянул мне.

– Возьми. Приложи ко лбу. Не бойся. Она не причинит вреда. Она… вернёт тебя домой.

Я сглотнул. Руки дрожали. Я протянул руку. Коснулся кристалла.

Он был… тёплый. Как живое сердце.

Я прижал его ко лбу.

—

Мир… исчез.

Не стал тёмным. Не стал пустым. Он сменился.

Я стоял… нет, парил над землёй. Над Тартарией. Но не той, что знаю. Эта была… больше. Ярче. Города – не из камня и стали, а из света и кристаллов. Небо – не голубое, а переливающееся, как крыло бабочки. Машины – не летали, а танцевали в воздухе, как птицы. Люди… нет, не люди. Строители. Высокие. Светящиеся. С глазами, как у Механикуса. Они говорили… не словами. Мыслями. Песнями. Музыкой.

Я слышал их. Всех. Каждого.

«Сердце бьётся…»«Машины поют…»«Земля дышит…»«Враг идёт…»

Враг.

Тени. Чёрные. Бесформенные. Они ползли с запада. С юга. С севера. Они не имели лиц. Только… жадность. Ненависть. Страх. Они называли себя… Альянсом. Они боялись Строителей. Боялись их света. Их знаний. Их гармонии.

– Мы не хотим войны! – кричал один из Строителей. Его голос… был моим голосом. – Мы хотим делиться!

– Вы – ошибка! – кричали Тени. – Вы – неестественны! Вы – нарушаете порядок!

Они напали.

Не мечами. Не пушками. Забвением. Они выпускали… туман. Серый. Липкий. Он стирал память. Стирал знания. Стирал… души.

Строители падали. Их свет гас. Их машины – останавливались. Их города – рушились.

Но… не все.

Один. Самый молодой. С лицом… моим лицом. Он держал в руках… кристалл. Большой. Пульсирующий. Сердце Тартарии.

– Убегай! – кричали ему. – Спрячь Сердце! Пока не поздно!

– А вы?!

– Мы – память. Ты – будущее. Беги!

Он побежал. Сквозь огонь. Сквозь туман. Сквозь крики. За ним – гнались Тени. Они метали в него «Громовые Жезлы». Он падал. Вставал. Кровь… моя кровь… капала на кристалл.

Он добежал до гор. До храма. Спрятал Сердце. Запечатал. Прошептал заклятие… нашими губами:

– Пусть пробудит его тот, кто слышит всё. Кто помнит всё. Кто… любит всё.

Он упал. Умирал. Но… улыбался.

– Я… передал эстафету… – прошептал он. – Сын… найдёт… Сердце…

И тогда… он посмотрел на меня. Прямо. Сквозь время. Сквозь смерть.

– Ты – мой сын, Мирон. Помни. Пробуди. Защити.

—

Я вскрикнул.

Открыл глаза.

Я лежал на полу «Облакохода». Кристалл – рядом. Тусклый. Потухший. Механикус стоял надо мной. Смотрел. Ждал.

– Ну? – спросил он. – Вспомнил?

Я сел. Голова гудела. Сердце колотилось. Щёки… были мокрые. От слёз.

– Я… не сын кузнеца.

– Нет. Ты – сын Строителя. Последнего, кто спрятал Сердце. Он отдал жизнь, чтобы ты мог его найти. И пробудить.

– Зачем? Зачем мне это?

– Потому что Альянс снова идёт. И на этот раз… они хотят уничтожить не только Тартарию. Они хотят уничтожить всё, что мы построили. Всё, что мы есть.

Он протянул руку. Помог мне встать.

– Ты не один. Я – с тобой. Совет Мудрецов – с тобой. И… – он сделал паузу – Маруся – с тобой.

– Она… знает?

– Она знает, что ты – необычный. Что ты – её судьба. Этого достаточно. Пока.

Он подошёл к окну. Посмотрел на город.

– Ты поедешь в Алтын-Орду. В Академию Хранителей. Там ты научишься управлять своей силой. Поймёшь, кто ты. И подготовишься… к войне.

– А если я не хочу?