Хроники Спектра. Том 1: Сон и Тишина

– Ты медленный, – проговорил её голосок, но звучал он уже иначе – глухо, безэмоционально, как скрежет по стеклу. – Я устала ждать.

Она сделала шаг вперёд.

Дэвид отшатнулся. Позади него был только тупик – обвалившаяся стена и груда кирпичей. Пути к отступлению не было.

«Догоняй или умри».

Он не догнал. Значит…

Она сделала ещё шаг. Расстояние между ними сокращалось.

Отчаяние перехватило горло. Он потянулся в карман, надеясь на чудо, и его пальцы наткнулись на холодный металл. Компас. Он выхватил его, не понимая, зачем. Стрелка бешено вращалась, не находя севера, залипая, снова срываясь в безумный хоровод.

Магнитная аномалия. Сильное поле.

И тут, сквозь панику, в его сознании всплыло ещё одно правило. Чужое, записанное в блокноте, которого у него больше не было.

«Правило 5: уничтожить можно, но как…»

«Правило 6: Пустота её страх. Она боится одиночества».

Одиночество. Пустота.

Она была всего лишь одиноким, напуганным ребёнком, застрявшим в вечной игре. И её сила питалась вниманием, страхом, участием.

Он не мог догнать её. Он не мог убежать.

Но он мог перестать играть.

Он с силой швырнул компас в стену рядом с ней. Прибор с грохотом разлетелся на куски.

– Я не буду с тобой играть! – крикнул он, и его голос внезапно обрёл силу. Он закрыл глаза, вжался в стену, стараясь не видеть, не слышать, не участвовать. – Я не буду! Ты одна! Ты всегда будешь одна!

Он повторял это как мантру, заклиная себя, заклиная её, заклиная весь этот безумный дом:

– Ты одна! Ты одна! Ты одна!

Он почувствовал, как воздух вокруг содрогнулся. Раздался пронзительный, недетский визг – полный ярости, боли и бесконечного одиночества. Пол под ним качнулся, стены задрожали, посыпалась штукатурка.

Дэвид не открывал глаз. Он сжался в комок, твердя одно и то же, вырывая себя из её игры, лишая её силы, которую давало его внимание.

Визг стих. Его сменила оглушительная, абсолютная тишина. Давление исчезло. Холод отступил.

Он рискнул приоткрыть глаза.

Коридор был пуст. Она исчезла.

Всё вокруг было таким, каким и должно было быть – гнилым, разрушенным, покрытым пылью и паутиной. Идеальный фасад рухнул, обнажив прогнившую суть.

А в конце коридора, там, где она только что стояла, лежала маленькая, обгоревшая тряпичная кукла. И из её шва торчала та самая, чуть обугленная по краю, розовая ленточка.

Дэвид, всё ещё дрожа, поднялся на ноги. Он был снова собой. Дэвидом Кляйном. Его память вернулась, хлынув обратно болезненным, ясным потоком.

Он не уничтожил её. Он просто заставил её отступить. На время.

Он развернулся и побежал обратно, к лестнице, к выходу. Дом больше не удерживал его. Двери вели туда, куда должны были вести.

Он выскочил в вестибюль. Входная дверь была распахнута настежь, и в проёме виднелся мокрый, тёмный, невероятно прекрасный реальный мир.

Он выбежал под дождь, спотыкаясь о разбитые кирпичи, и сделал несколько глотков холодного ночного воздуха.

Когда он обернулся, чтобы посмотреть на особняк в последний раз, он увидел на пороге, в тени, маленькую бледную фигурку. Она просто стояла и смотрела ему вслед. В её руке больше не было куклы.

А на его собственной ладони, сжатой в кулак, он почувствовал шелковистый край той самой розовой ленточки. Он не помнил, чтобы подбирал её.

Он разжал пальцы. Ленточка лежала там, чистая и яркая, как капля крови на фоне грязной кожи.

Вступительный экзамен был сдан. Ценой, которую он не мог даже осознать.

Он сунул ленточку в карман и, не оглядываясь, зашагал прочь от особняка Каллисто. У него было что рассказать клубу «Спектр». Если они, конечно, ему поверят.

И если они вообще существовали.

Голос прозвучал не в ушах, а прямо в самой сердцевине его сознания. Он был ледяным, полным ярости и… боли. Нечеловеческой, древней, бесконечной боли.

Зачем ты сказал ей это??

Дэвид замер посреди лужи, холодная вода просачивалась сквозь дыру в его кроссовке. Он обернулся, но за ним была только мгла и силуэт пожирающего тьму особняка. Голос пришёл изнутри.

Ты сказал ей, что она ОДНА. Ты ВЫГНАЛ её. Ты ОДИН.

Это был не его внутренний монолог. Это было что-то другое. Что-то, что прорвалось в него вместе с ужасом того дома и теперь сидело в нём, как заноза. Эхо девочки? Или… голос самого дома?

Он схватился за голову, пытаясь выгнать этот шепот. Но он был настойчивым, как навязчивая мелодия.

Она просто хотела играть. Она так давно ни с кем не играла. Все убегают. Все боятся. А ты… ты был таким интересным. Таким напуганным. Таким… живым. А теперь ты такой же, как все. Жестокий.

– Отстань от меня! – прошипел Дэвид в пустоту, и его голос сорвался на плач. – Она хотела меня убить!

Она хотела, чтобы ты ОСТАЛСЯ! —  голос вскричал, и в нём звенели слёзы, которых у неё не могло быть. – Чтобы ты стал частью игры. Навсегда. Чтобы ты никогда не ушёл и не оставил её. Это лучше, чем смерть. Это вечность. А ты… ты выбрал одиночество. Для неё. И для себя.

Дэвид почувствовал, как по его щеке скатывается горячая слеза, смешиваясь с ледяным дождём. Он снова видел её пустой взгляд. В нём не было злобы. Только бесконечная, всепоглощающая тоска.

Ты нёс ответственность! Ты вошёл в её дом! Ты взял её куклу! Ты начал игру! А потом… ты сдался. Ты сломал правила. Ты обрёк её на ту самую пустоту, от которой она бежит.

– Я выжил… – простонал Дэвид, почти не веря своим словам.

Ценой чего? —  голос стал тише, но от этого лишь ядовитее. –  Ты думаешь, ты выиграл? Ты просто отложил конец. Она теперь знает тебя. Она ВИДЕЛА тебя. Она запомнила вкус твоего страха. И она ненавидит одиночество. Она найдёт тебя. Не чтобы играть. Чтобы ты никогда, НИКОГДА не смог сказать никому, что он один. Ты стал её целью. Её навязчивой идеей. Поздравляю, Дэвид Кляйн. Ты добился внимания клуба "Спектр". Теперь у тебя есть личный дух, который будет преследовать тебя до конца твоих дней.

Голос замолк. В ушах осталась лишь барабанная дробь дождя по асфальту и оглушительный стук собственного сердца.

Дэвид стоял, опустошённый, с ощущением, что он совершил что-то чудовищное. Не из злобы. Из страха. Но разве это меняло суть?

Он медленно потянулся к карману и вытащил розовую ленточку. Она мерцала в свете далёкого фонаря, как капля крови.

Это был не трофей. Это была метка.

И голос в его голове был прав. Игра не закончилась. Она только началась. И теперь правила диктовала она.

Он сунул ленту обратно в карман и побрёл по направлению к огням автобусной остановки, чувствуя на своей спине тяжёлый, немигающий взгляд из темноты особняка.

Он не просто сбежал. Он сделал себе врага. И этот враг теперь жил не в старом доме. Он жил в нём самом.

Дэвид почти не помнил, как оказался в автобусе. Он сидел у окна, прислонившись лбом к холодному стеклу, и смотрел, как по нему стекают мутные капли. Тело ныло от усталости и перенесённого страха, но хуже всего была пустота внутри. И тот голос.

…жестокий… один… она найдёт тебя…

Он зажмурился, пытаясь выгнать эти слова из головы. Они звучали слишком… чужеродно. Не как его собственные мысли, не как эхо девочки. Это было что-то другое. Что-то древнее и полное ядовитой, почти философской ненависти. Оно копалось в его самом большом страхе – в том, что он поступил неправильно, что он стал монстром, чтобы победить монстра.

Автобус тронулся, увозя его от того кошмарного места. С каждым метром напряжение в плечах немного спадало, а голос в голове стихал, превращаясь в едва слышный шёпот, а затем и вовсе затихая, словно его источник остался там, в радиусе действия особняка.

Облегчение было таким всепоглощающим, что Дэвид едва не расплакался. Это был не его голос. Это было не его чувство вины. Это было что-то ещё, что воспользовалось его уязвимостью, чтобы поселить в нём сомнение и отчаяние. Другой дух? Мысль была одновременно пугающей и странно утешительной. Значит, он не сходил с ума. Значит, в этом мире были силы, которые могли говорить прямо в разум.

Он сжал в кармане розовую ленточку. Она была реальной. Она была доказательством. И того, что случилось, и того, что он выжил.

Когда он зашёл в свою комнату, его уже не тошнило от вида книжных полок и карты на стене. Теперь они выглядели не как коллекция сумасшедшего, а как инструменты. Как оружие против тьмы, которая оказалась гораздо сложнее и многограннее, чем он мог представить.

Он осторожно положил розовую ленточку на чистый лист в своём чёрном блокноте, рядом с первыми, дрожащими записями о Девочке. Он не стал ничего подписывать. Он просто смотрел на неё.

Он прошёл через это. Он столкнулся с легендой лицом к лицу и остался жив. Он принёс доказательство.

И теперь он знал, что сказать клубу «Спектр». Он не будет умолять их принять себя. Он просто покажет им ленту и скажет: «Я был в особняке Каллисто. Я видел её. И со мной говорило что-то ещё. Если вы хотите знать что – я готов рассказать. Но только если я буду в команде».

Он лёг в кровать, и на этот раз лужа на потолке была просто лужей. В мире было меньше магии, но больше тайн. И одна из них, новая и пугающая, касалась того голоса в его голове. Но это была загадка на другой день.

Сегодня он был просто невероятно уставшим Дэвидом Кляйном, который, наконец, перестал быть просто мальчиком с книжками. Он сделал первый шаг в настоящий мир, что скрывался за гранью обыденности. И этот мир, как оказалось, был полон не только монстров, но и других, куда более загадочных голосов.

Закрыв глаза, он в последний раз перед сном услышал далёкий, почти неуловимый шёпот, но на этот раз он был совсем другим – не злым, а.… заинтересованным.

Спи, охотник. Твоя охота только началась.

Дэвид улыбнулся в подушку. Пусть так. Он был готов.

Луч утреннего солнца, пробивавшийся сквозь щель в шторах, резанул по глазам. Голова гудела, словно после долгой ночи за учебниками, но это была иная усталость – глубокая, костная, будто каждую клетку его тела вывернули наизнанку, а потом кое-как запихнули обратно.

– Дэвид! Во сколько же ты вчера вернулся? Я уже в третий раз зову! Каша стынет!

Голос матери снизу донёсся сквозь сонную вату, забившую его сознание. Он был таким обычным, таким тёплым и реальным, что Дэвид чуть не расплакался от облегчения. Он сделал глубокий вдох, втягивая знакомый запах дома – кофе, чистящего средства, немного пыли. Ничего сладковато-гнилого. Ничего оттуда.

Он откинул одеяло и сел на кровати. Первым делом взгляд упал на стол. Чёрный блокнот лежал на месте. Рядом с ним, на чистом листе, лежала та самая розовая ленточка. Она не исчезла. Она была настоящей.

Память накатила тяжёлой, липкой волной. Бегущий дом. Девочка. Визг. И тот ледяной, чужой голос в голове, шепчущий о жестокости и одиночестве.

…ты выгнал её… ты один…

Он сглотнул комок в горле и тряхнул головой, стараясь отогнать эхо. Это было не его. Это было оно. Что бы это ни было.

– ДЭ-ВИД!

– Иду! – крикнул он, и его собственный голос прозвучал хрипло и несогласованно.

Он натянул первый попавшийся свитер и спустился вниз. На кухне пахло овсянкой с корицей – его любимой, которую мама варила, когда хотела его подбодрить. Она стояла у плиты, спиной к нему, но по напряжению в её плечах он понял – она волнуется.

– Доброе утро, – пробормотал он, плюхаясь на стул.

Мама обернулась. Её глаза сразу же стали изучающими, сканирующими его бледное лицо, синяки под глазами.

– Ты выглядишь ужасно. Что это вчера за срочный кружок был? Ты вернулся поздно и насквозь мокрый. И ничего не ел.

– Проект, – автоматически солгал он, уставившись в тарелку с дымящейся кашей. – Мы… э-э.… собирали данные. На улице.

Он взял ложку, но рука дрожала, и металл зазвенел о керамику.

Мама села напротив, отложив половник.

– Данные? Это что, новый кружок метеорологов? Дэвид, я не слепая. С тобой что-то происходит. Ты стал каким-то отстранённым, витаешь в облаках, не ешь, не спишь…

Её голос дрогнул от беспокойства. Он посмотрел на неё и увидел не надоедливую родительницу, а напуганную женщину, которая видит, как её сын куда-то ускользает, и не может его удержать.

– Всё в порядке, мам, – он заставил себя улыбнуться. Это получилось неестественно и жалко. – Просто устал. И.… и проект сложный. Но интересный.

Он судорожно принялся есть кашу, хотя есть совсем не хотелось. Каждый кусок вставал комом в горле. Он чувствовал на себе её взгляд.

– Может, тебе к врачу сходить? – тихо предложила она. – Или… я не знаю… может, тебе перестать читать эти твои страшные книжки на ночь? Они тебе сны всякие дурные будоражат.

Если бы ты знала, – пронеслось у него в голове.

– Книжки тут ни при чём, – он отпил глоток апельсинового сока. – Всё хорошо. Обещаю.

Он доел кашу под гнетущим молчанием, нарушаемым только тиканьем часов на стене. Обычный утренний звук. Теперь он казался ему самым прекрасным звуком на свете.

– Ладно, – наконец сдалась мама, забрав его тарелку. – Но, чтобы сегодня ты был дома вовремя. И поел нормально. Договорились?

– Договорились, – кивнул он.

Поднимаясь к себе в комнату, чтобы собраться в школу, он почувствовал, как в кармане джинс что-то шевельнулось. Он замер на ступеньках, похолодев.

Он медленно сунул руку в карман. Пальцы наткнулись на шёлковую гладкость ленточки.

И тогда, совсем тихо, на самой грани восприятия, он услышал это. Не ядовитый шёпот, а нечто иное – лёгкий, едва уловимый девичий смех. Он шёл не из головы, а словно из самого кармана. Он длился всего долю секунды и растворился, оставив после себя лишь мурашки по коже и сладковатый запах увядших роз.

Ленточка была не просто меткой. Она была приглашением. Или напоминанием.

Игра была приостановлена, но не окончена.

Дэвид глубоко вздохнул, сжал ленту в кулаке и продолжил подъём. Сегодня ему предстояло найти клуб «Спектр». И у него наконец-то был билет.

Дэвид стоял посреди своей комнаты, и привычный ритуал сборов в школу вдруг показался ему странным и отдалённым, как действие, совершаемое кем-то другим. Его взгляд скользнул по стеллажам с книгами о паранормальном, по карте с красными крестиками. Всё это вчера ещё было его самым главным увлечением. Теперь же выглядело как детские игрушки. Он прикоснулся к настоящей тьме. И она оставила ему сувенир.

Он потянулся к рюкзаку, валявшемуся на полу у кровати. Он был всё ещё слегка влажным на ощупь и пахнет сыростью и старым домом. Дэвид резко отдернул руку, словно обжёгшись. Затем, стиснув зубы, он расстегнул молнию.

Внутри царил хаос. Учебники по алгебре и истории были перепачканы грязью и чем-то похожим на плесень. Фонарик – тот самый, мощный, с которым он шагнул в особняк – был мёртв, стекло треснуто. Рядом валялся разбитый компас, его стрелка замерла намертво, упёршись в корпус. Соль рассыпалась, превратив дно рюкзака в подобие морского дна.

Он сгрёб всё это в кучу и вытряхнул в мусорное ведро. Это было похоже на символическое захоронение его старой жизни. Жизни до неё.

Потом он принялся аккуратно, почти с благоговением, укладывать в рюкзак новые учебники, взятые с полки. Его движения были медленными, точными. Казалось, он боялся потревожить что-то, что могло притаиться среди тетрадей и пеналов.

И затем настал черёд самого главного. Он взял свой чёрный блокнот. Тот самый, с надписью «Клуб. Входной билет». Он потрогал обложку, ощущая шершавость кожи. Вчера он был полон теорий и планов. Теперь он был доказательством.

Он открыл его на чистой странице, куда утром положил розовую ленточку. Шёлк ярко розовел на фоне белой бумаги. Он аккуратно разгладил её пальцами, стараясь не думать о том, кому она принадлежала. Затем он достал ручку и твёрдым почерком вывел под ней:

*«Особняк Каллисто. 18.10. Контакт. Получен артефакт. Объект:

"Девочка в розовых лентах". Побочный эффект: аудио-галлюцинации? (Требует проверки)»*

Он не стал писать «я испугался» или «мне показалось». Он написал отчёт. Как настоящий исследователь.

Он закрыл блокнот, положил его в самый отдельный карман рюкзака, подальше от учебников, и застегнул молнию. Теперь он был готов.

Спускаясь по лестнице, он почувствовал странную тяжесть на плечах. Это был не вес рюкзака. Это был груз того, что в нём лежало. И того, что теперь жило в нём самом.

– Всё нормально? – мама снова смотрела на него с тем же изучающим взглядом, держа в руках его забытый ланч-бокс.

– Всё отлично, – соврал он во второй раз за утро, забирая коробку и засовывая её в рюкзак, к блокноту с лентой.

На улице было свежо и солнечно. Вчерашний дождь смыл всю пыль, и мир казался новым и ярким. Но Дэвид видел и другое. Он видел тени, которые были чуть гуще, чем должны были быть. Он слышал эхо шагов, которых не было. Его нервы были оголены, и реальность то и дело давала трещину, сквозь которую проглядывало Нечто Иное.

Он шёл в школу, и его рука то и дело непроизвольно тянулась к карману, чтобы нащупать там шёлковый край ленточки. Он не носил её с собой. Он оставил её в блокноте. Но ощущение, что она всё ещё с ним, не покидало его.

Он не просто нёс в школу учебники. Он нёс в себе тайну. И сегодня ему предстояло найти тех, кто сможет её принять.

Лёгкость, с которой Дэвид шагал по знакомым улицам, мгновенно испарилась, едва он свернул за угол и увидел то, чего никак не могло быть.

Его ноги сами собой замерли на асфальте. В горле пересохло.

Особняк Каллисто. Опечатан.

Ярко-жёлтая полицейская лента растянута от ржавого забора к забору, хлопая на утреннем ветру, как неестественно яркий флаг. Возле ворот стояли два полицейских в жилетах, разговаривая с каким-то бледным, взволнованным мужчиной в костюме – вероятно, риелтором или представителем муниципалитета. Рядом припарковался полицейский внедорожник с мигалкой, молчаливо и грозно мерцающей синим.

Сердце Дэвида упало и забилось где-то в районе желудка, тяжёлым и частым пульсом. Они нашли. Они что-то нашли. Они нашли её.

Логика кричала, что это невозможно. Что они не могли найти ничего такого, что было бы понятно им. Но паника, дикая и иррациональная, накатывала волной. А что, если они нашли его следы? Следы его кроссовок в пыли? А что, если его кто-то видел?

Он инстинктивно прижался к стене ближайшего дома, стараясь стать как можно менее заметным, и стал наблюдать, притворяясь просто любопытным школьником.

– …да я сам в шоке, – долетели обрывки фразы риелтора. – Заходим, а там… весь пол… всё…

Один из полицейских что-то записывал в блокнот, кивая с невозмутимым, усталым видом человека, видавшего всякое.

– И больше ничего? «Никого?» —спросил второй офицер.

– Ни души! Но такое ощущение, словно… там кто-то был. Недавно.

Дэвид почувствовал, как по спине пробежал холодный пот. «Был». Они почувствовали это. Они не нашли её, но они почувствовали след, энергетический отпечаток того, что происходило в этих стенах.

Его взгляд упал на входную дверь. Она была не просто запечатана лентой. На ней висел новый, массивный амбарный замок. И доски, которые вчера были старыми и прогнившими, теперь выглядели свежими, как будто их только что прибили. Чтобы запереть что-то внутри? Или чтобы не дать чему-то выйти?

Он вспомнил свой побег. Распахнутую настежь дверь. Она была открыта. А теперь её заперли на замок. Значит, кто-то был там после него.

Внезапно один из полицейских обернулся и посмотрел прямо на него. Взгляд был оценивающим, подозрительным. Дэвид почувствовал, как кровь отливает от лица. Он резко оттолкнулся от стены и зашагал прочь, ускоряя шаг, стараясь не оборачиваться и выглядеть максимально естественно.

Он чувствовал их взгляд у себя на спине. Каждый нерв кричал об опасности. Они могли остановить его. Начать задавать вопросы. «Что ты делал здесь вчера вечером, парень?»

Но окрика не последовало. Через несколько секунд он рискнул бросить взгляд через плечо. Полицейские снова разговаривали с риелтором, повернувшись к нему спиной.

Он почти бежал последний квартал до школы, запинаясь о трещины в асфальте. Его дыхание сбилось. В ушах снова зазвучал тот ледяной, чужой голос:

Видишь? Они боятся. Они чувствуют её. И они чувствуют тебя. Ты принёс оттуда часть этого дома с собой. Они скоро это поймут.

Дэвид заткнул уши пальцами, заставляя голос замолчать. Это было невыносимо.

Он добежал до школьных ворот и прислонился к холодному кирпичу, пытаясь отдышаться. Рука снова потянулась к рюкзаку, к карману, где лежал блокнот. Он чувствовал вес ленточки сквозь слои ткани. Это был не просто артефакт. Это была улика. И теперь, после того, что он видел, он понимал – показывать её кому попало смертельно опасно.

Ему нужно было найти клуб «Спектр». Не чтобы произвести впечатление. Не чтобы вступить.

Чтобы спрятаться. И чтобы понять, что делать дальше. Потому что игра только началась, и в неё, похоже, играло куда больше участников, чем он думал. И некоторые из них носили форму.

Дэвид чуть ли не бежал оставшийся путь до школы, с трудом переводя дух. Его сердце колотилось не от физической нагрузки, а от адреналина и страха. Картина с опечатанным особняком и полицией стояла перед глазами, как яркое, жуткое кино.

Он влетел в школьные двери как ураган, едва не сбив с ног пару старшеклассников.

– Эй, осторожнее, чудак! – крикнули ему вслед, но он даже не обернулся.

Его цель была сейчас одна – раствориться. Исчезнуть в толпе, затеряться среди обычных школьных забот, стать снова невидимым. Он прошмыгнул в ближайший мужской туалет, щёлкнул замком в кабинке и прислонился лбом к прохладной металлической двери, пытаясь унять дрожь в руках.

Он глубоко дышал, считая вдохи и выдохи, как видел в каком-то фильме. Постепенно пульс начал утихать. Звуки снаружи – смех, скрип кроссовка по линолеуму, гул голосов – вернули его в реальность. Сюда, в эту обыденность, полиция с её жёлтой лентой не дотянулась.

Он вышел из кабинки, плеснул ледяной воды в лицо и посмотрел на своё отражение в потрескавшемся зеркале. Бледный, испуганный парень с широко раскрытыми глазами. Он вытер лицо рукавом свитера и постарался придать своему выражению хоть каплю безразличия.

Первый и второй уроки прошли в тумане. Он механически записывал за учителями, но в голове не оставалось ничего, кроме образа запертой двери особняка. Он ловил на себе взгляды одноклассников – ему казалось, что они знают. Что они видят на нём клеймо, печать того дома.

На большой перемене он не пошёл в столовую. Вместо этого он направился туда, где, как он знал, они могли быть. В самый дальний конец школы, к комнате старого кружка астрономии.

Его ладони вспотели. Он сжал ремень своего рюкзака, чувствуя под пальцами твёрдый прямоугольник блокнота. Теперь он шёл к ним не как проситель, а как… как что? Свидетель? Носитель заразы? Беженец?

Он замедлил шаг у знакомой двери с потускневшей табличкой. Из-за неё не доносилось ни звука. Он замер в нерешительности, не в силах постучать.

Вдруг дверь резко открылась изнутри, и он чуть не столкнулся нос к носу с Амри Нофором. Технарь был, как всегда, в чёрной толстовке с капюшоном, надетом поверх головы. В руках он держал какой-то сложный на вид гаджет с мигающими светодиодами.

Амри на мгновение застыл, его привычно отстранённый взгляд скользнул по Дэвиду, и в глазах мелькнуло нечто похожее на… узнавание? Или просто удивление от того, что кто-то стоит у их двери.

За его спиной, в глубине комнаты, Дэвид мельком увидел Виолу Демер, склонившуюся над разложенной на столе картой, и Эндрю Грейфа, листающего толстый фолиант.

Виола подняла голову. Её острый, изучающий взгляд упал на Дэвида, и её брови поползли вверх. Она что-то сказала Эндрю, и тот тоже обернулся.

Сердце Дэвида застучало с новой силой. План, речи, подготовленные фразы – всё вылетело из головы. Он просто стоял, как вкопанный, чувствуя себя полным идиотом.

Амри, не говоря ни слова, молча отступил на шаг, давая ему пространство. Это не было приглашением. Это было просто отсутствием активного противодействия.

И тогда Дэвид, не сказав ни слова, просто снял рюкзак, расстегнул молнию на том самом кармане и вытащил свой чёрный блокнот. Он открыл его на странице с розовой ленточкой и протянул вперёд, в пространство между ним и Амри.