Хроники Спектра. Том 1: Сон и Тишина

Michael Tempestigma

Хроники Спектра. Том 1: Сон и Тишина

«Самые страшные монстры не живут под кроватью. Они живут в картотеке городских легенд, дожидаясь, пока кто-нибудь не решит проверить, правда ли это».

– Из черновиков Дэвида Кляйна

Глава 1. Приглашения не будет

Лужа на потолке над кроватью снова обрела свои чёткие, знакомые очертания. На этот раз она решила стать драконом. Дэвид Кляйн, не поднимая головы с подушки, лениво водил взглядом по трещинам, достраивая в воображении крылья и хвост, и пытался убедить себя, что проснулся. Не помогло даже то, что дракон был весьма убедительным.

Комната была завалена книгами и распечатками. Стеллаж прогибался под тяжестью томов с кричащими названиями вроде «Необъяснимое: путеводитель по паранормальным явлениям» или «Энциклопедия призраков и духов».

На стене вместо плакатов с группами висела огромная, собственноручно составленная карта города, испещрённая красными крестиками и пометками на полях: «здесь видели», «здесь пропал», «здесь слышали».

Сам город за окном никак не соответствовал этой карте. Он был серым, сонным и на удивление обычным. Шёл дождь.

Сквозь тонкую стену пробивался голос матери:

– Дэвид! Опять до трёх ночи со своим сверхъестественным сидел? Вставай, проспишь всё на свете!

Дэвид с трудом оторвался от дракона и потянулся к тумбочке, заваленной блокнотами. На самом верху лежал самый главный – с твёрдой чёрной обложкой и надписью на корешке: «Клуб. Входной билет».

Он открыл его на первой же странице. Там, аккуратным, почти каллиграфическим почерком, было выведено:

«Члены клуба «Спектр»:

1. Виола Демер – президент. Собирает доказательства. Не верит ни во что без трёх подтверждений из независимых источников.

2. Эндрю Грейф – ходячая энциклопедия. Знает каждую городскую легенду старше двадцати лет.

3. Амри Нофор – технарь. Собирает камеры и датчики. Говорит мало, делает много.

Цель: изучение и документирование аномальных явлений в городе.

Моя цель: вступить. Во что бы то ни стало».

Под этим списком шли вырезки из школьной газеты с упоминаниями клуба, смутные фотографии троих учащихся (снятые, похоже, с большого расстояния и без их ведома) и целая страница с планом действий.

План был простым и от этого казался ещё более невыполнимым.

Шаг 1: Узнать, где они проводят собрания. (Выполнено: комната старого кружка астрономии, по средам после уроков).

Шаг 2: Прийти. Произнести заранее подготовленную речь о своей компетентности и энтузиазме.

Шаг 3: Не позволить им себя выгнать.

Дэвид вздохнул и откинул одеяло. Холодный воздух заставил его окончательно проснуться. Он подошёл к карте, проводя пальцем по одному из «горячих» районов – старому индустриальному кварталу. Его взгляд упал на свежую пометку, сделанную карандашом на полях.

«Особняк Каллисто. Новые данные? Девочка?..»

История была туманной. Кто-то на городском форуме упоминал странные звуки из заброшенного особняка – детский смех, доносящийся с верхних этажей. Большинство списывало это на бомжей или шутников. Но Дэвид вычитал, что лет пятьдесят назад там произошла трагедия – пропала дочь владельца Особняка Каллисто. Её так и не нашли.

Он прикоснулся к надписи. Это могло быть чем-то. Настоящим делом. Не просто выдумкой для форума, а ключом к той тайне, которую он так жаждал раскрыть.

– Дэвид! Завтрак остывает!

– Иду! – крикнул он, наконец спускаясь с небес на землю.

За столом, разливая по тарелкам овсянку, мать бросила на него обеспокоенный взгляд.

– Опять твои призраки? Я не понимаю, почему ты не запишешься в футбольную команду, как все нормальные ребята. Или в шахматный клуб. Там тоже умные дети.

– Мам, там не изучают, как заснять полтергейста на камеру с низкой выдержкой, – отозвался Дэвид, сгребая в рот безвкусную массу.

– Слава богу, – вздохнула она. – Ты хоть уроки сделал?

Уроки. Да. Ещё одна часть его обычной, скучной жизни. Дэвид кивнул, хотя на самом деле забросил алгебру ради попыток расшифровать аудиозапись с якобы электронным голосом – EVP, – скачанной с того самого форума. Запись была шипящей и неразборчивой, но ему почудилось, что в самом конце тихий шёпот произносит: «…выйди…»

Он доел завтрак, похвалил мамину овсянку (она это любила) и помчался собираться. В рюкзак, поверх учебников, он аккуратно положил свой чёрный блокнот и диктофон – на всякий случай. Сегодня была среда.

Весь день в школе прошёл в мучительном ожидании. Уроки сливались в один непрерывный поток слов, а он перелистывал в уме свою речь.

«Здравствуйте, меня зовут Дэвид Кляйн. Я давно слежу за деятельностью вашего клуба и считаю, что мои навыки в области исследования паранормального могут быть полезны…» Звучало глупо. Слишком напыщенно.

На перемене он мельком увидел их. Их. Троицу из «Спектра». Они стояли в дальнем конце коридора у окна, о чём-то тихо разговаривая. Виола, высокая и собранная, с идеально уложенными тёмными волосами, что-то говорила, строго глядя на Эндрю. Тот, худой и бледный, в очках с толстой оправой, лишь пожимал плечами, уткнувшись в книгу. Амри, коренастый парень в чёрной толстовке с капюшоном, прислонился к стене и безучастно смотрел в телефон. Они выглядели как секретное общество. Как закрытый клуб, в который никогда не возьмут случайного парня с диктофоном в рюкзаке.

Дэвид почувствовал комок в горле. Его план внезапно показался ему детским и наивным. Он просто подойдёт и что? Они посмотрят на него как на сумасшедшего и вежливо попросят удалиться.

Последний урок – история – тянулся целую вечность. Дэвид уже почти смирился с мыслью, что пойдёт домой, к своей карте и книгам. К своему безопасному, одинокому миру вырезок и теорий.

Но когда прозвенел звонок, сигнал что конец мучениям, он вдруг увидел, как Амри, проходя мимо его парты, обронил на пол маленький, смятый клочок бумаги.

Дэвид замер. Технарь даже не обернулся, растворившись в толпе спешащих на выход одноклассников.

Сердце заколотилось где-то в горле. Дэвид наклонился и поднял бумажку. Рука дрожала.

На ней было всего три слова, написанные неровным, торопливым почерком:

«Особняк Каллисто. Сегодня. 18:00».

Внизу была нарисована странная загогулина, похожая на глаз.

Воздух вырвался из его лёгких со свистом. Это не было собранием. Это было полевое исследование. И они… они его приглашали? Или это была ловушка? Шутка?

Он развернулся и бросился к выходу, но Амри уже и след простыл.

Дэвид стоял в почти пустом классе, сжимая в потной ладони смятый клочок бумаги. Его план рухнул. Речь была не нужна. Приглашения не будет.

Будет проверка.

И он даже не знал, по каким правилам в неё играть.

Дэвид вылетел из школьных дверей, под проливной дождь, который к вечеру лишь усилился. Его сердце колотилось, как сумасшедшее, а в голове звенело: «Они знают. Они меня заметили. Они хотят меня проверить».

Он мчался домой, не чувствуя ни дождя, ни промокшей насквозь куртки. Единственной мыслью было – успеть. Успеть подготовиться. Успеть произвести впечатление.

Он ворвался в свою комнату, сдирая мокрую одежду. Взгляд метнулся к полкам, к стене с картой. Теперь всё это было не просто коллекцией чудака. Это был его арсенал.

– Дэвид? Ты это? – донёсся снизу голос матери. – Опять мокрый с ног до головы! Иди ужинать!

– Не могу, мам! У меня… кружок! – выкрикнул он, на ходу соображая, что сказать. – Срочное собрание! По проекту!

Наскоро вытершись и натянув сухую толстовку, он принялся сгребать в старый рюкзак самое необходимое, сверяясь со списком в своём чёрном блокноте:

Фонарик (мощный, с запасными батарейками).

Диктофон (для EVP-сеансов).

Фотоаппарат с режимом ночной съёмки.

Компас (мало ли, магнитные аномалии).

Мел (для черчения защитных кругов или отметок на стенах лабиринта).

Соль в застегивающемся пакетике (классика для защиты от духов).

И, наконец, на самое дно – маленькая розовая заколка, которую он когда-то нашёл на улице. «Она любит всё розовое и белое». Вдруг пригодится?

Он выглянул в окно. Сумерки сгущались, превращая серый день в мокрую, промозглую тьму. Особняк Каллисто был на другом конце города. Ехать на автобусе.

– Я ухожу! – крикнул он, срываясь с места.

– Дэвид! Дэвид, подожди! Ты хоть поешь! – но он уже не слышал, захлопнув за собой входную дверь.

Автобус трясся по мокрым улицам, и с каждым поворотом нервное возбуждение Дэвида всё больше замещалось холодной, рациональной тревогой. А что, если это ловушка? Что, если они хотят над ним посмеяться? Заманить в заброшенный дом и оставить там? Нет, Виола Демер, кажется, не из таких. Она слишком серьёзна для детских игр.

Он представил, как появляется там первым. Как уже всё установлено, а он застаёт их за работой. Или, наоборот, он приходит последним, и все трое оборачиваются на его шаги, и Виола говорит: «А, это ты. Ну что, готов к экзамену?»

Он вышел на остановке «Старый Индустриальный район» и понял, что ошибся. Дождь здесь не стихал, а лишь усиливался, подхлёстываемый ветром с реки. Фонари горели тускло и через один. Особняк Каллисто стоял на отшибе, за ржавым забором, поросшим колючим кустарником. Высокое, мрачное здание с осыпающейся штукатуркой и заколоченными окнами. Оно выглядело мокрым, несчастным и абсолютно необитаемым.

Никаких других людей. Ни машин. Ни признаков клуба «Спектр».

Дэвид посмотрел на часы. 17:55. Он пришёл раньше. Наверное, они ещё в пути.

Он перелез через сломанную секцию забора и подошёл к дому. Ветер завывал в щелях, и этот звук так похож на детский плач, что по спине у Дэвида пробежали мурашки. Он включил фонарик, луч света скользнул по облупленной двери, заколоченным окнам, груде мусора у крыльца.

Никого.

18:05. Никого.

18:10. Тишина, прерываемая только шумом дождя и воем ветра.

18:15. Холод начинал пробирать до костей.

Сомнения, которые он гнал от себя, накрыли с головой. Он достал из кармана смятую записку. «Особняк Каллисто. Сегодня. 18:00». Всё было ясно как день.

Он посмотрел на дом, потом на записку, и сердце его упало куда-то в ботинки, наполненные ледяной водой.

Это было не приглашение.

Это была записка между членами клуба. Амри, обсуждая детали с Виолой или Эндрю, просто случайно выронил её. Она не была предназначена для него. Они не ждали его здесь. Они вообще не подозревали о его существовании.

Он стоял один, в кромешной тьме, под ледяным дождём, перед жутким заброшенным домом, набитый дурацким «оборудованием», и чувствовал себя абсолютным идиотом. Самым большим неудачником во всём городе.

Где-то внутри всё кричало от обиды и разочарования. Он так сильно хотел быть частью чего-то большего, что увидел знак там, где его не было.

Он уже собрался разворачиваться и брести обратно к автобусной остановке, промокший, несчастный и побеждённый, как вдруг луч его фонаря выхватил из темноты кое-что.

У самого основания двери, в грязи, лежал маленький, бледный предмет.

Дэвид наклонился, протянув руку. Это была кукла. Старая, потрёпанная фарфоровая кукла в грязном, но узнаваемом платьице. Белом с розовыми лентами.

Лёд, уже не метафорический, сковал его изнутри. Он медленно поднял голову и посмотрел на заколоченную дверь особняка. Между досок была едва заметная щель. И ему почудилось, что в этой щели, в самой глубине темноты, на мгновение мелькнуло что-то бледное. Как лицо.

И тогда с верхнего этажа, едва слышно, но совершенно отчётливо, сквозь шум дождя и ветра, донёсся тихий, мелодичный детский смех.

Правила из его блокнота вспыхнули в сознании яркими буквами. Обитает в любом доме… Использует комнаты как лабиринт… Она нападает только когда хочет играть…

Он был здесь один. Совершенно один.

И он только что нашёл её игрушку.

Дэвид Кляйн замер с куклой в руке, понимая, что его вступительный экзамен только что начался. И принимала его не Виола Демер.

Дверь отъехала бесшумно, без скрипа, будто её только вчера смазали. Давления не потребовалось – она просто приняла его внутрь.

Вместо ожидаемого хаоса, запаха плесени и разложения Дэвида ударило в нос аромат свежеиспечённого печенья и воска для полировки. Он моргнул, пытаясь осознать открывшуюся картину.

Величественный холл сиял. Хрустальная люстра, зажжённая десятками лампочек, отбрасывала на стены тёплые блики. Паркетный пол лоснился, отражая свет, как тёмное зеркало. Стены были оклеены дорогими обоями с витиеватым узором, на них висели портреты строгих господ и дам в пышных платьях. Всё было идеально, чисто, ново. Слишком чисто. Слишком ново. Как будто дом только что сошёл со страниц каталога XIX века, минуя полтора столетия забвения.

В его голове что-то переключилось. Резкая, паническая мысль – «где я? что происходит?» – сменилась странным, бархатным спокойствием. Тревога улеглась, как оседающая пыль.

Куда я шёл? Ах да… в библиотеку. Нужно вернуть книгу.

Он сделал шаг вперёд. Его мокрая куртка и рюкзак вдруг показались ему грубыми, неуместными в этом благородном месте. Он снял их и по привычке повесил на вешалку у двери, хотя не мог вспомнить, была ли она там секунду назад.

Он осмотрелся. Всё было знакомо. Трещинка в лепнине над дверью в гостиную – да, он помнил, она всегда была там. Потертость на перилах лестницы – он проводил по ней рукой каждый раз, поднимаясь к себе.

К себе…

Мысли текли медленно, словно густой мёд. Воспоминания о школе, о матери, о клубе «Спектр» таяли, как сахар в горячем чае, оставляя лишь сладкий, но безвкусный осадок.

Как меня зовут? Мысль проскользнула и испарилась, не встретив сопротивления. Это было неважно. Здесь он был… дома.

Он пошёл по коридору, его шаги глушил толстый, начищенный ковёр. Он искал что-то. Что-то важное. Зал? Свою комнату? Или… он обещал с кем-то поиграть?

Из какой-то комнаты справа донёсся лёгкий, серебристый смех. Детский. Знакомый.

Он улыбнулся и повернул за угол. Коридор казался длиннее, чем должен был. Двери с обеих сторон были закрыты. Он шёл мимо них, и ему начало казаться, что он уже проходил здесь. Та же ваза на столике. Тот же портрет старика с суровым взглядом.

Он остановился, пытаясь собрать мысли в кучу. Они рассыпались.

Правила… Какие правила? В голове всплыло обрывчатое: «…боится одиночества…», «…розовое и белое…». Но это были чужие слова, не имеющие к нему отношения.

Он потянулся к карману, где всегда лежал его чёрный блокнот. Карман был пуст. Он скинул рюкзак с плеча (когда он его снова надел?) и расстегнул его. Внутри болтались какие-то странные вещи: фонарик, диктофон, компас… Зачем ему это? Он отшвырнул рюкзак в сторону. Он издал глухой стук, но звук был приглушённым, будто поглощённым самим домом.

Паника, тупая и далёкая, на мгновение кольнула его под ложечкой. Он обернулся. Коридор позади него изгибался иначе, чем секунду назад. Вестибюля с выходной дверью видно не было. Только бесконечная вереница одинаковых дверей, уходящая в туманную даль.

Я тут живу? – подумал он с наивным удивлением. Да, конечно. Я всегда тут жил.

Из-за одной из дверей впереди снова послышался смех. Ближе. Игривый и зовущий.

– Я иду… – прошептал он своему воспоминанию, которое не мог вспомнить.

Он сделал шаг, и пол под ногой слегка прогнулся, издав тихий, скрипучий звук. Единственный неидеальный звук в этом идеальном, стерильном мире. На мгновение ему показалось, что стены вокруг пошли волнами, и сквозь дорогие обои проступили пятна сырости, а в воздухе пахнуло пылью и тлением.

Он зажмурился, тряхнув головой.

Когда он открыл глаза, всё снова было безупречно. Тихо, чисто, безопасно.

А в конце коридора, у самой дальней двери, стояла она. Маленькая девочка в белом платье с розовыми лентами. В её руках была вторая кукла, точь-в-точь как та, что он поднял у порога. Она не улыбалась. Она смотрела на него с тихим, бездонным любопытством.

– Ты пришёл поиграть? – её голосок был похож на звон хрустального колокольчика. В нём не было угрозы. Только скука и лёгкая надежда.

Он забыл своё имя. Забыл, зачем пришёл. Забыл правила.

Но этот вопрос показался ему единственным по-настоящему важным в его жизни.

Он кивнул.

– Да, – его собственный голос прозвучал хрипло и незнакомо. – Я пришёл поиграть.

Девочка повернулась и скрылась в комнате. Дверь осталась открытой.

Он пошёл за ней, не оглядываясь на брошенный в коридоре рюкзак с его старыми, ненужными жизнями. В его голове не осталось ничего, кроме мягкого, ватного тумана и желания не быть одним в этом большом, тихом, слишком чистом доме.

Девочка исчезла в комнате, оставив дверь распахнутой. Из-за порога лился тёплый, желтоватый свет, пахнущий вощёным деревом и замшей. Дэвид переступил порог, и его ноги утонули в густом ворсе ковра.

Комната была игровой. Но не такой, как в его воспоминаниях (которые таяли с каждой секундой). Здесь не было пластиковых игрушек или постеров. По стенам стояли стеклянные витрины, за которыми аккуратно сидели рядами фарфоровые куклы в кружевных платьях. На низком столике из красного дерева лежала старая, но идеально сохранившаяся головоломка из блестящего латуни. В углу стоял миниатюрный фарфоровый сервиз, расставленный для чаепития.

Девочка стояла спиной к нему, рассматривая кукол в одной из витрин. Её платье было безупречно чистым.

– Во что будем играть? – повторил Дэвид свой вопрос, и его голос прозвучал громче в этой тихой комнате.

Она медленно обернулась. Её лицо было спокойным, но в глазах – та самая, знакомая ему по рассказам, пустота, жаждущая наполнения.

– В прятки, – сказала она просто, и в её голосе не было ни каприза, ни радости. Это было констатацией факта. – Я уже спряталась.

Она посмотрела на него, и Дэвид почувствовал, как пол уходит из-под ног. Нет, буквально. Комната закружилась, витрины поплыли, и свет люстры померк, сменившись тусклым, зеленоватым свечением, исходящим откуда-то из углов.

Он стоял в том же месте, но комната была уже другой. Та же, но… заброшенная. Стекло в витринах было покрыто паутиной и пылью, а лица кукол под ним стёрты, испачканы грязью. Ковёр был истёрт до дыр, сквозь которые проглядывала гнилая древесина пола. Пахло пылью, тьмой и одиночеством.

Девочки нигде не было.

Сердце Дэвида заколотилось. Инстинкт, пробивающийся сквозь ватный туман в голове, кричал об опасности. Прятки. Она уже спряталась. Значит, он должен искать.

Он сделал шаг, и скрип половицы прозвучал оглушительно громко в гробовой тишине.

– Я иду искать! – крикнул он, и эхо унесло его слова в бесконечные лабиринты дома.

Ответа не было.

Он вышел в коридор. Тот тоже изменился. Обои свисали клочьями, обнажая чёрную плесень на стенах. Портреты почернели, на них едва угадывались силуэты. Воздух стал холодным и влажным.

Он побежал, не зная куда. Повороты сменяли друг друга, двери вели в одинаковые пустые комнаты с разбросанным гнилым хламом. Он уже не помнил, где выход. Он забыл, зачем вообще он здесь.

Он забыл себя.

Остановившись перед зеркалом в золочёной раме, покрытой паутиной, он взглянул на своё отражение. Бледное лицо. Испуганные глаза. Он прикоснулся к щеке. Это было его лицо? Он знал его, но не мог назвать.

– Как тебя зовут? – прошептал он отражению.

Из глубины коридора, прямо у него за спиной, донёсся тихий, безрадостный шёпот: – Тот, кто ищет. Тот, кто играет. Больше ничего не важно.

Он резко обернулся. В конце коридора мелькнуло белое пятно – край платья – и скрылось за углом.

Он рванулся вперёд, но коридор удлинился, растянулся, как резиновый. Стены зашевелились, задышали. Он бежал, но цель не приближалась. В ушах стучала кровь, смешиваясь с одним-единственным вопросом, который стал маяком в нарастающем безумии:

Кто я?

Он влетел в очередную комнату – огромную, похожую на бальный зал с обвалившимся потолком. Посреди комнаты, на покрытом плесенью паркете, сидела та самая кукла, которую он поднял у входа. Она сидела ровно, смотря на него стеклянными глазами.

И тут, как удар током, в голову пришла обрывочная память. Не имя. Не лицо. Правило. Написанное чьей-то рукой в чёрном блокноте.

«Правило 7: Она любит всё розовое и белое».

Он рухнул на колени перед куклой, хватая её дрожащими руками. Его пальцы нащупали розовую ленту в её волосах. Он дёрнул за неё, оторвал.

– Держи! – закричал он в пустоту, в холод, в надвигающуюся тьму, протягивая ленточку перед собой. – Это для тебя! Я принёс тебе подарок!

Тишина.

Затем лёгкий, скрипучий звук. Прямо перед ним, из ничего, материализовалась девочка. Она стояла, глядя на розовую ленту в его руке. В её пустых глазах что-то дрогнуло. Не эмоция. Скорее… интерес. Словно он нашёл правильный ход в сложной игре.

Она медленно протянула руку и взяла ленту. Её пальцы были холодными.

– Спасибо, – прошептала она без интонации.

Туман в голове Дэвида слегка рассеялся. Он всё ещё не помнил своего имени, но он помнил страх. И он помнил, что игра ещё не окончена.

– Во что играем дальше? – спросил он, и голос его больше не дрожал.

Девочка смотрела на ленту, перебирая её пальцами.

– В догонялки, – сказала она и подняла на него взгляд. И впервые в её глазах появился огонёк. Не добрый. А голодный. – Теперь ты водишь.

И прежде, чем он успел что-то понять, она развернулась и помчалась прочь, её белое платье мелькнуло в дверном проёме и исчезло.

Он остался один посреди разрушенного бального зала, с холодным потом на спине и с одним единственным, ясным как никогда, знанием.

Ему нужно бежать. Но не от неё. Он должен догнать её. Потому что правила игры изменились. И теперь от этого зависело всё.

Слова повисли в ледяном воздухе, и дом замер в ожидании. «Догоняй или умри». Это не было угрозой. Это было правилом. Новым, окончательным и бесповоротным.

Адреналин, острый и ясный, сжёг остатки ватного тумана в голове Дэвида. Он не вспомнил своего имени, не вспомнил, кто он и как здесь оказался. Но он вспомнил инстинкт выживания. Древний, животный, кричащий в каждом нервном окончании.

Он рванулся с места, вылетая из бального зала в тот же коридор. Но дом больше не играл с ним. Он не растягивался и не искривлялся. Он стал охотничьими угодьями.

Стены сомкнулись, стали уже, темнее. Плесень на них пульсировала, как живая. С потолка сыпалась штукатурка, и с каждым обвалившимся куском доносился тот самый детский смех – теперь резкий, дразнящий, полный мнимой радости.

Он бежал, не разбирая пути, прислушиваясь к легким, быстрым шажкам впереди. Они звенели по голому полу, теперь уже без ковров. Топ-топ-топ. Как будто кто-то скакал на скакалке.

– Я тебя найду! – закричал он, и его голос сорвался на визгливую фальшь.

В ответ из комнаты справа донеслось:

– Не найдёшь…

Он рванул на звук, влетел в комнату – это была старая детская с разваленной кроватью и порванными обоями. Она была пуста. Но на подоконнике, как нарочно, лежала та самая розовая ленточка, которую он только что отдал.

Его сердце упало. Это была ловушка. Она водила его по кругу.

Топ-топ-топ. Шаги теперь раздавались прямо над головой, на втором этаже. Он выскочил обратно в коридор и увидел лестницу. Перила были сломаны, ступени прогнили. Он полез вверх, цепляясь за обшарпанные стены.

Верхний этаж был настоящим лабиринтом – узким, тёмным, с низкими потолками. Воздух был густым и спёртым, пахнущим пылью и чем-то сладковато-гнилым. Белое платье мелькнуло в конце длинной, тёмной галереи и скрылось за углом.

Он побежал, спотыкаясь о разбросанный хлам. Его дыхание стало хриплым, горло пересохло. Он понимал, что это не просто игра. Каждая секунда отсрочки давала ей силы, а его делала слабее. Дом высасывал из него всё, что осталось от его личности, оставляя лишь чистый, немыслимый страх.

Внезапно шаги перед ним смолкли.

Он замер, прислушиваясь. Тишина. Только его собственное сердцебиение, стучащее в висках, как молоток.

Из темноты перед ним медленно выплыла она.

Она не бежала. Она просто стояла, преграждая путь в конце коридора. Её платье больше не было ослепительно белым – на подоле проступили серые разводы, будто от пыли и времени. Её лицо было неподвижным, а глаза смотрели на него без всякого выражения. В руках она сжимала ту самую куклу.