Полная версия
Весь процесс переговоров проходил на бешеных скоростях – для меня в буквальном смысле. Оседлав флэмбайк, я, пока там в центре важные фигуры пытались в договорняк, бешеной осой промчался по водным улицам Церры, навестив несколько мест, коротко переговорив и забрав свои пожитки там и там. Успел коротко переговорить с дикушками, оставив им сумку с подарками, а потом навестил Атаульпу в госпитале. Занес ему отобранный у кого-то в коридоре кулек мандаринов и заодно ворох проблем на остаток его жизни, вывалив все это на него, хлопнув по плечу и уйдя, не обращая внимания на летящие мне вслед матерные вопросы. Задержавшись на пороге, глянул через плечо на него и напомнил, что за дикушек теперь отвечает он лично и отвечает передо мной – как и за наказание тех, кто виновен в убийстве их родителей и всех тех, кто заживо сгорел в бараке. Пара имен и информация в том планшете, что под его рукой, остальное расскажет Ирма, когда он навестит теперь уже частично его собственный бар. Но временно, гоблин, только временно твой…
Сбор необходимого, отправка новых сообщений по так и не ответившим координатам, спешная перегрузка всего на идущий мимо небоскреба конвой, «вставив» свой ящик в череду стоящих в очереди, заброс туда же себя самого и… вот я здесь, валяюсь, а Ирма пашет, последовательно выполняя мои приказы.
Тяжелый транспортник уйдет на пару сотен километров от побережья, где сделает первый сброс прямо в джунгли, круто повернет на север, чтобы там повторить ту же самую процедуру. Второй транспортник сделает только один сброс в островных руинах в четырехстах с лишним километров на востоке. Юркий флаер сделает посадку недалеко от указанного Шейной известном им поселения на юго-востоке, высадит там пару наверняка охреневших от всего происходящего пассажиров и на автопилоте вернется обратно на базу. Они все вернутся на базу – каждая из посланных мной машин. Если им позволят это сделать…
Я боялся неба.
Веры в его безопасность – ноль.
И я не хотел быть пойманным в стальной сачок посланным по мою душу перехватчиком, как это делалось в древние времена, когда флаеры легко ловились в сети на любых скоростях. Хотя это потребуется только на самый крайний случай – я помню и не раз использовал кучу способов взятия под контроль чужой летающей машины с тем, что принудительно отправить ее в нужное мне место.
Хотя на самом деле крайний случай – это прилет управляемой ракеты мне в борт…
К тому же в небе не скрыться и не затеряться. Небо Земли принадлежит птицам и только им. Это я понял еще в Церре, а потом Шейна и Сусана подтвердили. В небесной синеве я буду единственной черной стальной букашкой.
Почему? Ответ прост – летать нельзя. Это абсолютный запрет, умело замаскированный под мягкое увещевание и почти неслышимую угрозу прекратить любую помощь юной руинной цивилизации, если она ослушается. В Церре нашли и оживили многие наземные машины, нашли и воздушные, само собой, но последние разбираются на запчасти.
Летать нельзя.
Еще один «совет» Седьмицы полностью запрещает использование сложных обитаемых подводных аппаратов – никаких батискафов, подводных лодок, скутеров и всего того прочего, что в изобилии гниет в затопленных ангарах. В пршлом, когда уровень мирового океана стремительно повышался, города затапливались, а многомесячные шторма не давали жить нормальному судоходству, многие корпорации ударными темпами принялись производить подводный транспорт и успели наклепать их очень немало. Ныне все это – под запретом.
Примитивный водолазный колокол или водолазное снаряжении – нет проблем. Пользуйтесь, ныряйте, гоблины, исследуйте подводные руины. Нашли древний батискаф? Поднимите его, вскройте, вырвите ему движок и всю электронную начинку, а затем отправьте в дар Седьмице. И никак иначе.
Здесь было над чем задуматься.
Ведь небо пусто везде. Я не особо успел помотаться по обновленной планете, считай крутился все время в одном и том же регионе бывшего Юкатана, но везде небо было чистым… Никаких авиалайнеров, летающих островов, флаеров или дельтапланов.
Небо закрыто для дикарей. Как и подводные глубины. Живите на суше, берегите природу, отдавайте все найденные сложные технологии и тогда вам продолжат помогать… и тогда у вас не будет проблем.
Сложив в ушибленной башке все то, что я видел раньше и услышал от Шейны, я даже не понял и не осознал, а просто убедился в ожидаемом – все централизовано. Запреты одинаковы и действуют на всей известной мне территории. Дикарям все подается в виде пугающих табу, а если кто нарушит – по его душу из джунглей явится дивинус и сожрет упрямого недоумка на глазах соплеменников. Тем, кто поумнее – вроде правящих родов Церры, где есть школы, где изучают историю прошлого и кого не напугать словами «такова божья воля!» – тех увещевают иначе, там переговоры посложнее и больше сотрудничества, но все это в итоге приводит к одним и тем же запретам.
Уверен, что там то еще мутное вязкое болото сложных договоренностей, но плавать в этих хитросплетениях смысла нет, ведь итог просматривается сразу – всех держат в жесткой узде, сверху нахлестывая кнутом и пихая в пасть сомнительные пряники.
И речь не об ограничении технологии. Речь о том, о чем в свое время с кровавой пеной на устах вещали радикальные экозащитники, взрывающие авиалайнеры и топящие корабли – человечество должно раз и навсегда уйти из несвойственных им сред обитания и тогда баланс вернется на круги своя. У них имелась нехилая такая по объемам книга, где говновыспренно пояснялось что воздух и океан являются нам максимально чуждыми, соваться в высоты и глубины не надо. А что надо? Если отбросить наслоения мусора, а ту книгу я вроде как даже читал… есть в голове воспоминание о хлещущем по темным улицам азиатского мегаполиса ливне, я сижу в забегаловке, жру утопленную в говяжьем бульоне лапшу палочками и лениво листая залитую кровью книгу, лежащую на стойке рядом и придавленную пистолетом, а за стойкой валяется пара ушлепков с простреленными башками, незадолго до этого пытавшихся сбить летающий пассажирский флаер с помощью допотопного гранатомета…
Тряхнув головой, я выбросил туманное воспоминание и сосредоточился на главном.
В этой чуть ли не священной для них книге имелась четкая инструкция, поделенная на еще более четкие пункты. Там было много про вредные выбросы предприятий, про токсичные сбросы и разработку недр – все как у всех – но некоторые пункты отличались и были куда радикальнее, если сравнивать с похожими на них группами экотеррористов.
Первое: любые полеты и высотная застройка под полным запретом. Аэропорты и небоскребы сравнять с землей, весь транспорт уничтожить. Любой, кто вдруг решил приобрести летающую машину автоматически приравнивается к убийце и должен быть казнен, если не одумается после первого и последнего предупреждения.
Второе: океан ближе нам, в свое время из него вышли наши предки, поэтому мы имеем право пользоваться его благами… но только в узкой прибрежной полосе шириной в пять миль, но полосе не сплошной, а чередующейся с отрезками дикого и запретного для посещения побережья, где, само собой, не может быть и никакой застройки. Уходить глубже в океаны нельзя, рыболовные траулеры под полным запретом, надводные и подводные перевозки под запретом. Океан должно отдать обратно ему самому.
Третье: никакой островной жизни. Любые острова, будь это даже торчащая из океана безжизненная скальная шишка, запретны для жизни и посещений. Все обитаемые ныне острова должны быть оставлены их жителями, но только после того, как они уничтожат все возведенные постройки и посадят на их месте свойственные этой местности растения. Все острова ранее представляли собой колыбель для уникальных видов и должны вернуться к этому заповедному статусу…
По приказу Шейны в бар доставили несколько напечатанных в Церре книг с инструкциями по правильной жизни – что-то вроде «Евангелия от Седьмицы». Одну такую книгу я прихватил с собой и успел прочитать десяток страниц – и многое из написанного в ней совпадало с радикальными учениями прошлых времен.
Общая картина выходит максимально хреновой.
Остатки человечества оттесняют и отбрасывают мелкими тычками и пинками от самых богатых живностью и растительностью зон, кое-где позволяя им все же находиться в условно запретных зонах вроде Церры, что раскинулась на десятки миль вдоль побережья и миль на пятнадцать вглубь океана. Взамен на эту щедрость все жители Церры, контролируемые правящими родами, которые в свою очередь находятся под неявным контролем Седьмицы, добывают древние технологии, разбирают их и отдают те их узлы, что невозможно произвести в нынешние времена, оставляя себе металлолом и всякую мелочевку.
А Седьмица… она в той или иной мере контролируема более мощными разумными машинами и, несомненно, является частью глобальной сети Управляющих, что незримо «висит» над всей планетой, бдительно приглядывая за тем, чтобы грязные дикари не начали вдруг снова мечтать об освоении океанов или о полетах на Луну… Да, в прихваченной мной книге с мудростями от Седьмицы было немало и о том, как следует воспитывать молодняк, куда направлять их мысли и деяния. Направление же одно – глазами в землю, а мыслями в умственную мелководную простоту, граничащую с пустотой.
Формовка. Всех их упрямо и жестко формовали как податливый послушный материал, неуклонно загоняя в определенные рамки.
И для меня это было еще одним подтверждением – планету нам возвращаться не собирались.
Ко всем двуногим было отношение как к инвазивному виду, который необходимо оттеснять, попутно чутко контролируя происходящее в его текущей среде обитания и уделяя особое внимание его популяции…
И с этим дерьмом я мириться не собирался.
Был четкий ясный план: временно убрать с планеты испоганившую все обосратую цивилизацию, остановить все производство, дать планете три столетия для восстановления, попутно помогая ей подпиткой; восстановлением лабораторными методами определенных растительных и животных видов; способствованием полного очищения…
Иными словами: содрать ядовитый лишай со всего планетного шара, продезинфицировать, залечить самые глубокие раны, смазать все вазелином, ободряюще шлепнуть планету по заднице… и вернуть лишай обратно.
Отличный же план. Действенный…
Однако что-то никого не возвращают… а еще в том плане не было пункта, подразумевающего низведение цивилизации до уровня примитивных племен, считающих разведение огня проявлением магии…
Магия… вера…
Забери у нас научные познания, отучи от критического мышления… и любой раздающийся из пустоты голос мы воспримем как глас божий…
Сидящие на палубе загомонили, вырвав меня из размышлений. Перевернувшись на бок, я уставился на медленно удаляющиеся вдаль небоскребы Церры и понял, что вызвало такое оживление – один из небоскребов был окутан серо-черным дымом, дугой поднимающимся к облакам.
И это был небоскреб рода Браво Бланко.
Поглядев на дым еще чуток, я безразлично отвернулся и прикрыл глаза. За свой бар я не переживал.
Почему?
Потому что глобальная сеть мать её… глобальная машинная сеть, живущая по своим правилам и законам, держащая гавкающих огрызающих псов на коротких поводках.
Чтобы там не началось вдруг – войны в Церре не допустят. Позже война придет. И довольно скоро. Но не сейчас. Пока слишком рано. Дадут чутка пошуметь и загасят все в зародыше.
И Альбаиру, или как там его, тоже ничего не дадут особо сделать. Раз он общается с богами по словам плотогона Ахулана – значит он верный пес одной из разумных машин.
А еще я сомневался, что военачальник Альбаир сейчас в Церре. Я очень сильно в этом сомневался…
**
Полулежа, склонив голову на грудь, я был неподвижен и наблюдал сквозь линзы умных затемненных очков. Спать в придорожных зарослях вот так вне машины я не собирался. А у колеса задержался чтобы проверить резину, чуток задумался, прикидывая дальнейший маршрут и… уловил едва слышный приближающийся шелест. Очки не сразу показали происходящее в сухой густой траве – девайсу понадобилось сменить несколько режимов, чтобы наконец «поймать» некий скользящий по земле объект. Длинный, очень длинный, достаточно крупный и очень тихий. Достав бесшумный пистолет, я, уже не боясь выстрела и поняв, что это какое-то здешнее существо, решил дождаться продолжения. Эта змея не могла счесть меня добычей – она слишком мала. Она меня уже засекла, не могла не ощутить крайне неприятного и отпугивающего нормальную живность запаха нагретой техники, но продолжала приближаться…
Стебли качнулись, чуть раздались в щель скользнуло покрытое пылью чешуйчатое тело, преодолевшее полметра и замершее. Плоская треугольная голова, слишком большие бусины желто-черных глаз, нервно дрожащее жало языка. Я не шевельнулся. И змея скользнула еще чуть ближе. Туловище толщиной с мое запястье, голова чуть шире. И все еще не могу быть добычей для этой рептилии – ей меня не проглотить. А еще от меня воняет дымом, машиной смазкой и убойной химией призванной отпугивать насекомых, но едва помогающей. Но змея продолжала приближаться и остановилась уже где-то в полутора шагах. А затем… она начала подниматься так, как это делают отпугивающие врагов кобры. Раздутого капюшона я не увидел, зато отлично рассмотрел показавшиеся в открывшейся пасти длинные клыки, когда тварь резко качнулась вперед!
Первый выстрел угодил под пасть и отбросил ее назад. Второй ушел в землю, третий и четвертый я вбил ей в башку, когда змея опять поперла на меня с невероятной скоростью. И только третья пуля ее все же остановила, пробив дыру в голове, но рептилия еще долго билась, с шорохом сплетая и расплетая кольца агонии.
Охереть…
Я продолжил осмотр машины и лишь закончив, подошел к замершей твари, чтобы рассмотреть ее получше. В ней метра два длины, тело плотное и слишком тяжелое – словно кости из свинца. Или чешуя… из стали… во время осмотра внезапно выяснил, что моя первая пуля не пробила чешую под голову, скользнув по природной броне и оставив след. Из двух пуль в голову только одна ушла в голову, но попала практически в то же самое место. Клыки… слишком длинные и с них до сих скатывался почти прозрачный желтоватый яд.
– Кто сделал тебя, а? – пробормотал я, подняв змею, забросив ее на запаски сзади и подсунув под веревку.
Надо расспросить об этой твари здешних.
Мне этот вид не знаком.
Вид, что размерами с удава, но поведением кобры и намеренно выслеживающий, и нападающий на добычу куда крупнее ее, но не могущую быть частью рациона.
Усевшись за руль, я перезарядил пистолет, проверил как там поживают автомат с дробовиком и нажал газ, продолжая путешествие. Все мои вещи снова были со мной. И я снова был один. Зато имущества в разы прибавилось. Но тащить на собственном хребте не приходилось – со всем легко справлялся четырехместный Бурьян, с закрепленным сзади флэмбайком. Багги имела стальную раму, неплохое бронирование днища и бортов, мощный неприхотливый движок и много чего еще как в оригинале, так и позднее добавленного. Кастомизацией занимался не я, а один из работавших на меня механиков, следивший за тем, чтобы в каждом из моих гаражей было по две таких исправных тачки. Каждая такая багги легко входила в брюхо транспортника Анткуина – плотно как нож в ножны и еще место для дополнительного груза оставалось.
На руле в моих руках отчетливо просматривались контуры пятилучевой звезды – Бурьян производился корпорацией Россогор. Машина неплохая – поэтому ее и выбрал. Но вот чем там в Россогоре руководствовались, называя созданную для малых разведывательных боевых групп машину Бурьяном, я не знаю… Тем более машину, что способна выдержать подрыв под ней противопехотной мины, защитить пассажиров и остаться при этом на ходу…
Рвя дерн колесами, багги поднялась на склон и… я едва не снес головы шарахнувшейся пары ослов. Их хозяин, сгорбленный загорелый старик, успокаивающе закричал, но ослы продолжали пятиться и только два удара длинной палкой заставили их остановиться. Все как у нас – либо тебя останавливают слава, либо удары. Привстав на передке двухколесной телеги с огромными колесами, старик опасливо поклонился, лицо напряглось в нервном ожидании, но разгладилось после моих слов:
– Не хотел тебя напугать, старый.
– Машину твою и не слышно – заметил успокоившийся старик – Ты из чьих будешь, сеньор? Церра?
– Она самая.
– Один из высотных родов? Богато живут…
– Ну почти – усмехнулся я, разглядывая его груз.
Повозка везла плотно умещенные арбузы, переложенные пучками соломы.
– А баржи… – тяжело вздохнув, старик махнул рукой на уходящую к побережью дорогу – Баржи уже ушли, а? Не успел я?
– Стоят у причала и еще долго там будут. Что-то с движком у буксира не ладится – успокоил я его, выуживая из кармана монету – Лови.
Ловко сцапав монету, старик кусанул чуть ли не единственным оставшимся зубом и только затем вопросительно глянул на меня:
– Это зачем?
– Тебе монету – мне арбуз.
– За такие деньги два десятка арбузов можно купить, незнакомец. А с собой у меня денег для размена нет – старик размахнулся, чтобы кинуть монету обратно, но я остановил его жестом:
– Оставь себе. Выбери мне лучший арбуз. Сладкий, но небольшой. И мы в расчете.
Довольно заулыбавшись, старик сполз с повозки, почти мгновенно выудил с краю овальный плод и, стерев с него дорожную пыль, протянул мне, уверенно заявив:
– Сладкий.
Забрав арбуз, я уложил его на пол, кивнул старику на прощание и… он остановил меня задрожавшей вдруг рукой, указывая ею на зад машины:
– Это же…
– Ты про змею?
– Это бурый кортадор, амиго!
– Хотела напасть на меня – равнодушно пояснил я – Тут неподалеку.
– Опять появились эти твари! Это к беде! Ой к беде! А ты счастливчик раз сумел такую прибить! Ой счастливчик!
– Почему к беде?
– Следом за ними идут чудища похуже! Сколько мы уже про них не слышали? Лет пятнадцать? И вот снова…
– А до этого?
Старик не ответил. Подойдя к подвешенной к багги змеюке, он осторожно тыкал пальцем в бурую чешую, одновременно заглядывая в пробитую пулей дыру в треугольной башке.
– Эй, старый!
– А?! – он аж подпрыгнул, отдернув руку.
– Я говорю – а до этого как долго не было таких тварей в окрестностях?
– Так сказал же – лет пятнадцать уже. Когда в селении подвесили на площади последнюю такую тварюку моя голова еще не была столь седой.
– Да нет – а еще раз до этого? – щелкнув зажигалкой, я подкурил сразу пару сигарилл и одну протянул старику.
С достоинством приняв дар, он сделал несколько мелких затяжек и ответил:
– Да также!
– Еще пятнадцать лет?
– Ну может четырнадцать… тогда еще моего младшего такая укусила.
– Не спасли?
– А там уже не спасти никак… ну да ничего, как-то живет, работает, правда выпивает частенько…
– Ты не запутался, старый? Так все его спасли, раз он живет, работает и выпивает?
– А?
– А?
Некоторое время мы смотрели друг на друга, пытаясь понять, где произошла осечка в беседе. Старик догадался первым, ударив себя кулаком по ладони, а потом ткнув пальцем змее в глаз:
– Ты про них не слыхал что ли?
– Поясни.
– Это бурый картадор! Картодор де хуэвэс, амиго!
– А-а-а-а… так вот что… нет, не слышал.
– Яйцерез! Его яд убивает очень редко – разве что совсем маленьких детей. А вот укуси он тебя – ты выживешь. Но вот детей у тебя не будет уже никогда, амиго.
– Повтори-ка…
– После укуса бурого картадора отцом тебе уже не стать, амиго. Никогда. Яд у него такой.
– А если женщину укусит?
– Рожают. Но зачать долго не могут. А вот мужчины… – разведя руками, старик заторопился к повозки – Поспешу я, амиго! А змею эту отвези в любое селение – бесплатно угостят ужином и текилой в любой кантине! В любой!
– Стой! А что за твари приходят следом за картадорами? И как быстро?
– Обычно где-то через год. Может через два. Иногда вообще не приходят. Сам я их никогда не видел, а увидь – рассказать бы уже не смог. Они ведь людей жрут. Но говорят они похожи на огромных медведей, амиго. Медведь гризли. Слышал о таком?
– Слышал.
– Но разве у гризли бывают стальные когти и клыки? А мне как-то пьяный охотник показывал такой лет двадцать назад… потом он ушел в джунгли и больше не вернулся. Ох! Темнеет уже!
Махнув ему рукой,
Эта встреча была лишней. Из полученной из разных источников информации я знал, что у самого берега нет никаких поселений, потому что здесь то и дело появляются гигантские черепахи – хотя то, как их описывали, мало походило на морских черепах. Ближайшее селение и одновременно дорожные постоялые дворы находились в паре миль отсюда, а в вечернее и ночное время дорога была пустой – опять же из-за хищного зверья, с приходом темноты выходящего на охоту. Я рассчитывал ни с кем не встретиться до ближайшей развилки, а там дальше проскакивать всех в темноте, чтобы не могли разглядеть. Но вот он опоздавший чертов старик с его чертовыми арбузами… сломать бы ему шею и оставить как есть – труп и ослов сожрут звери, на них все и спишут. Но я оставил его в живых и поехал дальше, заново привыкая к управлению багги…
Бурая змея кастратор и гризли со стальными клыками и когтями…
Весело они здесь живут…
**
Я придерживался очень простой тактики: двигаться ночью, отдыхать и перезаряжаться днем. Когда позволяла местность, продвигался на резервных батареях и в дневное время, но только под прикрытием плотного лиственного полога джунглей.
Изредка оставлял машину в зарослях и наведывался в какое-нибудь оживленное селение, следя за тем, чтобы входить туда сразу после неспешного обоза повозок, где хватало таких же как я небритых мужиков в шляпах и пропыленных накидках. Сидел в кантине, хлебал суп, внимательно слушал чужие разговоры, расплачивался и незаметно покидал селение.
И хотя машину старался оставить в максимальной не проглядываемых местах, два раза из шести нашел у багги трупы. Один раз пришлось по следам нагнать одного из воров, поймавшего спиной и жопой несколько стальных игл, но каким-то чудом сумевшего скрыться за деревьями вместе с небольшим мешком, пробежать еще пару сотен метров и только затем сдохнуть.
Когда понимал, что слишком устал и затек от бесконечного сидения за рулем, останавливался рядом с подходящим деревом и несколько часов долбил себя беспощадными тренировками, включающими в себя спринты со всей снарягой и отработку тактики. Затем, пока на крохотном костерке готовился практически всегда один и тот же набор пищи – огромная яичница, шкворчащая поверх пропитанного перцем и солью копченого мяса – я с помощью канистры с водой приводил себя в порядок и плотно ел. Если местность позволяла – двигался дальше. Если нет – врубал активную защиту, забирался в багги, укрывался плотной сеткой и отрубался до заката.
И так проходил день за днем. Как по мне – чуть ли не идеальный образ жизни. Я мог бы так целую вечность, если изредка разбавлять это все не самыми скучными ночами с одной из местных девиц.
Я наткнулся и убил еще одного бурого «кастратора» – у самой околицы очередной деревушки. Змея целенаправленно двигалась в селение. Теста ради попытался убить ее обычным мачете и тесак не пробил чешуи. Прибив сучью тварь из пистолета, отбросил ее в кусты и пошел дальше. Я помнил, что за предъяву такой твари местным можно отхватить бесплатный плотный ужин, бутылку текилы и жаркую девичью улыбку, но не собирался оставлять о себе столь ярких воспоминаний. Молча поужинав жареной курицей и фасолью в переполненной придорожной кантине, я запил все парой кружек пива, послушал чужие разговоры и ушел.
Меня ждала дорога…
Сдав назад, Бурьян въехал под низкий навес, стоящий рядом с приземистым зданием торгового склада. Неспешно выбравшись из машины, игнорируя взгляды сидящих в тени у стены напротив, я потянулся, разминая мышцы и протяжно зевнул. Стоящий рядом двухметровый гигант терпеливо дождался завершения моих телодвижений и кивнул на здание, после чего перевел тяжелый взгляд на сидящих у стены оборванцев, дернул массивной головой в сторону моей машины и демонстративно провел пальцем себе поперек горла. Оборванцы дружно закивали, роняя пыль со шляп. Закивали даже стоящие у коновязи мулы, обещая ничего не воровать. Распугивая бродящих по пересохшей земле кур, мы вошли в здание, где нас встретил относительная темная прохлада и хоть какой-то сквозняк.
Один угол длинной складской постройки был отведен под нужды хозяина этого места. Сидящий за простым дощатым столом мужчина выглядел бесконечно усталым от жары, а может и от жизни в целом. Подперев голову рукой, он безразлично наблюдал как тарелке с остатками еды ползают мухи и щурился от дымящей в пепельнице сигары. Услышав шум шагов и подняв глаза, он смерил меня взглядом глаз – с тем же выражением он наблюдал за мухами в тарелке.
– Хола, амиго. Мигель говорит ты хочет купить место на одной из моих барж, что отправляются сегодня в ночь?
