Телохранитель. Его мечта

Тэя Ласт

Телохранитель. Его мечта

Предисловие

Ты полная луна,

Светящая мне путь.

Ты россыпь звёзд,

Указывающая направление.

Ты сложный человек,

Который мне бы стал стеной…

Да только не случилось это.

Моя любовь была подобна взмаху крыльев…

Сиюминутная, сперва едва заметная.

Мы взмыли в воздух, словно взрыв,

Ожог души огнём всей на разрыв…

Оставив после нас… лишь пепел пылью.

Ты каждый день, минуту, час

Суёшься в голову без разрешения.

Оставь уже, оставь в покое нас…

Ведь нет здесь никакого продолжения.

Ты свет ночи, ты темень света,

Ты луч, пронзающий на смерть.

Хотела б я тебе сказать, чтоб жил и счастлив был,

Мне большего не надо.

Я сохраню в себе всё ту же страсть…

Но только для другого человека.

Слова, написанные Эрикой два года назад,

и посвящённые Дереку…

Глава 1

Дерек

В пустующей квартире Бруклина вдыхаю запах нежилого помещения. Два года пролетели, как несколько недель. Несколько мучительных, одиноких недель, которые были наполнены работой под завязку. Не спал, не ел, лишь на износ разрабатывал тактики операций. Выходил на каждую вылазку, только бы не думать о ней. Лишь бы прогнать этот образ перед глазами с малейшими деталями. Не вспоминать, выбить из головы, как самолично отказался от неё.

Сейчас, находясь посреди своей гостиной, уши заполняет её смех и стоны, её радость и страсть, её задумчивость и злость. Каждая эмоция сохранена навечно во мне.

Запрещал в редкие удачные моменты доступа к интернету гуглить её имя. Запрещал всё, что было связано с Эрикой Кауфман. Сорвался бы, не выдержал.

Нужны были хотя бы эфемерно чистые мысли, а если бы увидел, как она продолжает жить дальше – словил бы шальную. Концентрация при мыслях о ней нулевая, всё нутро в момент с ней, а не на Востоке.

В реальности только одна вещь была всегда со мной. Засохший цветок незабудки, который она однажды, выдернув из букета, вставляла себе в волосы. Пёкся о нём, как о каком-то древнем артефакте. Хранил в удостоверении, в палатке, в лесу, в полуразрушенных домах и под водой в гидропакете.

Моя незабудка или уже не моя…

Даже находясь в Нью-Йорке уже на протяжении нескольких часов, не могу пересилить и залезть в сеть. Лучше остаться в неведении.

Собственник должен был сдохнуть в тот момент, когда сказал, что ничто не изменит решения. Но он всё ещё существует, нагло подбрасывая в сознание, как смотрела, как целовала, как отдавалась.

Твою мать!

Было бы проще, если бы то, что произошло, затронуло бы и память.

– Привет, друг, – хриплю в трубку.

– Дерек?! Как ты? Где ты сейчас? – закидывает Браун вопросами.

– Я в порядке. Прилетел на отдых, – на том проводе многозначительная пауза.

– Ты не ранен? – зная, что для Лиама это больная тема, не хочу говорить по телефону.

– Я в норме, – откровенно лгу, но лучше говорить вживую: – Как ты тут?

– Хорошо, – выдыхает: – Много всего, это надо при встрече за бурбоном. – Усмехается.

– Я за, тоже поведаю, как прошло время, – на самом деле рассказывать нечего, операция ещё идёт: – Ты общаешься с… – даже имя отдаётся фантомной болью в груди.

– Я понял. Изменилась, после тебя и выстрела долго приходила в себя, – ответ вызывает жгучее беспокойство.

– После чего?! – Тон меняется, а внутри догадка, что мне не понравится ответ.

– Мэдисон Сквер Гарден, два года назад. – Недоумевает Лиам.

– И? – Начинаю откровенно раздражаться.

– Бл*дь! Я передавал через Уотсона!

– Что?! Что, Лиам, ты передавал?! – Я не повышаю голос, но сталь в тоне слышится за милю.

Пауза красноречивее слов.

– Твою мать, Дерек, твою мать! – сокрушённо выдаёт друг: – После выступления в Мэдисон в Эрику стреляли, – выдаёт он на одном дыхании: – Эта Райли Эванс, которую ты тогда подозревал. Пуля прошла навылет.

Темнота и пустота.

– Я звонил в этот же день Уотсону, просил передать тебе туда, где бы ты ни был. Я не смог, прости, – сквозь чёрную мглу отчаяние Лиама слышится в каждой букве.

Нет ничего в голове.

Набатом бьют слова друга. Бьют на поражение.

Самый большой провал, за который никогда, никогда себя не прощу. Рву волосы на голове, рыча от бессилия, от незнания. Не получив должную дозу успокоения, хватаю всё, до чего могу дотянуться.

Небольшая ваза с журнального стола со всей дури летит в панорамные окна. Трещина появляется так же медленно, как до меня доходили слова, а затем стекло обрушивается оглушительным звоном, рассыпаясь на осколки и будто наяву вонзаясь в меня.

Вина, что чувствую, душит до асфиксии. И я готов сам сдохнуть сейчас.

Разложив всё, что попалось под руку в моём состоянии, пытаюсь на смартфоне вбить в поисковике её имя. Которое, помимо груза того, что оставил, теперь тащит меня ко дну виной за то, что не защитил.

Открываю профайл, пытаясь сразу найти информацию, и нахожу, бл*дь, нахожу.

«Трагедия на триумфальном шоу Эрики Кауфман. Это невероятно, но молодая девушка, отработав поистине фееричную программу на протяжении нескольких часов, получила пулю прямо в грудную клетку. Кто хотел навредить известной модели, певице и звезде шоу-бизнеса, полиция не раскрывает. Однако выяснились подробности. Случилось это, когда она выходила через чёрный ход и подошла к нескольким фанатам поставить автограф. Именно в этот момент прозвучал выстрел. Мисс Кауфман упала замертво. Нам удалось найти съёмку одного из очевидцев».

Дрожащей рукой нажимаю плэй.

Никогда никому не советовал бы видеть, как значимый человек падает от пули, как испуганно и растерянно смотрят её глаза, как она корчится от боли.

Вокруг кричат люди, Лиам срывается с места практически прямо на камеру.

Я сейчас умер, хрен знает в какой раз, но теперь окончательно. Телефон начинает звонить, но я не слышу, я второй раз в жизни оказываюсь в прошлом.

Тогда это было восемь бойцов, сейчас это она. То, что случилось со мной, в эту минуту не терзает меня, нутро кромсает от увиденного.

– Райт! Чёрт, я уже еду! – орёт Лиам, когда я автоматически глушу звук мобильного.

– Всё в порядке, друг…

– Нет, твою мать! Я думал, ты знал. Я думал, что ты не хочешь звонить Цыпе, чтобы не делать больно, – его слова прокручивают два года в моём сердце.

– Отчасти ты прав… Только боль я всё равно причинил. А думал я о том, что не вынесу, услышав о её жизни после, – горечь выдаётся скупой усмешкой.

– Дьявол! – слышу, как ладонь бьётся об руль: – Да она начала только полгода назад, – вот и оно, пуля в сердце, которая знал, что достигнет цели, только готовым быть не мог.

– Бизнесмен?

– Да, – рычит Браун.

– Счастлива?

– Вроде бы, я не знаю, бро, – устало выдыхает он: – Сегодня её акустический концерт в Карнеги холл.

– Нет, – буквально режу воздух голосом.

– Дерек! Ты должен услышать…

– Нет, Лиам, – не признаюсь, что физически не смогу присутствовать.

– Где командир отряда?! Где мужик, который тащил меня на горбу несколько миль?! Где тот, кто шёл под огонь, несмотря ни на что…

– Он в отпуске, брат, – ухмыляюсь тому, кем был раньше.

– Нет, я тебя, с*ка, силой затащу, – шипит, отключаясь и тарабаня в дверь.

Кричу, что открыто, морально готовясь.

– Ты просто обязан показать, что хотя бы живой! – с ходу налетает разъярённый друг, но заметив меня в инвалидном кресле, замирает, оседая на пол.

Шоковое потрясение на его лице.

Смотрит на беспомощного инвалида в кресле, который после дюжины попыток так и не смог встать с этой железной хреновины.

Ирония, именно я говорил Эрике, что не допущу, чтобы она ждала, потому что могу вернуться таким.

– Вставай, Браун, – он водит глазами, качая головой: – Бурбон на верхней полке.

Разворачиваю кресло, пытаясь объехать обломки стула, и когда не получается, ярость и отчаяние разливается по венам, превращая меня в умалишённого.

– Твою мать! – рычу, а скрежет зубов раздаётся на всю гостиную: – С*ка!

– Я могу помочь, – твёрдый голос Брауна вмешивается в агонию.

– Я сам, – чеканю не своим голосом.

И тот, кивая, идёт на кухню за бурбоном и стаканами.

Руками разгребаю дерево, которое мешает мне проехать, и останавливаюсь у журнального стола.

Прохладный воздух осени крадётся сквозь разбитое стекло, вызывая озноб, который уже даже не чувствую.

Внутри будто всё заледенело.

– Рассказывай, – ставит передо мной стакан Лиам, надо отдать должное, в его глазах нет жалости.

– На одной из вылазок не ждали ничего, должно было быть спокойно. Разведать территорию, чтобы тщательнее подготовиться к выходу. Я взял с собой пять человек, давая остальным возможность отдыха и подготовки. Но кто-то сдал нас или заметил и понял, что не свои. Началась перестрелка… – говорить об этом не люблю, но это ведь не мозгоправ, который должен разбираться с последствиями ПТСР: – Там в одной из машин была женщина с ребёнком…

– Чёрт! Дерек! – хватается за голову друг.

– Я решил, что успею добежать, один из наших меня прикрывал. Тот урод, стрелявший в нас, был сзади и ждал удобного момента. Первый выстрел оказался моим, пуля застряла в позвоночнике. Второй выстрел стал смертельным офицеру, прикрывавшему меня. – Делаю внушительный глоток обжигающего напитка.

– Дерьмо! Тебя оперировали? – серьёзный взгляд, видимо обдумывает план восстановления.

– Дважды. Несколько месяцев я находился в медицинском центре прежде, чем вернуться сюда. – Оглядываю помещение: – Интересно, дадут ли второе «пурпурное сердце»? – Печально ухмыляюсь ему.

– Не делай вид, что всё в порядке. Потому что ни разу не в порядке, – знаю, что злится.

Возможно, не на меня, а на судьбу или всё же на меня, что не мог уйти, не проявив долбанный героизм.

– Вчера был единственный лёгкий день, верно?

Девиз, с которым мы засыпали и просыпались, будучи в зоне боевых действий. Есть ещё один, но в контексте сегодняшней ситуации он крайне неуместен.

– Как ты? – задаёт вопрос, на который мне не нравится ответ.

– Как беспомощное бревно. Как инвалид. Как немощь. – Усмехаясь, отвожу от него взгляд, скрывая за усмешкой то, насколько паршиво.

– Давай я…

– Нет, Лиам. Тормози. – Рукой показываю: – Рано. Ещё рано отправлять меня на мозголомку. Я вернулся несколько часов назад, надо привыкнуть, и всё встанет на круги своя, – мука, которая слышна даже в твёрдом голосе.

– Да, в Нью-Йорке несколько часов… Но не в ней, – он указывает на коляску: – Ты не отвяжешься, имей в виду.

– Сменим тему. Что нового? – Прячу внутреннее состояние, пытаясь отвлечься на рассказ Лиама.

– Подруга Эрики, помнишь? – Киваю, Николь, были в баре за несколько суток до моего отъезда: – Мы живём вместе, и я хочу сделать ей предложение, – откровенно удивляет он, посылаю в него ошарашенный взгляд с забытой улыбкой.

– Вау. Мои поздравления. Насколько знаю, там было всё непросто после смерти брата Эрики… – Имя сложно произносить, но если этот засранец не оставит попыток превратить меня в прежнего, слышать о ней мне придётся часто.

– Да. Было сложно, но это того стоило, бро, – когда-то вероятно и у меня был этот идиотский взгляд: – Я могу ей сказать? – Вопрос бросает в ступор, но ответ я успел придумать, пока находился в бесконечных коридорах, связывающих операционную и палату.

– Нет, Лиам. Не порти налаженную жизнь, – без тени усмешки озвучиваю командным тоном, какой раньше использовал, чтобы собрать свой отряд.

Он долго испытующе смотрит, затем несильно уверенно кивает.

– Кто здесь всё оборудовал? – Оглядывается на пороги и подъёмы.

– Уотсон распорядился. Судя по всему, это оплата за участие в боевых операциях и прочая хрень.

Спустя несколько часов Лиам уже вероятнее всего едет в Карнеги холл, а я беспомощно сижу в инвалидной коляске, держа в руке остатки второй бутылки бурбона, и слыша в ушах выстрелы, перемежающиеся со звуком её голоса.

Глава 2

Эрика

Последняя песня… Сколько бы её не исполняла, и каждый раз пробирает до кончиков волос. Каждая строка о мимолётном романе, оставившим неизгладимый след на мне.

То, что было после, предпочитаю не вспоминать.

О нём уже вспоминаю не так часто, как раньше, но иногда, задумчиво глядя на небо из окон пентхауса, я задаюсь вопросом, а жив ли он, и всё ли у него хорошо.

Те чувства, что появились к нему за несколько месяцев, моя первая любовь. Сладкая, страстная, болезненная, опасная и ненужная.

Что ни говори, но Дереку Райту нужно отдать дань, ведь только благодаря ему я та, кто есть сейчас. Только благодаря ему, превозмогая душевную боль, я вновь встала и пошла. Стала сильнее и мудрее, и только благодаря ему и его человеку смогла остаться в живых.

Если бы Лиам не оттолкнул бы меня два года назад, не было бы сейчас заполненного Карнеги. Меня бы не ждала подруга в обнимку с этим парнем. И не ждал бы мужчина, пробудивший что-то отдалённо похожее на те чувства, которые довелось мне испытать.

Я не могу винить мужчину, который выбрал не меня, а дело своей жизни. Я приняла его выбор, не сразу, нелегко и до жути больно. Через некоторое время, обиду, отрицание и все стадии, но приняла.

Первые месяцы были самыми тяжёлыми, но они подарили мне текст и музыку. Как он когда-то говорил, «его музыку». И сейчас, в свете софитов под оглушительную тишину, я сажусь на высокий стул, чтобы исполнить мой самый чувственный, самый тяжёлый и самый любимый текст.

Неизменное сопровождение последней композиции – слёзы.

Как бы я ни старалась, не получается их удержать. Перед глазами тот день, когда писала, солёными каплями пропитывая бумагу.

Аплодисменты возвращают в реальность, встаю и благодарю за то, что провели этот вечер со мной.

Ухожу в гримёрку, где меня встречают букеты, переданные от фанатов. К слову, теперь я не подхожу лично, не даю автографов, не принимаю цветы.

Мой психолог говорила, что на это могут потребоваться годы, а я не желаю пытаться восстановить это право ни для кого. Телохранителей сейчас больше, все отобраны Заком и Лиамом, напрямую из охранной фирмы друга.

Один небольшой букет цепляет внимание, потому что там вижу забытые незабудки. Нет ни конверта, ни записки, не может быть, что это как-то связано с моим прошлым.

Однако внутреннюю панику успокоить не удаётся, и тело берёт дрожь, предвещая моё тревожное расстройство.

Сажусь, считая до десяти, и стараюсь успокоиться, но тщетно. Стакан воды и таблетка, дрожащими руками, проливая воду на стол, запиваю нужную пилюлю. И вновь сажусь, считая дальше.

На тридцатом счёте, как и говорил врач, всё прекращается. Есть, конечно, побочные эффекты от дозы успокоительного, типа тошноты и отсутствия аппетита. Но я и так давно не той формы, какой была раньше.

Кирк всё старается меня накормить, но мне даже нравится моя внешность. Округлости, раньше выглядевшие сексуально, сейчас приобрели женственную форму, стали соблазнительнее. Скулы проявились, придав лицу серьёзное выражение лица, а не кукольное, как было раньше.

Хоть к таблеткам я обращаюсь нечасто, тем не менее в дни концертов тюбик всякий раз со мной.

Переодеваюсь, чтобы выйти к своим и по традиции посидеть в каком-нибудь ресторане или баре. Коктейльное платье изумрудного цвета, волосы оставляю как есть, смываю лишь излишки краски, так необходимые на выступлениях.

За дверьми стоят парни, два брата, моё стабильное сопровождение, и мы двигаемся в сторону выходов к залу. Гостей должны были уже распустить, главное условие проведения моих концертов, поэтому нет причин прятаться.

Подхожу, тепло улыбаясь, чтобы принимать поздравления, вижу, как Кирк стремительно двигается ко мне.

Встреча с ним помогла мне.

Он будто поднял внутри что-то весёлое, милое, любимое. Этот мужчина с тёплыми карими глазами, правильными чертами лица и светлыми волосами тщательно собирает по кусочкам моё сердце.

Чуть ниже ростом, чем Дерек, да и по фигуре чуть грузнее, что ли. Мужчина из прошлого как пантера, хищник, Кирк же потяжелее.

Бизнесмен, своя компания, практически сам её поставил на ноги. Харизматичный, не скупится на комплименты и знаки внимания. Главное, любящий.

Он пробудил то отдалённое чувство, что вспыхнуло подобно грому среди ясного неба в моём сердце к Дереку. Безусловно, не такой силы, это не цунами. Это не вызывает подрагивания кончиков пальцев и вибрации тела. Это больше напоминает лёгкие волны океана, нежели тайфун от Дерека.

И в этих лёгких волнах я сейчас ощущаю себя лучше. Я не переживаю, я умиротворена и мне спокойно. Я увлечена Кирком, и это произошло нелегко.

Сколько он ждал первого свидания, сейчас даже не скажу, но парень проявил терпение и красивую настойчивость.

В какой-то момент я просто позволила, и всё развивалось гораздо, гораздо степеннее, чем с Дереком. И возможно, это и будет любовь, да, другая. Пришедшая не внезапным ударом по голове, а спокойно разгуливающая рядом в ожидании своего часа.

После Кирка визжит Николь, и отрешённый Лиам скупо поздравляет.

Глазами спрашиваю у подруги, в чём дело, но она сама показывает недоумение от того, насколько отстранён от происходящего её мужчина.

В голове почему-то всплывают незабудки, а в груди чувствуется ноющая боль. Потерев место, периодически дающее о себе знать, абстрагируюсь, не без помощи выпитой ранее таблетки.

Пропускаем вперёд охрану, и под руку с обаятельным блондином в костюме мы выходим из здания Карнеги Холл.

Глава 3

Дерек

Время идёт мучительно медленно, сколько бы ни старался заставить себя сделать хоть что-то, не выходит.

Наверное, каждый человек, оказываясь вдруг беспомощным, чувствует это.

Не готов принять себя таким жалким, но и не делаю, чтобы им не быть.

Забавно, когда-то ведь даже не задумывался, как жить, если окажусь с ранением или того хуже инвалидом.

Бесконечная череда людей, появляющихся в моём доме, действует только на нервы. Врач, присланный Уотсоном, который должен высказать вердикт, буду ли я ходить или нет, так и не получив у меня согласие на встречу, прислал мозгоправа.

Только вот он мне не нужен, я вполне в сознании, вполне мыслю, что, возможно, моя жизнь будет такой, и нужно учиться заново жить, имея определённые обстоятельства.

Курьеры уже выучили мой адрес и сами спокойно заходят, оставляя еду на острове в кухне. Неизменно получают от меня чаевые, а их сочувствующие взгляды я ощущаю ещё долгое время после их ухода.

Лиам, который заезжает чуть ли не каждый день, пытаясь вытянуть меня из трясины апатии. Но ему ли не знать, что это небыстрый процесс.

Прогулки проходят на террасе с хронически полным бокалом в руках. Порой смотрю на высотки Манхэттена, вспоминая отнюдь не службу, без которой остался, а то время, когда был там чаще, чем в Бруклине.

И тут же всплывает её образ.

Как-то вечером смотрел ролики с её концертов, и двухгодичной давности, и настоящих. Разница колоссальна, и Лиам прав, она изменилась.

Правда, только стала ещё более желанной и несбыточной.

Корю ли себя, что не сказал ей тех самых слов? Скорее да, чем нет. Возможно, тогда бы это чувство не душило меня изнутри. А возможно, стало бы ещё хуже.

Изменил ли я что-нибудь? Определённо, да.

Момент прощания, он был ни черта неискренний с моей стороны, ради чего пытался скрыть всю феерию эмоций, до сих пор вопрос.

Видел и её пару, стандартный бизнесмен, аристократ.

Ощущение, что сам себе зашиваю кровоточащую рану, смотря на них. Очевидно, любит её. То, как смотрит на неё, выдаёт, и только слепой не увидит. Лучше бы вернулся слепым, хотя какая уже разница…

В голову просится, наконец, идея выйти из своего заточения, приправленного виски и бурбоном.

Звоню другу, который только рад поучаствовать в моём возвращении, только вот возвращаться пока мне не хочется.

Чего и следовало ожидать, реагирует молниеносно и завтра доставит меня до Лонг-Айленда ранним утром.

Знаю, что делаю всё возможное, разрушая себя.

Однако просто нет желания, чтобы взять и подняться. Врачи военного госпиталя чётко обрисовали ситуацию, несмотря на то, что пальцами сквозь зубы я двигаю, в моём случае возможность встать на ноги – это процентов тридцать.

Выстрел пришёлся в поясничный отдел, задев какие-то нервные волокна, проходящие в повреждённой области. Это-то и привело к тому, что мышцы и органы ниже ранения отказывали с реактивной скоростью после операции.

Время уже прошло после операции, теперь остаётся ждать, чтобы те самые волокна восстановились, и дальше смотреть, поможет ли мне реабилитация.

Не знаю, верю ли я, что снова встану. Но точно уверен, что пока у меня нет стимула, ни хрена не выйдет. А где найти этот стимул, хрен его знает. Пару-тройку раз уже валялся, рыча и сбивая кулаки до крови от собственной беспомощности. Вмятины на полу в каждом месте, где я решил вдруг полежать.

А каждая ночь и утро являются настоящей пыткой. Приходится на руках перетягивать вес своего тела, а затем по одной ноге, чувствуя себя чрезвычайно дерьмово. Утром особенно не хочется открывать глаза, так и лежу часами, просто их закрыв.

Знал бы тогда, два года назад, что со мной случится, посмеялся бы. Только теперь не смешно, теперь ощущаю лишь злость, полную отключку от жизни и не имею представления, что будет дальше.

Дерек Райт, безупречный солдат, считающий себя одним из лучших, бесстрашный. Этот человек погиб с тем выстрелом.

Сейчас это жалкое существо с отросшей щетиной и волосами, от которого пахнет алкоголем и потом, и который не так уж сильно хочет жить.

Я знаю много историй, когда расстройство после травмы на войне или спецоперации доводило бравых бойцов до суицида.

Правда, тогда, размышляя, я считал, что никогда бы так не поступил. А теперь все те доводы, мысли разбиты в щепки и кажутся полной чушью. Потому что в сущности хочется сдохнуть от своего ничтожного состояния. От того, что ты не можешь выполнить элементарных действий.

И это, мать вашу, раздражает до скрипа зубов, до клокочущей ярости, молниеносно разливающейся по венам. И в эти моменты агонии ты, как абсолютный ноль, заливаешь в себя алкоголь.

Хотела бы Эрика такого мужика?! Точно нет.

И я бы никогда не утянул бы её на это дно. Если любишь, то сделаешь всё для счастья любимого человека. И я согласен на все сто.

Эти мысли вызваны желанием Лиама рассказать Эрике, что я в Нью-Йорке.

Однажды ему довелось услышать мой яростный вой оттого, что он не прав. Не сдержался и вылил ушат дерьма на друга. Получается, не такой я и сильный, каким она считала.

Потому что силой здесь уже совсем не пахнет.

В ушах неизменно одна из её песен, которая засела в душу.

Странно, но на всех ресурсах она без названия, подписана лишь многоточием или нонейм, хотя все остальные обозначены. Может быть, не смогла придумать или не захотела, ведь текст передаёт историю наших отношений, а очевидно, что это то, что она должна была забыть.

Стыд – вот что я испытал, когда мой друг помогал поставить ноги в машину, убрав коляску в багажник.

Такой, мать его дери, необъятный и неисчезающий.

Если бы умел краснеть, покрылся бы бордовой краской. Я ему благодарен за всё, он хоть и часто останавливает свой изучающий взгляд, но прячет сочувствие.

Не вынес бы этого от него.

– Тут накладка случилась, Дерек… – начинает он после того, как упаковал меня.

– Что такое?

– Николь. Надо её закинуть в одно место. – Вижу, как он поджимает губы, а мне плевать, главное, чтобы ей не сказала.

– Всё равно не узнаёт, – пожимаю плечами.