Бомж из Болливуда: как я снимался в индийском кино

– Ха! Огонь! Он как раз заходил к нам на днях, и купил пару таких вот кедов. Ушел шибко-шибко довольный!

Киргиз обернулся назад, снял с полки модель моей самой нелюбимой расцветки «камуфляжный пиксель» и поставил на стеклянный прилавок:

– У вас какой размер? 44—45?..

Уже на крыльце ТЦ, держа под мышкой обувную коробку, я вдруг вспомнил песню популярного в 90-х панк-барда Александра Лаэртского «Дети хоронят коня»:

На глазах у детей съели коня

Злые татары в шапках киргизских,

Средь сучьев из леса сиротливо стучит

По стволам деревянным птица тупая.

Имя ей Дятл и стуки его

Заглушают рыдания детских глаз.

Дети хоронят останки коня,

Там лишь кишки и шкура его…

«Мда уж… Москва меняется, – подумал тогда я. – Так же, как и её коренные жители. А ты… ты – просто Дятл, которого зацепили на крючок ювенальной мечты…»

На телевизионных плазмах, развешанных по стенам аэропорта, дикие туркмены в мохнатых шапках выдают плясовые коленца, поют разухабистый фольклор и махают саблями. По задумке госпиарщиков это должно создавать в мозгах пассажиров сомнамбулический транс, от которого они тут же побегут тратить свои евродоллары на товары местных мастеров. Стеклянные лавки с их поделками разбросаны тут и сям. Впрочем, они всё равно заперты наглухо и лишь сочатся изнутри жгучим, как лимонная эссенция, светом ламп. В орущих экранных туркменов хочется запустить потным конём. До вылета ещё несколько долгих часов…

За эти часы мы с Бадуа так надремались на угловатых креслах, натрепались о том о сём и сдружились, что расчувствовавшись, парень решает подарить мне свой браслет «kara» – один из обязательных к ношению символов веры для сикхов29. Наряду с кинжалом «kirpan», гребнем для бороды «kanga», нестриженной шевелюрой «kesh» и специальными трусами «kachera». Стянув с запястья полукилограммовый обруч, он пихает его мне. Из вежливости я отказываюсь. Вещица кажется дорогой. Серебряная?

Не знаю, как насчёт трусов, но остальную религиозную атрибутику Бадуа, по ходу, оставил шлюхам и барменам во всех портах мира. Грандиозным попойкам, в которых он кутил с моряками-сослуживцами из Украины, Филиппин и Бразилии, по его словам, мог позавидовать сам легендарный пират Чёрная Борода30. Но у того хотя бы оставалась борода. Свою Бадуа, наверняка, пропил или же расплатился ею за триппер подцепленный на Тринидад и Тобаго…

Наконец, уже поздней ночью, подкатывают наш легкокрылый ковёр-самолёт. Невероятно, но салон тут же набивается битком туркменами, а точнее туркменками. Всем им, вдруг, приспичило куда-то лететь. А мы-то с Бадуа надеялись, что целый «боинг» будет в нашей власти!

Зажатый в кресле меж двумя тётками в расписных национальных одеяниях в пол, я оказываюсь разделён со своим новым другом.

Тётки беспрестанно галдят и ржут что кони етицкие. Кроме моих товарок, почти весь салон нашпигован таким же смеющимся и говорливым чёхом женщин. Возможно, их делегация летит на всемирный гендерный съезд…

Но, то ли воздух свободы так одуряюще действует на баб, что они без умолку веселятся, то ли на самом деле всё не так страшно в Туркмении, как презентуют в СМИ.

Под рык турбин, я мысленно салютую в иллюминатор уходящей, куда-то под ноги, пустыне. Старая, помнящая и древних и новых тиранов, вотчина верблюдов, мохнатых папах, оголтелого исламизма и дурацких табу на Интернет, медленно остывает от солнцепёка. Лишь цепочки обязательных огней аэропорта догорают на его выпуклом, сотканном из чёрного хрома и бесцветного хлада, строении.

Пока, Целка-Туркмения! Может и свидимся когда-то?! По-настоящему.

Надеюсь, меня не сластают в «горбатую клетку»…

В следующем эпизоде:

Озарение в Египте – Столичные предместья – Прощание с Бадуа – Русский потеряшка

ЭПИЗОД 2. ПСИХОDELHIКА

Если не вру, то старик Будда говаривал, что Хомо cапиенсы – есть лишь концентрат из желаний. Как бревна, гонимые сплавщиком, прут они друг на друга по бурлящей реке жизни. Рабы вечных хотелок:

1) секс-наркотики-рок-н-ролл

2) семья-дом-дети-работа

3) деньги-политика-власть…

Я ничего не упустил? Скажете, а как же Искусство? А Космическая Любовь? – всё вкусовщина. Что одному шедевр классицизма, то другому китч и дерьмо за баней. Что одному – Богиня, второму – вульгарная Памела Андерсон1с фальшивой резиновой жопой…

Дожив до 32-ух лет, и вкусив изрядный кусок ото всех желаний, я сподобился Просветления. На Будду оно снизошло под кроной развесистого дерева бодхи. На меня – в тени ресторанного зонта на египетском курорте Хургада.

Турпакет в 6 дней/7 ночей. Первый раз за границей, если не считать поездки с матерью в Эстонию в советском детстве.

Экскурсии автобусом к мегалитам Долины Царей, снорклинга с маской в Красном море и дискотеки «Pyramid», где мускулистые арабы-бармены лили шампанское в глотки одуревшим от бешенства матки, русским бабам (пробки бутылок арабы срубали ударами кинжалов), хватило, чтоб навсегда изменить мой взгляд на жизнь. Я понял, что все предыдущие годы меня кто-то жестоко наёбывал. Частично этим «кто-то», был я сам…

В день отъезда на промозглую Родину меня обуяла дикая ностальгическая хандра.

ХАНДРА ПО УВИДЕННОЙ МНОЙ ЗАГРАНИЦЕ, КОНЕЧНО!!!

Отнюдь не по дряни с кокошниками, балалайками и берёзами в обнимку…

Дабы сбить её утренний лом, и истратить никчёмные уже египетские фунты, я засел в уличном кафе. Пиццу «маргарита» с ледяной банкой фанты вынес официант-улыбака. Ожидая, пока пышущий жаром кругляш охладится, я глядел на бегущий до самого синего моря Променад. Скрипели на ветру пальмы. Солнце набирало обороты. Ставший за неделю родным, полисмен в бледной униформе охранял банкомат: взимая бакшиш в «адын долляр», он помогал турикам снять налик тыкая в арабскую вязь на экране. Повар отельного ресторана в метровом колпаке, с дребезгом, катил по брусчатке телегу с горой посуды. В тени раскалённых авто лежал рыжий пёс и сонно следил за поступью кулинара бросив к земле алый язык.

Чёрт! Похоже меня действительно отравили, в этом Египте… И яд уже точно со мной навсегда… и он покруче «Полония 210»2… Теперь у меня одна «хотелка-желание» по жизни – БЕСКОНЕЧНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ! Всё остальное – по боку! Пока ноги мои не отвалятся! Отныне, клянусь, я всегда хочу быть в дороге, открывать новые города и страны, знакомиться со странными (и не очень) персонажами, попутчиками, бродягами! Ехать автостопом-поездом–самолётом-кораблём и гужевым транспортом куда глаза глядят. Нестись во весь опор до самой смерти! Кажется, в психиатрии этот синдром называют «дромомания». Плевать, я буду называть тебя, моя любовь, «Дорожной Лихорадкой»! И никаких больше «пакетных» туров! Никаких пит-стопов! Только рюкзак за плечами! Только хардкор!!!

Такой фарш из мыслей, образов и флэшбэков крутится у меня в башке, когда мы с Бадуа грузим наши рюкзаки в автобус-шаттл курсирующий между Аэропортом им. Индиры Ганди и городской агломерацией Нью-Дели. Бадуа тут же сцепляется языком с соплеменником-сикхом из пассажиров. Этот сикх уже каноничный: с таким же как у Бадуа, браслетом; ярко-красной, в полметра, чалмой; кинжалом на поясе и окладистой, жгуче-чёрной бородищей. Про трусы узнавать не с руки…

Я поскорей прыгаю к окну, чтобы обозреть бегущие за окном столичные предместья. С тех пор как меня поразила «ДЛ» минули годы. Мне под 40. Яд по-прежнему в крови и заставляет бешено прыгать сердечную мышцу. Никаких пит-стопов! До самой смерти…

Как я и поклялся себе, за спиной у меня тысячи километров дорог, морских путей, исхоженных троп и психов–попутчиков всех мастей. А так же: высоченные пики и тропы Непала; лесные храмы Камбоджи; скребущие небо небоскрёбы Малайзии; алчные бордели Таиланда; белые, как альбиносы, пляжи Вьетнама; влажные джунгли Индонезии, шумные Турецкие базары и т. д. И вот, наконец, ВОЛШЕБНАЯ ИНДИЯ! ЧЁРТ ПОБЕРИ! МНЕ УЖЕ ОНА НРАВИТСЯ!!!

Что в Индии поражает наповал, так это ровный асфальт почти в любом захолустье. Урча мотором наш слегка побитый жизнью несётся и несёт нас во весь опор к новым приключениям. Перед решетчатой мордой его расступаются крытые бурой пылью деревья похожие на платаны3. По обочинам отворяют ставни и жалюзи лавок сонные, лениво ворчащие промеж себя, торгаши. Криво и нехотя потягиваются полицейские в бежевой форме с бамбуковыми палками на поясе и автоматами в руках. Сквозь утренний коктейль тумана и городского смога сочится струями, еще не жаркое, солнце – являет взгляду приезжих нутро индийской столицы. Роскошные административные здания и дворцы викторианской эпохи чередуются с ветхими лачугами нищих, разбивших биваки прямо на тротуарах и в парках. Кто-то просто спит под небом завернутый в грязные свёртки тряпья, похожие на кожистые крылья летучих мышей-вампиров. Одетые с иголочки клерки в белых рубашках и отутюженных брюках спешатна службу. Переступают через вытянутые по земле фигуры. Служащие жмут к уху мобильные телефоны и несут термосы из нержавейки с домашним харчем. В распахнутую форточку задиристо молотит ветер мешаясь с бензиновой гарью, ароматами имбиря, дымящихся углей и лепешек чапати. Запахи кружатся вихрями от придорожных чай-шопов…

– Сэр, как мне отыскать кассу для иностранцев? – спрашиваю я медбрата в коротком халате, сидящего в стеклянном пузыре вокзального медпункта. Дядька, с ногой на ногу, читает пестрый таблоид, оседлав инвалидное кресло-каталку. Поминутно он смахивает пот со лба висящим на плече захватанным полотенцем.

Вот уже битый час я бегаю вдоль и поперек многочисленных ж/д платформ вокзала «Нью-Дели Рэйлвэй Стэйшен» в поисках этой кассы. С Бадуа мы расстались на подступах к вокзалу. Его и земляка-сикха перехватили какие-то орущие, что твои гагары, помогайки, и усадили на автобус до Амритсара – столицы штата Пенджаб. Мы на последок обнимаемся и обмениваемся адресами имейлов.

Железобетонными венами платформы разбегаются от раскаленного сердца вокзала во все концы бывшей британской колонии. Империя испарилась, а привычки перенятые у жителей Туманного Альбиона остались. По крайней мере, в крупных городах. Учтивые «мистер» или «сэр», например. Когда тебя окликают таким манером, то сразу хочется втянуть пивной живот, нацепить маску джентльмена голубых кровей и, отставив мизинец с перстнем-бриллиантом, вдыхать клубы дорогой сигары. Однозначно, в России не хватает нормального слова-обращения друг к другу. Большевики выжгли за 70 лет каленым железом старорежимные «сударь» и «господин», а пришедшие на их место кремлевские «эффективные» менеджеры, пропитали ядом сарказма доброе русское слово «товарищ». Глядя подобострастно на элиту, подопытное население следует повадкам свиноты.

– По лестнице на второй этаж поднимитесь. Сразу за буфетом, – отвечает мужик, показывая на крашенную голубой краской лестницу, и качая головой, словно встряхивая там лежалую от временимасалу5. – В буфете, кстати, разумные цены и вкусный чай. Зайдите – не пожалеете, сэр!

«Черт, я 1000 раз пробегал мимо, а так и не засек табличку с красной указующей стрелой – Foreigner ticket office6. Вот же она – на виду!».

– Спасибо, сэр, непременно загляну. Как с билетом до Хайдарабада порешаю…

– Отлично! – Мужик выставляет большой палец перед грудью и фонтанирует белой улыбкой с парой железных фикс по краям.

Я салютую медбрату пятерней и, задирая голени как пеликан, пробираюсь меж стоящих столбом, сидящих на тюках со скарбом, лежащих вповалку на мраморном полу индусов, к вожделенной лестнице.

Три здоровенных вентилятора под потолком циркулируют густой, как гималайский мед, воздух.

Слава всем богам индийского пантеона! – вокзал окружен с трех сторон анфиладой из балконов, а четвертой выходит на улицу, к перекрестку улиц Мэйн Базар (индусы зовут ее Пахаргандж) и Челмсворд Роуд. Иначе бы всех от мала до велика хватил в этой душегубке удар.

Сверху зал похож на гигантскую коробку леденцов «M&Ms», засунутую в микроволновку. Или лоскутный коврик – такие лежат в жилищах бабок по всему экс-СССР. А всё из-за разности пассажиров. Вот семейная пара, классический комплект. Такой есть в любой точке мира: худой мужик, в футболке с Микки Маусом и джинсах с дырой на коленке, – машет бамбуковым веером. Его жиробаска-супруга – наоборот – назло глобалистам, обрядилась в кокон сари7из синтетики и изумрудные шальвары. Мадам ни капли не вспотела. А вот кружок из сидящих на мраморе босоногих садху8– индийских полусвятых-полунищих. Каждый второй с разухабистой причёской из дредов на затылке. Каждый первый удолбан гашишем. Он заменяет здешним бомжам водку. Но, в отличие от агрессивного алкоголя, пахучая конопляная паста действует на бродяг седативно. Поцики эти, в массе, миролюбивы. Остальной облик бродяг вершат: рудракша (бусы из ореха дерева элеокарпус9) на шее, бисерные феньки на запястьях, да неизменный посох с цинковым ведёрком для подаяний в морщинистой руке. Все одеты в ярко-оранжевые хламиды до пят. Если слегка прикрыть веки, то через ресницы почудится, будто горят лепестки пламени в ворохе палой листвы.

Отдельной кучкой степенные уроженцы то ли штата Кашмир, то ли (пребывающего в состоянии полу-тухлой войны с Индией с 1947-го года) Пакистана. От прочих северяне отличны белоснежными балахонами, опять же белыми, мусульманскими фесками и рыжими, от покраса хной, бородами.

Индусы – в массе – простоволосы, безбороды и по-гусарски усаты. Да и одеты на манер европейцев.

Покончив в кассе билетно-денежную волокиту (мой экспресс до Хайдарабада через 5 часов, снимать комнату не вариант), я сдаю в багаж рюкзак и двигаюсь к Мэйн Базару – срочно нужна местная сим-карта.

– Сэр! Постойте! Подождите! – окликает меня уже знакомый голос. – Вы из какой страны?

– Эээ… Россия, а что? – оборачиваюсь я к давешнему медбрату, который мчит ко мне, раздирая людской кишмиш.

– Как удачно! Помогите. На вокзале третий месяц живёт один русский парень. Похоже, он сошёл с ума. По-английски не говорит, денег нет. Мы – Служба Спасения – кормим его. Может, вам удастся растормошить соотечественника, и он скажет адрес или телефон родственников? Пусть заберут беднягу.

– О! Давайте глянем на персонажа. – Заинтригованный, я делаю репортёрскую «стойку». «РУССКИЙ МУЖИК ОКОЛДОВАН ЧЁРНОЙ МАГИЕЙ В ДЕЛИ!» – тут же мысленно набрасываю я кликбейт10. В реальности, что для индуса «русский», на поверку, может быть венгром, поляком, или сбрендившим на солнцепёке японцем. Способность их различать иностранцев, как у нас азиатские лица…

Медбрат, маня рукой, сопровождает меня на другой конец зала. Тут, на отдельном пятачке, обитали, видимо, самые сливки социальной клоаки. Медбрат указывает на лежащую возле колонны сгорбленную фигуру. На фигуре затрапезная футболка и бурые штаны, из-под которых торчат босые пятки: черней, чем сфинктер африканца. Над футболкой угадывается русая голова с обгорелой от солнца залысиной и, того же оттенка, борода.

Похоже, и правда европеец прикорнул…

– Привет, братан, как сам? – трогаю я за плечо лежащее туловище. Тело лениво оживает, как зомби от молитвы экзорциста, и садится облокотившись ладонями об пол.

– Привет… – на рефлексе выскакивает по-русски из всклокоченной бороды. Под спутанной чёлкой на меня взирают серые глаза мужика лет под сорок. Мужик славянского типажа. Готовый было заговорить, но, чего-то вдруг спохватившись, чувак поджимает губы, скрещивает руки на груди и начинает пялиться в потолок. Его дико заинтересовали лопасти крутящихся в вышине вентиляторов. Дядька становится похож на ребёнка, у которого отняли погремушку, а в отместку он решает набрать в рот воды.

«Странно… – думаю я. – Диалог не задался. Дипломат из меня ни к чёрту…»

Дальнейшие попытки разговорить бедолагу ни к чему не ведут. Бомж нем как рыба об лёд. Кто его знает?! Может чувак соблюдает обет молчания, как монах иезуит, или его местный аналог, випасану. Пополам с аскезой. А мы ему в душу лезем. Мало что ли чудаков, которые в Индии поддаются религиозной истерии и придумывают себе задачки: кто на одной ноге стоять, кто в позе лотоса сутками мантры мычать, кто пипиську себе кинжалом резать. Небось, сидит и думает он сейчас: «Вот же пристали, бесы! Не дают карму исполнить! Паскуды безбожные!..»

Не надумав ничего лучше, я достаю видеокамеру и записываю селфи-обращение к вероятным родственникам мнимого немого. Мол, на делийском вокзале живёт бич11из России – кто узнал брата-мужа-свата, свяжитесь со мной. Пока делаю запись, мужик периодически бросает из-за плеча хитрые взгляды. Его явно подмывает что-то ляпнуть, но он терпит как партизан в подвалах гестапо. Как только у меня нарисуется стабильный Интернет, я обязательно выложу запись в соцсети. Авось, кто и спохватится болезного! Долг кармы перед сородичем, я решаю дополнить купленной в буфете пустотелой лепёшкой пури38 и бутылкой минералки. Оставляю их у заскорузлых ступней. Молчун не перечит…

– Ну как он? Заговорил? – стопит меня сердобольный медбрат, когда я покидаю базовый лагерь деклассированного элемента.

– Неа, молчит собака сутулая…

– Вы хороший человек, я видел, как вы дали ему пищу. – Уважительно складывает медработник руки «лодочкой» перед грудью. – Так бывает, сэр. Индия не всех принимает. Удачи вам! Намастэ12!

– И вам! До скорого! – улыбаюсь я человеку в белом халате.

«А может, всё наоборот, она как раз ПРИНЯЛА его таким, каков есть? В отличие от далёкой северной Родины. Может он нашёл счастье именно здесь, среди отбросов общества и калек? Кто знает?..» – думаю я переступая границу тени и ослепительного света, отделяющую вокзал от вечного карнавала индийских улиц. Ну что ж, Матушка-Индия! Лови очередного бродягу в свои золотые объятья! Примешь ли ты меня?

Поживём – увидим…

В следующем эпизоде:

Лысый и его стафф – Хайдарабад – «Обитель Льва» – Касты киноиндустрии – Афганец в алых шортах

ЭПИЗОД 3. ХАЙДАРАБАД – «ОБИТЕЛЬ ЛЬВА»

Пропетляв полчаса по о