Туман – Долина смерти

Все заржали, смотря на здоровяка.

– Короче парни, рассчитывайте свои силы, – продолжал капитан, – радиус аномалии около тридцати пяти километров, лаборатория примерно посередине. Сколько мы сможем проехать на машине вглубь тумана, неизвестно, дальше бегом. Времени у нас очень мало, не успеем решить вопрос и выйти оттуда до того, как у нас закончится кислород, считай, остались там навсегда. Никакой информации, что происходит внутри этой гадости, нет. Все решения будем принимать на месте.

Командир похлопал по плечу самого могучего война в своей команде.

– Ну а ты, ТОР, – капитан серьезно посмотрел на своего подчиненного, – взял свою магическую кувалду, чтобы ей гонять всякую нечисть? Это же самое нужное снаряжение для этого задания.

Тор сделал удивленную мину и развел огромными руками, как бы прося прощения за оплошность.

– Ты что, забыл кувалду? – командир картинно свел брови, отчего шрам, который пересекал всё его лицо от правой брови до подбородка, сморщился, став более заметным, возмущенно крикнул: – Так, Стик, разворачиваемся, Тор забыл кувалду. – И всплеснул руками, как делали это в немом кино.

И все опять захохотали.

Отсмеявшись, капитан продолжил, почесывая шрам на подбородке: «Ладно, теперь серьезно – там скорее всего никакая электроника, нам не поможет. Мы, конечно, попробуем, но, думаю, не стоит на нее особо рассчитывать. Поэтому наше всё – это глаза и чувствительная пятая точка, которая, как вам всем давно известно, очень хорошо чует опасность, ей грозящую». Он поднял палец вверх. «Так что смотрим в оба и прикрываем друг друга».

Автомобиль качнуло, и все уставились в окна. Они подъезжали к КПП, который уже установили перед аномалией. Шлагбаум и автомобили ДПС располагались прямо на обычной проселочной асфальтовой дороге общего пользования, ведущей прямиком в туман. Перед ним уже столпились сотни автомобилей и людей. Гражданские галдели, желая проехать, требовали позвать начальство. Какая-то женщина кричала, что у нее там остались дети одни дома. Но солдаты были несгибаемы и не пускали гражданских за периметр. По обеим сторонам дороги уже успели установить большие щиты с надписями: «ОПАСНАЯ ЗОНА, НЕ ВХОДИТЬ».

Навстречу их автомобилю, подъезжающему к пропускному пункту, вышел, поднимая руку, высокий офицер, показывая, что нужно остановиться. Но, увидев пропуск и оперативников в полном обмундировании, сделал жест подчиненным пропустить транспорт. Солдаты засуетились, шлагбаум поднялся, и группа Макарова въехала в оцепленную зону. До тумана оставалось несколько сотен метров. Он был недвижим и выглядел как розовая стена.

Аномалию они увидели еще задолго до заезда в оцепленную зону. Она действительно выглядела странно и была похожа на купол. То есть у нее издалека просматривался верхний предел и боковые границы, как будто туман накрыли прозрачной крышкой. Цвет аномалия имела розовый, а на взгляд была абсолютно непроницаемая. На нее все смотрели с тревогой в глазах и тяжелым сердцем. Это была неизвестность, а она, как все знают, страшнее всего.

Все парни в группе имели статус бывалых бойцов. Они не раз выходили победителями из самых безвыходных ситуаций, являясь настоящими профессионалами, и все знали свое место в группе. Но это тогда, когда всё было ясно и понятно. Очевидно, где враг, а где свои, а тут загадочная бездна неизвестности со всеми вытекающими последствиями. Что их ждало в этой зоне? Капитан не удивился бы, увидь он там зомби или какого-нибудь мутанта. Хотя сам в эту ересь не верил и смеялся над теми, кто читает книги о зомби-апокалипсисах. Но почему-то сейчас, смотря на эту картину за окном автомобиля, в его мозгу рождались именно такие ассоциации, и смеяться не хотелось.

Недалеко от стихийно сооруженного КПП стояла оперативная палатка и автомобиль с передвижной лабораторией. Из нее вышел человек, спускаясь по приставной лестнице.

Это оказался знакомый капитана, эксперт Пётр Васильевич Саморин. Уже немолодой, сухощавый, в очках и со строгим узким лицом человек. Всегда скупой на эмоции, и если он что-то говорил, то только по делу.

– Стик, тормозни у Василича. Хочу с ним поговорить, – сказал капитан, указывая рукой в сторону автомобиля-лаборатории.

Броневик плавно подъехал к указанной точке, оперативник вышел из машины и поздоровался с экспертом. Рукопожатие у Петра Васильевича крепкое, несмотря на кажущуюся субтильность этого человека, силы в нем было немало. Даже стальную руку капитана эксперт мог немного прожать, что вызывало искреннее уважение к научному сотруднику.

– Что скажешь, Пётр Васильевич, есть что-то, что мне нужно знать, чего не было в ваших отчётах? – смотря в голубые глаза Саморина, спросил капитан.

– Да что я могу тебе сказать. Очень странно тут всё. Это явление в высшей степени аномально. Я ничего подобного никогда не видел. Мы взяли пробы и провели тесты все, которые только могли сделать в передвижной лаборатории, но ничего, просто воздух со стандартным набором примесей, ни тебе известных токсинов, ни радиации. Даже эта розовая субстанция, которую мы можем наблюдать визуально, когда доносишь до лаборатории, становится просто прозрачной, как будто её и не было. На данный момент точно известно, что она как-то действует на нервную систему, но только там, в самой аномалии. Попав туда, человек, скорее всего, погибнет в течение нескольких минут. И, скорее всего, именно поэтому мы не видим людей, выходящих оттуда. За пределами аномалии газ рассеивается и перестает быть опасным. Поэтому тот предел аномалии, который мы видим, это не физический барьер, а, скорее, предел возможностей этого газа, он просто не может захватить большую территорию по причине рассеивания. То есть тут на границе аномалии происходит борьба нашей атмосферы с чужой. Это как фонтан, который бьет из земли струей вверх, она расходится веером и уходит обратно в землю. Только он утекает не в землю, а нейтрализуется нашей атмосферой.

– Пётр Васильевич, это я уже прочитал в отчётах, да и всё, что вы рассказали, нашему делу не поможет, есть что-то, чего я не знаю, важное для нас, ну, если хотите, для нашего выживания?

Василич пожал плечами и виновато посмотрел на оперативника.

– Ладно, тогда мы погнали, времени мало, – сказал капитан и протянул руку. – Бывайте, даст бог, еще свидимся. – Они обменялись рукопожатием, но эксперт, задержав его, тихо сказал.

– Семён, есть предположение, – он отпустил руку капитана, – что не на всех этот газ действует одинаково. Я предполагаю, что он кого-то убивает, а на кого-то действует совсем иначе. Но это не достоверно, слишком мало информации, сам понимаешь.

– Погодите, что вы хотите этим сказать? – капитан, собиравшийся уже уходить, остановился и внимательно посмотрел на эксперта.

– Да в общем ничего особенного, скажу лишь, что произошел у нас один случай на периметре, полчаса назад, не тут, на другом посту. Один из наших сотрудников при заборе проб споткнулся и скатился в овраг, прямиком в аномалию. Мы думали, что всё, хана парню, а нет, он вышел оттуда как ни в чем не бывало. Отряхнулся и понес пробы в лабораторию. Мы думали, что обошлось, может, он задержал дыхание и поэтому там не сгинул. Вот только спустя 15 минут, когда он оторвал случайно железную дверь в эту самую лабораторию, понимаешь, вырвал с корнем приваренные петли, признался, что надышался-таки этим газом. Конечно, у него взяли все мыслимые и немыслимые анализы, и предсказуемо ничего аномального не нашли. То есть он не только не умер, а наоборот, получил какую-то невероятную сыворотку, увеличивающую мышечную силу. Правда, ее действие быстро закончилось. Сейчас он в карантине, под наблюдением. Но тут сразу возникает резонный вопрос, почему те люди, которые не погибли от этого газа, не вышли за пределы аномалии, хоть кто-то да вышел бы, но нет же никого. И тут варианта два, либо очень маленький процент или полное отсутствие таких людей, либо их оттуда не выпустили. Подумай над этим и сделай правильные выводы. Больше сказать мне нечего, слишком мало времени у нас было, да и в полях очень мало возможностей.

Он грустно посмотрел на оперативника, что было совсем ему не свойственно. Обычно холодные и умные глаза сейчас смотрели виновато и с неподдельной грустью.

– Ясно, спасибо, Пётр Васильевич, я понял, это придает немного оптимизма, и прошу, не хороните нас раньше времени. Всё – держитесь тут, а мы погнали! – Капитан развернулся и быстрым шагом направился к автомобилю.

В машине все оперативники без дополнительной команды надели дыхательные маски, проверили оружие, и автомобиль, плавно набирая скорость, въехал в розовую пелену неизвестности.

Глава 2

Подмосковная дорога. Среда 14 июня,

вторая половина дня.

Автомобиль мчался по просёлочной дороге, тихо шурша новенькой резиной по асфальту, мотор работал ровно, а настроение было изумительным. За окном благоухал прекрасный летний солнечный вечер, и Александр Курагин, в предвкушении отдыха после тяжёлой работы, ехал в свой загородный дом, где ждала красавица жена. Он всегда радовался этому как в первый раз, и проведенные в браке годы не смогли притупить или как-то изменить его чувство.

Дорожное покрытие имело не очень хорошее качество и было испещрено глубокими ямами и трещинами. Во время движения по ухабам приходилось применять недюжинные способности для борьбы с ним, выполняя резкие маневры уклонения. И когда водитель сделал очередной для того, чтобы избежать попадания в глубокую яму, на дорогу внезапно опустился тяжелый вязкий туман. На улице сильно потемнело, и видимость сократилась до нескольких десятков метров. Как будто огромное дождевое облако опустилось на землю и мгновенно заволокло всю округу. Это произошло так быстро, что не представлялось возможным уловить сам момент перехода. Оказавшись в клубящемся мареве, он утратил возможность различать дорогу и начал снижать скорость.

До появления тумана, которого в летний погожий день просто не могло случиться, Курагин разговаривал со своей женой по телефону, что делал всегда, возвращаясь домой. Но связь оборвалась вместе с появлением стихии. Сначала он подумал, что телефон выключился или просто умер, так бывает с современной техникой. Но аппарат работал, экран светился, кнопки нажимались.

Посмотрев в верхний угол смартфона, он увидел пустую шкалу приема сигнала сотовой связи и задрал одну бровь от удивления. Странно, тут связь всегда работала отлично, как и на протяжении всего пути от работы до дома. За исключением одного места, которое они с супругой называли «зоной», но оно было не здесь. Где это видано, чтобы туман вырубал сотовую связь, да так, что всё умерло наглухо. Он помотал телефоном над головой в попытке поймать сигнал. Даже ткнул им в потолок, но ничего не изменилось, сигнала не было.

Где-то в глубине души сразу зародилась тревога. Что-то тут было неправильно. И дело не в самом тумане как в явлении природы, а в том, как он появился и каков его цвет. Только сейчас он обратил внимание, что туман был не как обычно – белым или серым, а имел сильный розовый оттенок. Как будто в воздухе распылили красную краску.

В небе внезапно грохнуло, потом еще несколько раз, как будто кто-то решил запустить фейерверк днем и Курагин замотал головой в попытке прозреть. Затем снова грохнуло, но уже более основательно, с раскатами, как будто из пушки жахнули, и в небе заиграла зарница далеких молний. Они продолжали сверкать где-то высоко в небе, но больше не гремело. Выглядело это странно, розовый туман с безмолвной грозой и отсутствием дождя.

Ощущение абсурдности происходящего усилилось, когда по салону, вместо свежих загородных ароматов, начало распространяться тяжелое зловоние, которое отдаленно напоминало запах гнилого лука, только во сто крат сильнее. Лицо его исказилось от отвращения, и он провёл ладонью по слезящимся глазам, чтобы избавиться от неприятного ощущения. Но видимость стала еще хуже. К розовому мареву добавилась пленка в глазах.

Скорость автомобиля упала практически до нуля. Быстрым движением он закрыл заслонку притока внешнего воздуха, включил аварийные огни, чтобы автомобиль стало хорошо видно в густой дымке, и щелкнул выключателем заднего противотуманного фонаря. Ему не хотелось получить пинок под зад от мчащегося на огромной скорости неадеквата, коих тут было предостаточно.

Оторвав взгляд от дырявого асфальта, он быстро осмотрелся. Подмосковная артерия, не сильно отличающаяся от городской по загрузке транспортным трафиком, сейчас выглядела полностью опустевшей. Автомобилей и их габаритных огней не видно ни спереди, ни сзади. Мир замер в недвижимой тишине.

Густая и липкая дымка, плотно окутывая машину, нехотя расступалась только для того, чтобы схлопнуться сзади. Это ощущалось физически, всем телом, как будто автомобиль двигался не по асфальтированной дороге, а пробирался по дну глубокого озера.

Слева из марева выскочило тросовое ограждение, на которое автомобиль едва не налетел. От резкого поворота руля вправо, машина вылетела на неровную обочину. И во избежание глобальной аварии пришлось резко вдавить педаль тормоза в пол, чтобы не угодить в глубокий кювет.

Машина замерла, не долетев до провала несколько десятков сантиметров. Курагин вытер холодный пот со лба, перекрестился, хотя обычно этого не делал, и устремил взгляд по ходу движения.

Эта простая дорога, которую он не раз проезжал за считанные минуты, превратилась в сложнейшую трассу с препятствиями, и чем дальше тем, блин страшнее.

Перед застывшим автомобилем стоял покосившийся от глубокой старости дорожный знак. На котором из-под ржавчины проглядывало название населенного пункта «Белые ручьи». Когда-то, не позднее чем вчера, этот знак был в идеальном состоянии. Но сейчас он выглядел, как будто его выдрали со съемок постапокалиптического фильма и воткнули сюда. Краска на нем облупилась, металл проржавел до дыр, а одна из опор конструкции, полностью истлев, подломилась. Смотря на эту красотищу, у Курагина весь мыслительный процесс завис на фразе «ПОЛНАЯ ЖОПА».

Сместив взгляд левее, он увидел, что тросовый разделитель выглядит еще хуже. А один из тросов, оторвавшись, лежал на асфальте и в реальном времени превращался в труху, как тлеющий фитиль. Холодные иглы вонзились в спину, а лицо залило липким потом. Тут явно творилась какая-то чертовщина присыпанная ржавчиной, и даже эпитет “Полная жопа” не отражает истинную сущность происходящего.

Заглушив мотор, он достал из бардачка маску на лицо, оставшуюся от времен ковида, и надел ее. Подумав что так спокойнее. После вышел из машины и аккуратно прикрыл за собой дверь стараясь не нарушить тишину.

Он стоял на абсолютно пустой асфальтированной дороге, где вокруг сгустилась непроглядная мгла, в которой глохли все звуки, как будто он находился в комнате, обшитой толстым слоем ваты. Снаружи оказалось жарко и очень влажно. Руки и лицо сразу стали неприятно липкими и приобрели розовый оттенок, а волосы намокли, как будто на него вылили ведро воды.

Задрав голову вверх, Курагин увидел вместо яркого солнышка грязно-розовое пятно. Оно выглядело так же, как в две тысячи десятом, когда горели леса в Воронежской области и дымом затянуло всю Москву и Подмосковье, только тогда оно было серое. В ту пору можно было спокойно смотреть на когда-то яркое солнце, не жмурясь, через призму желтого смога. Вонючий дым проникал повсюду: в дома, в квартиры, в автомобили, никакие фильтры не спасали. И всё это благолепие сопровождалось адской жарой, от которой не было спасения. И вот снова, только теперь была клубящаяся в воздухе розовая гадость и всё та же невыносимая жара.

Раздался далекий треск, похожий на звук ломающихся деревьев, а за ним налетел душераздирающий рёв, как будто несколько сотен львов и медведей зарычали одновременно. Рёв накатывал со всех сторон, сдавливая голову тисками, невзирая на способность этого тумана поглощать звуки.

Определить, на каком расстоянии ревут, не представлялось возможным, и стало поистине жутко. Ощущение чуждости окружающего мира с каждым воплем усиливалось. В его голову посыпался град мыслей. Так рычать тут просто некому, нет в Подмосковье таких зверей, которые способны так реветь. И ещё эта странная розовая вонючая гадость. Ощущение было такое, как будто тут применили химическое оружие или разверзлась пропасть в ад и оттуда повалил дым. И яростно захотелось вернуться обратно. Инстинкт самосохранения и здравый смысл подсказывали, что именно так и надо поступить. А вот душа и сердце требовали, просто кричали о том, что следует как можно скорее забрать жену и вот уже с ней искать безопасное место подальше отсюда. А для этого нужно ехать вперед. Самой чувствительной частью тела, пятой точкой он чуял, что опасность именно впереди, там, куда ему нужно ехать. Именно оттуда слышны все эти звуки. С той стороны пришел туман, и именно там эпицентр всей этой жути. Однако он не ведал масштабов катастрофы и не знал, есть ли теперь место на земле, где безопасно, и выбор отпал сам собою. Нету ему дороги назад. Он должен попасть к жене, а уж вместе они решат, что дальше делать.

А потом раздался человеческий крик с окраской безысходности и неминуемо приближающейся смерти, который, впрочем, быстро оборвался, так же резко, как и возник. Курагин таких криков вживую никогда не слышал, но сейчас прямо почувствовал нутром, как человеку было больно и страшно, как будто резали его самого. После снова раздался оглушительный рёв с треском, а затем воцарилась могильная тишина, от которой засвистело в ушах.

Больше не думая, Курагин рванулся к автомобилю. Страх заставлял делать всё очень быстро и четко. На секунду даже показалось, что скорость, с которой он умудрился преодолеть расстояние до своего автомобиля, слишком высока. Такая скорость недоступна ему, да и просто нормальному человеку. Как-то слишком быстро он очутился возле автомобиля. При этом чуть не оторвал ручку двери, за которую ухватился, останавливаясь после такого быстрого бега. Но, возможно, это ему просто показалось.

Захлопнув за собой дверцу автомобиля и отдышавшись, он сорвал бесполезную маску и вытерся салфетками. Концентрация этой розовой дряни в атмосфере зашкаливала. Конденсат лёг не только на лицо и руки, но и пропитал всю одежду, которая стала неприятно влажная и прилипла к телу. Стекла автомобиля запотели внутри и снаружи, и жирные капли влаги собирались на стекле и стекали вниз, образуя лужицы.

Машина завелась. Но мотор стал издавать посторонние звуки, металлический треск и скрежет, которых еще пять минут назад не было. Чертыхнувшись, принимая суровую реальность, он запустил дворники, включил кондиционер, чтобы убрать излишки влаги, сдвинул рычаг коробки передач в положение «драйв» и нажал на газ что было силы.

После сильного разгона автомобиля приходилось только молиться, чтобы на дороге не оказалось препятствий в виде техники или другой неизвестной преграды. Хоть туман и начал понемногу рассеиваться, но всё равно имел большую плотность и на такой скорости выглядел как стена.

Через небольшой промежуток времени от капота автомобиля начала отслаиваться краска, и крупные ошметки полетели в лобовое стекло. Этот чертов туман, или чем он там является, влияет на металл даже через защитное покрытие. Удивляло лишь одно, что движок еще работал, ведь он тоже был металлический. Но если судить по доносившимся из него звукам, это ненадолго. Он любил свою машинку и относился к ней трепетно. Считая, что автомобиль – это единственная вещь, с одной стороны, обрекающая владельца на рабство, а вот с другой – дающая ему реальную свободу, в отличие от всех остальных современных ненужных гаджетов. Но в данных обстоятельствах всё это уже не имело никакого значения.

Дорожное покрытие стало влажным и скользким, покрывшись маслянистым налетом. Приходилось удерживать автомобиль на дороге, вкладывая в это весь свой опыт вождения. Дорога пошла в горку и стала закручиваться влево. По ее сторонам начали проступать из туманной дымки деревья и высокие заросли борщевика. В душе затеплилась искорка надежды, что, может, не всё так плохо, туман рассеется, и всё придёт в норму, всё станет как было. Но разум каждую секунду подкидывал ему режущий слух вопль умирающего и страшный рёв неизвестного зверя. Да и отваливающаяся краска с автомобиля, летящая в разные стороны, говорили, что как прежде уже точно не будет.

Брошенный на дороге автомобиль он заметил краем глаза. Даже не заметил, а скорее почуял, как чувствуют опасность звери. Резкое торможение и рывок руля вправо спасли от прямого удара. Автомобиль по касательной зацепил стоящий поперек дороги брошенный транспорт и с громким скрежетом, обдирая краску и сминая металл, впечатал его в тросовый разделитель. Впрочем, преграда оказалась настолько ветхой, что, пропустив через себя легковушку, рассыпалась в пыль. Ржавая машина, пробив ограждение, выкатилась на встречную полосу и, перегородив ее, застыла.

Слова отсутствовали, остался только страх и возрастающая злость. Когда ты ничего не понимаешь, это одновременно пугает, но в большей степени злит, особенно когда это непонятное ломает тебе все планы, а в данном случае, вероятно, и жизнь. Не среагируй он вовремя, заказывай отходную.

Останавливаться и смотреть, что там произошло, не было ни времени, ни желания, да и великого смысла. И так понятно, что тут творится лютое непотребство. Курагин только отметил для себя, что автомобиль был брошен, с открытыми нараспашку дверьми. Создавалось впечатление, что его покидали в спешке. Бросили, убегая от чего-то страшного. Учитывая новую реальность и скорость коррозии металлоконструкций, можно было предположить, что его бросили совсем недавно.

Слева, на встречной полосе, начали выскакивать из тумана аналогичные искалеченные остовы автомобилей, в большом количестве. Но как ни спешил Курагин добраться до дома, ему всё же пришлось сбросить скорость, дабы не размазаться об еще одну брошенную посреди дороги ржавую помойку. Которых по мере продвижения становилось всё больше и больше, и выглядели они по разному. Какие-то стояли уже почерневшие, съеденные коррозией и готовые рассыпаться, а какие-то выглядели еще вполне свежими.

Светофор на перекрестке работал. На нем горел, как ни в чем не бывало, зеленый свет, отсчитывая обратное время. Ржавчина и дыры на металлическом столбе уже не удивляли. Судя по коррозии металла, конструкция вот-вот рухнет прямо на проезжую часть, и хорошо, если там никого не будет в этот момент. Удивляло другое, почему он до сих пор работал. В металлах он не разбирался и мог только предположить, что на различные материалы эта дрянь действует по-разному, как и любой другой химикат. Возможно, он разрушает только определенный, или сработала защитная изоляция, не дав разрушить провода. Но тревога сейчас была вызвана не этим.

Его жена, вот что было сейчас самым важным. Его любимая женщина, друг и соратник сейчас там, в этом адском мареве одна. Как она там, всё ли в порядке. Даже сама мысль о том, что он может ее потерять, сводила его с ума. Чувство собственного бессилия жгло сердце, буравило душу до скрежета зубов. Хорошо, если эта дрянь туда не добралась и там всё в порядке. Но внутренний голос, такой поганый и ехидный, твердил, что всё плохо и ты ничего не сможешь сделать.

Впрочем, как всегда было в его жизни. Обязательно был кто-то, кто лучше говорил, лучше читал, лучше знал предмет, вообще был во всем лучше. И как Курагин не старался в своей жизни достичь совершенства в чем-либо, все равно находились те, у кого тоже самое получалось значительно качественнее и быстрее. Поэтому надо шевелиться изо всех сил, если хочешь в этой жизни что-то успеть и достичь.

А в нынешних обстоятельствах требовалось шевелиться с удвоенной силой. Но у него имелось резонное опасение по поводу собственных возможностей добраться до дома живым, учитывая, какой писец вокруг творится. Его терзали вечные вопросы и сомнения. Хватит ли ему сил для прохождения обычно простого, а сейчас суперсложного и опасного пути. Что его ждет впереди?. Сомнения которые с одной стороны оберегают человека от глупых поступков, с другой не дают ему двигаться вперед.

Зная о пагубности таких мыслей, он старался не думать об этом. Такие мысли способны затащить разум в непролазные дебри, так, что потом не сможешь из них выбраться. Будучи взрослым человеком, он всегда старался решать проблемы по мере их поступления, а не наоборот.

Сейчас двигаться вперед необходимо, не мешкая, со яростной уверенностью напором, ведь движение – это жизнь, так говорила ему жена, и тогда всё обязательно получится. Она всегда находилась с ним рядом, в горе и в радости и умела подобрать нужные слова, соответствующие ситуации. Подарила ему прекрасную дочь и никогда не предавала. Эта светловолосая хрупкая и мудрая женщина всегда была на его стороне. И только благодаря ей он смог добиться в жизни хоть каких-то результатов. Он неизмеримо глубоко был ей благодарен, за ее силу и незыблемую преданность.