Чернильное сердце: Где магия встречается с кляксами

В этот момент зелье начало менять цвет, переливаясь всеми оттенками чернил. Класс зааплодировал, но Элеонора заметила, как профессор незаметно передал ей маленький свиток, спрятанный в лапе.

– И помните, – завершил он, прыгая на кафедру и случайно запустив лапой в активацию проектора звёздного неба, – магия чернил требует концентрации, а когда Гринвич ушёл, оставив на доске отпечаток лапы вместо подписи, все заметили, что его «наглядная рыбка» теперь болталась на дверной ручке в виде брелка с надписью: «Лови момент… но не меня».

После урока, когда все разошлись, Элеонора развернула свиток. На нём было написано: «Встретимся в полночь в западном крыле библиотеки. Есть важные сведения о твоей магии. Не приходи одна – возьми Эмили. Я думаю ей можно доверять». Подпись состояла из причудливого узора, напоминающего следы кошачьих лап.

Эмили, которая всё это время наблюдала за подругой, не выдержала:

– Что в свитке? Почему ты так побледнела?

Элеонора колебалась, но слова профессора о доверии эхом звучали в голове.

– Поклянись, что никому не расскажешь, – прошептала она.

Эмили серьёзно посмотрела на подругу, её глаза сверкнули решимостью: – Клянусь. Я сохраню твой секрет, что бы ты мне ни рассказала. Мы ведь подруги, забыла? Элеонора глубоко вздохнула и развернула свиток так, чтобы Эмили могла прочитать послание. Когда она закончила читать, её глаза расширились от удивления:

– Полночь? В библиотеке? Но почему именно там и почему так поздно? – Не знаю, – призналась Элеонора, сжимая свиток в руках. – Но чувствую, что это важно.

Эмили задумчиво прикусила губу: – А что, если это ловушка? Вдруг кто-то узнал о твоих способностях?

– Профессор не стал бы меня подставлять, – тихо ответила Элеонора. – В его глазах я видела… понимание. И ещё что-то… словно он знает гораздо больше, чем показывает. Девочки переглянулись. В коридоре послышались шаги – кто-то из преподавателей возвращался в свой кабинет. Они быстро собрали вещи и разошлись по домам договорившись, что в полночь придут к библиотеке. Придя домой и закрывшись в комнате Элеонора прыгнула на кровать и прикрывши глаза подумала. А что если это и правда ловушка? Как я могу верить коту? И вдруг внизу послышался стук в дверь.

Её перо начало двигаться само по себе, оставляя за собой след из мерцающих чернил. Кляксы, словно чувствуя опасность пытались предупредить Элеонору, начали собираться в углу страницы, перешёптываясь между собой.

«Тихо!» – прошептала Элеонора, и кляксы замерли.

– Элли! Иди сюда, к нам гость! – позвал отец необычно напряжённым голосом.

На кухне, рядом с матерью, застывшей с подносом в руках, стоял незнакомец. Архивариус (Лорд Кассиан Вортекс) – Тень, жаждущая переписать реальность. Рождённый в эпоху Альянса Четырёх Чернил (XVII век), Кассиан был первым хранителем Чернильного Сердца, но его амбиции превзошли долг. Он открыл, что артефакт – лишь ключ к “Книге Судеб”, спрятанной между строк всех магических текстов. Когда орден «Чистых Перьев» запретил ему исследовать это, Кассиан создал двойника Чернильного Сердца, подменив артефакт. Обман раскрылся, его изгнали, а истинное Сердце спрятали в библиотеке школы. Через Чернильное Сердце он может проникать в “Переплёты” – пространства между мирами, где хранятся незавершённые истории. Его цель – стереть границы, сделав все реальности главами одной Книги, где он – автор и цензор. Его одержимость властью – попытка заполнить пустоту, оставшуюся после утраты части себя.

Он стоял как воплощённая тень из старинного фолианта – высокий, словно специально выросший под сводами архивных залов, где даже воздух пропитан пылью веков. Чёрный фрак сидел на нём с неестественной идеальностью: складки на рукавах складывались в геометрические узоры, будто ткань была соткана из ночи и формул забытых наук. На лацкане мерцала булавка в виде полураскрытого свитка – при ближайшем рассмотрении крохотные буквы на нём шевелились, переписывая последнюю фразу, произнесённую в комнате. Длинные волосы цвета воронова крыла, перехваченные серебряной нитью с узелками, похожими на печати, падали на плечи, но ни один волосок не смел выбиться из идеальной линии. Лицо скрывала маска – не просто металлическая пластина, а сложный механизм из пластин, напоминающих страницы. На переносице красовался миниатюрный циферблат, где вместо цифр кружились древние символы хранения знаний. Когда он повернул голову, маска с лёгким шелестом обновила гравировку, показав на секунду профиль совы, затем – запертый сундук, потом – горящий свиток. Трость в его руке была точной копией пера ангела-регистратора: основание из чёрного дерева, испещрённое выцветшими тиснёными именами, а набалдашник – настоящее перо, но не птичье. Оно переливалось всеми оттенками чернил, которые когда-либо существовали, а в сердцевине стержня пульсировала капля жидкости, похожей на жидкую ртуть с золотыми вкраплениями. При каждом касании к полу трость оставляла едва заметный синий след, который испарялся через три секунды ровно. Даже его перчатки рассказывали историю – левая была из кожи дракона-архивариуса (существа, пожирающего ненужные знания), с вышитыми по костяшкам рунами уничтожения. Правая же, белая как пергамент, имела на кончиках пальцев чёрные пятна – будто он вечно носил с собой вечное перо, протекающее временем. Когда он поднял руку, чтобы поправить маску, Элеонора заметила, что его ногти покрыты микроскопическими текстами – целыми договорами, написанными на языке богов библиотек. А запах… Смесь переплётного клея, чернил из сожжённых писем и чего-то холодного, будто зимний ветер, гуляющий между стеллажами запретного раздела. Но самое странное – его тень. Вместо человеческого силуэта за ним тянулся вертикальный свиток, где постоянно писался невидимой рукой список всего, что происходило в комнате.

«– Мисс Блэквуд», – произнёс он, и его голос напомнил шелест страниц. – Меня зовут Архивариус. Я представляю… интересующихся вашим даром.

Мать бросила на дочь взгляд, полный ужаса. Отец сжал кулаки, но гость продолжил:

– Ваши кляксы – не просто шалости. Это ключи. Например, … – Он ткнул тростью в воздух, и из ниоткуда возникла клякса-ворона, та самая, что воровала пуговицы. – …эта малютка может открыть дверь в Проклятую Библиотеку. Если, конечно, выживет.

Элеонора вскрикнула: ворона завизжала, зажатая в сияющем коконе из света. Архивариус сжал пальцы, и существо взорвалось брызгами чернил.

– Нет! – она бросилась вперёд, но отец удержал её.

– Прекратите! – зарычал он. – Мы ничего не знаем о Библиотеке!

– Ошибаетесь, – Архивариус поднял с пола каплю чернил, и она превратилась в карту с меткой – их усадьбой. – Завтра на рассвете я вернусь. Решайте: Отдайте дневник добровольно.

Когда он исчез, растворившись в клубе чёрного дыма, мать обняла Элеонору дрожащими руками:

–Сожги дневник! – мать схватила книгу, но Элеонора вырвала её:

– Нет! Кляксы… они живые! Я не могу…

Вдруг дневник сам распахнулся на середине. Страницы зашелестели, и из них выплыла клякса, ударившая в потолок волной чернил. На стене проступили слова: «Чернильное сердце бьётся в твоём дневнике. Защити его любой ценой», Элеонора чувствовала: это только начало её пути.

В полночь, когда вся школа погрузилась в сон, подруги встретились у западного крыла школы. Профессор Гринвич уже ждал их, сидя на постаменте древней статуи. Его глаза светились в темноте, а усы подрагивали от предвкушения. Гринвич прыгнул с постамента, и каменный лев под ним внезапно повернул голову, скрипя гранитом. Профессор Гринвич родился в семье потомственных магов, чья родословная восходила к основателям школы магии. С детства он проявлял необычайные способности к магии чернил, и его путь был предопределён. Он прошёл обучение у предыдущего хранителя Чернильного Сердца, который передал ему знания и мудрость, накопленные веками. Как хранитель, профессор Гринвич был ответственен за защиту Чернильного Сердца от тех, кто мог бы использовать его силу во зло. Он знал все тайны, связанные с этим артефактом, и умел управлять его мощью. Его задача заключалась не только в защите, но и в передаче знаний тем, кто был достоин узнать о Чернильном Сердце. Связь профессора Гринвича с Чернильным Сердцем была глубокой и многогранной. Он мог чувствовать его пульсацию и предсказывать его реакции на различные события. Его способность переключаться между кошачьей и человеческой формами была связана с силой Чернильного Сердца, которая давала ему эту уникальную возможность. Когда Элеонора проявила свои способности к магии чернил, профессор Гринвич увидел в ней потенциал стать следующим хранителем передавая свои знания и опыт. Его ворчание на латыни, которое сначала казалось просто проявлением характера, оказалось способом передачи древних знаний, зашифрованных в магических формулах. Архивариус наложил проклятие на род его семьи Гринвичей после того, как предыдущий хранитель (дед профессора) отказался раскрыть ему секреты Чернильного Сердца. Проклятие было сплетено из чернил, смешанных с кровью преданного ученика Архивариуса, что сделало его особенно жестоким и необратимым. Каждый потомок мужского пола в роду Гринвичей с 12 лет постепенно теряет человеческий облик, превращаясь в чёрного кота. Полная трансформация наступает к 40 годам, после чего обратный переход становится невозможным. Это наказание за “упрямство” хранителей, сравниваемое с независимостью кошек. В человеческой форме речь Гринвичей искажается – их слова превращаются в латинские заклинания, которые случайным образом активируют магию чернил. Чем дольше Гринвич хранит артефакт, тем сильнее его душа срастается с ним. После смерти хранителя его сознание навеки остаётся в Чернильном Сердце в виде эха, теряя покой. Это часть плана Архивариуса – собрать знания всех хранителей в одном месте. Любая попытка напрямую рассказать о проклятии или природе артефакта приводит к тому, что чернила начинают душить говорящего, оставляя на его коже шрамы в виде рун. Профессор Гринвич до последнего скрывает от Элеоноры правду, так как её растущая связь с Чернильным Сердцем ускоряла его превращение в кота. Теперь, когда проклятие почти завершило свой цикл, только Элеонора может переписать его условия, используя свою уникальную связь с артефактом. Но для этого ей придётся рискнуть – объединить своё сознание с эхами предыдущих хранителей, включая её собственного предка, который когда-то заключил роковую сделку с Архивариусом.

Из пасти чудовища посыпались чёрные розы с шипами-буквами. – Полночь – лучший проводник, – прошипел профессор, ловя один цветок когтем. Лепестки рассыпались в прах, сложившись в стрелку, указывающую на трещину в стене, которую Элинор клялась, что минуту назад там не было.

– Три шага назад от лунной тени, – скомандовал кот, и когда подруги послушались, их ступни провалились сквозь плиты. Но вместо падения они ощутили, как ступени из холодного мрамора сами поднимаются им навстречу. Стены шахты светились бледно-лиловым – оказалось, это миллионы застывших светлячков, вмурованных в раствор. Их крылья шевелились, создавая иллюзию бегущих по стенам текстов. Гринвич шёл впереди, и там, где его лапы касались ступеней, проступали светящиеся следы-указатели: «Осторожно: падающие знания», «Не дышать на архивы». Где-то на глубине двадцати шагов воздух загустел, как чернила, и девушкам пришлось продираться сквозь невидимые свитки, цеплявшиеся за одежду невесомыми печатями. Внезапно профессор остановился перед стеной, испещрённой слепыми окнами. – Пароль? – спросил он у пустоты, и из каменной кладки выползла змея из сплавленных монет. – «Абракадабра»? – робко предложила Эмили. Кот фыркнул, от чего змея рассыпалась в смех: – Ха! Последний, кто так ответил, теперь пишет сноски в словаре глупостей. Гринвич протянул лапу, и медальон на его шее спроецировал на стену созвездие Кошки. Каменные блоки заскрипели, разворачиваясь как страницы гигантской книги, открывая проход, облитый светом цвета старого пергамента. Первое, что они услышали – гул, словно все библиотечные привидения зараз заговорили шёпотом.

– Не наступайте на красные плиты, – предупредил профессор, уже исчезая в сиянии, – если не хотите, чтобы ваши ботинки зачитали лекцию о средневековой орфографии.

Элеонора, ступившая первой, едва успела отпрыгнуть от треснувшей плиты, из которой вырвался поток букв. Они сложились в фразу: «Добро пожаловать, жертвы собственного любопытства», прежде чем рассыпались в прах. А где-то в глубине, за поворотом, заскрипели колёса каталожной тележки, будто сама библиотека потянулась навстречу новым гостям.

Своды подземелья дышали. Не метафорически – каменные арки действительно расширялись и сужались, как рёбра спящего титана, замурованного под школой. Профессор Гринвич щёлкнул когтем по воздуху, и бледно-голубые шары света выпорхнули из его медальона, застыв под потолком. В их мерцании проступили фрески: звёздные карты, сливающиеся с ветвями Древа Познания, где вместо плодов висели переплёты книг.

Полки здесь росли из стен, как кристаллы – чёрные, отполированные временем стеллажи из обсидиана, усыпанные «листьями» из страниц. Некоторые книги были прикованы цепями, чьи звенья покрывали руны подавления. Одна, с глазом на корешке, следила за группой, моргая кроваво-красным веком. Другая, в обложке из драконьей чешуи, шипела, когда Элинор прошла мимо, выпуская струйку дыма с запахом сожжённых тайн.

Воздух гудел от шепота. Не от голосов – от вибрации миллионов букв, танцующих под переплётами. Пол был вымощен плитами с инкрустированными цитатами; при наступании строки вспыхивали зелёным, растворяясь через три шага. «Здесь даже пыль умнее вас», – мурлыкнул Гринвич, указывая хвостом на вихри, складывающиеся в математические формулы над древним глобусом, где вместо океанов были чернильные пятна.

Вдоль галерей ползали каталожные ящики на паучьих лапках. Один, с позеленевшей медной табличкой «XIII век. Запрещённые рифмы», выплюнул свиток прямо к ногам Элеонор. Пергамент развернулся с хлопком, показав иллюстрацию: танцующие скелеты с чернильницами вместо черепов.

– Не трогайте то, что трогает вас первым, – предупредил профессор, когда они проходили мимо секции с книгами в человеческой коже. Надпись на табличке здесь была сделана кровью, которая медленно стекала вниз, образуя новые слова: «Сегодняшнее меню: любопытные студенты».

В центре зала вздымалась спиральная лестница из костей и пергамента, ведущая в бездну. Рядом плавал в воздухе стол с чернильницами-хамелеонами – они подражали цвету глаз смотрящего. Элеонора чихнула от запаха старой магии: смеси ладана, железных опилок и грусти забытых авторов. Где-то вдалеке заскрипели колёса – тележка с призрачным библиотекарем проехала сквозь стену, оставив после себя шлейф цитат на латыни. А когда Гринвич провёл лапой по определённой книге на полке, часть стены сдвинулась, открыв комнату с гигантским часовым механизмом вместо люстры. Шестерёнки здесь были сделаны из застывших стихов, а маятник качался между «Правдой» и «Вымыслом», отмеряя время до следующего апокалипсиса.

– Добро пожаловать, – протянул профессор, пока тень от маятника рисовала на его морде улыбку, – в место, где слова съели больше людей, чем драконы. «– Здесь хранятся знания, которые могут изменить вашу жизнь», – сказал профессор, останавливаясь перед древней дверью. – Но помните: знание – это сила, а сила требует ответственности.

В этот момент из-за колонны выскочил силуэт призрака библиотекаря. Он напоминал оживший переплёт древнего фолианта – костюм из бархата цвета выцветших чернил, с заплатками из пергамента на локтях. Галстук-бабочка, вечно развязанный, трепетал на ветру несуществующих сквозняков, а из кармана жилета торчало гусиное перо, которое периодически чиркало что-то в воздухе невидимыми чернилами. Лицо его было бледным, как страница под слоем вековой пыли, с сетью морщин, напоминающих пометки на полях старинных рукописей. Седые вихры волос вздымались вверх, будто пытались сформировать вопросительный знак. Но главное – очки. Массивная медная оправа с крошечными шестерёнками по бокам, которые вращались сами по себе, подстраивая линзы под магический спектр. Когда он их надевал, стекла вспыхивали ореолом, и в отражении можно было увидеть бегущие строки из запретных гримуаров. Характером он был подобен книге с вырванными страницами – то впадал в профессорскую важность, цитируя указы ордена хранителей голосом, похожим на скрип пергамента, то вдруг начинал гоняться за летающим каталожным листком, забыв о собственном достоинстве. Его смех звучал как треск рассыхающихся переплётов, а в гневе он сыпал цитатами из устава XIV века, отчего даже профессор Гринвич прятал уши.

– О, юные черви книжной плесени! – восклицал он, обнаружив неправильно расставленные тома, и тут же смягчался, поправляя очки: – То есть… дорогие ученицы. Простите, 300 лет одиночества накладывают отпечаток. Его руки, прозрачные как калька, постоянно что-то организовывали – выравнивали стопки книг мановением мизинца, ловили убегающие заглавные буквы сачком из паутины. А ещё он обожал драматические паузы: замирал, глядя вдаль, когда его спрашивали о чём-то важном, но чаще всего оказывалось, что он просто забыл, куда положил чайную ложку-закладку.

Несмотря на чудачества, в его глазах горела мудрость тех, кто видел, как горят библиотеки. Когда Элинор спросила о самом страшном секрете хранилища, он вдруг стал серьёзен, и тени полок сплелись за его спиной в крылья: – Знание – это не факел, дитя. Это зеркало, которое иногда показывает то, чего ты не готова увидеть даже в кошмарах.

А потом снова засуетился, гоняясь за собственным шарфом, который ожил и устроил бунт в отделе поэзии.

– О, мои очки! Где же мои очки?! – запричитал он, ощупывая все карманы своего потрёпанного костюма. – Без них я не могу разглядеть магические узоры на корешках книг!

Эмили отступила назад, но Элеонора смело шагнула вперёд:

– Вы… вы призрак?

Альфред Вейл был одним из учеников школы магии, который 300 лет назад помог создать Чернильное Сердце. Когда юноша осознал, что стал соучастником зла, он попытался уничтожить артефакт, но слуги Архивариуса убили юношу в библиотеке и он превратился в вечного стража библиотеки, запечатав душу в чернильный фолиант. Теперь Альфред существует как полупрозрачный маг с чернильными разводами вместо лица, а его тело состоит из свитков мантии с пергаментами, которые вечно переписывают себя. Его призрак охраняет секретный архив, где хранится оригинальный договор между Архивариусом и родом Гринвичей. Элеонора обнаруживает, что его чернильные “руки” оставляют на книгах следы-подсказки – они меняют текст в её дневнике, направляя к истине. Сам Альфред не помнит своей жизни – его сознание фрагментировано.

– Можно и так сказать, – улыбнулся библиотекарь. – Я Альфред Вейл – страж знаний, последний из древнего ордена. Он смешно подпрыгивал на месте, заглядывая под столы и протирая несуществующие стёкла воображаемыми салфетками.

– Ах, вот они! – наконец воскликнул библиотекарь, доставая из внутреннего кармана старинные очки с потёртой оправой. – Эти очки – не просто аксессуар. Они позволяют мне видеть то, что скрыто от обычных глаз. Надев очки, он прищурился, и подруги заметили, как вокруг книг заплясали едва заметные магические узоры. Внезапно из тени стеллажей вышел тот же библиотекарь, теперь уже полностью погружённый в свои исследования. Его очки слегка искрили, улавливая мельчайшие магические колебания между страницами древних книг.

– Смотрите! – воскликнул он, указывая на один из фолиантов.

В зал ворвался холодный воздух, пахнущий древними манускриптами и магией. Мерцающие свитки кружились в воздухе, словно осенние листья на ветру. В центре зала, над каменным постаментом, парило Чернильное Сердце – пульсирующий амулет из чистейших чернил, от которого исходило мягкое сияние.

Призрак провёл рукой над Чернильным Сердцем, и оно ответило мягким гудением.

– Это артефакт невероятной силы, – объяснил он. – Он связывает все потоки чернильной магии в нашем мире.

Профессор кивнул:

– Именно поэтому Орден «Чистых Перьев» так жаждет его украсть. Они хотят использовать его силу для своих тёмных целей.

Библиотекарь, не замечая, как все смотрят на него, принялся бормотать себе под нос, разглядывая книги через свои волшебные очки:

– Где же… где же… А, вот оно! Древний том здесь хранятся знания о происхождении твоей силы, Элеонора. О том, как управлять кляксами и защищать их.

Он так увлёкся, что случайно задел стопку книг, и те с грохотом посыпались на пол. Очки слетели с его носа и покатились по каменному полу. Библиотекарь с комичной скоростью бросился их ловить, споткнулся о собственный подол и едва не упал.

– Простите-простите! – забормотал он, краснея. – Эти очки такие капризные… Они иногда нарочно от меня убегают, чтобы я не слишком много узнал!

Подруги переглянулись, стараясь сдержать улыбки. Профессор лишь покачал головой, но в его глазах плясали весёлые искорки.

Из стены материализовался стол, покрытый древними манускриптами. Призрак начал объяснять:

– Каждая клякса – это частица Чернильного Сердца. Когда ты создаёшь их, ты на самом деле высвобождаешь крошечные фрагменты древней силы.

Элеонора открыла свой дневник, и кляксы начали выползать из страниц, принимая различные формы. Призрак улыбнулся:

– Видишь? Они признают тебя. Теперь ты должна научиться контролировать их силу.

В этот момент свитки на столе начали светиться, формируя голографические проекции древних ритуалов и заклинаний.

– Но будьте осторожны, – предупредил призрак. – Сила без мудрости может стать проклятием. Те, кто охотится за тобой, не остановятся ни перед чем.

Профессор добавил:

– Именно поэтому мы должны обучить тебя всему, что знаем. Время уходит.

Тем временем Чернильное Сердце в центре зала начало пульсировать сильнее, словно откликаясь на волнение в комнате. Магические узоры на стенах засияли ярче, а свитки закружились в более быстром танце.

– Кажется, мы привлекли его внимание, – прошептал кот-алхимик. – Приближается момент истины. Зал наполнился мягким светом, исходящим от Чернильного Сердца. Свитки медленно кружились в воздухе, словно танцуя под невидимую мелодию.

Эмили почувствовала холодок между лопаток:

– Здесь как-то… тревожно.

Гринвич внимательно осмотрел зал:

– Верно подмечено, юная леди. Наши недруги ближе, чем мы думаем.

–Что за недруги? -Спросили в один голос Эмили и Элеонора.

Внезапно стены начали пульсировать чернильными прожилками, а в воздухе появился едва уловимый запах озона.

– Начинается, – прошептал профессор, его усы дрогнули. – Быстрее, нам нужно активировать защитные механизмы.

Из темноты выступили тени —слуги Архивариуса, что преследовали семью Блэквуд. Они медленно приближались, их глаза светились зловещим синим светом.

– Мы ждали вас, – прошипел один из них. – Дневник должен быть нашим.

Кляксы, сопровождавшие Элеонору, сформировали защитный барьер вокруг девочек и профессора. Их перья светились ярче обычного, создавая магический щит.

В этот момент профессор-кот раскрыл свою истинную сущность. Его шерсть засветилась, а в глазах вспыхнули древние знания:

– Я – хранитель Чернильного Сердца. Много веков назад я был человеком, алхимиком, который открыл секрет вечной жизни через магию чернил.

Он поднял лапу, и на его запястье проявился древний символ:

– Эта метка связывает меня с сердцем. И теперь она нужна, чтобы защитить его от тех, кто хочет использовать силу во зло.

Тени усилили натиск, но профессор создал вокруг них защитный купол:

– Элеонора, твоя сила – ключ к победе. Доверься своим кляксам.

Элеонора открыла дневник, и из его страниц вырвались новые существа – воины из чернил, хранители знаний. Они вступили в бой с тенями, защищая своих создателей.

Эмили заметила, что Чернильное Сердце начало пульсировать в такт с сердцем Элеоноры:

– Смотрите! Оно реагирует на неё!

Профессор кивнул: – Именно так. В твоей крови течёт древняя магия, девочка. Магия, которая может спасти или уничтожить наш мир.

В этот момент дверь зала начала дрожать под натиском врагов. Профессор быстро начертал в воздухе защитные символы:

– У нас мало времени.

– Но как? – спросила Элеонора, чувствуя, как сила течёт по её венам.

– Твоими чернилами, – ответил профессор. – Твоими кляксами. И верой в то, что знание должно служить добру.

И в этот момент Чернильное Сердце вспыхнуло ярким светом, озаряя весь зал и указывая путь к спасению…

Кляксы, почувствовав нарастающую опасность, начали собираться вокруг Элеоноры, образуя защитный купол из мерцающих чернил. Тени Архивариуса, просачиваясь сквозь стены зала, пытались прорвать эту защиту, но каждое их прикосновение к барьеру вызывало вспышки света.

– Используйте силу Чернильного Сердца! – крикнул призрак-библиотекарь. – Оно усиливает вашу магию!