Чернильное сердце: Где магия встречается с кляксами

Мария Кочер

Чернильное сердце: Где магия встречается с кляксами

«Чернильное сердце:

Где магия встречается с кляксами.»

Глава 1

«Элеонора и ее первый промах: Как клякса изменила все…»

Долина Вечных Чернил спала под покровом тумана, сотканного из чернильных паров и звёздной пыли. Здесь даже воздух был пропитан магией: он звенел, как пергамент, разрываемый невидимыми пальцами, и пахнул терпкой смесью лаванды и несмываемых ошибок. В самом сердце долины, среди деревьев, чьи корни пили чернильные ручьи, стоял дом-хамелеон. Его стены, сложенные из камня, меняющего цвет, сегодня были ядовито-лиловыми – видимо, магия в воздухе нервничала. Или это сама Элеонора, сидя у окна на чердаке, так сильно сжимала перо, что оно вот-вот лопнет.

Элеонора обладала необычной внешностью, которая выделяла её среди других. Её длинные рыжие волосы, словно языки пламени, спускались ниже пояса, переливаясь в свете магических огней всеми оттенками меди и золота. В них проглядывали необычные чернильные пряди, которые, казалось, жили своей жизнью, слегка подрагивая при использовании магии. Её черты лица были тонкими и выразительными. Большие карие глаза с золотистыми крапинками словно светились изнутри, когда она использовала свои способности. Фигура Элеоноры была стройной и грациозной. Она предпочитала носить простые, но элегантные платья, которые не сковывали движений во время занятий магией, в руках часто можно было заметить её верный дневник, из которого иногда проглядывали озорные кляксы. В моменты концентрации её рыжие волосы иногда начинали светиться мягким чернильным светом, а по коже пробегали магические узоры, выдавая силу, таящуюся внутри этой, на первый взгляд, хрупкой девушки. Её внешность была не просто красивой – она была магическим отражением её сущности, связанной с древним искусством чернильной магии. Когда Элеонора использовала свои способности, её волосы словно оживали, а в глазах появлялся особый блеск, выдающий связь с древней магией чернил. В такие моменты она становилась по-настоящему завораживающей, словно воплощение самой стихии чернил.

– «Чистые линии, безупречные завитки, ни капли за пределы строк», – передразнивала она наставления отца, глядя на хаос в своей комнате. Смятые листы с кляксами всех форм и размеров устилали пол, словно поле битвы между порядком и хаосом. На столе булькала чернильница, хранящая запретные оттенки – алый, как вызов, и изумрудный, как бунт.

«Уже тридцать седьмая попытка.»– бормоча сама собой сказала Элеонора, переписывая «Основы магической каллиграфии» по указке родителей – строгих последователей Ордена «Чистых Перьев». Вздохнув, она окунула перо в чернильницу. «Ну что ж, ещё одна попытка», – подумала Элеонора и начала выводить первые строки. Буквы послушно ложились на пергамент, идеальные, как на образце… но судьба, казалось, имела своё мнение на этот счёт. Внезапно капля чернил предательски соскользнула с кончика пера, расплескавшись по странице. Но вместо обычной кляксы жидкость зашевелилась, словно живая, и начала принимать форму насмешливого паука с озорными глазками.

– Элеонора Блэквуд! – дверь распахнулась с грохотом, от которого задребезжали склянки с чернилами. Мать, в платье с вышитыми рунами послушания, вгляделась в пергамент. – Опять эти твои… выходки? Ты позоришь наш Орден! Даже дом изменил цвет из-за твоей… твоей…

– Творческой спонтанности? – не удержалась от язвительного комментария Элеонора.

В этот момент клякса-паук чихнула, разбрызгивая чернила, и на рукаве матери появилось слово «Ой», написанное алыми брызгами. Из старых пергаментов выползли её собратья: клякса-осьминог, жадно тянущий щупальца к чернильнице, полупрозрачный призрак, дрожащий от страха перед собственной тенью, и роза, источающая запах старой бумаги вместо аромата.

– Что это за цирк?! – голос матери дрожал от гнева.

«Это мой дар», – мысленно ответила Элеонора, наблюдая за тем, как её магические создания устраивают настоящий хаос. Дом, словно поддерживая её, сменил лиловый цвет на бунтарский аквамарин. Клякса-осьминог уже пыталась спрятать чернильницу под кроватью, призрак-клякса прятался за шторой, а роза-клякса безуспешно пыталась замаскировать свой бумажный запах лепестками. Когда Элеонора опустила перо в чернильницу, та вспыхнула цветами, которых не существовало в палитре Ордена. В этот момент она осознала: её кляксы – не просто неудачи, а ключ к совершенно новому виду магии, который мир ещё не видел. Магия, где хаос рождает порядок, а ошибки становятся искусством.

Утро в усадьбе.

Комната Элеоноры была наполнена магией и таинственностью. Это было место, где реальность переплеталась с волшебством, а каждая деталь имела особое значение. Дверь украшена рунами защиты, которые светились мягким голубым светом, полки были заставлены склянками с чернилами разных оттенков, магический веник из перьев самостоятельно поддерживал чистоту, рабочий стол у окна, заваленный пергаментами и свитками, многие из которых были зачарованы. Кровать с балдахином, украшенным рунами сна, где Элеонора любила размышлять. Элеонора любила свою комнату за то, что здесь она могла быть собой, экспериментировать с магией и не бояться осуждения. Это было её убежище, её крепость, где каждая деталь была частью её магического мира. Проснувшись рано утром Элеонора заметила, что, по её одеялу ползла клякса в форме кошки, оставляя за собой след из переливающихся чернил. Она улыбнулась и приподняла край простыни: «Опять сбежала из дневника, Пушинка?» Клякса мурлыкающе завиляла «хвостом» и растворилась в воздухе, как дым. Это были последствия её детского проклятия – вернее, дара. Всё, к чему прикасалось перо Элеоноры, превращалось в живые кляксы. Даже случайные помарки.

Мать называла это «грязью в квадрате», отец же шептал: «Чернильная магия… Я читал о таком в манускриптах Проклятой Библиотеки». Но Элеонора не верила в проклятия. Разве могут быть проклятием эти озорные кляксы, которые помогали ей находить потерянные ключи или пугали надоедливых торговцев? От запаха жареного хлеба и голосов родителей, спускаясь в кухню, она услышала голос матери:

– Мартин, твоя дочь опять устроила цирк! Вчера её чернильная «мышь» сожрала весь сыр!

– Не дочь, а твои гены, – парировал отец, разглядывая через лупу кляксу-паука, сидевшую на краю его кружки. – Смотри, он плетёт паутину из чернильных нитей… Гениально!

Отец, высокий статный мужчина с густой бородой, в которой уже проглядывала седина. Его борода была аккуратно подстрижена и уложена, что придавало ему учёный вид. Глаза – умные, проницательные, с тёплым, почти озорным блеском. На лице часто играла добрая улыбка, особенно когда он говорил о своих исследованиях болотных существ, а мать, подтянутая женщина с собранными в пучок седыми волосами. Её осанка всегда прямая, движения чёткие и выверенные. Взгляд холодный, но в глубине глаз иногда проскальзывает теплота. Она была старшим библиотекарем в Ордене «Чистых перьев», со старыми и циничными взглядами на магию, поставив на стол миску с дымящейся кашей она ворчала на отца будто говоря сама собой: – Снова до рассвета ковырялся в своей «волшебной луже»? – спросила она, бросая на отца испепеляющий взгляд. – Вчера соседский мальчишка видел, как ты гонялся за каким-то светящимся слизнем. Опять весь посёлок будет шептаться, что мы шаманим с болотной нечистью!

–Это же магический слизень! —Достав из кармана крошечную стеклянную колбу, внутри которой пульсировало голубоватое существо. – Смотри, он может…

– Не смей тащить эту гадость в дом! – мать схватила веник, но отец вовремя увернулся…

Элеонора замерла в дверях. Родители спорили между собой, но в их голосах не было злости – только привычная игра. Их отношения, несмотря на внешние противоречия, основаны на глубоком уважении и любви друг к другу. Они – идеальная команда, дополняющая друг друга: где Мартин импульсивен и открыт новому, Марта осторожна и консервативна. Вместе они создают баланс, который помогает семье справляться с любыми трудностями.

Мать, несмотря на ворчание, тайком подкармливала кляксу-ворону, которая воровала у соседей блестящие пуговицы. Отец же коллекционировал «особенные» кляксы в старых склянках, подписывая их: «Агрессивная. Не открывать!»

– Элли, иди сюда! – мать махнула рукой. – Объясни, почему вчера твоя «каракуля» принесла мне букет болотных лилий?

– Это не каракуля, а Клод, – Элеонора щёлкнула пальцами, и из-за печки выплыла клякса в виде мальчишки с шапкой-невидимкой. – Он учится быть джентльменом.

– Джентльменом? – мать фыркнула, но уголки губ дрогнули. – Тогда пусть научится сначала не пачкать скатерть!

За завтраком Элеонора достала дневник – толстую книгу в кожаном переплёте, где вместо слов танцевали кляксы. Это был её секрет. Каждая страница хранила «запечатанные» чернильные существа. Но сегодня что-то пошло не так: клякса-дракон, нарисованная на полях, вырвалась наружу и начала кружить над столом, роняя искры. – Элеонора Блэквуд! – загремела мать.

– Спокойно, Марта, – отец накрыл дракона стеклянным колпаком. – Просто добавь в чернила маковый экстракт. Он успокаивает…

Но Элеонора уже не слушала. Она смотрела, как дракон бьётся о преграду, и впервые задумалась: а что, если её «безобидные» кляксы – лишь верх айсберга? Может, отец прав, и где-то есть целый мир чернильной магии, который ждёт, чтобы его раскрыли?

Тайна дневника и первая угроза.

Элеонора прижала дневник к груди, пока родители спорили о том, как «усмирить этого чернильного змея». Дракон под колпаком уже свернулся в клубок и смотря ярко зелеными глазками не моргая, шипел на отца, который тыкал в него зажжённой спичкой.

– Мартин, перестань! Ты же подожжёшь дом! – мать вырвала спички из его рук. – Элли, убери эту гадость обратно в книгу. Сейчас же!

Элеонора кивнула и побежала в свою комнату, но не стала запирать дракона. Вместо этого она открыла дневник на странице с нарисованной клеткой и шепнула:

– Вернись, я дам тебе целую главу про вулканы! Дракон, будто услышав, метнулся к книге и растворился в строке: «…и тогда горы изрыгнули пламя». Страница засветилась алым, а затем почернела, оставив лишь крошечную кляксу-искру на полях похожую на бенгальский огонек во тьме.

– Работает… – прошептала она, проводя пальцем по ещё тёплой бумаге. Но в этот момент дневник дёрнулся в её руках, и с разворота выпрыгнула клякса в виде огонька, мерцающего на свету. Существо уставилось на Элеонору и прошипело голосом, похожим на скрип пера:

– Они ищут тебя. Сожгут страницы. Сожгут…

Элеонора отшатнулась и дрожащей рукой бросила дневник в угол комнаты. –Разве я рисовала тебя? Подумала она. Ни помню ничего похожего. Клякса рассыпалась в прах, оставив на полу чёрное пятно. Сердце бешено застучало. «Они» – это кто? Орден «Чистых Перьев», о котором все говорят? Или что-то хуже? Посмотрев на часы Элли поняла, что со всем отстала от времени, и опаздывает на занятия. Элеонора ворвалась в школу через главный вход, тяжело дыша и придерживая дневник, который всё ещё казался ей опасным. Здание школы возвышалось перед ней – старинное, с башенками и витражными окнами, через которые пробивались лучи солнца, создавая причудливые узоры на полу. Школа была не просто учебным заведением, а настоящим произведением архитектуры. Её стены, словно свидетели многих поколений, хранили тайны и истории, которые могли бы рассказать о многом. Башенки, украшавшие здание, добавляли ему выразительности и делали его легко узнаваемым. Они словно сторожили школу, оберегая её от внешнего мира. Витражные окна были настоящим произведением искусства. Через цветные стёкла пробивались лучи солнца, создавая на полу причудливые узоры. Это придавало интерьеру школы уникальность и создавало атмосферу волшебства. Казалось, что каждый луч солнца рассказывал свою историю, оживляя прошлое и настоящее. Внутри школы царила особая атмосфера. Коридоры, украшенные старинными картинами и портретами, вели в классы, где знания передавались из поколения в поколение. Библиотека, наполненная книгами, казалась храмом мудрости, где каждый том ждал своего читателя. Школьные залы, украшенные гобеленами и старинной мебелью, создавали ощущение погружения в другую эпоху.

Она чувствовала, как школа притягивает её, словно магнит. Это было место, где прошлое и настоящее переплетались, создавая уникальную атмосферу. Здесь можно было не только учиться, но и находить себя, раскрывать свои таланты и мечтать о будущем. Каждый уголок школы казался наполненным историей. Старинные парты в классах, скрипучие половицы в коридорах, массивные дубовые двери – всё это создавало ощущение связи с прошлым. Даже воздух здесь казался иным – насыщенным запахом старых книг и воска от свечей, которые когда-то освещали эти залы.

Она знала, что школа хранит множество тайн. Возможно, в её стенах скрывались секреты, которые могли изменить жизнь. И она была готова раскрыть их, несмотря на все трудности и опасности. Ведь это место было не просто школой – оно было частью её жизни, её судьбы.

Эмили подружка Элли уже ждала её у котла, помешивая бурлящую смесь. Синие волосы Эмили вспыхивали багровыми отсветами от пламени под котлом, будто в них застряли осколки северного сияния. Она редко расчёсывала эту копну – беспорядочный пучок на макушке больше напоминал гнездо алхимического феникса, где среди спутанных прядей затерялись заколка в виде скорпиона и обгоревший пергамент с половинкой формулы. Очки в серебряной оправе съезжали на кончик носа, оставляя красноватый след на переносице – словно кто-то провёл невидимой кистью, смешав каплю её же зелья с пудрой лунного камня.

Её кожа отливала странным фарфоровым сиянием, будто девушка месяцами не выходила из лаборатории, питаясь лишь светом кристаллов и парами мандрагоры. На левой щеке красовалась татуировка – крохотная саламандра, чей хвост превращался в арабские цифры. Когда Эмили улыбалась, ящерка изгибалась, будто лизала каплю эссенции звёздного мёда, застывшую в углу губ. Пальцы, обёрнутые бинтами с выцветшими рунами, ловко перебирали склянки. Ногти были выкрашены в цвет вороньей крови, но на мизинце левой руки лак облупился, обнажив под ним… кожу, испещрённую микроскопическими символами. Её халат, больше похожий на плащ аптекаря-еретика, был усыпан карманами, из которых торчали пучки сушёной полыни и кости дракона. На поясе болталась сумка из кожи василиска, где вместо пряжки – застрявший в окаменевшей смоле кристалл с мерцающей внутри галактикой. Когда она поворачивала голову, из-под ворота свитера выскальзывала цепочка с подвеской – крохотной колбой, где пульсировала капля жидкости, менявшей цвет в такт её дыханию. А ещё запах – смесь электрической грозы, перечной мяты и чего-то древнего, будто она носила в карманах песок из часовни забытых богов. Элли задержала дыхание, приоткрыв тяжёлую дверь с выщербленным символом луны. Воздух тут был густым, как сироп – пахло сушёным бессмертником, жжёной серой и чем-то кисловатым, будто прокисшее вино смешали с ржавыми гвоздями. Эмили уже ждала её у чугунного котла, чьи бока покрывали потёки от десятков зелий. Синие пряди выбивались из её пучка, цепляясь за очки в серебряной оправе, которые бликовали от багрового пламени под котлом.

– Элли, ты опять опоздала! – голос подруги потонул в гуле кипящей жидкости. Пурпурные пузыри лопались на поверхности, выпуская дым с оттенком грозового облака.

Эмили Ренвик дочь аптекарей-немаглов, Эмили с детства помогала родителям в семейной лавке. Её способность чувствовать “нужду” растений (как подсказывать идеальные сочетания трав для лечения) считалась семейной легендой, но на самом деле была ранним проявлением магического дара. После случайного инцидента, когда её “успокаивающий сироп” превратил разъярённого клиента в улыбающуюся статуэтку из марципана, родители запретили ей экспериментировать. Эмили обладает редким даром эмпатического зельеварения – её снадобья отражают эмоции создателя. Неосознанно она вкладывает в них то, что скрывает: флакон с надписью: “От головной боли” может вызвать прозрение, а “Эликсир храбрости” – заставить признаться в любви. Её истинная сила проявляется только при использовании чернильных грибов (редкий ингредиент из библиотечных катакомб), которые она тайно собирает, ошибочно считая их плесенью. Именно её “неудачное” зелье (приготовленное по рецепту из дневника прабабушки Гринвича) случайно остановило первую трансформацию профессора в кота. С тех пор Гринвич подозревает о её даре, но хранит молчание, чтобы не сделать мишенью Архивариуса.

Кабинет зельеварения напоминал алхимический лабиринт. На дубовых полках, прогнувшихся под тяжестью склянок, стояли банки с кореньями, засушенными в неестественных позах. Стеклянные шары с мерцающей жидкостью висели на цепях, отбрасывая на стены тени, похожие на сплетающихся змей. В углу шевелился мешок с чем-то живым, а на грифельной доске чьей-то торопливой рукой были начертаны формулы, где вместо цифр виднелись руны. Эмили ловко кинула в котёл щепотку инея, добытого, кажется, с самой вершины Ледяных пиков. Смесь зашипела, окрашиваясь в цвет ночного моря. Где-то заскрипела крыса, спугнутая внезапным хлопком – это лопнул пузырёк с мандражником, оставив на каменном полу ожог в форме паука.

– Смотри! – Эмили махнула лопаткой из драконьей кости, указывая на свиток над рабочим столом. На пожелтевшем пергаменте танцевали кроваво-красные буквы: «Рецепт лунного эликсира: 3 капли росы с паутины теневого паука, щепотка звёздной пыли…» Последняя строчка расплывалась, будто её пытались стереть магическим пламенем.

Внезапно котёл вздрогнул, выбросив столб искр. Тени на стенах закружились в безумном танце, а из дымохода посыпался пепел в форме сов. Эмили засмеялась – этот звук странно гармонировал с воем ветра в железной вентиляции. Где-то в глубине комнаты, за занавеской из сушёных лягушачьих лапок, заскрипело старое коромысло весов, будто невидимый ученик продолжал взвешивать компоненты для зелья, начатого сто лет назад.

Профессор Гринвич величественно вошёл в класс, и ученики замерли в изумлении. Огромный чёрный кот, его шерсть поглощала свет, как космическая бездна – лишь при ближайшем рассмотрении в ней можно было разглядеть мерцающие искорки, будто кто-то рассыпал по бархату звёздную пыль. Каждый его шаг был ритуалом: лапы касались каменного пола бесшумно, оставляя за собой дымчатые отпечатки, которые медленно растворялись, словно призрачные чернила. Серебристые усы, напоминающие лунные лучи, вибрировали, улавливая малейшие изменения в напряжении воздуха – когда он повернул голову, они на мгновение сложились в геометрический узор, словно прочитав невидимую формулу. Его глаза – два сферических затмения – светились изнутри жёлто-зелёным сиянием. В левом зрачке плавала тёмная точка, похожая на крошечную вращающуюся галактику, а правый отражал лица учеников, будто записывая их образы в какую-то внутреннюю летопись. Когда взгляд профессора скользнул по классу, несколько перьев на спинках стульев внезапно загорелись бледно-голубым светом. Медальон на шее из чёрного обсидиана был выгравирован не просто пером – при определённом угле зрения узор оживал: перо превращалось в падающую комету, затем в змею, кусающую собственный хвост. Цепочка, казавшаяся обычной серебряной, на самом деле состояла из микроскопических рун, сплетённых в защитное заклятье. При каждом движении кота они тихо звенели, но звук этот был ниже человеческого слуха – лишь стекла в окнах слегка дрожали. Хвост профессора двигался с гипнотической плавностью, оставляя за собой шлейф из полупрозрачных теней. В местах, где тени касались стен, на мгновение проявлялись древние фрески – карта созвездий, алхимические символы, лица давно исчезнувших магов. Когти, обычно скрытые в чёрных подушечках, при стуке о кафедру блеснули как полированный обсидиан, оставляя на дереве отметины, которые тут же затягивались, будто класс само залечивался. Даже его мурлыканье было необычным – низкий вибрирующий звук заставлял дрожать чернила в перьях учеников, выстраивая капли в сложные узоры на пергаментах. Когда профессор прыгнул на кафедру, под его лапами вспыхнули рунические круги, спроецированные из медальона, а за окном внезапно погасли три звезды, будни отдав часть своей энергии этому движению.

– Доброе утро, ученики! – промурлыкал он, и от звука его голоса с полки с грохотом упала банка с сушёными головастиками. – Сегодня у нас особое занятие по зельеварению. И нет, – хвост профессора резко указал на Элеонор, – это не повод варить эликсир для превращения моих усов в розовые. Опять. Его латынь звучала так внушительно, что даже грифельная доска непроизвольно начала записывать лекцию. Правда, вместо «Aqua fortis» она вывела «Aqua purris» – видимо, перепутала с кошачьим кормом. Гринвич бросил на неё взгляд, и буквы испуганно исправились, смазав «r» в подобии виляющего хвоста.

– Контроль над чернильной магией, – продолжил он, грациозно обходя котёл, который тут же зашипел, выпустив дым в форме мыши. Профессор на мгновение замер, ухо дёрнулось, но тут же добавил строго: – Это не метафора. Вчерашний инцидент с ожившим учебником анатомии… – он многозначительно посмотрел на мальчика с перевязанным пальцем, – был напоминанием. Когда Элеонора робко спросила о «силе лунного притяжения в зельях», медальон на его шее вдруг превратился в блестящую рыбку. Гринвич, не моргнув глазом, прикрыл его лапой: – Это… э-э… наглядное пособие. Для тех, кто не сдал прошлый тест. Рыба символизирует… глубину знаний. Да. Его хвост тем временем украдкой стучал по полу, выбивая азбуку Морзе: «Спрячьте ваши сэндвичи с тунцом». Самые сообразильные ученики поспешно засунули завтраки в сумки. Медленно обходя класс, обнюхивая котлы учеников. Его взгляд остановился на Элеоноре, и она почувствовала, как по спине пробежал холодок. Остальные ученики продолжали записывать его слова в тетради, не подозревая о тайном обмене взглядами между профессором и ученицей. – Особенно интересно наблюдать за теми, кто работает с чернилами, – продолжил профессор, словно отвечая на свои мысли. – Это требует особого таланта. Эмили ахнула, а Элеонора застыла на месте. Никто, кроме неё, не слышал этих слов – это был их первый тайный диалог.

– Вы говорите со мной? – прошептала она, наклонившись к парте.

Профессор кивнул, не прекращая свою лекцию вслух:

– Да, юная магистр. У нас с вами много общего в понимании чернил и их тайн. Его усы дёрнулись в едва заметной улыбке, когда он продолжил:

– Сегодня мы будем изучать свойства магических чернил в зельеварении. Но помните: каждое зелье – это история, написанная с помощью правильных ингредиентов. Пока остальные ученики смешивали компоненты по инструкции, профессор незаметно подходил к парте Элеоноры, проверяя её работу особым взглядом. Его светящиеся глаза словно видели то, что было скрыто от других.

– У вас природный дар к работе с чернилами, – прошептал он, когда остальные были заняты своими котлами. – Но помните: сила без контроля – это хаос.

Эмили, заметив странное поведение подруги и профессора, наклонилась к Элеоноре: – Что происходит? Почему он так смотрит на тебя?

Элеонора колебалась, но что-то подсказывало ей, что пришло время поделиться тайной:

– Кажется, я не единственная, кто обладает особыми способностями к работе с чернилами. И профессор знает об этом.

В этот момент кот-алхимик поднял лапу:

– Внимание всем! Сейчас мы проведём демонстрацию особого зелья, которое…

Его голос снова стал громким и отчётливым, возвращая класс к общей работе. Но Элеонора знала – это только начало их особого пути в мире магии чернил. Гринвич приступил к демонстрации особого зелья, которое должно было раскрыть магические свойства чернил. Он ловко манипулировал ингредиентами, используя свои когти как точные инструменты.

– Обратите внимание на этот компонент, – мурлыкал он, добавляя в котёл светящееся вещество. – Это экстракт из древних чернил, найденных в самой глубокой части библиотеки.

Пока остальные ученики старательно записывали рецепт, Элеонора не могла оторвать глаз от профессора. Она чувствовала, что он намеренно делает паузы, чтобы дать ей возможность уловить скрытые смыслы своих слов.

Внезапно профессор Гринвич повернулся к ней:

– Мисс Блэквуд, не могли бы вы подойти и добавить следующий ингредиент?

Элеонора поднялась, чувствуя на себе любопытные взгляды одноклассников. Когда она приблизилась к котлу, профессор тихо произнёс:

– В вашем дневнике скрыта великая сила. Но будьте осторожны – те, кто ищет его, не остановятся ни перед чем. Эмили, стоявшая неподалёку, заметила странное поведение подруги и профессора. Её брови удивлённо поднялись: – Что происходит? Почему он обращается к тебе?

Профессор, будто не слыша вопроса, громко объявил:

– Отлично, мисс Блэквуд! Теперь добавим последний компонент…