Миссия: до Земли и обратно

– Меня не интересует. Говорю же, что тороплюсь. – И снова прибавил шагу, стараясь не прислушиваться к Дарсу.

Тот упорно продолжал:

– Между прочим, знаешь, кто согласился? Дамбровски. Он перед показательными хвастался, что обставит Лероя.

Юноша, услышав имя другого сокурсника, а также давнего противника почти по всем дисциплинам, скрипнул от досады зубами. Евгор Дамбровски был хорошим пилотом. Этого у парня не отнять. Преподаватели ставили высокие оценки ему за дело. А вот насчёт качеств?.. Скользкий тип. Хитрец. И, что вполне вероятно, стукач. Слишком часто шуточки и меткие выражения ребят о руководстве ЭВА и политике доходили до ненужных ушей. Троих даже отчислили. Отец – это и неудивительно! – высоко охарактеризовал Евгора. Периодически спрашивал, как у того дела, и часто сетовал, что сын, мол, не подружился с таким замечательным кадетом, у которого большое будущее. Как это ни прискорбно, но Дамбровски и отец по характеру были схожи. Оба напористые, нетерпимые к чужому мнению и непримиримые борцы за независимость Тритоса. Адмирал Димитрий Спиридоф не скрывал сожалений по поводу того, что Евгор Дамбровски не его сын.

– Дамбровски выпендривается не только перед девчонками. Мечтает утереть нос Лерою. Я, если честно, не знаю, как это ему удастся. У Лероя ведь навороченный корабль. Модификация, конечно, гражданская, а не военная, но именно это и даёт ему возможность моментально набирать скорость. На прошлых гонках за кубок «Стрижа» Лерой никому не оставил шанса. Хотя… – Дарс с хитрецой глянул на друга, – ты бы смог. И чего отказываешься? Тысяча конфедератов никому бы не помешала. Надо переходить на серьёзный уровень. Ты ведь участвовал в гонках юниоров три года назад. Второе место – это круто, друг! – И бросил последний аргумент: – Матери бы купил подарок. Отец у тебя отнюдь не бедный, но жмот тот ещё.

Родион тяжко вздохнул. Слова друга попали точно в цель. Адмирал Спиридоф не скупился на обновление космофлота, а жене не мог купить даже букета. Он, если на то пошло, вообще редко вспоминал о днях рождениях домочадцев, кроме Даниила.

– Я тороплюсь! Поговорим позже.

Дарс наконец-то отстал. Род с облегчением выдохнул, обошёл по периметру восточный полигон, на котором в данный момент тренировались кадеты первого и второго курса, и взбежал по ступенькам ГлавКорпа, где располагалась администрация ЭВА. На третьем этаже он несколько раз свернул в поисках нужного кабинета. В отличие от шумных кадетских корпусов, здесь стояла полнейшая тишина, если не считать приглушённых звуков, раздававшихся от его шагов. После очередного поворота поиски увенчались успехом.

Родион только собрался постучать в дверь, как та сама неожиданно открылась.

– Роди, я тебя заждался! Проходи скорее, я замок активирую. – Капитан Иврос Багроф буквально втащил юношу внутрь, затем огляделся по сторонам и быстро закрыл дверь. – Меня разыскивает ваш ректор. Вот же бюрократ! То ему надо подписать документы, то проверить список кандидатов на новые должности, то составить рекомендации для кадетов. У меня в армии дел полно, а этому прихвостню хоть бы что! И зачем я согласился на должность главного консультанта?! – Воскликнул в сердцах, после успокоился и уже другим тоном сказал: – Рад видеть тебя! Ого, смотрю, ты подрос. Вон, бугры мышц какие! Или вас, кадетов, снова начали кормить гречневой кашей?

– Гречка входит в обязательный рацион только у перваков, капитан. – Ответил Родион, затем рассмеялся и крепко пожал протянутую руку наставника.

Капитан и сам выглядел внушительно. Под два метра ростом. Мощная фигура. И не скажешь, что ему уже за пятьдесят. Даже черты лица, слегка заострённые, не старили его. Ивроса Багрофа он по-настоящему уважал и ценил его мнение. Если адмирал Спиридоф мечтал о таком сыне, как Дамбровски, то он был бы рад такому отцу, как капитан Багроф. Волевой, умный, справедливый, мудрый и с отличным чувством юмора. На него хотелось равняться!

Род во время обучения в академии проходил практику на разных военных базах и успел составить нелицеприятное представление об их представителях. Большинство не вызывали приятных чувств – самоуверенные и чванливые. Но были и такие, как капитан. На них, по мнению юноши, ещё и держалась армия Тритоса.

– Может быть, дело в новой форме. Ректор решил обновить внешний вид не только преподавателей, но и за нас, кадетов, взялся. Какое-то новое волокно изобрели. Суперпрочное, не подвергается износу и не пачкается. Хотя и в прошлый раз говорили, что форма из особо прочного материала, а она через полгода начала расползаться.

– Износу, говоришь, не поддаётся? Не пачкается? – И капитан расхохотался, потом, видимо, вспомнил, что его разыскивают, и сразу притих. – Знаю я про вашу форму. Новое волокно не прочное, а просто-напросто дешёвое. Закупили его на одной из фабрик Южного материка. В армии уже анекдоты ходят про адмирала Загребуню.

– Про кого? – Не понял Род.

– Это прозвище дали вашему ректору, когда он ещё учился в этой самой академии. Я к тому времени уже как год был в действующей армии, поэтому не в курсе обо всех его «подвигах». Тип настолько хитрый и изворотливый, что при любой власти удержится на высокой должности. К тому же жадный и воровать умеет мастерски, комар носа не подточит в его отчётах о расходах. И, тем не менее, адмирал Загребуня отличный управленец. Что поделать? Все мы не идеальны. Ну да ладно, лучше поговорим о твоём показательном выступлении. Кадет Спиридоф, я не сомневался в ваших способностях! Манёвр Ергюсона тебе особенно удался. Уходить в отрыв на орбите трудно. К тому же с двух сторон висели авиоавенаторы.* Но ты умудрился вырваться из «коробочки», а потом наподдать жару! Молодец, мой мальчик!

* Специальный военный термин, обозначающий пилотов-инструкторов, принимающих экзамен у кадетов авиационных академий. С латинского древнеземного диалекта переводится avis – «птица», venator – «охотник».

– Спасибо, капитан Багроф! – Родион слегка покраснел. – Если бы не ваши советы, мне бы туго пришлось! Но я вспомнил ту историю про «кошку» лётчика Козакова, вы мне её рассказывали. Авиоавенаторы не ожидали подобного от кадета. Я сделал так, чтобы корабль задымился, те и расслабились. Наверное подумали, что какие-то неполадки. Второй страхующий космолёт авиоавенатора ушёл, а я перестроился и внезапно завис над первым. Сам не знаю, как удалось тросом зацепиться за корпус. «Либо пан, либо пропал!» – тоже ваше выражение.

**герой эпохи Земли, совершивший несколько сложнейших манёвров в воздухе во время Первой Мировой войны.

– Не моё, это мудрая поговорка предков. – С гордостью в голосе проговорил Багроф. – Но помни, лучше о моих хвалебных одах предкам и рассказах о земных героях не распространяться в обществе. Сам знаешь, что сейчас на планете сильна партия «Новый Тритос», а те ярые противники всего, что связано с историей Земли. И, увы, большинство выступают на их стороне.

– А вы? – С интересом спросил кадет.

– Я за худой мир, чем за добрую войну, тем более с соседней планетой, где живут такие же люди, как и мы с тобой. – В голосе наставника проскользнули грусть, сила и негодование. – Разве ради всего этого наши предки столько времени искали новую родину? Ох, сынок, что-то наш разговор совсем не о том. Всё, говорим только о важном. О твоей победе! И о том, что я буду ходатайствовать, чтобы после выпускных экзаменов тебя направили на мой крейсер. «Локосу» нужны такие ребята, как ты.

– Контр-адмирал Ластофский вас опередил, капитан. В эскадру хочет взять после выпуска.

Голос юноши звучал ровно, но опытный воин уловил скрытое недовольство:

– Это мы ещё посмотрим. Насколько я знаю, Ластофский сегодня должен отбыть на Центрамат*. Завтра важная встреча с представителями Тетартоса. Там и твой отец должен быть. Он поэтому сегодня не смог присутствовать на твоих показательных выступлениях.

*Центральный материк планеты Тритос.

Родион редко показывал свои истинные эмоции, но капитана считал родным человеком. Иврос Багроф, в отличие от отца, всегда старался поддержать в нужную минуту и дать дельный совет.

– Капитан, не стоит объяснять. Адмирал Спиридоф слишком занятой человек. Мне уже девятнадцать лет, так что я всё понимаю.

Багроф глянул на парня и искренне улыбнулся. Жаль, что у него нет такого сына. Сильный и умный. Внимательный и добрый. Добрый, как его мать – Галея. Прекрасная женщина. Как жаль…

Капитал задумался, вспоминая прошлое. Служба в армии долгое время стояла на первом месте. И ему нравилось подобная жизнь. Режим. Порядок. Субординация. За время службы в космофлоте у него появились настоящие друзья, которые всегда прикрывали ему спину, как и он их. Эта дружба стоила многого. С Димитрием Спиридофым они дружили со времён учёбы в академии, с четырнадцати лет. Иврос радовался за друга, когда тот женился на Галее. Замечательная женщина! Красивая, остроумная и отличная хозяйка. Для него было неожиданностью, когда пришло осознание, что он влюбился в неё. Оставалось лишь взять себя в руки и жить дальше. Постепенно удалось свыкнуться с положением, да и виделись они редко. Димитрий по долгу службы бывал дома нечасто, так что – хвала предкам! – причин видеться с семьёй друга не было. Но когда Димитрий сообщил, что младший – любимец Галеи – поступает в ЭВА, капитан на всякий случай решил приглядывать за мальчиком. Галея была ему благодарна. На одном из торжественных вечеров им удалось переговорить. Тогда Иврос и узнал о жестоком решении друга. Сын не хотел служить в армии, так как мечтал стать новабиологом. Галея успела показать ему уголок в саду, в котором рос куст роз. Растения никогда не интересовали капитана, но, увидев прекрасные цветы, изменил мнение. Бордовые бутоны, почти чёрные, лепестки выглядели словно бархатные. Галея тогда сказала, что Родион сам вывел сорт этой розы. Человек должен самостоятельно выбирать свой путь в жизни. Именно этого принципа придерживался капитан.

– Капитан Багроф, всё в порядке?

Иврос очнулся от воспоминаний, ещё раз улыбнулся кадету и ответил:

– Отлично, сынок! Кстати, у твоей матери в воскресенье день рождения. На правах старого друга семьи передаю подарок. Был по делам в центре Эфина. Там полно бесполезных магазинчиков. В одном из них попалась на глаза безделушка. – И передал сувенир, аккуратно завёрнутый в упаковочный материал.

– Можно посмотреть? – Спросил заинтригованный Родион.

Капитан кивнул в ответ, его лоб при этом слегка покраснел. Затем, чтобы скрыть смущение, начал рассказывать:

– На ней гравировка имеется на внутренней стороне крышки. Земные диалекты сейчас почти забылись, особенно на Тритосе. Но у меня в роду были русские, кое-что помню благодаря деду. Здесь написано «Не красота вызывает любовь, а любовь заставляет видеть нас красоту». Старику нравилось творчество писателя, фамилию не помню, вроде Толстый. Нет, Толстой. Точно! Лев Толстой. – Капитан ещё больше смутился внезапному проявлению эмоций. – У твоей матери отличная коллекция шкатулок, насколько я знаю.

– Я мало читаю. Знаю лишь несколько стихотворений, и то благодаря маме. – Родион бережно открыл шкатулку. – Невероятно! На крышке хильдесхаймская роза. Это дикий шиповник, о котором ходило много легенд. Считался самой древней розой на Земле. Спасибо, капитан, я передам маме. Ей точно понравится!

По правде говоря, отец даже не знал об увлечении матери. Ему это было совершенно неинтересно. А вот новая прочнейшая обшивка для космолётов, дополнительная партия лампсилетов* с дальним диапазоном действия, спутниковая оборонная система планеты – это да!

*оружие, стреляющее зарядом-вспышкой; обездвиживает и дезориентирует противника

Родион догадывался об истинных чувствах капитана к матери, но сделал вид, что ничего особенного не произошло. Эх, если бы всё сложилось иначе…

– Ну и отлично! Передавай ей от меня самые наилучшие пожелания. А теперь к делу. У тебя скоро выпускные экзамены. Показатели отличные. Молодец, мальчик мой! Так держать! Практика для воина особенно важна, но и о теории не стоит забывать. Подучи историю освоения Дитэрры. Упор сделай на роли военной прослойки в становлении общества. – Заметив выражение на лице кадета, капитан подмигнул и весело сказал: – Знаю, знаю! Но с Нугловым лучше лишний раз не связываться, завалит на экзамене, а тебе этого не надо.

Они ещё обговорили несколько вопросов, а потом распрощались. При выходе из здания капитана всё-таки настиг ректор. Напору Загребуни было трудно сопротивляться, так что Иврос Багроф согласился обсудить темы первостепенной важности для академии. Кадет тем временем шёл в направлении западного полигона и всерьёз обдумывал предложение друга об участии в гонках. Ведь уставом академии это не запрещено. Бывали случаи, что ректоры даже награждали победивших в гонках кадетов дополнительными баллами. Загвоздка заключалась в отношении к гонкам отца. Он считал кубок «Стрижа» дилетантским и не делающим чести воину.

Тысяча конфедератов…Заманчиво. Очень заманчиво! Стипендия кадета отличника – пятьдесят конфедератов в месяц. За пять лет Родиону удалось скопить около двух тысяч конфедератов. Этого вполне может хватить на задуманное.

А что бы сказал адмирал Спиридоф, если бы узнал об участии сына в гонках?

Губы Рода растянулись в довольной улыбке. Он уже давно не переживал о мнении отца. Для того образцом был Даниил. Ну или Евгор Дамбровски. Так стоит ли об этом думать? Лучше принять участие, постараться победить, получить награду, и на неё купить матери подарок.

***

– Дамы и господа, позвольте представить вам победителя двести первых гонок за обладание кубка «Стрижа»! Родион Спиридоф – доблестный кадет Эфинской военной академии. Прошу любить и жаловать!

Десять комфортабельных платформ, планирующих над столичным космодромом, разразились неистовыми аплодисментами. Эфиняне любили гонки. Запредельные скорости. Адреналин. Дух захватывает настолько, что трудно дышать.

Экраносфера, парящая в воздухе между платформами, показала крупным планом кадета-победителя. Лицо с приятными правильными чертами не выражало каких-либо эмоций, если не считать морщинки между густыми бровями. Тёмно-зелёные глаза осматривали публику ровно. Губы не улыбались, но и не были сжаты. А вот волосы каштанового оттенка на макушке непослушно вились. Один локон от порыва ветра упал на лоб. Парень нахмурился.

Родион скупо радовался победе, хотя она ему досталась не так легко. Евгор – это было ожидаемо! – применил на трудных и плохо просматриваемых участках воздушной трассы несколько запрещённых приёмов. Зная товарища-недруга, не стоило удивляться, где тот может напакостить.

Сам же Дамбровски явно не ожидал, что проиграет. Экраносфера теперь транслировала второго пилота, автолёт которого отстал всего лишь на двадцать секунд от победителя. Красавец-брюнет с пронзительно синими глазами даже несмотря на проигрыш, вовсю улыбался, показывая белоснежные ровные зубы. Многие девушки с курса вздыхали по нему, и он этим беззастенчиво пользовался. Разбитых сердец в его копилке оказалось немало.

Позади Родиона и Евгора пристроился Лерой – победитель прошлых гонок. Он был старше обоих парней на три года. Во взгляде бывшего победителя совершенно не наблюдалось досады, наоборот, создавалось впечатление, что он искренне рад за соперника.

– Кадет Спиридоф, скажите несколько слов зрителям и участникам! – Хорошо поставленным голосом ведущий обратился к Роду.

Тот сначала напрягся, а потом, вспомнив о награде в тысячу конфедератов, произнёс:

– Для меня было честью участвовать в гонках за кубок «Стрижа». Лагус Лерой и кадет Дамбровски – достойные пилоты. Победить таких соперников многого стоит.

Затем Род поднял кубок вверх, и толпу на планирующих платформах снова охватила волна оваций:

– Спиридоф! Спиридоф! Спиридоф!

Скандирование продолжалось. Над космодромом раздались характерные залпы салюта, а после в небе появились огненные образы автолётов. Сначала синий и вытянутый корпус Лероя с номером семь. За ним следом алый с чёрными вкраплениями корпус Дамбровски. На боковой дверце мерцала тройка. Прошло несколько секунд, и небеса осветились разноцветными огнями, которые вскоре приняли очертания жёлто-зелёного гоночного автолёта Родиона с номером восемь и надписью «Локос». Юноша, вспомнив о предложении наставника пополнить состав крейсера «Локос», решил дать одноимённое прозвище и своему автолёту.

После окончания гонок устроители мероприятия пригласили участников в самый дорогой столичный клуб отпраздновать событие. Клуб располагался на орбитальной станции. Род тоже отправился с компанией, не отказываться же победителю. Да и виды космического пространства из панорамных окон ему нравились. Сияние далёких звёзд всегда его успокаивало и давало надежду, что завтрашний день будет лучше. К тому же суббота выдалась насыщенной, а в воскресенье дома можно и отдохнуть. Парня грела мысль, что теперь матери можно купить достойный подарок.

Вокруг слышались разговоры и смех. Рядом сидели Дамбровски и Лерой, спорившие насчёт того, чья кухня вкуснее – тритосовская или тетартосовская. На Тритосе жители отдавали предпочтение морским блюдам. Да и как иначе, если на планете столько морей и океанов! На Тетартосе, наоборот, было больше материков, покрытых полями и лесами. Род особо не прислушивался к беседе, задумавшись о поступках и их последствиях. Час назад на эсплайер пришло поздравительное сообщение от капитана Багрофа. Тот выражал радость по поводу победы в гонках. К сообщению прилагалась приписка: «А.С. рвёт и мечет, но совещание на Южмате покинуть не сможет, так что вы с матерью спокойно отметите её день рождения». А.С., то есть адмирал Спиридоф, часто рвал и метал по поводу и без. Это Род очень хорошо запомнил ещё с детства. Детство давно прошло. Теперь он, Родион, вырос, скоро выпускные экзамены. Самостоятельная жизнь не за горами. Но хочет ли он связать свою судьбу с космофлотом? Предложение капитана Багрофа было спасительным. Служить на крейсере «Локос» – хороший вариант. Но как же мечты? Сбежать бы на Дефтерос. И забрать мать с собой! Эта идея давно не давала ему покоя. Он уже накопил достаточную сумму, которой должно хватить на межпланетный перелёт, новые документы и жильё.

Глава третья

Планета Тетартос. Столица Лафамск

– Отмечу доклад студентки Софнии Далардье. Она серьёзно подошла к теме, раскрыла поставленные вопросы, привела соответствующие цитаты, что весьма важно. И, это я особенно выделю, Далардье не затронула деятельности опальных земных историков и других лживых деятелей земного прошлого. Забудьте эти имена! – Преподаватель обвёл строгим взглядом притихших студентов. – Ни в коем случае не упоминайте запятнавших себя деятелей прошлого! Геродот и псевдоистория. Дарвин и лжетеория. Уинтон* и лицемерие. Ганди и ложные ценности. Эйнштейн и убийственная наука. Имён столько, что наше правительство до сих пор уничтожает пагубное наследие предков. Предков, которые привели Землю к уничтожению! Книги, фильмы, песни эпохи землян пропитаны злобой, разобщённостью, алчностью и эгоизмом. Я полностью на стороне партии «Чистый Тетартос». Они вовремя поняли, что мы должны идти своим путём и ни в коем случае не оглядываться назад, на историю землян. Разве это история? Одно насилие, эпидемии, катастрофы и войны. Тёмные века! А мы, тетарсовцы, живём с вами в славные времена! Времена строительства светлой эпохи! Эпохи расцвета, прогресса и гармонии!

*Николас Уинтон – филантроп земной эпохи, спасавший еврейских детей от нацистов во время Второй мировой войны.

Феод Ларнев – преподаватель по истории колледжа имени Бриса Гарова – продолжал воодушевлённо разглагольствовать о прошлом и настоящем. Студенты внимательно слушали, некоторые даже что-то фиксировали в своих эсплайрех. Видимо, делали пометки, кого из оступившихся землян стоит забыть раз и навсегда. А то ещё при сдаче экзаменов случайно выскочит имя Василия Ключевского, и тогда не видать окончания не то что курса, а то и колледжа! Выгонят с позором, как в прошлом полугодии Эрика Камельсона, студента второго курса факультета музыкально-инструментального искусства, который на показательном концерте забылся настолько, что сыграл мелодию, напоминающую – какое кощунство! – пролог из балета «Спящая красавица». Скандал разразился знатный! На концерте присутствовал Эбро Валь – второй заместитель министра по культуре. Директора колледжа на следующий же день вызвали в департамент. К слову сказать, отправился он под конвоем. К вечеру, правда, уже вернулся – усталый и раздражительный. Преподавателя по музыке уволили быстро и по-тихому, замену нашли в рекордно короткие сроки. Теперь на факультете музыкально-инструментального искусства царил образцово-показательный порядок. Никаких двусмысленных песен и подозрительных мелодий на занятиях и концертах.

Сама Софния Далардье не выказала особой радости от похвалы, просто молча кивнула преподавателю и снова уставилась в окно, из которого открывался вид на внутренний парк. Кудрявые берёзки, россшие вдоль аллеи, лавочки вокруг ажурного фонтана. Вдалеке возвышалась внушительная скульптура Бриса Гарова – одного из первых исследователей Тетартоса, жившего в первом веке нового летоисчисления и сделавшего много важных открытий. Лучше смотреть в сторону, где приятные сердцу пейзажи, чем слушать лестные слова. Феод Ларнев оказался таким же трусливым, как и остальные. Продался новой власти, чтобы не лишиться работы.

Два года назад на планетарных выборах победил Жецл Олз – лидер партии «Чистый Тетартос». Вот тогда-то и начался конец. Конец свободе, выбору и правам. Земное наследие предали забвению. Произведения искусства, картины, книги – всё, что когда-то предкам удалось вывезти с Земли перед гибелью! – прилюдно уничтожили на главной площади Лафамска. Музеи, конечно, не разрушили, но фонды изъяли. Камил Давобос – посол Дефтероса – выразил неудовольствие направлением в политике, особенно тем, что жемчужины их общей земной истории бесследно исчезли. И Софния его прекрасно понимала. Как можно было сжечь печатные труды Геродота, Француа Минье и Василия Ключевского? А уничтожить полотна Ивана Айвазовского и Уильяма Тёрнера?! Просто не верится…Но так случилось, и этого не изменить. После событий на Главной площади привычный уклад жителей Тетартоса изменился. Новоиспечённый президент Жецл Олз вместе с военной верхушкой принялся закручивать гайки в управлении. Камил Давобос в знак протеста покинул планету, отправившись на родной Дефтерос. Дороги некогда дружественных планет разошлись. Тетартос теперь ориентировался на Тритос, планету, на которой были сильны военные традиции, и наблюдалось такое же нетерпение к наследию предков.

Софния еле сдержала вздох, но вовремя вспомнила, что нельзя показывать истинных эмоций. За два года она мастерски научилась скрывать свои мысли. Во многом этому ей помогала внешность. Тип фигуры «песочные часы» с плавными изгибами. Овальное лицо с аккуратным носом, выразительными серыми глазами, слегка изогнутыми бровями и полными губами. Светло-русые волосы чуть ниже плеч. Никто бы не подумал, что такая красивая девушка может быть самой ярой противницей существующего строя. Ума ей тоже было не занимать. Вот в этом-то и заключалась проблема! Умным людям на родной планете жилось несладко, они слишком много понимали. Понимали и не принимали. Кому-то удалось вовремя улететь на Дефтерос и Протос, но не семейству Далардье. Они остались…

Из грустных размышлений девушку вернул в реальность звонок, оповестивший, что занятия окончены. Сокурсники повскакивали с мест и ринулись из аудитории. Пятница. Впереди долгожданные выходные.

Софния деактивировала эсплайер, собрала вещи и собралась уже к выходу, когда преподаватель окликнул её.

– Софния, будь добра, подойти.

Вести беседы не особо хотелось, но она вежливо кивнула и выполнила просьбу. Раньше ей нравился господин Ларнев. Эрудированный, острослов, с чувством юмора. Что ещё надо для преподавателя истории? Оказывается, нужна была смелость, а её-то и не оказалось. Но могла ли Софния осуждать человека за то, что тот струсил и принял реалии нового строя? Нет! Ведь и родители, и дедушка, и она сама молча смотрели на происходящее. Смотрели и ничего не могли изменить. Это удручало.

– В этом месте у тебя предложение, которое, мне кажется, слегка напоминает фразу Вольтера. – И ткнул пальцем на выделенный текст на экране эсплайера.

Софния прочитала и напряглась. «Что значит свобода? Свобода, это то, что доставляет нам удовольствие. И мы теперь свободны от наследия и давления прошлого. Можем строить настоящее, чтобы сохранить будущее». Как она могла допустить это? Дословно фраза великого философа-просветителя звучала так: «Делать то, что доставляет удовольствие, – это и значит быть свободным».

В этот момент девушке захотелось топать ногами и кричать от бессилия. Выражать свои мысли нельзя. За это могли поплатиться родные и близкие. Страх сковал многих. И мириться с этим было трудно.