Развод, после измены? Не сегодня!

– Не уверена, – ответила она. – Но иначе я не смогу начать дышать заново.

Развод – не финал. Это её попытка выжить. Не отомстить. Не наказать. А выбрать себя.

В этот момент ей позвонил он. Она не ответила. Только смотрела на экран. Потом выключила звук. И отвернулась. Слёзы катились по щекам.

Но она шла. Прямо. Без пауз. Потому что это было не про конец любви. А про начало уважения к себе.

Потому что простить, значит позволить и дальше… срываться, изменять, разрушать всё и всех…

Как можно доверять, после этого?

Жить постоянно с оглядкой?!…

Нет!

Нужно поставить точку!

И баста!

***

Прошло несколько дней, а Лана всё так же просыпалась среди ночи, хватаясь за грудь – сердце стучало, как будто внутри неё бушевал пожар. Её мысли метались между воспоминаниями и реальностью, как шмель, запутавшийся в стекле.

Ей не давали покоя два слова: заявление подано.

Она сделала это. Она прошла по коридору в ЗАГС, села перед хмурой женщиной в очках, подписала бумаги. Холодно. Чётко. Без слёз. И даже не дрогнула, когда чиновница уточнила:

– Уведомление второй стороне направим сегодня.

Лана тогда кивнула. Всё! Почти конец.

Но теперь, над ней висело ощущение того, что она вынесла сама себе приговор. Без суда и следствия!

Теперь это был, как отсроченный выстрел. Время – словно капкан.

Вечером она сидела на подоконнике, закутавшись в плед. Комната была наполнена тишиной, в которой пульсировал её внутренний хаос. Пальцы теребили край кружки с остывшим чаем. За окном лил дождь, капли стекали, будто следы слёз.

В голове звучал его голос:

«Ты не сможешь без меня… Скажи, что это не так…»

Она сжала глаза. Как он смеет быть настолько прав? Почему, даже подписав заявление, она не чувствует облегчения?

В телефонной книге – его имя: Арсен.

Она прокручивала переписки, фотографии. Сердце обожгло старое видео: он смеётся, держит её на руках на пляже, а потом целует в нос.

– Ты моя. Навеки, – шепчет он в кадре.

Она нажала «удалить». Но рука дрогнула. Экран померк. Нет. Не сейчас.

***

Утром Лана пришла в офис. Бросила сумку на стул, включила ноутбук. Пространство вокруг будто стало теснее, как будто стены прижимались к ней. Коллеги здоровались, как обычно. Только ей мерещилось, что делают вид, что всё в порядке.

А разве она сама не делает вид, что всё идеально?!

Крепкая семья. Заботливый муж. Отличный мужик, как говорят ей вокруг…

И она чувствовала, что все всё знают. Говорят, за её спиной.

«Слышала, у Ланы развод. Он изменил ей. Фото попали в чат…»

Головная боль давила виски. Её спасала только работа. Таблицы. Сметы. Сухие цифры. В них не было боли.

И вдруг… дверь в приёмную распахнулась. Координатор в панике, или это просто ей так чудилось, подошла к ней со странным выражением лица:

– Лана, к вам… Арсен.

Она замерла. Пальцы перестали печатать. Сердце сжалось. Время застыло.

– Скажите ему, что я занята.

– Он… не уходит.

Дверь отворилась. Он вошёл. Не влетел, а вошёл тихо, как призрак. Щёки в щетине, глаза уставшие, в руке был пакет.

– Прости, – сказал сразу. – Я не лезу. Просто принёс тебе вещи. И… письмо. Можешь не читать. Но я написал.

Он поставил пакет у стены. Достал конверт.

– Ты ведь уже подала, да?

Она кивнула.

– Тогда мне нечего больше делать здесь. Но я должен сказать… я был сломлен. Тогда, в ту ночь. Это не ты. Это я. Я не мог признаться тебе, что не готов. Я боялся, что ты уйдёшь, если скажу, что не хочу ребёнка прямо сейчас… а может, даже и вообще, в целом… а вышло… ещё хуже.

Лана молчала. Она сжала руки.

– Не смей сваливать вину на меня, Арсен. Ты просто выбрал быть трусом.

– Да. И я живу с этим. Но не могу не надеяться.

Он протянул письмо.

– Всё, что не смог сказать – там. Это не о прощении. Это о нас. Если ты всё ещё помнишь, кто мы были. До всего этого…

Он развернулся.

– Я уйду. Но ты… пожалуйста, не исчезай совсем.

***

Когда он ушёл, Лана подошла к пакету. Внутри – её плед, папка с вырезками из газет, книга с закладкой, и – письмо.

Она раскрыла конверт, дрожащими пальцами достала листы.

«Ты не обязана меня прощать. Не обязана даже читать до конца.

Но если ты всё-таки решила – знай, я пишу это не чтобы вернуть тебя. А чтобы остаться в тебе, хотя бы как ошибка, о которой не жалеют. Ты – моё небо, Лана. Не всегда чистое. Но всегда – моё.

Я ошибся. Я сорвался. И я не прощаю себя. Но, если ты когда-нибудь снова вспомнишь, как смеялась в моих руках, то знай, я тоже это помню. И я всё ещё здесь. Живу. Жду.

Твой Арсен."

Она положила письмо на колени. Закрыла глаза.

Тишина наполнилась звоном внутренних слов, вопросов, разорванных чувств.

– Я не могу простить твоё предательство. И мне всё еще больно…

Жизнь текла дальше.

Жизнь продолжалась, даже после подачи заявления на развод. На днях состоится слушание и дело завершится.

Тогда, почему ей было всё еще больно?!

Скоро всё закончится и их пути разойдутся навсегда…

Может именно это и пугало её, и причиняло наисильнейшую боль?..

Отчего с каждым днем напряжение росло и разрывало внутренности.

Близость не значит прощение. А тело – не душа.

И главное сражение только начинается. Сражение с собой. Со своей болью…

Она даже представить себе не могла, как жить дальше… без него…

Глава 3

Лана не знала, зачем всё ещё оставалась в этой квартире. В их квартире. Слишком много запахов, прикосновений, теней прошлого. Её кожа вздрагивала, когда она шла по коридору – здесь он прижимал её к стене и дышал в губы. Ванная – их общий смех, брызги, мыльные руки. Спальня… Спальня была пыткой. Простыня не хранила тепло, но до сих пор пахла ими обоими.

Каждая мелочь – его чашка, оставленный флакон духов, вмятина от его тела на матрасе – казалась теперь издёвкой. Дом, который они строили вместе, стал клеткой воспоминаний. Она ходила по квартире, как по минному полю, и каждое движение взрывалось болью.

Она вытерла пыль с подоконника. Без цели. Просто чтобы занять руки. Сделала кофе. Три ложки сахара… как любит он. Выругалась, вылила в раковину. Сварила новый. Горький. Такой же, как внутри.

Села за стол, смотрела в чашку. Кофе дрожал в руках. Пальцы не слушались. Мысли путались. Бессонные ночи начали отражаться на лице – синяки под глазами, тусклая кожа, губы, покусанные до крови.

Телефон лежал на столе. Молчал. Тихо, словно боялся напоминать о нём. Арсен не писал. Не звонил. Сдержал обещание. Он ушёл достойно, дав ей пространство. Но это пространство стало пыткой. Она ждала, что он сорвётся, придёт, позвонит, будет добиваться. А он… он ждал.

– Почему ты молчишь? – кричало в голове. – Почему не рвёшься сюда? Почему не ломаешь эту дверь?!

Парадокс. Он вёл себя именно так, как она хотела. Но это вызывало ярость. Потому что означало, он её уважает. Уважает её выбор. Её свободу… А она хотела ненавидеть. А не уважать. Хотела, чтобы он был слабым. А он казался сильнее её…

Она почти хотела, чтобы он пришёл. Чтобы закричал. Взял её. Как тогда. Как всегда! Без слов, без объяснений. Только чтобы перестать думать…

Лана открыла окно. Вдохнула холодный воздух. Тяжёлый, с запахом сырости, далёких костров, осеннего вечера. Он обжигал лёгкие, прочищал сознание. Она вытащила плед, села на подоконник, завернулась, как в кокон, и просто смотрела на двор.

Люди шли с работы. Кто-то с детьми, кто-то с собаками. Шумели машины, кто-то смеялся у подъезда. Жизнь продолжалась. Без неё. Без них. И это было страшно – видеть, как мир идёт дальше, пока ты стоишь на месте, застыв в чужой ошибке.

***

Арсен стоял в спортзале, выбрасывая удары в грушу. Его футболка прилипла к телу, кулаки в бинтах были разбиты, но он не останавливался. Каждый удар, как наказание.

«Ты предал. Ты сам всё разрушил. Ты сам её потерял.»

Он вспоминал ту ночь снова и снова. Не как оправдание, а как пытку. Вино, злая ссора, Лика – слишком много совпадений, слишком мало самоконтроля. Он сорвался. Один раз. Но именно этот раз раздавил всё, что они строили годами.

И в его голове звучал только один голос – её. Слишком тихо. Слишком больно. Слишком сильно.

Он не хотел быть тем, кто будет умолять. Но и не мог быть тем, кто сдаётся. Он знал, что она ждёт. Она молчит, но читает каждый сигнал. Даже если не отвечает.

Он не писал, не звонил ей.

Решил дать ей время…

На что?

Подумать? Отойти? Осознать?

Осознать, что? Зачем?

Она уже подала на развод! Твою мать! Развод!

Так просто!

Он всего лишь допустил одну ошибку – сорвался единожды… а она сразу же – на развод!!!

Врезал по груше со всей дури в этот момент. Только облегчения не принесло. Ничего не приносило облегчения. Успокоения души…

Только его молчание не поможет. Не помогает! Сука! Ни разу не помогает! Пространство, что он решил ей дать, только затягивает еще глубже в пропасть и бездну!

Стиснул зубы в ярости.

Решил всё же напомнить о себе…

Напомнить, что он здесь. Рядом.

Дышит воспоминаниями о ней.

И он отправил ей фото. Старое. С их поездки в Карпаты. Она в шапке, красный нос, зубы в снегу, а глаза сияют. Он ничего не подписал. Просто фото. Потому что иногда молчание кричит громче слов.

***

Раздался характерный звук входящего сообщения.

Лана смотрела на экран телефона. Сердце сжалось.

Арсен.

Колебалась доли секунд и все-таки решилась. Нажала на просмотр. Фото. Карпаты. И к горлу подкатил ком. Удушающий. Что вынуждает непроизвольно слезам течь по щекам.

Она помнила этот день. Как они падали в снег, целовались, ели горячие пирожки на перевале. Счастье. Чистое, дикое счастье.

Вспомнила, как он обнимал её ночью, прижимая к себе, пока она замерзала в спальнике. Как разжигал костёр, а потом на шепоте обещал, что не отпустит никогда.

А что же теперь?

Всё это – ложь?

Она не смогла стереть фото. Но и не ответила.

Позже, вечером, в телефон пришло ещё одно сообщение:

«Я люблю тебя. Каждый день. Даже в эти дни – особенно.»

Она зажала экран в ладонях. Заплакала. Без рыданий. Просто слёзы. Горячие. Тяжёлые.

«Почему ты такой? Почему ты делаешь мне больно и любишь так глубоко одновременно?»

Она легла на кровать, свернувшись клубком. Всё внутри сжималось. Её разрывало. Между желанием уйти и потребностью остаться. Между ненавистью и любовью. Между телом, которое хотело его до боли, и сердцем, которое не могло простить.

Её пальцы скользнули по животу. Там, где он раньше клал руку по утрам. Не для секса. А чтобы просто держать. Как якорь. Как право. Как любовь. И теперь это место, было пусто. Как будто кусок её тела вырвали вместе с ним.

***

Лана не помнила, как прожила последние дни. Словно во сне, как сомнамбула. И вот, сегодня, наконец-то, их с Арсеном разведут. Они разойдутся, как в море корабли… возможно, это принесёт ей покой. Она перестанет думать и грезить о нём… возможно…

Судебное заседание проходило в душной комнате, где пахло бумагами, кофе и усталостью. Лана сидела напротив Арсена – руки сжаты в кулаки, взгляд упирается в стол. Он был в тёмной рубашке, исхудавший, с застывшим лицом. Взгляд – в неё. Только в неё…

Лана чувствовала, как в груди что-то рвётся, как натянутый нерв, как трещина в стекле. Она не смотрела на него. Потому что знала, если встретит его взгляд, всё рухнет

Судья – женщина лет шестидесяти, в очках и с холодной интонацией – листала документы:

– Основания? – коротко спросила она.

Лана подняла глаза:

– Измена. Утрата доверия. Желание прекратить отношения.

Судья повернулась к Арсену:

– Ваша позиция?

Он встал.

– Я не согласен на развод. Я всё ещё люблю свою жену. Считаю, что наш брак можно спасти, – его голос дрожал, но был твёрдым, – Да, я совершил ошибку. Но я готов взять ответственность. Я не прячусь. Я хочу быть рядом. Хочу всё исправить.

В зале повисла напряжённая пауза. Лана ощутила, как дыхание сбилось. Её сердце пропустило удар.

Судья долго смотрела на них, потом устало вздохнула:

– В соответствии с Семейным кодексом… в случае несогласия одной из сторон, суд предоставляет срок для примирения. Один месяц. Вызываю вас повторно через 30 дней. Воспользуйтесь этим временем с умом.

Голос судьи звучал, как молоток по стеклу: коротко, сухо, безжалостно. Лана вдруг поняла – это не просто формальность. Это точка. Или запятая. Пока – неясно.

Лана не произнесла ни слова. Только кивнула. Суд завершился, а в ней что-то оборвалось. Не потому, что развод отложен. А потому, что он – всё ещё борется. А она – всё ещё дрожит.

Они вышли из зала молча. Он шёл позади. Она, как по лезвию. Не обернулась. Потому что знала, если он позовёт, она может остановиться. А пока, нужно идти. Через боль. Сквозь себя.

Ноги несли её, но дыхание сбивалось, как у бегуна на последнем круге. В ушах гудел его голос: «Я всё ещё люблю свою жену…»

***

Суд дал им месяц. Месяц боли, тишины и попыток жить порознь. Но Лана знала, она дрожала не от страха развода. А оттого, что внутри ещё всё живо. Он – всё ещё её боль. Её огонь. Её ледяная пустота.

Арсен сидел в машине под окнами. Не включал фары. Просто сидел. Смотрел на её окна. Свет в спальне погас. Значит, легла. Он знал, как она засыпает, уткнувшись носом в подушку, в обнимку с одеялом, которое он называл «конкурентом».

Он закрыл глаза. Прижался лбом к рулю. Он не знал, когда сможет снова быть рядом. Но знал, что будет ждать. До последнего вдоха.

На сиденье рядом лежала коробочка. Внутри – кольцо. Не обручальное. Просто символ. Он купил его в ту самую поездку в Карпаты. Хотел подарить тогда, но показалось глупо. А теперь оно стало почти символом боли.

Он не знал, даст ли она ему шанс. Он не знал, простит ли она. Но знал, если сдаться сейчас, он предаст её во второй раз. Даже если проиграет, он не предаст снова. Он докажет. Он снова станет её домом. Даже если она отвергнет его навсегда… он останется рядом. Пока жив.

Арсен поднял взгляд на её тёмное окно. Прислушался к себе. Тишина внутри не была пустотой, она была ожиданием. Как затишье перед бурей. Или перед исцелением. Он не знал, что принесёт утро. Но знал, что этой ночью он будет рядом. Пусть даже лишь в тени её дома.

Ночь тянулась медленно, вязко. Он даже не заметил, как прошёл час. Потом ещё один. Но Арсен настойчиво продолжал сидеть в машине возле её дома. Уже который час подряд. Сигареты закончились. Музыка не спасала. Глаза резало от бессонницы. Под лобовым стеклом висела записка с надписью: «не сдавайся». Он сам написал её два дня назад. И перечитывал теперь, как мантру.

– Ты идиот, – выдохнул он себе под нос. – Ты сам всё разрушил. Сам!!!

Он начал тереть лицо ладонями до жжения, как будто может стереть всё – себя, ошибки, прошлое. Сигарета едва держалась в пальцах, руки дрожали. Сжал руль с такой силой, до онемения, что костяшки побелели. Бессилие начало отдавать тошнотой, где-то под рёбрами.

Лика была ошибкой. Убийственной. Случайной. Да, он был пьян. Да, он был вымотан – эмоционально, морально.

Эти бесконечные разговоры о ребёнке, о сроках, о графиках овуляции, о том, что "пора уже", "я устала ждать"…

Он чувствовал, как задыхается. Но сказать нет, не мог. Потому что знал, как сильно она хочет стать матерью. А он? Он боялся. Не ребёнка. Ответственности?.. да много чего!

Боялся, что не сможет быть таким отцом, каким мечтала Лана. Почему? Ответа не было на его внутренний вопрос…

Это был страх, с которым он жил, не признаваясь даже себе.

Мысли вертелись в голове не давая покоя.

Вспоминал и бранил себя без устали:

«Сука! Мразь последняя!»

И всё же…

Подсознательно пытался оправдаться Арсен. Словно Лана слышит его и поймёт его боль, его осознание ошибки…

Он вспоминал их бесконечные ссоры в последнее время.

– Я не готов! – тогда он почти закричал, глядя на неё, как в пропасть.

– А я не готова быть одной, – тихо ответила она…

…и этот голос теперь рвал его изнутри… на части…

Он вжался в кресло, словно хотел провалиться, исчезнуть.

Она тогда стояла – будто сломленная, но гордая. И не подошла. Не в тот вечер. Не после.

И так, чуть ли не каждый день.

Это жутко выматывало его.

Её молчание. Немой упрек. Либо в противовес претензии и критика. Слёзы, и взгляд с укоризной.

А в тот вечер… вспомнил вдруг, как она смотрела на него с отчаянием:

– Ты просто не хочешь детей… Скажи это честно.

И он вновь закричал в ответ, уже с откровенной яростью:

– Да! Не хочу! Сейчас! Потому что ты давишь! Потому что ты уже видишь в нас не нас – а проект! График! Циклы! Ты загоняешь меня! Я не могу дышать!

После этих слов она замолчала. Ушла в другую комнату. И в тот вечер он пошёл пить. Срываясь. Прячась. И как назло, в тот же вечер был корпоратив. Чем не повод нажраться до поросячьего визга?!…

И конечно же Лика была там же, как сотрудница… а потом, как спасительница… Дальше – всё, как в тумане. Только утром, первая вынужденная ложь… что ночевал у брата, после корпоратива и отвращение. К себе.

И снова её голос в голове, что он услышал перед уходом, когда не смог перебороть свой гнев:

– Когда ты вернёшься, Арсен?.. Когда мы снова будем "мы"?

Он тогда не ответил. Просто ушёл. А теперь возвращается к этой фразе, как к последнему шансу.

Глава 4

После суда Арсен долго не мог прийти в себя.

Прошёл день, потом второй. Тело ныло от бессонницы, душа – от бессилия. Лана не отвечала на сообщения. На звонки. Ничего. Казалось, она поставила точку. А ему оставалось только смотреть на пустоту, в которую превращалась его жизнь.

Все мысли были только о ней. О её взгляде. О том, как она дрожала, когда читала это чёртово сообщение. Как будто именно это фото вычеркнуло всё между ними. Арсен не пытался копаться – тогда не было ни сил, ни желания. Только вина. Только желание вернуть.

Но на третий вечер, сидя на балконе с бокалом виски, Арсен вдруг поймал себя на мысли, а ведь всё это – не просто стечение обстоятельств. Фото, присланное Лане. В самый уязвимый момент. Кто его сделал? Кто отправил? Почему раньше он даже не задумался об этом?

Замер на мгновение. Задумался.

Лика.

После корпоратива, она сразу исчезла – сказала, что срочная командировка, не оборачиваясь и не уточняя. Ни одного звонка, ни одного сообщения с тех пор. Почему он тогда не обратил внимания? Почему не задал вопросы? Всё потому, что сгорал изнутри от чувства вины.

До этого он не мог думать – просто не мог. Его внимание было поглощено Ланой. Её болью. Судом. Разводом.

Он винил себя. Грыз. Терзал. И только теперь… теперь пришло прозрение.

Всё это, как ловушка. Слишком вовремя. Слишком точно.

Теперь, спустя несколько дней, он начинал трезветь. Суд дал месяц на раздумья. И вот, впервые за эти дни, его голова работала не на боль, а на анализ.

Поглощённый раскаянием, он не заметил главного: кто слил? зачем? кому это выгодно?

Фото – идеально чёткое, сделанное в момент, когда он не заметил ни звука. Ни вспышки. Ни тени. Номер – корпоративный. Кто ещё знал об их нахождении?

И эта командировка… фото… его слабость… всё вдруг складывалось в цепочку. Слишком много совпадений. Слишком чистая работа.

Он встал, провёл рукой по щеке – щетина кололась, как память. Всё в нём болело. Но боль постепенно отступала, и на её место приходила трезвость. И ярость.

Пора узнать правду.

Оставил бокал на перилах балкона и медленно направился к комнате брата.

Арсен остановился перед дверью, колебался секунду, потом трижды стукнул костяшками по дереву:

– Камиль, ты не спишь? Мне нужно поговорить.

Через пару минут они уже сидели на кухне. Камиль потягивал холодный кофе, а Арсен молча листал ноутбук, с каждым кадром мрачнея. Потом вдруг с силой захлопнул крышку и едва не швырнул его об стену.

– И как, по-твоему, это вообще возможно?!

Камиль чуть нахмурился:

– Что именно? Ты про фото?

Арсен кивнул:

– Я был пьян. Но это фото – оно слишком точное. Сделано изнутри. Не из окна, не из коридора. – Он потёр виски. – Лика исчезла сразу после корпоратива. Внезапно, в командировку. Ни слуху, ни духу. Я даже не спросил, куда. Мы только поссорились с Ланой, всё рушилось… Я даже не подумал, кто и как передал это фото Лане. А теперь не могу не думать.

Камиль прищурился:

– Ты уверен, что номер был «закрыт»? Что никто, кроме вас с Ликой, туда не заходил?

Брат сидел на краю дивана, потягивая холодный кофе и наблюдая за ним, как за бомбой замедленного действия.

– Я вообще ни в чём не уверен. Я был пьян в доску, понимаешь?! Да и этот номер корпоративный. Мы им пользуемся в экстренных случаях. Секретари всегда делают бронь на одни и те же номера. Но это – верхний этаж. Там нет ни камер, ни соседей. Это… это чертова территория тишины. – Арсен провёл рукой по волосам, ярость в нём клубилась, как плотный дым.

Камиль нахмурился:

– То есть, по факту, в этот номер могли попасть все, кто знал про бронь? Или, скажем, кто имеет доступ к бронированию?

Арсен молчал. Взгляд упёрся в угол кухни, где стояла пустая пепельница. Он давно как бросил курить, но в последние дни выкуривал пачками.

– Это была ловушка, Камиль. Я понимаю это сейчас. Я был пьян, вымотан. Я поссорился с Ланой. Меня вымотал разговор о детях, о графиках, о давлении. А потом – корпоратив, алкоголь, и Лика, как чёртово утешение. Всё как по нотам. Чётко. Срежиссировано!

– Думаешь, Лика способна на такое?

Арсен встал. Прошёлся по комнате. Его шаги отдавались глухим стуком по паркету.

– Я не знаю. Но если да, то я это узнаю.

– Может кто-то уже знал, что ты будешь там, и специально устроил эту пьянку?! Подстроил, чтобы ты оказался в номере с Ликой. – брат смотрел на него внимательно.

– Лика… – Арсен остановился. – Надо с ней поговорить.

Он достал телефон, пролистал контакты.

– Сейчас?! – удивился Камиль.

– Сейчас. Либо она скажет правду, либо я взорву всё. – Глаза Арсена пылали. Это уже не было болью. Это была ярость. Мужская. Прямая. Без компромиссов.

***

Кафе, где он назначил встречу, было почти пустым. Утро, будний день. Внутри пахло свежеобжаренным кофе и тревогой.

Лика пришла с опозданием. Как всегда – безупречно одета, яркие губы, серьги в ушах звенели при каждом её шаге. Но Арсен её уже не видел женщиной. Только, как ключ к правде.

– Привет, Арс… – начала она, но он перебил:

– Кто сделал фото?

Она села. Скользнула глазами по залу, будто ища камеру.

– Ты серьёзно? Не поздоровался даже…

– Не тяни. Кто был в том отеле? Ты знала, что нас снимают?

Лика пожала плечами, сделала глоток воды.

– Этот номер всегда под бронью компании. Я что – слежу за охраной? Может, горничная. Может, кто-то из твоих недоброжелателей… ты же знаешь, тебя там не все любят. Завидуют. Боятся. Я тут при чём? Я сама – жертва, в данной ситуации.

Арсен с недоверием посмотрел на неё и вскинул бровь.

– Ты хочешь сказать, что тебя подставили вместе со мной?

– А ты как думаешь? Я что, с камерой туда пришла? Или с дрончиком?

Он скрипнул зубами, уже не различал правду и ложь. Но одно понимал точно, с этим надо копать глубже. В компании, среди своего же круга. Это не просто слив – это удар в спину. Профессиональный. Холодный. Целенаправленный.

Он встал.

– Если ты врёшь – я узнаю! – Сказал тихо. Почти ласково. Но от этого Лику передёрнуло.

В голове у него шумело. Он садился в машину и на автомате завёл двигатель.

Фото. Слив. Совпадения, которые не бывают случайными. Вызов на корпоратив. Лика рядом. Пьяный вечер. И затем – бомба в мессенджере Ланы.

Кто-то хотел, чтобы всё рухнуло.

И вопрос – кто? И зачем?

***

Возвращаясь домой, Арсен впервые за долгое время включил голосовые заметки. Он бормотал в них фразы, идеи, цеплялся за мысли:

– Кто имел доступ к броням? Кто был еще в ту ночь? Есть ли на фото EXIF-данные? Может, скрытые метки? Надо проверить.

Почувствовал, как ярость в нём сублимируется в концентрацию. Он не мог вернуть прошлое, но он мог восстановить свою правду. Не для Ланы. Для себя. Потому что с этого всё началось. И если он не докопается – никогда не успокоится.

Уже вечером, он поднялся к брату и вывалил перед ним всё:

– Мне нужно твоё IT-знание. Поможешь?

Камиль присвистнул:

– Фото отправили с ноунейм-номера. Но IP можно отследить. Дай сутки.

На следующее утро, после бессонной ночи, Арсен смотрел на город из окна. Он был, как в тумане. Но не из-за сна. Из-за мысли, а что, если… это был кто-то, кого он даже не подозревает?