Хранительница грёз

Дмитрий Вектор

Хранительница грёз

Глава 1

Мягкое золотистое свечение голографических матриц окутывало лицо Софии Мартинес нежным сиянием, словно она находилась в объятиях закатного солнца. Её карие глаза, обрамлённые длинными ресницами, сосредоточенно следили за танцем света и тени в виртуальном пространстве, которое рождалось под её изящными пальцами. Каждое движение было похоже на касание художника, создающего шедевр – она вплетала в цифровую реальность последние штрихи: аромат лавандовых полей Прованса, мягкость бархатных лепестков роз, тихий смех детей, играющих в саду.

– Мир готов, – прошептала София с теплой улыбкой, откидываясь на спинку эргономичного кресла в своей уютной студии.

Помещение располагалось на семидесятом этаже башни из розового стекла в самом сердце Нео-Парижа 2087 года. Сквозь панорамные окна, украшенные изящными витражными вставками, открывался вид на город мечты, где старинная архитектура Парижа гармонично сплеталась с футуристическими конструкциями. Эйфелева башня, увенчанная светящимися кристаллами энергетических накопителей, возвышалась над садами, парящими в воздухе между небоскрёбами. Это был мир, где технологии служили не разрушению, а созданию красоты и исцелению человеческих душ.

София провела рукой по голографической панели, и перед ней появился экран деликатного мониторинга. Мерцали показатели жизнедеятельности её клиентки – двадцатитрёхлетней Изабеллы Дюпон, которая в данный момент находилась в созданном для неё виртуальном мире. После потери любимой бабушки девушка никак не могла найти покой в своём сердце. Виртуальный мир, созданный Софией, должен был стать для неё местом исцеления – пространством, где она сможет сказать бабушке всё, что не успела при жизни, попросить прощения за недосказанные слова и получить благословение на счастливое будущее.

На экране София видела, как Изабелла сидит в кресле-качалке на веранде старого дома в Провансе, держа за руку пожилую женщину с добрыми глазами. Обе улыбались, и слёзы на лице девушки были слезами облегчения, а не горя. Показатели стресса неуклонно снижались, уровень эндорфинов повышался. Терапия действовала.

София никогда не заходила в созданные ею миры. Это было первое и самое священное правило архитектора грёз: создавать, но не участвовать. Наблюдать со стороны, подобно ангелу-хранителю, который ткёт сны для исцеления душ, но остаётся невидимым. Её задача заключалась в том, чтобы построить мост между болью и принятием, между травмой и исцелением, но никогда не пересекать этот мост самой.

За пять лет работы в корпорации "Онейрос"София помогла тысячам людей преодолеть самые разные травмы. Она создавала миры для ветеранов войн, где они могли проститься с павшими товарищами. Строила цифровые пространства для детей-сирот, где они встречались с родителями в безопасной атмосфере любви и понимания. Её виртуальные вселенные помогали людям, пережившим катастрофы, вновь обрести веру в жизнь.

Каждый мир был уникален, как снежинка, как отпечаток души. София изучала воспоминания клиентов, их мечты, страхи, самые сокровенные желания, а затем ткала из этого материала исцеляющую реальность. Она была не просто программистом или дизайнером – она была психологом, художником, архитектором человеческих эмоций.

Тихий звук входящего сообщения нарушил безмятежную тишину студии. На голографической панели появилось изображение секретаря – элегантного андроида с безупречными чертами лица и мягкими голубыми глазами, в которых, несмотря на искусственное происхождение, светилась почти человеческая теплота.

– Сеньорита Мартинес, – произнёс андроид мелодичным голосом с лёгким французским акцентом, – к вам записался новый клиент. Сеньор Адриан Монте. Он настаивает на срочной встрече.

София взглянула на часы – было уже семь вечера, рабочий день подходил к концу. Обычно она не принимала клиентов в такое время, предпочитая посвящать вечера изучению новых технологий создания виртуальных пространств или просто отдыху в своей небольшой квартире с видом на Сену.

– Что известно о сеньоре Монте? – спросила София, не отрывая глаз от экрана мониторинга, где Изабелла всё ещё беседовала с виртуальной бабушкой.

– Минимальная информация, – ответил секретарь, и в его голосе прозвучала нота озабоченности. – Тридцать пять лет, писатель, недавно переехал в Нео-Париж из Испании. Потерял жену два года назад. Оплатил консультацию полностью вперёд, включая самый дорогой пакет услуг.

София подняла бровь. Самый дорогой пакет предполагал создание невероятно сложного и детализированного мира, на которое могли уйти месяцы работы. Далеко не каждый мог позволить себе такие расходы.

– Он сказал, в чём именно нуждается? – продолжила расспросы София.

Андроид помедлил, и в этой паузе было что-то неуловимо человеческое.

– Он хочет встретиться с женой.

София почувствовала, как что-то сжалось в груди. Случаи, связанные с потерей близких, всегда давались ей труднее всего. Не потому, что она не умела создавать миры для переживания горя – напротив, это была одна из её сильных сторон. Просто каждый раз, работая с такими клиентами, она невольно думала о собственных потерях, о родителях, которых лишилась в подростковом возрасте, о том чувстве одиночества, которое до сих пор иногда накатывало на неё посреди ночи.

– Пригласите его завтра утром, – сказала София. – В десять часов.

– Боюсь, он очень настаивает на встрече сегодня, – мягко возразил секретарь. – Говорит, что это не может ждать.

София закрыла глаза и провела рукой по волосам. Длинные каштановые пряди рассыпались по плечам, освобождённые из аккуратной причёски. Что-то в этой ситуации настораживало её. Клиенты, конечно, часто находились в состоянии острого горя, но обычно они понимали, что качественная работа требует времени.

– Хорошо, – согласилась она наконец. – Но только краткая консультация. Пятнадцать минут.

– Он уже здесь, – сообщил андроид. – В холле ожидания.

София удивлённо распахнула глаза. Значит, этот Адриан Монте был так уверен, что она согласится его принять? Или же его ситуация действительно была настолько критической, что не терпела отлагательств?

Она ещё раз взглянула на экран мониторинга. Изабелла уже прощалась с бабушкой, её лицо светилось умиротворением. Сеанс подходил к концу, и София могла быть уверена, что девушка выйдет из виртуального мира исцелённой.

– Проводите его через пять минут, – решила София.

Пока андроид-секретарь отключился, она быстро привела себя в порядок: поправила причёску, освежила лёгкий макияж, расправила складки на элегантном бежевом платье. В зеркале на неё смотрела привлекательная женщина двадцати восьми лет с благородными чертами лица и глазами, в которых жили одновременно мудрость и удивительная детская чистота.

София всегда тщательно следила за своим внешним видом во время работы с клиентами. Люди, обращавшиеся к архитекторам грёз, часто находились в состоянии крайней психологической уязвимости, и важно было создать атмосферу доверия и профессионализма с первой секунды встречи.

Она активировала программу завершения сеанса для Изабеллы и наблюдала, как девушка медленно возвращается в реальность. На лице клиентки была мирная улыбка – верный признак успешной терапии.

Тихий звук открывающейся двери заставил Софию обернуться. В студию вошёл мужчина, и София почувствовала, как её дыхание на мгновение замерло.

Адриан Монте был высоким и элегантным, с тёмными волнистыми волосами, в которых уже пробивались первые серебряные нити. Глаза у него были невероятно глубокими, цвета морской волны во время шторма – тёмно-синие с зелёными вкраплениями. В них читались интеллект, боль и что-то ещё, что София не смогла сразу определить. Он был одет в дорогой тёмно-синий костюм, который подчёркивал его аристократические черты, но даже безупречная одежда не могла скрыть усталости, которая исходила от всего его облика.

– Сеньорита Мартинес? – Его голос был низким, бархатистым, с лёгким испанским акцентом, который делал произношение особенно мелодичным.

– Да, это я, – ответила София, вставая из-за рабочего стола и протягивая руку для рукопожатия. – Прошу вас, присаживайтесь.

Когда их руки соприкоснулись, София почувствовала странное покалывание, словно между ними пробежала искра статического электричества. Адриан тоже, кажется, ощутил что-то подобное – он на мгновение замешкался, глядя на их сомкнутые ладони.

– Благодарю вас за то, что согласились встретиться со мной в такое время, – сказал он, усаживаясь в удобное кресло напротив её рабочего места. – Понимаю, это не совсем обычно.

– Ничего страшного, – ответила София, стараясь сохранить профессиональную дистанцию, несмотря на то, что присутствие этого человека почему-то заставляло её сердце биться чуть быстрее. – Расскажите о своей ситуации. Секретарь упомянул, что вы потеряли жену.

Лицо Адриана потемнело, и он опустил взгляд на свои руки, сжатые в замок.

– Селестина, – произнёс он тихо, и в его голосе была такая нежность, что София почувствовала необъяснимый укол в сердце. – Мы были женаты десять лет. Она умерла два года назад от редкой формы рака. Я я не смог с ней попрощаться. Когда болезнь прогрессировала очень быстро, я был в командировке в Южной Америке, и к тому времени, как я вернулся.

Он не договорил, но София и без того понимала. Она видела много подобных случаев – люди, которые не успели сказать последние слова, попросить прощения, выразить свою любовь. Груз невысказанного превращался в тяжёлое бремя, которое они несли годами.

– Я понимаю, как это болезненно, – мягко сказала София. – Мы можем создать для вас пространство, где вы сможете выразить всё, что хотели сказать Селестине. Это поможет вам принять потерю и.

– Нет, – перебил её Адриан, и в его голосе зазвучала странная настойчивость. – Вы не понимаете. Я не хочу принимать потерю. Я хочу её вернуть.

София почувствовала, как тревога закралась в её сердце. Такие просьбы иногда поступали, но они всегда были тревожным сигналом. Люди, не желавшие принимать реальность смерти, часто застревали в патологическом горе, и неправильная терапия могла только усугубить их состояние.

– Сеньор Монте, – осторожно начала она, – я понимаю вашу боль, но цель терапии виртуальными мирами не в том, чтобы заменить реальность. Мы помогаем людям исцелиться, а не убежать от действительности.

Адриан поднял на неё глаза, и София увидела в них такую глубину страдания, что её сердце сжалось от сочувствия.

– Я не хочу убегать, – сказал он тихо. – Я хочу исправить ошибку. Понимаете, в последние месяцы её жизни мы мы ссорились. Много и больно. Болезнь меняла её, делала раздражительной, а я не понимал, не знал, как правильно поддержать. Мы причиняли друг другу боль, хотя любили безумно. И теперь я знаю, что сказал бы ей, как поступил бы по-другому. Мне нужна возможность исправить это.

София слушала его, и что-то в глубине её души отзывалось на каждое слово. Возможно, это было связано с её собственной историей – она тоже знала, каково это, терять близких, не успев сказать всё важное.

– Я могу создать мир, где вы встретитесь с воспоминанием о Селестине, – предложила она. – Но это будет проекция ваших собственных мыслей о ней, а не.

– Нет, – снова перебил Адриан. – У меня есть кое-что, что поможет сделать её более реальной.

Он достал из внутреннего кармана пиджака небольшое устройство, похожее на флеш-накопитель, но более сложной конструкции. София узнала его – это был нейронный регистратор последнего поколения, устройство, способное записывать и хранить паттерны мозговой активности.

– Это это записи её сознания? – спросила София, и в её голосе прозвучало недоверие.

– Селестина знала, что умирает, – объяснил Адриан. – В последние недели жизни она тайно от меня работала с частной нейротехнологической компанией. Записывала свои воспоминания, эмоции, модели мышления. Она хотела оставить мне часть себя.

София почувствовала, как у неё перехватило дыхание. То, что предлагал Адриан, было не просто неэтично – это было потенциально опасно. Использование записанных паттернов сознания для создания виртуальных личностей было запрещено множеством международных соглашений.

– Сеньор Монте, – сказала она, стараясь сохранить профессиональный тон, – то, о чём вы просите, невозможно. Это нарушает все протоколы безопасности и этические нормы. Я не могу.

– Я заплачу любую сумму, – прервал её Адриан, и в его глазах вспыхнула отчаянная надежда. – Я знаю, что вы лучший архитектор грёз в Европе. Если кто-то и может это сделать, то только вы.

София встала из-за стола и отошла к окну. Внизу простирался вечерний Нео-Париж, огни которого мерцали, как звёзды, упавшие на землю. Она думала о своей клятве – помогать людям исцеляться, а не питать их иллюзии. Но что-то в истории Адриана, в его боли, в той отчаянной любви, которая звучала в каждом его слове, заставляло её колебаться.

– Даже если бы это было технически возможно, – сказала она, не оборачиваясь, – результат был бы непредсказуем. Записанные паттерны могут содержать не только позитивные воспоминания, но и боль, страх, предсмертные галлюцинации. Вы можете встретиться не с той Селестиной, которую помните.

– Я готов к этому риску, – твёрдо ответил Адриан. – Мне нужна эта встреча. Иначе я никогда не смогу жить дальше.

София повернулась к нему. В свете вечерних огней города его лицо казалось ещё более измождённым, а глаза – полными такой тоски, что её сердце ёкнуло от сочувствия.

– Дайте мне время подумать, – сказала она наконец. – Это очень серьёзное решение.

Адриан встал с кресла и приблизился к ней. Когда он оказался рядом, София почувствовала тепло, исходящее от его тела, уловила лёгкий аромат его одеколона с нотками кедра и бергамота.

– Сколько времени вам нужно? – спросил он тихо.

– До завтра, – ответила София, понимая, что уже почти решилась нарушить все правила ради этого человека.

Адриан кивнул и достал визитную карточку, протянув её Софии. Когда их пальцы снова соприкоснулись, она опять почувствовала то странное покалывание, словно между ними пробегал электрический ток.

– Мой номер, – сказал он. – Спасибо, что хотя бы выслушали меня.

После его ухода София долго стояла у окна, держа в руках визитную карточку и нейронный регистратор, который Адриан оставил ей "для изучения возможностей". Она знала, что должна отказаться. Знала, что это может разрушить её карьеру, репутацию, возможно, даже жизнь.

Но глаза Адриана, полные такой боли и любви, не выходили у неё из головы. И София понимала, что впервые за пять лет работы архитектором грёз она готова нарушить священное правило и войти в созданный ею мир.

Глава 2

София провела бессонную ночь, сидя в своей квартире на шестьдесят втором этаже башни "Сады Вавилона"с видом на светящиеся воды Сены. Нейронный регистратор лежал на стеклянном столике перед ней, словно маленькая бомба замедленного действия. Каждый раз, когда она на него смотрела, в памяти всплывали глаза Адриана – полные такой боли и отчаянной надежды, что её сердце сжималось от сочувствия.

Она знала наизусть все протоколы корпорации "Онейрос", все международные соглашения о безопасности виртуальных технологий. Использование записанных паттернов сознания было запрещено после серии трагических инцидентов десять лет назад, когда несколько исследователей потеряли рассудок, пытаясь воссоздать личности умерших. Один из них, доктор Эрик Нильсен из Копенгагена, до сих пор находился в психиатрической клинике, считая себя своей покойной женой.

Но что-то в истории Адриана заставляло её сомневаться в правильности этих запретов. Разве любовь не имеет права на второй шанс? Разве боль утраты не достаточное оправдание для риска?

Когда за окнами забрезжил рассвет, окрашивая небо в нежные розово-золотистые тона, София приняла решение. Она встретится с Адрианом ещё раз, выслушает всю его историю до конца, а потом уже окончательно определится.

Набрав номер с визитной карточки, она услышала егоголос уже после первого гудка, словно он не спал всю ночь, ожидая её звонка.

– София? – В его голосе звучала такая надежда, что у неё перехватило дыхание.

– Доброе утро, Адриан, – сказала она мягко. – Мне нужно знать больше о вашей истории, прежде чем принять окончательное решение. Вы можете встретиться со мной сегодня днём?

– Конечно, – ответил он без малейших колебаний. – Когда и где?

– В два часа дня. Только не в офисе, – добавила София, понимая, что разговор о запретных технологиях лучше вести подальше от корпоративного здания с его системами слежения. – Есть уютное кафе "Сады Моне"на плавучем острове в районе Иль-де-ла-Сите. Знаете это место?

– Найду, – заверил Адриан. – София спасибо.

После разговора она долго стояла у окна, наблюдая, как город просыпается. Воздушные такси начинали свои первые рейсы между небоскрёбами, в парящих садах зажигались системы искусственного освещения для растений, а по Сене скользили первые прогулочные катера с туристами, желающими полюбоваться рассветом над Нео-Парижем.

Кафе "Сады Моне"располагалось на одном из плавучих островов, которые были созданы в рамках экологической реконструкции Парижа в 2070-х годах. Остров представлял собой чудо биотехнологий – живую экосистему, где здания органично вписывались в ландшафт из цветущих садов и миниатюрных лесов. Кафе размещалось в павильоне, стены которого были выращены из специально модифицированных деревьев, создавая естественную арочную конструкцию.

София пришла на полчаса раньше назначенного времени, выбрала столик в укромном уголке террасы, откуда открывался вид на водную гладь и собор Нотр-Дам, увенчанный сверкающим энергетическим куполом. Она заказала травяной чай с лавандой и пыталась успокоить разыгравшиеся нервы.

Адриан появился точно в два часа, и София снова почувствовала, как её сердце пропустило удар при виде его высокой фигуры. Сегодня он был одет проще – тёмные джинсы, белая рубашка, лёгкий пиджак цвета морской волны, который подчёркивал цвет его глаз. Волосы были слегка взъерошены ветром, что придавало ему более молодой и уязвимый вид.

– Прекрасное место, – сказал он, усаживаясь напротив неё и окидывая взглядом цветущие сады вокруг. – Селестина любила такие места. Она была ландшафтным дизайнером, создавала сады для частных резиденций.

– Расскажите мне о ней, – попросила София, чувствуя, как в её голосе появились нотки профессиональной мягкости. – С самого начала.

Адриан заказал кофе и откинулся на спинку плетёного кресла, глядя в сторону реки. В его глазах появилось то особое выражение, которое Sofia часто видела у своих клиентов – смесь боли и нежности, когда они готовились погрузиться в самые дорогие воспоминания.

– Мы познакомились двенадцать лет назад в Севилье, – начал он тихо. – Я тогда работал над романом о садах Альгамбры, а она консультировала городские власти по проекту восстановления исторических парков. Наша первая встреча была бурной.

На его губах появилась лёгкая улыбка – первая, которую София у него видела.

– Я утверждал, что современные технологии разрушают аутентичность исторических садов, а она доказывала, что только с помощью биотехнологий можно сохранить умирающие экосистемы. Мы спорили три часа подряд в кафе возле собора, и я влюбился в неё ещё до того, как узнал её имя.

София слушала, чувствуя странное сжатие в груди. Что-то в том, как Адриан говорил о своей жене, заставляло её одновременно восхищаться глубиной его чувств и ревновать к женщине, которой больше не было в живых.

– Она была особенной, – продолжил Адриан, и его голос стал ещё мягче. – Умела видеть красоту там, где другие видели только хаос. Могла часами наблюдать за ростом цветка, говорила, что в каждом семени заключена целая вселенная возможностей. У неё были такие руки – он посмотрел на свои ладони, – всё, к чему она прикасалась, расцветало.

– Как она выглядела? – спросила София, не понимая, зачем ей это нужно знать.

– Невысокая, хрупкая на вид, но с огромной внутренней силой. Волосы цвета спелой пшеницы, которые всегда пахли розами – она делала шампунь сама, из лепестков из собственного сада. Глаза – он замолчал, подбирая слова, – глаза цвета морской волны в ясную погоду, светло-голубые с зелёными искорками. Когда она смеялась, они сияли так, что, казалось, способны осветить всю комнату.

София почувствовала укол чего-то, что не хотела называть ревностью. Адриан говорил о Селестине с такой любовью, что становилось ясно – эта женщина была и остаётся единственной любовью его жизни.

– Расскажите о её болезни, – попросила она, стараясь вернуть разговор в профессиональное русло.

Лицо Адриана потемнело, улыбка исчезла.

– Редкая форма нейродегенеративного рака. Опухоль в мозге, которая развивалась очень быстро. Диагноз поставили в январе позапрошлого года, врачи давали ей максимум полгода. Но Селестина была бойцом – она прожила почти год, до декабря.

Он замолчал, сжав губы в тонкую линию.

– Болезнь меняла её, – продолжил он с трудом. – Не физически – внешне она оставалась прекрасной почти до конца. Но характер опухоль влияла на её эмоции, делала раздражительной, агрессивной. Женщина, которая раньше не могла наступить на муравья, начала кричать на меня из-за пустяков, обвинять в том, что я её не понимаю, не люблю достаточно сильно.

София видела, как тяжело ему даётся этот рассказ, но понимала, что должна знать всё.

– А вы? Как реагировали на эти изменения?

– Плохо, – честно признался Адриан. – Я не понимал, что это болезнь говорит её устами. Думал, что она просто устала от меня, разочаровалась в нашем браке. Начал сторониться, проводить больше времени на работе, искать отговорки, чтобы не находиться дома. Глупый, эгоистичный мужчина, который бежал от проблем вместо того, чтобы их решать.

В его голосе звучало такое самобичевание, что София инстинктивно протянула руку и накрыла его ладонь своей. Адриан удивлённо посмотрел на их соединённые руки, но не отстранился.

– Вы не могли знать, – сказала она мягко. – Такие ситуации требуют специальной подготовки. Большинство людей реагируют именно так.

– Но я должен был быть сильнее, – возразил он. – Должен был любить её не только в радости, но и в горе. А вместо этого в последние месяцы мы больше ссорились, чем разговаривали. Я уехал в командировку в Бразилию, когда врачи сказали, что у неё осталось несколько недель. Думал, что успею вернуться, что у нас будет время всё исправить.

Его голос сорвался, и София сжала его руку сильнее.

– Но не успел, – закончил он шёпотом. – Она умерла одна, в больнице, а я был за тысячи километров, интервьюировал каких-то политиков для статьи, которая теперь кажется абсолютно неважной.

– Адриан.

– После похорон я нашёл письмо, – перебил он её. – Она написала его за неделю до смерти, когда болезнь уже серьёзно прогрессировала, но сознание ещё было ясным. В нём она просила прощения за все те ужасные вещи, которые говорила мне. Объясняла, что любила меня больше жизни, но болезнь заставляла её причинять боль тем, кто был ей дороже всего. И ещё она писала о нейронных записях.

София почувствовала, как учащается её пульс.

– Что именно она писала?

– Что работала с частной компанией "Мнемозина", записывала свои воспоминания о нашей совместной жизни, свои чувства ко мне, даже фрагменты снов. Она хотела оставить мне возможность поговорить с ней ещё раз, объясниться, простить друг друга. Сказала, что записи хранятся в банковской ячейке, а ключ лежит в её шкатулке для украшений.

Адриан достал из кармана нейронный регистратор и положил его на стол между ними.

– Два года я не решался к ним прикоснуться, – продолжил он. – Боялся, что это будет как вскрытие старых ран. Но потом понял – я не могу жить дальше, не попрощавшись с ней по-настоящему. Не извинившись за свою слабость. Не сказав ей, как сильно я её люблю.

София смотрела на маленькое устройство, в котором, возможно, хранились фрагменты человеческой души. Часть её – профессиональная, рациональная – кричала, что это безумие, что никто не знает, что произойдёт, если попытаться воссоздать личность на основе таких записей. Но другая часть, более глубинная и человеческая, понимала отчаяние Адриана.

– Вы понимаете, что это может быть опасно? – спросила она тихо. – Технология нейронных записей всё ещё экспериментальная. Результат может оказаться непредсказуемым.

– Знаю, – кивнул Адриан. – Изучал все доступные исследования, читал отчёты о неудачных экспериментах. Но без этого разговора с Селестиной я всё равно что мёртв. Уже два года я просто существую, не живу. Может быть, риск – это именно то, что мне нужно.

София отвела взгляд, глядя на проплывающие по Сене прогулочные корабли. Пассажиры размахивали руками, фотографировались на фоне собора, смеялись. Жизнь продолжалась, полная радости и новых возможностей, а рядом с ней сидел человек, застрявший в прошлом.