
Полная версия
Элис
– Звучит вполне банально. А как мне его заинтересовать? – спросил я, чувствуя, что интерес нарастает. – У меня нет никаких связей в его кругу.
– Вот тут и начинается самое интересное, – продолжал Алекс. – Варк ценит тех, кто может предложить ему что-то полезное. Для него полезное. Неважно что. Если ты сможешь достать для него то, что он не может получить сам, это будет главным козырем. Например, информацию о конкурентах, доступ к редким товарам или сами эти товары.
– Но у меня нет таких ресурсов, – возразил я. – Я просто новичок.
Патрон усмехнулся:
– Ты уже не совсем новичок. Вернее, совсем не новичок. У тебя есть агентура, и ты знаешь, как собирать информацию. Используй это. Предложи то, что может его заинтересовать. Может, у тебя найдутся знакомые, которые могут помочь?
– Нет, наверное. А у вас?
– Мои только на меня работают, ты же знаешь. А после той истории с «Ящерицами» ничего хорошего пообещать не могу. Так что на себя рассчитывай.
История с чисто феминистской бандой «Ящерицы» получилась некрасивой. В кои-то веки патрон тогда поделился со мной своим контактом, я им воспользовался. Вышло чёрт знает что. Пришлось задуматься и вспоминать о собственных здешних связях. О тех, кто мог быть вовлечён в криминальные дела и мои личные схемы. Возможно, через них смогу получить информацию о поставках, которые запланировал Варк. Или что-то узнать о его конкурентах.
– Хорошо, – недовольно согласился я. – Попробую найти то, что его может заинтересовать. Он вообще-то чем занимается?
– Всем без разбору. Всем, что приносит хорошую прибыль. И будь осторожен, – добавил патрон. – Ошибок Варк не прощает. Если заподозрит, что ведёшь вредную для него игру, последствия могут стать фатальными для тебя.
Конечно, я понимал, что игра рискованная, но выбора-то не оставалось. Приказ шефа. Я должен войти в тот мир, где условия жёсткие, правила неизвестные, а доверие – вообще редкий товар.
– Ладно, пока. – Патрон поднялся из-за столика. – Надеюсь, ещё увидимся.
Он направился к выходу, а я остался сидеть. Варк Саер был единственным ключом в деле проникновения в пустынную банду Ар-Асмара. Предстоит что-то делать, чтобы завоевать доверие этих типов, которых я даже не видел и не знал.
Вторая попытка получения дополнительной информации заключалась в разговоре с моей девушкой Вик. Она как офицер полиции знала много больше, чем говорила. Вечером, когда мы решали, пойти куда-нибудь ужинать или поесть так, дома, я ненавязчиво спросил:
– Слушай, Вик, ты же знаешь, кто такой Варк Саер?
– Знаю, конечно. А тебе что до него?
Ко всем разговорам в нерабочее время, но служебной направленности Вик относилась подозрительно и смотрела недовольно. Врать ей было вполне бессмысленно, да и не хотел я этого.
– Шеф придумал внедрить меня в его банду, – честно признался я.
Вик даже подавилась и закашлялась:
– Вы что, с ума сошли оба?
– Такое вот задание.
– Даже не думай. Я поговорю с твоим Скиннером.
– Не надо. Толку не возымеет, зато мне прилетит взыскание за разглашение служебных дел.
Вик посмотрела сердито, и я почувствовал, как возникло очередное непонимание. Она всегда была защитницей, и сейчас её профессиональные инстинкты срабатывали на полную мощность.
– Ты даже не догадываешься, с кем хочешь иметь дело. Варк – не просто бандит. Он опасен, и ты не понимаешь, на что он способен.
Я вздохнул, поскольку она была права. Я действительно ничего не знал и не понимал. Но у меня не осталось выбора.
– Хотелось бы понимать. Рискованно, но выхода нет. Приказ шефа.
Вик замолчала, её глаза искали в моих уверенность, которой там не существовало.
– Буду осторожен, обещаю, – попытался убедить её я. – У меня есть план, и я не собираюсь действовать бездумно. Если что-то пойдёт не так, сразу же отступлю.
Она покачала головой, но я заметил, что её гнев постепенно утихает.
– Какой план? Куда отступить? Отступать будет некуда. Ты всегда был упрямым, – произнесла она, и в её голосе послышалась нотка беспокойства. – Но если ты действительно собираешься это делать, хочу, чтобы знал: постараюсь помочь. Как – не скажу, тебе пока лучше не знать всего этого.
Я почувствовал, что в груди разливается приятное тепло, как после лёгкого алкоголя.
– Спасибо, Вик. Это много для меня значит.
Она вздохнула и наконец улыбнулась.
– Готовься без причины не рисковать. Если что-то пойдёт не так, я могу и не успеть.
Я кивнул, понимая, что её поддержка невсеобъемлюща.
– Договорились. Но сначала нужно узнать побольше об этом Варке. Ты можешь рассказать о нём?
Вик задумалась, отчего лицо её стало недовольным и серьёзным.
– Могу попробовать найти информацию через свои каналы, но это рискованно. Если кто-то узнает, что я этим занимаюсь, могут начать задавать ненужные вопросы.
– Не хочу, чтобы ты рисковала карьерой, – обеспокоился я. – Аккуратнее, ладно?
– Сама знаю, что делать, – ответила она, и в её голосе прозвучала решимость. – Но ты тоже осторожнее. Варк чужих ошибок не прощает. Кое-что я о нём знаю, поэтому слушай…
Мы продолжили обсуждать детали, и я чувствовал, как план начинает обретать форму. Вик была готова содействовать, и это придавало уверенности. Я знал: впереди непонятно что, но с её поддержкой всё получится.
В ту ночь, когда мы легли спать, я не мог избавиться от мысли о Варке Саере. Хоть биографию его как следует изучить. Эта мысль не давала сосредоточиться, мешала продуктивно думать. Мысль мешала думать? Это как вообще?
А потом я решил отправиться в поход. Всегда мечтал увидеть звёзды, и пустыня показалась идеальным местом для этого. С собой взял лишь рюкзак с водой, фонарик и спальный мешок. Сначала всё шло хорошо. Я наслаждался тишиной и красотой ночного неба, когда вдруг внимание привлекло ненормальное свечение вдали. Оно мерцало, как будто кто-то зажёг огонь. Заинтригованный, я решил подойти ближе, не подозревая, что это станет роковой ошибкой. Когда я приблизился, свечение оказалось не огнём, а странным светящимся камнем, который лежал на земле. Он был окружён тёмной аурой, и я почувствовал, как холод пробирается под кожу. Несмотря на инстинктивное желание уйти, я не смог устоять перед искушением и наклонился, чтобы рассмотреть камень поближе.
В этот момент послышался шёпот. То были неразборчивые слова, но вскоре они стали чётче. «Возьми меня», – звучало в голове. Охваченный любопытством и страхом, я протянул руку к камню. Как только пальцы коснулись поверхности, мир вокруг изменился.
Темнота окутала со всех сторон, и я уже был в другом месте – в пустыне, но не той, которую знал и через которую только что шёл. Небо здесь состояло из всполохов пламени, а воздух наполнял запах гари. Вокруг стояли силуэты людей, их лица искажал ужас. Они смотрели пустыми глазами, словно были слепыми и ничего не видели.
Я попытался убежать, только вот ноги не слушались. Что-то тянуло назад, будто невидимые руки схватили и не пускали. Я закричал, но звук так и не вышел из горла. Вокруг же раздавались крики и стоны, и я откуда-то понял, что это души, потерянные в этом ужасном месте. Души? Я же никогда в них не верил. Силуэты начали приближаться, их руки тянулись ко мне, и страх пролез куда-то вглубь. Я вспомнил о камне и как его коснулся. Это было проклятие, и теперь оно стало частью кошмара. Я закрыл глаза и попытался сосредоточиться, надеясь вернуться обратно, но ничего не происходило. Глаза не закрывались, и мир вокруг никуда не исчезал.
Вдруг послышался тот же шёпот, который звал к камню. «Ты не уйдёшь, – произнёс голос. – Ты теперь наш». Я уже видел, как силуэты начали растворяться, оставляя только темноту. Это место оказалось ловушкой, созданной специально, чтобы удерживать тех, кто осмеливался прикоснуться к камню.
С ужасом я осознал, что теперь тоже стал частью этого мира. Моё тело оставалось в пустыне, а душа попала в этот кошмар навсегда. И когда кто-то другой подойдёт к тому светящемуся камню, он тоже будет ждать, чтобы рассказать свою историю, но уже не как человек, а как одна из тех теней, что потерялись в бескрайних песках под красным небом.
На этой мысли я проснулся. Кажется, даже вскрикнул.
– Ты чего? – рядом заворочалась Вик. – Спи давай. Утром на работу.

Глава 6. О себе
О себе поведаю в нескольких словах, поэтому рассказ будет коротким. Родился я не здесь, учился тоже там, куда, надеюсь, не вернусь никогда. Как-то так вышло и в жизни у меня столько всего произошло, что мой психологический возраст сравнялся со стариковским. Это сказывается во всём: и в манере поведения, и в манере изложения, и в диалогах. Хорошо, что здесь такое мало кого беспокоит.
Это здесь я – Тим Григ, а там я был Тимуром Григоровым. Тимуром меня называли редко. Имя этого хромого и злого царя почему-то было довольно популярно на моей родине. Там я считался, как раньше говорили, «молодым, подающим надежды» программистом. Очень неплохим, кстати. Писал на заказ то, за что платили, работал в какой-то мутноватой компании и на существование не жаловался, пока не словил нечто вроде профессионального выгорания. В свободное время много читал, а личной жизни у меня вообще никакой не было.
С самого детства, примерно лет с шести, я мог настолько увлечься каким-то фильмом или мультфильмом, что пересматривал его каждый день, постоянно говорил о нём и не мог остановиться. Это длилось месяцами, а иногда и дольше – честно говоря, я даже не помню сколько. В детстве такое не казалось проблемой. Наверное, мама и отец, которые вынуждены были всё это выслушивать, что-то говорили, но я не особо запоминал их реакцию.
Мне невероятно повезло в детстве: мои родители никогда не били меня, не наказывали домашним арестом, не отбирали вещей, не запрещали моих увлечений и даже не угрожали, чтобы заставить слушаться. Однако лет с одиннадцати я начал ощущать, что такие увлечения создают трудности.
Уже тогда я серьёзно увлёкся программированием и не мог о нём не говорить. У меня не осталось друзей, которые разделяли бы тот интерес. А те, кто такое уже любил, были старше, и я находил с ними общий язык только в чатах и на форумах. В итоге всех бывших друзей я растерял.
К шестнадцати годам научился сдерживать язык. Стал говорить о своих интересах намного меньше и только по делу. Замкнулся в себе. Однажды в универе преподаватель на первом занятии предложил студентам по очереди рассказать о себе. У моих одногруппников это не вызвало особых затруднений. Когда же очередь дошла до меня, я сумел назвать только собственное имя. Профессор резонно заметил, что моё имя ему ни о чём не говорит. Но я не нашёлся что добавить. Я тогда вообще не понимал, как люди существуют в общественных местах, как участвуют в традиционных социальных активностях. К двадцати годам уже почти превратился в кого-то вроде hikikomori. Это японское слово означает тех, кто по собственному желанию выбрал жизнь в уединении, отказываясь от активного участия в обществе. Правда, истинные хикикомори нормальной работы обычно не имеют и сидят на шее у родных. Я же зарабатывал сам, причём неплохо, а никого близкого к тому моменту у меня не осталось. Родители погибли в автоаварии, а теоретически существовавших дальних родственников я никогда не видел и просто не знал.
К тому времени мне удалось отыскать неплохую работу по специальности, но и там я сохранял одиночество. Жизнь казалась какой-то серой и скучной. Не знаю, являлось ли моё тогдашнее состояние депрессией или чем-то иным, но закономерность была простой: чем меньше делал, тем хуже получалось. Чем меньше общался, тем скучнее казалось всё окружающее. Зато мне становилось лучше, когда я заставлял себя быть активным, но не в профессиональном плане, а в бытовом. Например, шёл прогуляться, пытался немного прибраться дома, стремился выйти куда-нибудь в Город, поболтать с кем-нибудь в чате. Делалось хуже, когда я просто лежал на диване и тупо скролил телефон. Чем больше замыкался, тем сложнее становилось хоть что-то начинать.
Тогда я пытался разорвать этот круг с помощью структурированного распорядка. Утром выходил на прогулку, даже если шёл дождь, снег или совсем не хотелось. Старался начать день с движения. Вставать в определённое время, чистить зубы, готовить завтрак, принимать душ, ехать в офис наиболее затейливым путём. Можно было почти радоваться, что получалось делать хоть что-то для заботы о себе. Это действительно помогало, но слабо и недолго. В некоторые дни мне казалось, что я даже не в своём теле. Будто наблюдал за своей жизнью откуда-то немного со стороны. Говорил что-то, кивал в нужные моменты, смеялся, когда люди этого от меня ждали, но ничего из этого не достигало цели.
С первых дней на этой работе я даже не думал о том, как выгляжу. Лето, жара – ну в чём ещё ходить, если не в джинсах и футболке? Через пару дней кто-то из коллег спросил с улыбкой: «А чего это ты одет не по форме?» Тут я огляделся и понял: все в рубашках, брюках, некоторые даже в пиджаках и галстуках. Ответил, что мне так удобно и о каких-то правилах ничего не знаю. Интересно, что потом ребята потихоньку стали переходить на мой стиль. А после выяснилось, что дресс-код тут сотрудники сами выдумали – руководству было глубоко по фигу, во что мы одеты и как. Вот так негласная традиция развалилась из-за моих джинсов.
А потом при помощи моего тогдашнего руководителя меня забросили вот сюда, в этот насквозь технократический мир. В этот сумасшедший Город, будто срисованный с киберпанковской видеоигры или с какого-нибудь будоражащего мозг фильма в стиле Роберта Родригеса.
Здесь я стал другим.
Вначале было тяжеловато, даже когда освоил здешний язык и местные реалии.
Только представьте.
Вот я, вчерашний студент, молодой специалист из обычного спального района, где максимум экстрима – гонка за утренним автобусом или вызов к начальнику. А теперь я уже здесь: в Городе, где неон режет глаза, а воздух на нижнем уровне пахнет жжёной проводкой и дождём, когда он есть. Я жмусь к стене какого-то заведения, где вывеска мигает будто в припадке, а мимо шастают типы в чёрных кожаных плащах с проводами на шее вместо вен. У одного – глаза-камеры, у другого руки блестят металлом, и я не понимаю, что это: протезы или модные аксессуары.
Я трогаю свою кожу – настоящую, без портов для зарядки – и думаю: «Блин, у меня даже подлинного айфона никогда не было, а тут у людей мозги напрямую подключены к облаку». В ушах шум: гремит музыка из ближайшего клуба, реклама орёт про скидки на импланты, а сквозь это всё пробивается голос синтетического ассистента, который назойливо предлагает купить улучшенную версию себя. Вдруг кто-то толкает плечом: девушка с фиолетовыми волосами, с киберрукой и с голыми ногами, обвитыми светящимися подвижными татухами, бросает: «Эй, аналоговый, не торчи на прошивке». А я даже не знаю, оскорбили меня или сделали комплимент. Ноги сами несут в переулок, где стены облеплены рекламными голограммами: они шепчут вслед, как навязчивые попрошайки. Я наступаю в лужу, но там не вода, а какая-то маслянистая жижа, светящаяся ярко-зелёным. Вдруг сверху падает дрон-курьер, чуть не задевает меня, а из-за угла выходит фигура в плаще с капюшоном. «Ищете особенных развлечений?» – голос звучит так, будто его пропустили через гитарный усилитель. Я открываю рот, чтобы сказать «нет», но понимаю: здесь любой изданный мною звук может стать подтверждением контракта. И в этот момент ловлю себя на мысли, что страх смешивается с восторгом – потому что в этих дебрях информации, проводов, стекла и стали я впервые чувствую, что живу на полную. Хотя бы до тех пор, пока меня не отсканировали на предмет совместимости с Чёрным рынком.
Позже благодаря стечению обстоятельств посчастливилось встретить Вик. Она на многое открыла мне глаза. Благодаря ей в последнее время я как можно меньше хочу знать обо всём, что лежит за пределами моей компетенции. Говорят, что знание – сила. Но для меня это скорее горе. Это то, что увеличивает количество стресса и мешает спать по ночам. Может, я хочу знать, как выращивать запасные конечности в биореакторах или как приучать себя не забывать заказывать новую одежду. Но я не хочу знать, что происходит за океаном, где тает ледник. Мне неинтересно слышать, кого и за что вчера стёрли из реальности. Я не знаю и не хочу знать, почему поменялся сосед справа.
За те полтора года, что я уже тут, мне удалось полюбить этот цифровой кибернетический Город, с его изящным безумием и бешеными скоростями во всех проявлениях. Киберпанк как он есть. Только слова «киберпанк» никто тут не знал и не употреблял. Люди просто жили, погружённые в свои виртуальные миры, не замечая, как действительность и цифровая реальность переплетаются в единое целое.
Каждый вечер я выходил на улицу с неоновыми огнями, что отражались в кремнёвых плитах тротуаров, а голограммы рекламировали новейшие платные достижения. Я любил наблюдать за прохожими, которые суетились винтиками огромного механизма, и каждый выполнял свою роль. Кто-то спешил на работу, кто-то уходил в виртуальные миры, а кто-то просто искал развлечений.
Небоскрёбы с голографической рекламой: «Ещё три дня скидка на нейроимпланты – 50 %!» или «Скачай новую личность за час!» На зданиях – граффити с мемами и неприличными надписями. Яркие кислотные цвета: розовый, бирюзовый, фиолетовый – сочетались с тёмными тонами, создавая контраст между технологичным хаосом и весёлым настроением.
Дроны-помощники, маленькие роботы в форме смайликов или пиксельных существ, которые сопровождают тех, кто этого хочет. Виртуальные рекламные окна. Рекламные баннеры: «Neuro-Cola – заряжай мозг!»; «MetaCats – виртуальные питомцы, которые всегда с тобой» или «“Биотех” – наше всё». Футуристичный глитч-стиль с мерцающим эффектом. На заднем плане – экраны новостей: «Корпорация “Бэлла” объявила войну кофемашинам!»; «404: Серьёзность не найдена».
Но однажды, когда я вот так бродил в переулках между небоскрёбами, меня привлекла странная рекламная голограмма, не соответствующая общему стилю. Реклама казалась старомодной, архаичной, с яркими цветами и неуклюжими анимациями. Девушка с длинными волосами, которая улыбалась на ней и приглашала пойти в «Мир воспоминаний». Я почувствовал, как внутри что-то шевельнулось – ностальгия, обрывки памяти или простой интерес.
Я подошёл ближе и, не раздумывая, активировал вход. В тот же миг я очутился в совершенно другом пространстве. Не просто в виртуальном мире, а в чём-то большем – в месте, где оживали воспоминания, где каждый переживал моменты своего прошлого. Я увидел себя в детстве, играющим на улице, и это чувство оказалось таким реальным, что я на мгновение забыл о Городе и его безумных скоростях.
Довольно быстро я понял, что это не просто аттракцион воспоминаний. Здесь были и другие посетители. Такие же, как я, искатели утраченного. Мы обменивались историями, беседовали, и я начал осознавать, что каждый из нас пришёл сюда, чтобы найти что-то, что потерял в том цифровом мире. С каждым новым воспоминанием я всё больше понимал, что этот цифровой мир, который я успел полюбить, скрывает в себе не только красоту, но и пустоту.
Я вынырнул из «Мира воспоминаний» с чувством лёгкой тревоги. Город, который раньше казался мне идеальным, теперь обрёл новые оттенки. Я стал замечать, как люди вокруг погружены в свои миры, будто они части громадного механизма, что не оставляет пространства для настоящих эмоций и связей.
Каждый день я проходил мимо тех же самых мест, что и всегда, но теперь они выглядели иначе. Я замечал, как молодые люди сидят в кафе и общаются не друг с другом, а с виртуальными аватарами. Я слышал, как старики, болтая на скамейках, обсуждают новости из мира, который давно перестал быть их домом. Город, что я любил, стал местом, где настоящие чувства и воспоминания уступали место цифровым иллюзиям.
В свободное от работы время я начал искать тех, кто, как и я, мог бы оценить настоящую жизнь. Стал посещать старомодные клубы, где играла живая музыка, и находил там людей, которые не боялись делиться своими историями. Мы собирались маленькими группами, обсуждали книги, фильмы и, конечно, воспоминания. Это было похоже на островки суши в океане виртуальности.
Однажды в одном из таких клубов встретилась странная девушка. Она была художницей и рисовала интерактивные картины, вдохновлённые эмоциями моментов жизни. Мы быстро нашли общий язык и начали обсуждать технологии, способные как объединять, так и разъединять людей. Девушка рассказала о планах создания нового виртуального мира, где хотела показать, как важно помнить о настоящем, обо всём, что делает нас людьми.
Её идеи понравились мне. Я предложил организовать совместный проект, где мы могли бы собрать истории людей, что потерялись в цифровом мире, и представить их в виде интерактивных инсталляций. Свой проект мы неоригинально назвали «Миром мечты». Начали собирать воспоминания и создавать визуальные образы, которые отражали настоящие чувства и переживания. С каждым новым разом я всё больше понимал, что Город, несмотря на свою цифровую оболочку, хранил в себе множество историй, которые только и ждали, чтобы им дали вторую жизнь, и, возможно, именно эти истории смогли бы вернуть связь с реальностью тем, кому это действительно важно.
Вскоре наш проект стал настоящим событием. Люди приходили, чтобы поделиться воспоминаниями, и всех их объединяла атмосфера единства и понимания. Я видел, как маленькая часть Города начала по-новому оживать. Мы все вместе творили пространство, где настоящие эмоции и мысли существовали рядом с цифровыми иллюзиями.
А потом для меня всё неожиданно закончилось.
Меня вызвал шеф и в категорических выражениях потребовал, чтобы я занимался либо работой, либо, как он выразился, «предавался разлагающей общественной деятельности». Последнее в устах начальника прозвучало как-то по-издевательски ультимативно. Без работы я не мог, поэтому отказался от посещений «Мира воспоминаний» и вернулся на землю. Как выяснилось, приказ о запрете увольнений сотрудников по собственному желанию уже отменили. Кроме того, шеф не сильно-то за меня и держался. С одной стороны, было немного обидно, а с другой – хорошо. Я ощутил свободу. Появилась возможность уйти, только вот куда? Я ничего тут не умел, кроме как ловить каких-то мазуриков. Мои навыки программиста были здесь никому не нужны. Когда-то в свою команду меня приглашал бывший патрон, но время вышло, и звать он уже перестал.
Вторым ударом стал выпад со стороны Вик. Она что-то узнала по своим каналам и устроила мне скандал, хотя я даже не изменял ей. Наше общение с художницей носило сугубо товарищеский характер. Тем не менее Вик была категорична, будто договорилась с шефом. Она потребовала общение с художницей прекратить или выметаться прочь из её жизни. Наверное, я всё-таки моногам и в душе́ консерватор. Как неудачно.
Лишаться работы, терять Вик и выметаться я готов не был, поэтому с «Миром воспоминаний» пришлось распрощаться окончательно и бесповоротно.
Но вообще-то мне крупно здесь повезло. Во время моего появления тут ещё действовала экспериментальная программа «Неофиты». Проект городской Администрации, согласно которому прямо с улицы набирали вновь прибывших молодых людей. С ними проводили серию экспресс-тестов и по результатам заливали в мозги все нужные для дела сведения. А потом сразу же бросали в работу. Я угодил в Администрацию, в Отдел безопасности, где стал помощником детектива. Обычно из десяти таких счастливчиков выплывал лишь один, остальных увольняли за профнепригодностью. Программу вскорости закрыли, ибо признали громоздкой, затратной и неэффективной. Но я на своём стуле усидел и к работе подключился. Более того, через год меня даже повысили до настоящего, полноценного детектива. Нам удалось раскрутить несколько запутанных дел, и начальство вроде как оставалось мною довольным.
А теперь начальник собрался отправить меня с миссией в пустыню, на базу каких-то бандитов. Причём я даже не понимал, как и с чего к этому подступиться. Сначала надо познакомиться и хорошо поговорить с этим барыгой, а потом уже видно будет.
Видно будет – что?

Глава 7. Утром
Утром я назначил встречи с агентами. Со всеми по очереди. Вообще-то агентов у меня сейчас трое. Был и четвёртый, но недавно схлопотал урановую пулю промеж глаз. Сейчас меня ждали: мелкий вор – молодой светловолосый парень с веснушками и вшитыми в щёки имплантами; уличный сутенёр – гибкий, как хлыст, горбоносый брюнет с пронзительным взглядом, двадцати одного года, имевший лицензию на ограниченную деятельность в пределах нашего домена; ну и средней руки чиновник городской Администрации. Он-то и был самым мутным, я уже подумывал, как бы от него отделаться.
Сначала я встречался с горбоносым брюнетом. Сам себя он называл менеджером интим-услуг. Мы не стали нарушать традицию и разговаривали в очередном городском кафе. Звали парня Мейрс Баттл. Когда я пришёл, он уже сидел за столиком в углу и задумчиво потягивал какой-то напиток. Выглядел Мейрс как всегда: в кожаной куртке, с ухоженной причёской и проницательным тяжёлым взглядом, от которого любой чувствовал себя неуютно.