Восемь уровней игры Лила

Лидия Давыдова

Восемь уровней игры Лила

От автора: Полтора года назад я сыграла в игру Лила. Закончив игру, взяла лист бумаги и записала всё, что шло потоком. Когда очнулась, передо мной был не только готовый план, но и написанные сцены.

Сюжет: Таиса, логичная инженер-химик родом с острова Эльба, работает в Милане и верит лишь в то, что можно доказать.

Случайно Таиса оказывается на игре Лила, но, не желая её закончить, попадает в место, существование которого всегда ставила под сомнение. У Таисы есть ровно год, чтобы закончить игру, перейти на восьмой уровень и понять свой смысл нахождения на Земле

«Нет случайностей, а есть целая сеть закономерных действий. Что во всей окружающей нас жизни, как и в природе, нет явлений случайных, а царит гармония всегда закономерно и целесообразно действующих сил, связывающих всех людей воедино, как группы чёрных кленов и розовых магнолий.» Две жизни. Конкордия Евгеньевна Антарова

Всё началось с игры в Лилу. Вернее, так: всё началось задолго до неё, когда я, маленькая, сидела на ковре у своей бабушки, коренной жительницы острова Эльба, и перебирала бусы, камушки, ракушки и минералы. Теперь, когда всё произошло, все фрагменты истории заняли свои места, стали понятней все причины и следствия, мне тем более удивительно, как я не замечала всего этого раньше.

Но в тот осенний вечер, выйдя из офиса, сев на велосипед, доехав до любимой винной лавки, мне не были близки такие слова, как “причина-следствия”, “карма”, “трансформация”.

Меня зовут Таиса, мне 32 года, я инженер в крупной энергокомпании, куда мечтали попасть все мои сокурсники, но попала только я. На острове Эльба я прожила до возраста 18 лет, пока не переехала в Милан, где и началась моя новая жизненная глава.

Всё то, что я расскажу, действительно произошло, и я знаю, что местами вам будет казаться, что всё это выдумки, и это понятно. Я сама всегда верила только фактам и аксиомам. Именно такая Таиса стояла перед домом своей подруги в тот вечер.

Но давайте обо всём по порядку.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ДО

У Зое

Тринадцатого ноября я звонила в металлический звоночек пятиэтажного дома в стиле либерти на улице Моргани. В квартире с высокими потолками и серым мраморным полом раздавался аппетитный аромат еды. Зое, блондинка с круглым, розоватым, контрастирующим с моим бледным лицом, стояла у плиты в длинном фартуке с надписью “реджина” и готовила блюдо, в котором ей не было равных – ризотто. Ризотто с тыквой.

Я поставила любимое белое вино в холодильник и уселась за стол кухни, совмещённой с гостиной, оглядывая уютную и такую родную мне Зоину обитель. На жёлтом диване лежал аккуратно сложенный вчетверо плюшевый плед и стояли две подушки с идеальными складками, рядом, на стеклянном, без единого пятнышка, кофейном столике возвышались ровные стопки книг. На белом подоконнике пестрели расписанные Зоей горшки с цветущими кактусами. Квартира подруги дышала порядком и заботой. Как она умудряется любить всё, что делает? Зое обожала хозяйничать и любила людей.

У меня не выживало ни одно растение, я ненавидела готовить и дружила только с Зое, остальные люди меня настораживали. Именно с такими мыслями я взяла с подоконника листочек с изображением девушки в сиреневом капюшоне.

– А это…принесли сегодня в студию, спросили, можно ли оставить для рекламы. Это Лила, – и Зое положила на стол круглые соломенные подставки для тарелок.

– Лила? Это что?

– Ты точно инженер, – широко улыбнулась Зое и нежно потрепала меня по волосам.

Мы дружили с Университета, Зое обучалась на медицинском, я – на химическом факультете. Зое стала педиатром, а я – инженером. Зое часто называла меня “гениальной подругой”.

“Шуточное ли дело, – твердила она, – ты умеешь налаживать работу газа по всему миру, работала на нефтяных платформах в Египте и Норвегии, ты гений”.

– Лила, – прокашлялась Зое, – это древняя эзотерическая игра и…

Услышав слово “эзотерика”, я фыркнула, поднялась и подошла к холодильнику, чтобы проверить, достаточно ли охлаждено вино.

– Говорят, – не унималась подруга, – эта игра помогает находить ответы на важные вопросы, помогает найти смысл… может, сходим?

– Вся жизнь – хаос, и в ней нет смысла – буркнула я свою обычную фразу, захлопнув в сердцах дверцы холодильника.

Зое молча всыпала в широкую сковороду тёртый пармезан, положила кусочек масла и начала быстро помешивать ризотто. Подруга, в отличие от меня, казалась не только счастливой, но и мудрой, словно она с рождения знала, как устроен этот мир.

Я не любила разговоры о смысле жизни, потому что все они неминуемо оканчивались выводом о смерти. Тема, от которой у меня сжималось всё внутри. Люди рождаются и люди умирают, а религия нужна для оправдания бессмысленности нашей жизни, которая конечна.

– Ты мне совсем не нравишься в последнее время, – нахмурилась Зое, – кажется, что нет в твоей жизни ничего, что приносило бы тебе радость… ну кроме поездок на остров.

– У меня всё нормально, – пожала я плечами, открыла бутылку вина и разлила янтарную жидкость по бокалам, – просто мне замуж пора, тогда я смогу уйти в декрет, перестану работать в офисе, и всё наладится.

– Ты не обновляла свой список? – подмигнула Зое, и я почувствовала облегчение, что мы сменили тему разговора на менее серьёзную.

– Недавно добавила два пункта, – и, найдя в заметках телефона список, я протянула его подруге.

Список выглядел так:

Привлекательный

Состоятельный

Креативный

Внимательный

Романтичный и нежный, но в то же время мужественный

Трудолюбивый

Путешественник

Играет на каком-то инструменте

Говорит на разных языках

– А зачем тебе музыкальный инструмент? – поинтересовалась Зое.

– Ну так, для разнообразия, пусть играет, что тебе жалко?

Список появился после очередного свидания с коллегой из соседнего офиса, на котором я окончательно убедилась, что мне не нравятся инженеры: с ними скучно. В тот вечер я пришла домой, вытащила из морозилки вафельный рожок и уселась на диван составлять список идеального для меня избранника.

– Ты не сказала, как он должен выглядеть – хитро прищурилась Зое.

Внешность никогда не была для меня важной, да, конечно, пусть будет симпатичный, но точно не слащавый красавчик, со слишком привлекательным мужчиной я бы чувствовала себя неуверенно.

– Не знаю, – пожала я плечами, – может рыжий?

Я любила песни Эд Ширана, а моим любимым персонажем в Гарри Поттере всегда был Рон.

– Воооот, – Зое сделала смешную мину, – тебе надо поиграть в Лилу, она даст подсказки.

– Подсказку, какого цвета должны быть волосы у моего будущего мужа? – я дико загоготала.

Большинство наших встреч сводились к тому, что Зоя начинала искать мне пару. Год назад подруга встретила Антонио, доктора-хирурга, с которым познакомилась, потому что сломала ногу и попала в больницу, где он, кучерявый и симпатичный, наложил ей гипс, а заодно положил на неё глаз. Неделю назад Антонио предложил Зое начать жить вместе. С одной стороны, Зое была несказанно счастлива, но с другой, похоже, чувствовала себя виноватой за то, что оставляет меня одну в статусе сингл. В течение года Зоя брала меня на свидания и вечеринки, пытаясь познакомить с друзьями и приятелями Антонио. И вполне успешно: я сходила на пять свиданий, а с двумя из них у меня даже завязались короткие романы.

– Короче, я хочу пойти на Лилу в четверг, – резюмировала Зое.

– В четверг у меня зумба, – отрезала я, не добавляя про то, что в пятницу мне рано вставать, и я не собиралась тратить вечер на бесполезные игры.

Зое обиженно пожала плечами, молча достала из шкафчика красные тарелки и аккуратно выложила туда оранжевое ризотто, украсив его кусочком запечённой в духовке тыквы.

***

Возвращаясь домой, я вспомнила о том, что опять забыла рассказать Зое о своём повторяющемся из ночи в ночь сне.

Я плутала по коридорам, приходила в тупик, стучала в дверь, над которой виднелась надпись на незнакомом мне языке… Дверь не открывалась, тогда я протягивала руку с большим перстнем, и из моего зелёного камня наружу выходил луч света, под его натиском дверь медленно открывалась, и я входила в чудесный сад. Там были розы, диковинные растения, вдалеке журчал величественный мраморный фонтан. Я шла, смотрела под ноги, видела разноцветные камни, слышала то, как приятно перекатываются они под моими ступнями.

Где-то вдалеке мелькала фигура, непонятно женская или мужская, она звала, махала мне рукой, я слышала её смех, пыталась бежать к ней, жаждала добраться до неё, как можно скорей, словно точно знала, что если смогу это сделать, то произойдёт что-то очень для меня важное… но… ещё мгновение и всё исчезало. Я просыпалась. Просыпалась и говорила себе, что этот глупый сон не имеет никакого смысла и мне не стоит придавать ему значения, даже если я вижу его шестой месяц подряд.

Наверное, поэтому я не рассказала о нём Зое, не стоит придавать значение каким-то глупым снам

Раймонд

– Эй, я же спал, – заворчал Раймонд, пока сестра, невысокая, тоненькая девушка с короткой стрижкой, открывала ставни, распахивала окна и бросала пустые бутылки в большой чёрный мешок.

– Видела бы тебя мама, – покачала головой девушка, вынесла бутылки на кухню и поставила на плиту кофеварку. – Ты себя просто губишь, – произнесла она громко, так, чтобы брат точно услышал. – Ты хоть помнишь, что сегодня за день? – последнюю фразу она выкрикнула.

Молодой мужчина медленно поднялся, опустил ноги на пол, собрал длинные гладкие волосы в хвост, встал, натянул штаны и вышел на террасу, вдохнув бодрый воздух английской деревни. Сегодня голова болела меньше обычного, меньше, чем все те разы, когда он оставался с друзьями допоздна последние месяцы.

Вернувшись в комнату, он накинул мятую рубашку, зашел на кухню, потрепал сестру по макушке и уселся за стол, обхватив голову.

– Чёрт, по-моему, мы вчера переборщили…

– Только вчера? – Майя хмуро поставила перед братом чашку с кофе, а сама уселась напротив.

Брат сделал глоток, причмокнув.

– Спасибо, ты меня спасла.

Майя подпёрла лицо ладонью.

– Я не смогу делать это вечно, тем более через десять дней я уезжаю, меня не будет три месяца. Тебе надо взяться за свою жизнь. Если бы не я, ты бы профукал встречу с банком, – Майя вздохнула. – Тебе надо взяться на ум.

– Просто мне нужна женщина, как ты, – брат нежно хлопнул Майю по ладони.

– Никто не будет с тобой нянькаться, – нервно цокнула Майя, – женщинам нужны сильные и решительные самцы.

Брат сделал зверское выражение лица и издал львиный рык.

– Я свирепая зверюга, поберегись, – и он набросился на Майю, клацая зубами, как дикий зверь, и делая вид, что царапает сестру острыми когтями.

Майя завизжала, и смеясь, оттолкнула брата. Она добавила в кофе овсяное молоко и сделала глоток, зажмурившись от удовольствия. Кофе с овсяным молоком действовало как бальзам, исцеляющий душевные раны, самая большая из которых была связана с Раймондом. Она поставила чашку на стол и впилась взглядом в белёсые узоры от молока на кофейной поверхности. Ей так хотелось защитить брата от всего того, что могло навредить, чтобы никогда больше с ним не случилось того, что произошло полгода назад.

Майя всё ещё корила себя за то, что не смогла разглядеть в той странной девушке опасность для брата. Именно она виновата в его затянувшейся депрессии, в том, что он полностью забросил любимое дело. А ведь всё так прекрасно начиналось. Новую избранницу и брата объединяла страсть к общему делу, за два года она стала не только его музой и любимой женщиной, но и партнёром по бизнесу. Как Майя не доглядела, не смогла понять, что Элизабет была не мягкой нежной кошечкой, а настоящей беспощадной тигрицей. Пожалуй, самая свирепая тигрица казалась безобидней, чем она. Взять и смыться, к тому же с лучшим другом, перед этим обобрав Раймонда. Когда произошёл весь этот ужас, Майя постоянно перечисляла в уме всё то, что могло насторожить её с самого начала: маникюр с длинными остро заточенными ногтями, накладные ресницы, глупые татуировки-утки и айфон в странном футляре банановой формы. И, конечно, её манера говорить. Элизабет то громко восклицала, то кривлялась и постоянно записывала ролики на тик-ток, где танцевала и пела тупые песни.

Когда всё произошло, брат уткнулся в плечо Майи и грустно произнёс:

– Ты тут вообще ни при чём… Я сам должен был понять, что она не для меня…

Майя сделала ещё один глоток. Она понимала, что брату тридцать пять, что она не может заменить ему мать. Да и мама, наверное, не стала бы давать советы, как жить взрослому сыну. А может быть, и давала… Майя не знает, потому что они живут без матери с возраста четырнадцати лет, и, наверное, главная проблема заключалась именно в этом. У Раймонда никогда не было перед глазами примера, он понятия не имеет, какая она, хорошая женщина. Но ведь есть она, Майя, если бы Раймонд искал девушку, похожую на сестру, он бы точно не вляпался в эту жуткую ситуацию. Майя нахмурилась от этой мысли, сама в неё, не веря: так не бывает, мужчины ищут женщин, похожих на мать, а не на сестру. Однако у него и не было никогда правильной ролевой модели. Да, скорее всего, проблема именно в этом. И она кивнула, шепча про себя: “Точно”.

– Что ты там шепчешь? – хмыкнул Раймонд.

Майя нервно поднялась и посмотрела на часы.

– Тебе пора, нам ещё ехать полчаса, банкиры пунктуальные, – она поднялась. – У тебя есть хоть что-то чистое?

– Вроде да, есть одна белая майка, – зевнул Раймонд, подтянулся и нехотя поплёлся одеваться.

На Эльбе

Я стояла на палубе парома, ловя на лице осенний ветер и упираясь взглядом в морскую гладь. Чего мне и правда не хватало в Милане, где я жила последние тринадцать лет, – так это моря. И не только. Мне не хватало самого острова. В школе, а потом в лицее, мне постоянно хотелось сбежать с этого клочка земли, нырнуть в большой мир, но сейчас я невероятно скучала по Эльбе. Там пахло по-другому, там был другой воздух, другая еда, другие ночи, всё другое.

Четырнадцать лет в Милане пронеслись так быстро!

Каждый раз, покидая остров, я словно заново умирала, так больно мне было отрываться от родной земли. В такие минуты на помощь приходил другой голос – рассудительный, логичный, он раскладывал по полочкам все плюсы жизни в Милане и объяснял мне, почему я не могу просто взять и вернуться на остров.

“В Милане работа и настоящая жизнь… а здесь… здесь ничего важного, просто детские воспоминания”.

И всё же, несмотря на этот разумный голос, я всё чаще ловила себя на мысли, что не живу, а пережидаю. Каждый день на работе я ждала, пока начнётся обед, потом с нетерпением ждала, когда закончится рабочий день, затем, когда наступят выходные, и я наконец-то засяду дома с книжкой, пойду в музей, театр или, что было самым лучшим, поеду домой на остров.

Возможно, дело и правда не в работе, а в том, что у меня никого нет? Взять коллег – куча народа, которые работают там по десять, а то и двадцать лет. Семейные или в паре, живут себе счастливо, никого из них не беспокоит “несвобода”, никто не чувствует себя “как в тюрьме”. Если бы я кого-то встретила, вышла замуж и завела детей, возможно, у меня появился бы новый смысл, и мне было бы всё равно, что я провожу на наскучившей работе большую часть жизни.

Я уселась на палубной скамейке, достала из сумки блокнот, карандаш и начала рисовать. Рисовала я всегда похожее: цветы, растения, звёзды, животных – вместе, создавая из них орнамент, и по отдельности, придумывая на ходу разные забавные сюжеты, вроде медведя с серёжками, оленя в цветочек, а иногда просто делала круги и заполняла их разными орнаментами. Подруга Зое говорила, что это мандалы, сама я понятия не имела, что это такое, но точно знала, что, порисовав минут десять, мне становилось приятно и тепло в области сердца. Не помню, когда именно я начала рисовать, мама говорит, что это случилось, когда не стало отца, мне было десять лет.

Рисовала я так часто и так много, что соседка, обитавшая в доме напротив, постоянно твердила, что надо обязательно поступать в художественный лицей, но школьный преподаватель рисования, завидев мои рисунки, скуксился и рекомендовал сконцентрироваться на чём-то другом. К тому же он добавил ту самую фразу, плотно осевшую в голове: “Всё равно знаменитые художники всегда только мужчины, статистика неумолима.” Я посмотрела на только что созданный рисунок: цветочный орнамент, из которого выглядывали морды медведей и волков. Рисовать хотелось часто, особенно когда грудь словно тисками сжимала тоска, я брала карандаш и рисовала до тех пор, пока не отпускало, тиски не разжимались. Порой это длилось десять минут, а иногда целый час.

Но сегодня не помогал даже рисунок, тревога закручивала всё внутри плотным узлом, и мне словно не хватало воздуха, становилось сложно дышать. Долгое время я связывала эту свою внутреннюю тоску с уходом отца, потом с уходом бабушки, но даже сейчас, уже переварив, как мне кажется, уход обоих, я по-прежнему ощущала её внутри.

Это было такое тотальное абсолютное одиночество, невыносимая боль. Когда не помогало совсем ничего, я просто ложилась и ждала, пока пройдёт.

Что я и сделала. Легла на скамейку и закрыла глаза.

С этими приступами я даже отправилась к психологу, и тот сказал, что у меня, пожалуй, экзистенциальный кризис, и что совершенно нормально для моего возраста, ведь мне почти тридцать три. Я старалась делать всё, чтобы чувствовать эту непонятную тоску как можно реже: старалась заполнить каждый вечер какой-то активностью.

По понедельникам ходила на керамику, по вторникам на скалолазание в специальный зал, по средам – на зумбу, четверги обычно оставляла свободными для внезапных свиданий или аперитивов, а если не удавалось, шла опять в тренажёрный зал. По пятницам я делала всё возможное, чтобы вернуться на остров, а если не уезжала, то занимала себя выставками, театрами или встречами с друзьями. Друзья, конечно, это громко сказано, у меня была единственная по-настоящему верная подруга. Зое.

Я потёрла отцовские часы с двумя циферблатами. Первый показывал время сейчас, а стрелки второго – время, когда сердце отца остановилось. Сжав губы, я попыталась отогнать привычные назойливые мысли и чувства вины. Их было два: первое, что я не успела попрощаться с бабушкой, второе – чувство вины в смерти отца.

***

Месяц до этого…

Милан кружил Таису в хаотичном водовороте повседневности.

Подъём.

Быстрый завтрак.

Офис.

Обед перед компьютером.

Курсы или тренажёрный зал.

Отбой.

И так каждый день. В этот раз ей казалось, что дни пробегают ещё быстрее, чем раньше. Она не успевала опомниться, как вечерело. В какой-то момент Таиса не поверила, что наступила суббота.

«С ума сойти, я ведь не звонила домой целую неделю…».

Она набрала номер мамы, но та не отвечала, позвонила брату, но и тот не взял трубку. Таиса занялась уборкой, но на сердце было неспокойно, она наводила порядок, но не переставала заглядывать в сообщения на телефоне, проверять, ответила ли мама. Не выдержав, Таиса перезвонила, и, наконец, мама ответила. Её голос был напряжённым и каким-то чужим.

– Мама? Всё хорошо?

В ответ раздался глубокий вздох:

– Бабушка совсем слаба, вызвали скорую…

Таисино сердце заколотилось сильно-сильно, а ладошки мгновенно вспотели.

– Что с ней?

Мама опять вздохнула, объяснила, что у бабушки резко понизилось давление и заболело сердце.

– Ну что ты хочешь, возраст…

– Может мне приехать? – вырвалось у Таисы, но она тотчас цокнула, – ёлки, у меня в понедельник утром очень важное собрание, презентация перед главным начальником, завтра буду готовиться…и

– Не переживай, мы же здесь, рядом с ней.

– Можно мне с ней поговорить?

– Она спит, не волнуйся, занимайся своими делами, если ей станет хуже, я напишу.

Вечером Таиса отправилась к подруге, а воскресенье посвятила презентации. То и дело она возвращалась мыслями к бабушке, писала сообщение маме, и та уверяла, что состояние у неё стабильное.

Понедельник принёс с собой обычный водоворот, при котором к вечеру забываешь обо всем на свете. Вся неделя прошла у Таисы на автомате, она всё хотела купить билеты домой, но на неё навалилась работа, новые дедлайны. Она думала пойти к начальнику и попросить пару дней отпуска, но работы было до того много, что Таиса робела. К тому же прямо сейчас решался вопрос о повышении, и Таиса во всю старалась, чтобы повысили именно её.

Но когда наступила среда и мама написала, что бабушке хуже, она не встаёт с кровати, Таиса отправилась к начальнику. Тот вошел в положение, сказал, что после той важной презентации она, конечно, может ехать и даже остаться до понедельника.

Довольная, Таиса купила билеты на завтрашний день, вернулась после офиса домой собирать вещи и… получила то самое сообщение, от которого замерло всё внутри.

Она быстро перезвонила, а потом… всё было как в тумане. Она собирает чемодан, едет домой и единственная мысль, которая пульсирует в голове: «Я опоздала».

Таиса еле сдерживалась, чтобы не надавать себе самой пощёчин, она ехала, по щекам текли слёзы, она сжимала челюсти, кулаки, поджимала губы, впиваясь в ладони ногтями, ей так хотелось сделать себе больно.

Почему она не поехала раньше? Чувство вины ложилось на сердце холодной мерзкой тяжестью, всё внутри каменело и в голове стучало: «Я пропустила её смерть».

Когда Таиса добралась до дома и увидела неподвижное тело бабушки, первое, что ей хотелось сделать, – это подбежать, обнять, поцеловать в морщинистую щёку и нежно прошептать: «Просыпайся, бабуся». Таиса не могла поверить, что её неподвижность не временна, а навсегда, что то, что она лежит сейчас посредине комнаты, не означает, что потом бабушка встанет. Это и правда означает конец.

Настоящий конец.

«Бабушка, родная, моя самая любимая». Таиса стояла и тихо рыдала, внезапно она стала по-настоящему взрослой, потому что ушел тот, для кого она была всегда самой маленькой и беспомощной.

Всё то, что было потом: похороны, поминки, происходило фоном, Таиса просто смотрела, просто кивала, что-то отвечала, всё это время думая о том, что она никогда не простит себе того, что не смогла оказаться у её кровати и провести с ней последние несколько часов. Таиса не смогла попрощаться с человеком, который посвятил ей свою жизнь.

***

Раздался громкий голос, приглашающий пассажиров спуститься на парковку и приготовиться к тому, чтобы покинуть паром. Я смахнула слезу от накатившихся на меня воспоминаний и спустилась на нижнюю палубу.

Вдалеке замелькала башня Портоферрайо, главного порта острова Эльба.

Момент, когда машина покидала паром, был особенным, он означал смену реальности. Паром становился волшебным порталом: вжууууух! – и ты в другом мире.

Я выехала наружу, открыла окошко машины и глотнула любимый воздух всем своим естеством, чувствовала, как он заходит внутрь, как наполняет лёгкие ощущением свободы. Дорога вилась вдоль холмов, проходя сквозь крохотные рыбацкие деревушки, и всё время пути блестящая морская полоска радовала взгляд там, внизу. Я жадно дышала и всё никак не могла надышаться, смотрела на пронзительное лазурное небо и синее море и всё никак не могла наглядеться. Лишь приезжая домой, я понимала, насколько миланский воздух плох, а небо тускло.

Вскоре передо мной раскинулся любимый залив Влюбленных, и постепенно дорога спустилась вниз, к родному городку Кополивьери.

Не доезжая до самого центра, я остановилась у большого молочного дома с сиреневыми ставнями. Когда летом зацветёт бугенвиллея, весь фасад заполнится коралловым цветением, создавая волшебство. Остановившись у ворот, я вышла из машины и нажала на звонок, потому что опять забыла ключи. Ворота бесшумно открылись, и я въехала во двор, припарковав свой белый фиат у края лужайки.

Вот оно, родное сердцу место, где я родилась и выросла. Двор в несколько домов окаймлял просторный сад. В центральной постройке жила мама и когда-то бабушка, а ещё раньше, и папа. В небольшом голубом доме рядом жил брат. Это было предложение мамы, зачем, сказала она ему, тратить деньги на аренду, если здесь столько места. Брату было почти тридцать, он работал в местном банке, встречался с местной девушкой и, похоже, был абсолютно счастлив. Вроде бы мама говорила, что он планирует жениться.

– Неужели у меня будут внуки, – радовалась мама, стараясь не смотреть мне в глаза.

Возле раскидистой вековой магнолии в центре двора, на деревянной скамеечке обычно сидела бабушка и грелась на солнышке.