Поход за миром

Кай был не просто правителем. Он был магом, одним из немногих, кто сохранил крупицы истинных знаний в Нидусе. Его магия была тяжелой, мощной, способной передвигать камни и разрушать преграды, но она не могла воскресить Древо. Он пытался. Сотни раз. Он отдавал ему свою собственную кровь, свою жизненную силу. Он читал древние свитки, которые едва держались от ветхости, в надежде найти хоть одну строчку, способную дать ответ. Он знал, что магический баланс Нидуса нарушен. Что-то высасывало жизнь из его мира, из его дерева. Он чувствовал это каждой клеткой своего существа.

Его детство было ничем не отличалось от детства других нидусцев: голод, холод, бесконечный труд в шахтах, где добывали гниющий уголь для отопления. Он видел, как его мать, ещё молодая женщина, состарилась за несколько лет, как её тело скрючилось от работы, как она кашляла пылью, пока не задохнулась. Он видел, как его младший брат, слабый и болезненный, ушёл во сне, просто потому что на него не хватало еды и тепла. Эти потери не сломили Кая. Они закалили его. Они превратили его скорбь в решимость, его боль – в движущую силу. Он клялся, что его народ не будет больше страдать.

Он стал магом не по книгам, а по интуиции и отчаянию. Первые искры его силы проявились, когда он, будучи ещё мальчишкой, попытался разогреть остывший котелок с полупустой похлёбкой для своей умирающей матери. Он чувствовал, как энергия течёт через него, но не осознавал её. Позже, когда он видел, как обрушивается потолок в шахте, он инстинктивно выставил вперёд руку, и камни, едва не придавившие его товарища, замедлились, дав время отскочить. Постепенно, методом проб и ошибок, он научился управлять этой силой. Он мог толкать, тянуть, удерживать. Но он не мог создавать. Не мог созидать. Нидусская магия была магией разрушения и выживания.

Кай не верил в лёгкие пути или быстрые решения. Он верил в упорный труд, в выносливость, в силу воли. Он был строг со своей немногочисленной гвардией, которую сам же и обучил. Каждый из них был как Кай – выживший, закалённый, преданный своему Монарху и своим людям. Он требовал от себя больше, чем от кого-либо другого. Его кожа была грубой от мозолей, его руки – сильными, его глаза – всегда настороже.

Сегодня его день начался не с восхода, которого здесь почти не было, а с того же глухого стона Древа Страдания. Кай стоял перед ним, его магическое чутьё кричало об усилении дисбаланса. Древо увядало быстрее. Оно не просто медленно умирало, оно отдавало эту жизнь куда-то. Он опустился на колени, прислонив ладонь к шершавому стволу.

–Терпи, древний. Мы найдем способ. Я клянусь. – прошептал Кай. Его голос был хриплым, глубоким, словно шёпот ветра в разрушенной пещере. И он был полон боли. Рядом с ним склонился его верный советник и старый друг, Хакён – ещё один из выживших, чья мудрость проявлялась в способности молчать, когда Кай нуждался в мыслях, и говорить, когда это было необходимо.

–Дерево стонет громче, Монарх, – произнёс Хакён. – И болезнь наша усиливается. У многих уже нет сил даже работать в шахтах.

Кай сжал кулаки. Он знал.

–Я чувствую это, – ответил Кай, отстраняясь от Древа. – Истощение усиливается. Эта… эта проклятая сила, что высасывает жизнь из нашего мира, она стала сильнее.– Он посмотрел на чёрное, дождливое небо Нидуса.

–Нам нужно искать источник, – голос Кая был твёрд. – Мы посылали разведчиков дальше, чем когда-либо. Один вернулся. Он был безумен, но говорил о… свете. О странном свете далеко на востоке.– Кай усмехнулся. Уголки его губ дернулись в жестокой гримасе. -Свет. Как будто у нас есть что-то, кроме тьмы. Но если этот свет – источник нашего несчастья…– Он посмотрел на свою гвардию, на людей, которые были его последней надеждой. -Мы пойдём на восток. Мы найдём причину нашего бедствия. И мы вырвем её с корнем. Пусть даже для этого придётся идти на свет.– Его глаза горели неистовой, тёмной силой. Для него это было не приключение, не разведка. Это была очередная отчаянная битва за выживание его народа. И он был готов заплатить любую цену.

Глава 5

Жизнь в Нидусе не оставляла места для сантиментов. Каждый день был борьбой, каждый выживший – подтверждением железной воли Кая. Его правление не было основано на любви народа или харизме; оно строилось на жёсткой дисциплине, прагматизме и абсолютной вере в то, что его решения, какими бы суровыми они ни казались, были единственным путём к выживанию.

Кай не терпим к слабости, но никогда не проявлял жестокости без причины. Его наказания были быстрыми и действенными, но они всегда имели цель: укрепить общину, предотвратить хаос, заставить каждого выложиться на пределе возможностей. Если кто-то крал еду, то его не просто наказывали, его заставляли работать в два раза больше, чтобы вернуть украденное, а потом делиться избытком с тем, у кого он украл. Больных не оставляли умирать; их изолировали, и сам Кай, используя скудные знания древних трав, пытался помочь им. Он понимал, что каждая жизнь важна.

Одним из главных кошмаров Кая было внутреннее разложение. Едкая пыль, постоянная боль, и скудная пища были благодатной почвой для отчаяния и внутренних распрей. Он внедрил систему жесточайшего доносительства и всеобщего контроля, потому что доверял только себе и нескольким самым близким соратникам. Никто не мог быть уверен в соседе, но все были уверены в Кае, который был готов применять свою силу, чтобы поддерживать порядок. Это была цена их выживания.

Каждое утро, перед тем как жители Нидуса спускались в темные и опасные шахты, Кай появлялся на центральной площади. Его фигура, высокая и суровая, казалась высеченной из сумрака. Он не произносил пламенных речей; его слова были краткими, чёткими и порой жестокими.

–Сегодня мы выбьем из камня больше, чем вчера. Каждый дополнительный кусок угля – это тепло для наших детей. Каждое зёрнышко – это ещё один день жизни. Древо стонет. Мы не можем расслабляться.– Люди смотрели на него без любви, но с глубоким, инстинктивным уважением. Они знали, что Кай никогда не требовал того, чего не делал сам. Он сам спускался в самые опасные забои, сам рисковал своей жизнью в разведках, сам делил с ними последний кусок хлеба. Он был их страданием и их надеждой, воплощенной в одном человеке.

Магия Кая была грубой, но эффективной. Он мог обвалить тоннель, чтобы запечатать проход, или, наоборот, расколоть скалу, чтобы открыть новый проход. Его руки, покрытые мозолями, могли сжать камень так, что из него выходил сок. Он использовал свою силу не для украшения, а для выживания. Его магия была как сам Нидус: суровая, выжженная, но очень сильная. Каждый раз, когда он использовал магию, он чувствовал, как крупицы жизни покидают его. Но он не переставал. Он должен был.

Годы поисков способа возродить свое Древо Страдания не принесли результатов. Записи были обрывочны, знания о мире за пределами Нидуса почти отсутствовали. Все легенды, которые доходили до них, говорили о неких Землях Света, расположенных где-то далеко на поверхности, но Кай считал их не более чем детскими сказками. Однако последние события, усиление стонов Древа и рассказ безумного разведчика о светящейся дали, заставили его пересмотреть свои убеждения.

–Если это не сказки, то это враг. – решил Кай. В его мире не было места для нейтралитета. Либо ты жертва, либо хищник. И Нидус слишком долго был жертвой.

Его гвардия, полтора десятка крепких, покрытых шрамами мужчин и женщин, была его продолжением. Их лица были так же суровы, как и его, их движения – резки и эффективны. Они жили по его правилам, веря в него абсолютно. Многие из них были сиротами по вине этой жестокой жизни, и Кай был для них всем. Они не знали никого, кто мог бы отдать им столько, сколько этот человек, что требовал всего.

Подготовка к экспедиции на восток была молчаливой и быстрой. Каждый знал свою роль. Кай лично проверял снаряжение: крепкие верёвки, острые клинки, сухие пайки, вода, запрятанные в кожаных флягах. Он не верил в удачу; он верил в подготовку.

–Мы идём туда, откуда нет возврата, – сказал он им, глядя в лица своим воинам. – Но если нам суждено погибнуть, пусть это будет на пути к спасению Нидуса!– Они молча кивнули. Их глаза горели той же мрачной, неукротимой решимостью, что и у него.

Наконец, настал день их выступления. Свинцовое небо нагнетало мрак. Последний взгляд Кая упал на почти мертвое Древо Страдания. Оно ещё больше пожухло за последние дни. Даже его корни, казалось, уходили глубже в землю, пытаясь найти хоть каплю жизни.

–Скоро, древний, – прошептал Кай, и этот шёпот был исполнен неистовой, почти осязаемой силы. – Скоро я найду то, что тебя убивает. И тогда… тогда жизнь вернётся в Нидус. Я клянусь.

Отряд скрылся в лабиринте узких ущелий, ведущих на восток, в сторону той смутной, пугающей дали, о которой говорил безумный разведчик. Для жителей Нидуса это был обычный день. Они не знали, что их Монарх отправился на поиски света, который был корнем их тьмы. И что их будущее зависело от того, сможет ли Кай уничтожить этот свет.

Глава 6

Утро первого дня похода выдалось необычайно… обычным. За Золотыми Воротами Аквита не было ни сияющей пыльцы, ни сладкого аромата. Воздух был просто воздухом – свежим, чистым, но совершенно лишённым привычной жизнерадостности. Для Эрика это было сродни пробуждению в чужом, хоть и весьма приятном, доме. Ему отчаянно хотелось, чтобы солнце засветило ярче, чтобы птицы запели свою обычную хвалебную песнь Аквиту, но природа, казалось, решила взять выходной от всеобщего веселья.

Отряд Номер Три состоял из четырёх рыцарей и двух магов леса. Помимо Киры и Эрика, это были: рыцарь Геральд, известный своей непобедимой улыбкой и любовью к цветам (он даже свой шлем украшал ромашками), рыцарь Лиам, огромный, но добродушный увалень, который предпочитал мирно жевать росток клевера, чем махать мечом, и рыцарь Селина, чья броня сверкала ярче всех, потому что она протирала её до безупречного блеска каждые пять минут. Второй маг леса, господин Уоррен, был таким же старым и мудрым, как Торн, но без его жизнерадостных усов. Он был невозмутим, словно старый пень, и говорил так редко, что если он что-то и произносил, то это считалось событием.

Кира шла впереди, её алая коса развевалась на ветру. Она была полна энергии, будто выпила утреннюю росу прямо из центральной фонтанной чаши. Эрика её бодрость откровенно утомляла. Он плелся в самом конце, постоянно спотыкаясь о свои же ноги и подтягивая сползающий рюкзак, доверху набитый травами, свитками и приборами для измерения влажности мха.

–Погода что-то… обычная сегодня, не находите? – весело произнёс рыцарь Геральд, пытаясь расцвести ромашками на своём шлеме, но они как-то вяло держались.

–И трава какая-то… просто зелёная, – добавил Лиам, с подозрением жуя клевер. – Не такой уж и ярко-зелёный, как у нас в Аквите.

–Зато без пыли! – бодро откликнулась Селина, протирая наплечник до ослепительного блеска. – И доспехи меньше пачкаются!

Эрик же чувствовал, что что-то не так с окружающим лесом. Он был обычным, да, но не в этом дело. Каждое дерево, каждый куст в Аквите источал своего рода мягкую, пульсирующую энергию, подпитываемую тем, что излучало Древо Света. Здесь же, за воротами, лес был… просто лесом. Деревья были деревьями, птицы – птицами. Никакого волшебства. Это было непривычно. Его магия, к которой он привык как к дыханию, казалось, стала тяжелее. Ему действительно приходилось прилагать усилия, чтобы поддерживать даже самые простые заклинания, вроде того, чтобы не споткнуться в очередной раз. Ему уже хотелось обратно в библиотеку, где всё было предсказуемо и понятно.

Они шли уже несколько часов, когда Кира, возглавлявшая отряд, внезапно остановилась.

–Привал! – прогремел её голос. Отряд облегчённо вздохнул. Для некоторых рыцарей, привыкших к прогулкам по залитым цветами паркам, даже несколько часов по лесу казались марафоном. Эрик тут же плюхнулся на ближайший валун, чувствуя, как его ноги гудят. Он начал искать в своём рюкзаке успокаивающий травяной чай.

–О, Эрик! Ты как раз вовремя!– Кира уже стояла над ним, её лицо сияло. – Решено! Ты отвечаешь за костёр! А ты же умеешь их магически разжигать, верно?– Эрику внезапно захотелось сбежать. Он, конечно, умел. Но магически… это всегда было так затратно. И непредсказуемо. Ему больше нравилось разжигать их обычным способом, с помощью трута и огнива, в тишине и покое.

–Я… я могу попробовать. Но для этого нужна… концентрация, – пробормотал он.

–Отлично! Концентрация – это то, что нам нужно! – Кира уже отвернулась, давая указания рыцарям.

Кира была в своей стихии. Она умело распределяла задачи: Лиам и Геральд отправились собирать хворост, Селина занялась организацией санитарной зоны (чему Эрик был несказанно рад). Она же начала осматривать местность, выискивая наилучшую точку для наблюдения. Её движения были быстры и энергичны, она явно наслаждалась даже такими рутинными вещами, как установка лагеря.

Эрик же сосредоточился на костре. Он нашёл несколько сухих веток, сложил их пирамидкой. Призвав магию, он попытался вызвать искру. Но вместо привычного тепла, исходящего от его рук, он почувствовал, как сила утекает, словно вода сквозь пальцы. Несколько попыток. Ничего. К его удивлению, даже его обычно безотказные “согревающие руки” – простенькое заклинание для поддержания комфортной температуры, да и то теперь работало еле-еле.

–Что-то не так. – пробормотал он вслух, чувствуя нарастающую панику.

–Что-то не так? Эрик, ты же не пытаешься разжечь костёр улыбкой? – спросила Кира, вернувшись и весело поглядев на него. – Просто сосредоточься! Это же твоя родная стихия!

Эрик тяжело вздохнул. Его магия, привыкшая к постоянной подпитке из окружающей среды Аквита, здесь, за его пределами, вела себя капризно. Она требовала усилий, прямо как в учебниках! Это было так непривычно, так… утомительно!

–Я… я думаю, здесь… мало энергии. Лесной. – заикаясь, объяснил он. Кира, недолго думая, хлопнула его по плечу так, что Эрик едва не опрокинул готовую горку хвороста.

–Ничего! Значит, по старинке! Лиам, Геральд! Несите трут и огниво! Эрику нужно вдохновение!– В итоге костёр был разведён традиционным способом, что наполнило Эрика чувством глубокой неудачи. Как он мог не справиться с такой простой задачей? Неужели он так плох?

Наступал вечер. Дым от костра поднимался в небо, и Эрик, который никогда не сталкивался с дымом так близко, начал кашлять. Это было неприятно. Очень неприятно. И никто не чихал розовыми конфетти. Рыцари, привыкшие к безупречной чистоте Аквита, уже начали ворчать по поводу комаров, которые, оказывается, существовали за пределами города. И на неудобные камни, и на отсутствие ласкового, вечного ветерка, который обычно обдувал их в Аквите.

–Кажется, здесь… комары более… настоящие. – пробормотал Эрик, пытаясь отогнать особо наглого комара.

–Зато они напоминают о себе, не так ли? Чтобы мы не забывали, что мы живы! – весело ответила Кира, хлопнув себя по щеке. Эрик не понимал, как можно радоваться, когда тебя кусают.

Первая ночь вне Аквита была холодной. Эрик не мог уснуть. Он ворочался на жёсткой земле, которая совсем не походила на удобные перины в его доме. Он думал о библиотеке, о своих мхах, о чае из лепестков роз. И о золотистой пыльце, которая, казалось, обволакивала его с рождения. Он чувствовал её отсутствие. Ему было не по себе. Мир за пределами Аквита был таким… неудобным. И совсем не волшебным.

–Нужно больше света в лесу.– прошептал он, и его глаза, привыкшие к сиянию города, с трудом различали тени. Эрик отчаянно пытался создать световую сферу, но его руки лишь слабо мерцали, и он чувствовал, как энергия иссякает.

Вдруг он услышал тихий скрип. Затем ещё один. Он прищурился, пытаясь рассмотреть что-то в темноте. Это был рыцарь Селина. Она сидела, прислонившись к дереву, и тихонько всхлипывала. Её доспехи, которые днём сияли до безупречного блеска, теперь были покрыты тонким слоем пыли, и она выглядела очень несчастной. Она не заметила Эрика.

–Моя броня… она такая… грязная, – прошептала она, её голос был полон отчаяния. – И мои волосы… они больше не кажутся такими сияющими…

Эрик быстро отвернулся. Это было неловко. Очень. Он никогда не видел, чтобы кто-то в Аквите плакал. Это было так… неправильно. Ведь в Аквите все всегда были счастливы.

Глава 7

Второй день пути начался для Эрика с такого же невыносимого дискомфорта, как и первый. Его спальный мешок был слишком жёстким, еда – слишком пресной, а утренняя роса – слишком холодной. Он уже не чувствовал той лёгкой головной боли, что накануне, но вместо неё пришло ощущение общей апатии и какой-то тоскливой пустоты, словно его внутренний источник счастья понемногу иссякал. Рыцари, отмывшие свои доспехи, выглядели чуть бодрее, но от их привычного сияния словно откололся кусочек. Лицо Селины, несмотря на все её попытки натереть доспехи до блеска, выглядело осунувшимся, как будто она так и не сомкнула глаз. Единственный позитив – хотя бы никто не просил её снова чихать розовыми конфетти.

Они продолжили свой путь по, казалось бы, бесконечному лесу. Эрик шёл понуро, пытаясь сосредоточиться на своих мыслях, а не на гудении в ногах. Он чувствовал, что его магия отказывает всё явственнее. Даже самый простенький «Зелёный Шёпот», которым он обычно приветствовал растения, теперь вызывал лишь лёгкое покачивание травы вместо полноценного ответа. Он начал подозревать, что вне Аквита магия работает совсем по-другому, требуя истинной силы и сосредоточенности, а не просто привычной подпитки от Древа. Это выводило его из себя, он так хотел привычной лёгкости.

Примерно к полудню, когда отряд остановился на короткий перекус – весьма скудный, по меркам аквитцев, состоящий из сухой галеты и глотка воды – воздух внезапно наполнился напряжением. Неприятным, незнакомым напряжением, от которого в жилах стыла кровь. Воробьи, весело перебиравшие крылышками в ветвях, внезапно затихли. Лес вокруг словно замер. Лиам, ранее мирно жевавший свою галету, вдруг поперхнулся, подавившись воздухом.

–Что это? – прошептал он, его обычно добродушное лицо побледнело. Эрик, чьи чувства к природе были обострены, ощутил исходящую откуда-то очень близко мощную, но необъяснимую ауру. Это была не магия, которую он знал, а что-то древнее, дикое. И очень, очень голодное. Кира, стоявшая на страже, неожиданно напряглась. Её рука инстинктивно легла на рукоять меча.

–Тихо! – её голос был низким, предупреждающим, лишенным обычной весёлости, но наполненным стальной решимостью.

Из густых зарослей, что окружали их небольшой привал, донёсся утробный, низкий рык, от которого задрожала земля. Он не был злым, скорее… требующим, но его мощь была такова, что рыцари Аквита, привыкшие лишь тренироваться с манекенами, побледнели.

–Что это?!– вскрикнул Геральд, его ромашки на шлеме завяли от страха, а сам он, похоже, забыл, как дышать. – Это не похоже на… на цветочных медведей! Они хоть мёд приносят!

–Это очень похоже на… на насилие! – прошептала Селина, её доспехи упали и покрылись толстым слоем чего-то липкого, похожего на страх.

Рык повторился, ближе, громче. Затем ветви кустов распахнулись, и на поляну вышел… пес. Это был огромный, лохматый зверь, размером с небольшого пони, с серой, жёсткой шерстью, умными, но очень голодными глазами, и огромными, мощными лапами. Он был не агрессивен, просто… очень голоден. А рыцари отчётливо пахли едой – той самой скудной галетой, которую они ели, и которую теперь Лиам выронил от ужаса. Пёс, в общем-то, не был ужасен, если смотреть на него без паники. Но аквитским рыцарям было всё равно. Для них он был воплощением всех их самых страшных кошмаров.

–Чудовище!– заорал Геральд, его голос сорвался на фальцет.

–О, нет! Мои доспехи! – всхлипнула Селина, хотя именно она осталась с Кирой, но её рыцарские инстинкты боролись с паникой. Лиам, огромный увалень, внезапно побледнел до зелени клевера, который он только что выплюнул.

–БЕЖИМ! – закричал кто-то, и это был рыцарь, который только вчера рассуждал о славе и доблести. Он даже не дождался, пока его крик долетит до ушей остальных.

И рыцари, те самые храбрые воины Аквита, которые так гордились своей отвагой и блеском доспехов, развернулись и… побежали. В панике. В разные стороны. Бросив свои пайки, свои натёртые до блеска доспехи, свои рыцарские клятвы, и забыв даже свои прекрасно уложенные прически. Геральд споткнулся о корень дерева, едва не лишившись шлема с завядшими ромашками. Лиам чуть не врезался в него, забыв все свои уроки этикета. А самый доблестный из них, чьё имя мы по тактическим соображениям умолчим, бросил меч и бежал с такой целеустремлённостью, словно за ним гнался не один пёс, а целая армия злобных, зубастых кроликов. Даже старый маг Уоррен – который, как мы помним, был невозмутим, словно старый пень – быстро и бесшумно растворился в чаще. Эрик, кажется, видел за ним лишь облачко пыли, которое растворилось в воздухе быстрее, чем обычная мысль о чем-то неприятном в Аквите.

На поляне остались только Кира, Селина, Эрик и рычащий зверь. Эрик, по природе своей трусливый, сначала замер, парализованный страхом. Его сердце колотилось, как бешеное. Он ожидал, что Кира тоже убежит. Или хотя бы Селина. Но нет. Селина, хоть и дрожала, как лист на ветру, и её глаза были широко распахнуты от ужаса, всё же стояла. Кира не сдвинулась с места. Её меч был вынут из ножен, и его сталь тускло поблескивала в полумраке леса. Она не произнесла ни слова. Её голубые глаза, обычно сияющие весельем, были серьёзными, сосредоточенными. Её тело было напряжено, но не от страха, а от готовности к действию. Она была воплощением той алой стали, о которой думали про неё. Огромный лесной пёс, видя такую эпичную панику со стороны храбрых воинов, несколько оторопел, а затем, словно привыкший к таким ситуациям и понявший, что его тут никто драться не собирается, спокойно подошёл к брошенным пайкам и начал обнюхивать их. Он был всего лишь голоден.

Кира сделала шаг вперёд.

–Стой! – прошептал Эрик, очнувшись. Его страх всё ещё был с ним, но решимость Киры почему-то приглушила его. – Он… он просто голоден!

Кира не свернула. Она внимательно наблюдала за псом. Затем, медленно, она опустила меч.

–Вы правы, Эрик, – прозвучал её голос, спокойный и ясный. – Он просто ищет еду. Наши бравые рыцари, похоже, решили, что их ужин настолько важен, что за него можно и… побегать. -В её голосе прозвучала нотка, которую Эрик никогда раньше не слышал от Киры. Не насмешка. Скорее, глубокое, усталое разочарование. Она осторожно достала свой паёк, кинула его на землю. Пёс, подняв голову, недоверчиво посмотрел сначала на неё, затем на паёк. Он шумно втянул воздух, запах пищи был слишком силён. Затем он осторожно подошёл к пайку, аккуратно взял его в пасть и, не отрывая взгляд от Киры, медленно отошёл обратно в заросли. Большой лесной пёс исчез так же бесшумно, как и появился, оставив после себя лишь запах псины и глубокую тишину.

На поляне воцарилась тишина. Эрик, всё ещё дрожащий, смотрел на Киру. И на Селину, которая медленно начала оттирать свои доспехи, словно это могло стереть позор. Кира стояла там, одна, спокойная, с оружием в руке, в то время как её соратники-рыцари разбежались, словно стадо оленьчиков.

–Вы… вы…– пробормотал Эрик, не находя слов. Кира убрала меч в ножны. На её лице появилась та самая улыбка, но она была уже другой – не просто весёлой, а полной глубокого понимания и какой-то… грустной иронии.

–Ну что ж. – сказала она, глядя в сторону, куда исчезли доблестные сбежавшие. – Похоже, нам троим придётся пойти их искать. Ведь мы же команда, верно? Пусть и слегка… поредевшая. -Она жестом указала на грязные доспехи Селины.

–И, Селина, кажется, кое-кто забыл об идеальном блеске доспехов.– Селина всхлипнула и застыла. Эрик кивнул. Он всё ещё был напуган, но рядом с этой девушкой, которая не свернула ни перед диким зверем, ни перед трусостью своих товарищей, он чувствовал себя… чуть менее трусливым. Его взгляд невольно задержался на том, как Кира легко, одним движением, отёрла свой меч.

Это было первое настоящее испытание. И Эрик понял, что Аквит совсем не готов к миру за его воротами.

Глава 8

Путь на восток из Нидуса был таким же мрачным и бескомпромиссным, как и сам город. Здесь не было ни цветов, ни журчащих ручьёв, ни уютных троп. Только искорёженная земля, завалы острых камней, чахлые, мёртвые деревья, которые, казалось, тянулись к свинцовому небу, моля о конце. Воздух был холоден, пропитан запахом сырости и гнили, а тяжёлое небо постоянно грозило дождем, который здесь всегда был не очищающим ливнем, а грязной, ледяной моросью.

Отряд Кая состоял из десяти лучших воинов Нидуса – мужчин и женщин, чьи лица были изборождены шрамами битв и лишений. Они были молчаливы и эффективны, двигаясь сквозь мрак с отточенной годами привычкой к выживанию. Их оружие было простым, но смертоносным: тяжёлые топоры для рубки камня, острые кинжалы, сделанные из обломков металла, прочных, как их воля.