Королева моды: Нерассказанная история Марии-Антуанетты

После двух часов подготовки дофина, чья хрупкая фигура утопала в этом зрелищном наряде, присоединилась к королевской семье, чтобы отправиться в часовню. Это было не просто свадебное торжество, а настоящий спектакль; огромная толпа теснилась в Большой галерее, ныне известной как Галерея зеркал. С одной стороны, в первом ряду тщательно отобранной публики были заботливо размещены титулованные дамы, по строгому протоколу одетые в роскошные наряды из дорогих тканей: парчи, блестящих и цветочных материй, украшенных бриллиантами и изящными металлическими кружевами. Людовик-Август был одет не в сатиновый церемониальный наряд, как его изображают в фильмах, а в костюм ордена Святого Духа, учрежденного Генрихом III. Этот наряд почти не изменился с конца XVI века. Дофин, в шляпе с пером, камзоле, объемных кюлотах и накидке из золоченой ткани, украшенной бриллиантами, в шелковых чулках и белых туфлях на красных каблуках, с голубой лентой на груди, возглавил процессию, держа молодую супругу за руку. Людовик XV был в костюме из вишневого бархата, расшитого золотом, с украшениями из бриллиантов, голубая лента, закрепленная на эполетах с полихромными драгоценными камнями, перехвачена звездой ордена Святого Духа и орденом Золотого Руна с особенно ярким синим бриллиантом. Его сопровождали Мадам, три его дочери, очень элегантные в роскошных нарядах. Однако, по мнению одной английской дамы, Аделаиду, наиболее красивую из дочерей, можно было считать уже утратившей свою привлекательность. За ними следовали сдержанный граф Прованский, вечно беспечный граф д’Артуа, старшая из сестер, немного полноватая принцесса Клотильда, известная как «Большая мадам», в платье, усыпанном жемчугом. Затем шли принцы и принцессы крови в церемониальных торжественных одеждах. Очевидно, все взгляды были устремлены на дофину, блиставшую в серебряном платье. Согласно очевидцам, она казалась молодой и хрупкой, ее описывали как «довольно красивую, маленькую и утонченную» [8]. Или «вот точный портрет мадам дофины. Она пропорционального для ее возраста роста, худощавая, но не иссохшая, как и выглядит девушка, которая еще не сформировалась» [9]. В целом все рассказы схожи. Однако свидетельство английской леди, герцогини Нортумберленд, интригует. Она отмечает ее детское личико и два мелких несоответствия: «Она очень маленькая и хрупкая. Я бы не дала ей больше 12 лет. Она симпатичная, с заметными рубцами от оспы, ее платье слишком узкое, что позволяло между двумя красивыми бриллиантовыми каймами сзади видеть шнуровку, что производило очень плохое впечатление» [10].

Эти легкие рубцы упоминаются только в рассказе Розали Ламорльер [11], последней служанки королевы в Консьержери, которая описывает их как «почти незаметные»; таким образом, наблюдения английской герцогини спустя 23 года нашли свое подтверждение. Но еще более удивительно то, что проницательная леди – единственная, кто замечает узость платья, что помогает прояснить последующий эпизод. В это время в переполненной королевской капелле роскошно одетая толпа теснилась на скамьях в богатых вышитых одеждах. Сначала обменялись клятвами, затем – кольцами: дофин покраснел до корней волос, а дофина не проявила ни малейшего следа застенчивости. Отслужили мессу. Бумаги были подписаны, подпись неловкой невесты легла кривой линией – теперь они официально стали мужем и женой. Вечером, под экзотическую музыку французской гвардии, одетой в турецкие костюмы, королевский кортеж направился в новейший оперный театр через великолепно украшенную северную галерею. По периметру стояли стражи в голубых, красных и белых мундирах, украшенных серебряными галунами и традиционными швейцарскими лентами, ярких штанах и шляпах с перьями; в руках они держали традиционные алебарды. Убранный со вкусом огромный театр был освещен множеством свечей и переполнен людьми в искрившихся роскошных нарядах – все это сливалось в едином великолепии спектакля, посвященного публичному ужину королевской семьи.

В Королевском театре

Сегодня, посещая спектакль в ложах этого великолепного зала, мы с трудом представляем себе, как женщины того времени умещались там в своих громоздких нарядах. Становится понятнее, почему Мария-Антуанетта написала своим подругам детства, Луизе и Шарлотте Гессен-Дармштадтским, записку: «Прошу вас не наряжаться слишком пышно, так как моя ложа очень тесна». Хотя, конечно, она была просторнее, чем у остальных.

На искусно устроенном партере был накрыт роскошный стол на 22 человека, мимо которого протекал нескончаемый поток любопытных зрителей. Оркестр из 80 музыкантов задавал атмосферу. Людовик XV излучал блаженство, очаровательная дофина улыбалась, само совершенство; по словам некоторых, дофин переел, по словам других, у него испортился аппетит. Кому верить? Перед отходом ко сну, после церемонии освящения супружеской постели, жених принял ночную рубашку из рук своего дедушки, дофина – из рук Марии-Аделаиды де Бурбон-Пентьевр, герцогини Шартрской.

Луиза-Мария-Аделаида де Бурбон-Пентьевр

По линии отца, Луи-Жана-Мари де Бурбона, герцога де Пентьевр, она была первой принцессой по крови. Благодаря этому статусу и в отсутствие королевы только она имела право преподнести сорочку дофине. Когда она находилась в Версале, то рангом превосходила всех придворных дам.

На следующий день в роскошно преобразованном оперном театре был устроен бал, который привел к необычному дворцовому бунту. Не предполагая последствий, Людовик XV, считавший себя хозяином во дворце, предоставил Анне-Шарлотте Лотарингской, известной как мадемуазель де Брион, дальней родственнице Марии-Антуанетты, честь танцевать сразу после принцесс королевской семьи. Однако протокол оставлял эту привилегию за титулованными герцогинями при дворе. Оскорбленные и смертельно обиженные, некоторые из них задумали маленькую интригу. Стремясь преподать королю урок, они прошли по главным покоям, одетые не по протоколу. Возмущенный такой провокацией, мудрый Людовик XV пошел на компромисс, чтобы не испортить праздник, что было бы крайне невыгодно для имиджа Франции. Уф! Дамы же радовались тому, что им удался такой трюк и что они нашли применение новым нарядам, заказанным по случаю. В конце концов все с удовольствием станцевали менуэт под потолком с символичным изображением Амура и Психеи. Молодой жених, одетый в камзол из розовой тафты, робко и не без ошибок вел под музыку свою очаровательную супругу, признанную в своем объемном корсаже очень грациозной. Это было настоящее волшебство! Однако худшее уже случилось, эта маленькая война за старшинство, оскорбительная для дома ее отца, ранила дофину, которая так этого и не простила. Неужели, пригласив Анну-Шарлотту Лотарингскую, Людовик XV посчитал возможным напомнить о французском происхождении той, кого уже прозвали австриячкой?

Несколько месяцев спустя Мария-Антуанетта наивно написала своей матери: «Даже если ты дофина Франции, ты все равно остаешься чужестранкой. Не знаю, ошибаюсь ли я, но вокруг меня, кажется, об этом помнят» [12]. Накануне был показан спектакль, специально поставленный во французском духе. Помпезно переработанная для случая трагедия великого Люлли, написанная более века назад, «Персей», была встречена холодно, несмотря на сложные декорации, лучших исполнителей того времени, добавление балетов и армию хористов. Барон де Гримм, присутствовавший в зале, рассказал в своей переписке забавный случай: «Опера «Персей» прекрасно утомила… единственный занимательный момент спектакля был связан с упитанным Персеем: Персей Великий рухнул к ногам Андромеды в самый решающий момент; это падение рассмешило дофину» [13].

Можно себе представить комический эффект, произведенный знаменитым певцом в костюме из синего бархата, расшитом драгоценными камнями, в греческих доспехах, украшенных перьями, который внезапно растекся перед своей партнершей. После этого забавного происшествия Мария-Антуанетта и Людовик-Август зевали от скуки, оставив без внимания 624 костюма, над которыми работали более 500 человек, не считая парикмахеров, производителей перчаток, модисток, сапожников и так далее. Вольтер писал: «Это равноценно издевательству над австрийской принцессой, воспитанной в любви к итальянской и немецкой музыке; нельзя заставлять ее зевать на приеме» [14]. В последующие дни были устроены фейерверки, праздники в садах и маскарад в королевских покоях. Последнее мероприятие было особенно захватывающим для 14-летней девушки, которая обожала наряжаться и хотела повеселиться, но, к ее большому разочарованию, ей не дали возможности насладиться вечером. Через час ее отправили в постель, вероятно, в надежде на более плодотворную ночь, чтобы, как тогда выражались, «муж и жена довольствовались друг другом». Промах. В течение месяца, как в бреду, сменяли друг друга захватывающие спектакли, ночные гулянья, концерты, балы. За исключением трагического случая, когда из-за фейерверка на площади Людовика XV (нынешняя площадь Согласия) 30 мая в Париже произошло несчастье с многочисленными смертельными жертвами, все было невероятно роскошно и дорого. Когда король спросил у аббата Терре (генерального контролера финансов) о том, как прошли праздники, тот, не лишенный чувства юмора, ответил: «Неоплатно, сир!» [15] Торжества обошлись более чем в 3 000 000 ливров. На самом деле, новая звезда Версаля была всего лишь ребенком, а ее молодой супруг был незначительно старше ее. О нем нужно сказать несколько слов. Те, кто трепещет от мысли о знаменитой свадебной ночи, на которой хрупкая принцесса сталкивается с толстым и неловким юношей, должны забыть этот стереотип, который все еще часто повторяется. Да, он был неловким, но в 16 лет Людовик-Август оставался еще стройным и подтянутым.

Скромный интроверт, слишком быстро вытянувшийся, он был словно закован в теле подростка, доставлявшем ему дискомфорт. Несмотря на высокий рост (по некоторым оценкам, выше 1,9 м), унаследованный от своего прадеда по материнской линии, саксонца Августа Сильного, ничто в нем не указывало на величественность, столь необходимую будущему монарху; к тому же его предпочтения в одежде оставались весьма простыми, так как у него не было ни малейшей склонности к внешнему лоску – что он никогда и не отрицал. Портрет ван Лоо, написанный в 1769 году, когда ему было 15 лет, изображает молодого человека обычной комплекции с бурбонским лицом, у которого глаза неопределенного синего цвета позже зададут моду на оттенок под названием «глаз короля». В своих комментариях герцогиня Нортумберленд, которая, без сомнения, слышала насмешки о естественной неловкости юноши, сначала была разочарована, но в конечном итоге приятно удивлена этим дофином, который оказался гораздо лучше, чем ей говорили. Она описывает его, как на портрете ван Лоо: «Я ожидала встретить неприятного человека, но, наоборот, его внешность мне очень понравилась. Он высокий и стройный, с весьма интересным выражением лица, с взглядом, исполненным здравого смысла, бледной кожей и большими глазами» [16].

Леди Харриет Спенсер, представленная с семьей в Версале в 1772 году, в переписке отзывается о Людовике-Августе как «лучше, чем мы думали». Вероятно, в глазах молодой жены принц-подросток казался не столь привлекательным на фоне его обаятельного и все еще бодрого 60-летнего деда. Их неудачная первая ночь и такие же следующие ночи стали предметом множества пересудов. Она могла испытывать стыд, неловкость или даже отвращение. Но поскольку не было свидетелей их брачной ночи, остается лишь сказать, что в тот вечер они не были достаточно зрелыми для близости. Раздельные спальни по французской традиции также не способствовали близости молодой пары, зачастую освобождая их от этой тягостной обязанности, «испытание» [17] которой, как выразилась сама Мария-Антуанетта, она прошла лишь семь лет спустя, после чего на свет появились их четверо детей. Злые языки приписывали ей множество любовников, а также склонность к сапфической любви. Мария-Антуанетта, кажется, не особенно интересовалась плотскими удовольствиями, в отличие от своей матери, у которой, как поговаривали, была сильная привязанность к мужу. Это было скорее даже кстати, так как Людовик XVI, похоже, также не отличался пылким темпераментом. В истории их случай не был исключительным: так, Екатерина Медичи и Генрих II, женившиеся в 14 лет, подарили Франции наследника только через 11 лет брака; Анна Австрийская и Людовик XIII ждали рождения будущего Людовика XIV 23 года. В те времена, когда ранние беременности несли высокий риск смерти при родах, такое позднее по меркам эпохи появление наследников, вероятно, спасло жизнь юным невестам, которых обязывали рожать рано.

Война укладок

И вот дофина оказалась в водовороте или, точнее, в бездонной яме интриг французского двора, где самые незначительные поступки давали повод для сомнительных трактовок и ядовитых сплетен. Не сумев исполнить свои супружеские обязанности в постели, молодая дофина должна была добиться хотя бы благосклонности своего papa[6], как она называла Людовика XV, что ей вполне удалось. Король был очарован ее юношеской спонтанностью и не слишком волновался по поводу все еще бездетного брака своего внука. На вкус короля она была слишком молоденькой и ей недоставало пышности в теле. В книге 1781 года «Частная жизнь Людовика XV» [18] Муффель д’Аржавиль, соавтор «Тайных мемуаров», ошибочно приписываемых Башомону, упоминает следующий случай: король, желая узнать больше о внешности будущей невестки, якобы спросил одного из своих слуг, вернувшегося из Вены, есть ли у нее грудь. На сконфуженный ответ слуги Людовик XV, якобы смеясь, воскликнул: «Вы дурак, это первое, на что смотрят в женщине». Хотя нет доказательств, что этот эпизод правдив, стоит отдать ему должное, он вполне соответствует страстному увлечению короля прекрасным полом.

Вернемся теперь к 15 мая 1770 года, вечеру накануне свадьбы. Едва дофина достигла ворот Парижа, как в ее честь устроили ужин в замке Ла-Мюэтт, где она должна была переночевать, прежде чем отправиться в Версаль. Новую первую даму Франции ждал неприятный сюрприз: она обнаружила, что на это звание есть еще одна претендентка. Среди гостей на ужине в ее честь присутствовала одна особенно привлекательная и обворожительная женщина, изысканно одетая и ослеплявшая блеском бриллиантов. Это была Жанна Дюбарри, фаворитка короля, о которой, конечно же, новоиспеченную дофину никто не предупредил. Заправляя в Версале под покровительством монарха, она вызывала столько же ненависти у одних придворных, сколько и обожания в кругу своей личной свиты. Мадам Дюбарри встречала дофину, не подозревая, сколько хлопот ей доставит эта молодая австрийская принцесса. Оценив ее привлекательную внешность и очевидную страсть короля, Мария-Антуанетта заинтересовалась и, будучи по натуре любопытной, спросила, кто она такая. Ей сдержанно объяснили, что эта женщина приглашена приносить удовольствие Его Величеству; наивная дофина сразу признала ее своей соперницей. Вскоре она поймет, что красота мадам Дюбарри и ее влияние на короля в вопросах развлечений не имеют равных. Говорить о конкуренции с эстетической точки зрения не приходилось, так как в то время мадам Дюбарри была на 12 лет старше и полностью соответствовала современным ей стандартам красоты.

Графиня Дюбарри

Жанна Бекю, дочь Анны Бекю, родилась в августе 1743 года в Вокулёре, на территории современного департамента Мёз, в очень скромной семье, ее отец неизвестен. Получив титул графини Дюбарри благодаря браку по расчету, она стала официальной фавориткой Людовика XV после того, как была представлена при дворе в Версале в 1769 году в возрасте 26 лет. Критикам, осуждавшим столь скандальное введение такой особы в дворцовые круги, король ответил: «Она красива, она мне нравится, и этого вам должно быть достаточно».

После отстранения из Версаля Людовиком XVI она обосновалась в замке Лувесьен, где ее и арестовали. Ее судили трибуналом и казнили на гильотине 8 декабря 1793 года на площади Революции (Конкорд), менее чем через два месяца после Марии-Антуанетты. Ранее она выражала королеве свою признательность, преданность и уважение.

У женщины-мечты были шелковистые русые волосы, красивый, «будто написанный кистью» овал лица, светлая кожа, выразительные глаза, соблазнительный взгляд, озорной нос и маленький красный рот с белыми зубками, а также пышные формы. Все это делало графиню Дюбарри самой красивой при дворе. Описания ее красоты многочисленны и единодушны. Вот, например, две выдержки: «Она высокая, прекрасно сложенная, с восхитительно светлыми волосами, открытым лбом, красивыми глазами, очерченными бровями, овальным лицом, маленькими родинками на щеке, что придает ей особую выразительность, тонкой кожей, легкой улыбкой на губах и идеальной грудью, которая ставит всех других женщин в невыгодное положение, лишая их возможности сравниться с ней» [19]. «Мадам Дюбарри была одной из самых красивых среди бесчисленных женщин при дворе и, благодаря своим достоинствам, безусловно, самой соблазнительной. Ее волосы, которые она зачастую даже не пудрила, были невероятно красивого оттенка и настолько густые, что она не знала, как их уложить. Взгляд ее голубых, широко открытых глаз отличался прямолинейностью и лаской… У нее был прелестный носик, маленький рот и ослепительно-белая кожа. Ее красота совершенно очаровывала…» [20]

Пока ее муж охотился и занимался учеными изысканиями, а король был очарован своей любовницей, Мария-Антуанетта переживала настоящее потрясение. Она, дочь великой Марии-Терезии, предназначенная блистать в лучах своего благородного происхождения, оказалась в тени этой Дюбарри, такой красивой, зрелой, женственной и любимой. Оскорбленная, но бессильная, еще подросток, она с высоты своего положения относилась с презрением к куртизанке, скрывая свое болезненное унижение. Мадам Дюбарри же, хоть и не была злобной, не жалела ее. Она не собиралась позволить этой высокомерной австрийке, красота которой еще не раскрылась, затмить ее. Она, как говорят, называла своего августейшего возлюбленного странным прозвищем «Франция» и не обладала ни сарказмом, ни статусом, чтобы испытывать свою соперницу. Окружение фаворитки состояло из приверженцев антиавстрийских взглядов, ярых врагов Шуазёля, который был главным распорядителем этого брака. Людовик XV, безумно влюбленный в Жанну, сделал ее своей официальной фавориткой незадолго до заключения этого союза. Интересно, что в том году расходы на одежду шестидесятилетнего влюбленного короля значительно возросли! Шуазёль ошибся, недооценив привлекательность новой фаворитки. Заручившись поддержкой сестры, герцогини Грамон, которая тоже строила планы на короля, он пытался помешать его новой избраннице. Противники Шуазёля, стремившиеся его свергнуть, немедленно сблизились с графиней, вокруг которой собралась политическая группа, а это негативно сказывалось на положении дофины. Во главе альянса стояли герцоги д’Эгийон, министр иностранных дел, и де ла Вогийон, бывший гувернер дофина, который, несмотря на свою репутацию добродетельного человека, забывал о вопросах нравственности, когда речь шла о связи с фавориткой короля.

Поддавшись манипуляциям своих сторонников-интриганов, этой «клики», как их называл клан Шуазёль, красавица Дюбарри начала наносить удары по самым болезненным местам, в данном случае ниже пояса, насмехаясь над супружескими трудностями молодой пары. Естественно, эти пикантные сплетни облетели Версаль, Париж, а затем всю Европу, навсегда закрепив за дофином, ставшим новым королем, репутацию импотента. Фаворитка также якобы нападала на физический облик Марии-Антуанетты, называя ее рыжей, что было величайшим оскорблением, ведь в то время рыжие волосы вызывали ужас. Все было бы хорошо, если бы графиня не вспыхнула от женской зависти и не стала плохо говорить о красоте госпожи дофины. «Она рыжая, – говорила она, – как это вообще может нравиться?» – сообщает один из комментаторов [21]. Почему рыжая? Мы имеем все основания задаться этим вопросом, поскольку волосы Марии-Антуанетты, несомненно, были светлыми. Еще до того, как она покинула Вену, французский посол прекратил слухи, которые уже активно распространялись, написав: «Ее волосы светлые как есть, в них нет ни намека на рыжину» [22]. Возможно, цветные пудры для волос, которые она использовала, воздействовали на их естественный оттенок. Так или иначе, графиня почти не пользовалась пудрой для волос и без страха критиковала чужую прическу, что было необоснованно и глупо. Зная, что Мария-Антуанетта отказывалась от участия в совместных обедах по случаю возвращения с охоты, где присутствовали дофин, король и его фаворитка, чтобы избежать контактов с «глупым и нахальным созданием» [23], мы можем осознать степень ее разочарования. Поскольку она была не слепой, она хорошо видела магнетизм безудержной красоты этой соблазнительной дамы, о чем ярко свидетельствует следующая цитата: «Мадам Дюбарри была живой, игривой и, прежде всего, обладала таким выражением чувственности, от которого сразу захватывало дыхание» [24]. Как не завидовать такой сладостной красоте, когда сама еще не стала женщиной? Она испытывала к фаворитке непримиримую ненависть, горькое отражение ее раненой гордости, скрытое за маской ее статуса. Став королевой и заручившись поддержкой Людовика XVI, она вывела свою заклятую соперницу из игры, отправив ту в монастырь до лучших времен. Что касается герцога д’Эгийона, несмотря на его попытки вернуться в политическую игру, его сослали в провинцию и навсегда запретили ему появляться в Версале.

Забавные тетушки

Могла ли юная эрцгерцогиня, полная в те дни радужных надежд, заподозрить, что за ней следит аббат де Вермон, прислужник австрийского посла де Мерси-Аржанто? Посол окружил девушку шпионами и регулярно обменивался секретной перепиской с ее матерью, сообщая подробности повседневных мелочей. Вряд ли она об этом догадывалась, по крайней мере, свидетельств тому не сохранилось. Ее распорядок дня состоял из множества ежедневных обязанностей, совершенно несовместимых с ее характером и относительно свободным воспитанием, полученным в Вене. Церемония помпезного пробуждения, утренние молитвы, завтрак, умывание, одевание, месса, обед, ужин, а затем отдых на диване в ожидании, когда король попрощается на ночь. Наконец в 23:00 молодые муж и жена ложились в постель, чувствуя себя скованно при мысли о супружеских обязанностях. Все происходило под пристальными взглядами публики, «перед всеми» [25], – писала она матери. Для эрцгерцогини, которая столкнулась с неприглядной стороной новой жизни, это стало мучительной повинностью. В расписание входили малые придворные балы, на которые она увлекала своего молодого мужа, уроки музыки, утомительные занятия шитьем, детские забавы с юной Елизаветой (сестрой дофина) и детьми камеристок, а также прогулки верхом на осликах в парке. К тому же двор постоянно перемещался также в Фонтенбло или Компьен. В 1771 и 1773 годах браки ее деверей внесли оживление в повседневный уклад. Старший, Людовик-Станислав-Ксавье, граф Прованский, и младший, Шарль-Филипп, граф д’Артуа, женились на двух сестрах, принцессах Савойских – Марии-Жозефине и Марии-Терезе.

Мария-Жозефина и Мария-Тереза Савойские

Браки обеих принцесс были заключены в целях политического сближения между Францией и Савойским домом.

Мария-Жозефина родилась в Турине в сентябре 1753 года и была дочерью Виктора-Амадея III Савойского, короля Сардинии, князя Пьемонта и графа Ниццы, и Марии-Антуанетты Испанской из дома Бурбонов. Считавшаяся не особенно привлекательной, тем не менее она вышла замуж за графа Прованского 14 мая 1771 года. Пара осталась бездетной. Мария-Жозефина скончалась в изгнании в Англии в ноябре 1810 года, за пять лет до того, как ее супруг взошел на трон под именем Людовика XVIII.

Мария-Тереза родилась в Турине в январе 1756 года. Она вышла замуж за графа д’Артуа 16 ноября 1773 года в Версале. Сдержанная по характеру, она, однако, была очень кокетлива и всегда следила за последними модными тенденциями. У пары было четверо детей, из которых двое дожили до взрослого возраста. В 1789 году супруги бежали в Турин и вскоре разошлись, когда граф д’Артуа присоединился к контрреволюционным войскам. В 1799 году их старший сын, Луи-Антуан, герцог Ангулемский, женился на Марии-Терезе-Шарлотте, дочери Людовика XVI и Марии-Антуанетты, как было задумано в их детстве. Изгнанная из Савойи во времена Империи, графиня д’Артуа скончалась в Граце, Австрия, в июне 1805 года.

Свадебное торжество первого привлекло живое внимание короля. Пока Мария-Антуанетта все еще ожидала собственные покои, работы в которых не продвигались из-за недостатка средств, Людовик XV в августе выделил необходимые суммы для покоев будущей графини Прованской, которая должна была прибыть в Версаль в мае. Возможно, король в некотором смысле отомстил дофине за то, что она упрямо отказывалась оказывать почести его фаворитке, которой пожилой монарх уступил под наплывом сердечных чувств. Разочарованные, Людовик-Август и Мария-Антуанетта покорно ждали, пока дофина, потеряв терпение, не направила жалобу управляющему королевскими резиденциями, предложив ускорить работы и просто перекрасить потолок в белый цвет.