Холодные глаза Петербурга: тени на Неве

Группа оживилась, зазвучали реплики. Кому-то стало любопытно, кому-то неуютно. Туристы нехотя поднялись и пошли следом за гидом, и весь этот разношёрстный люд потянулся к узкой лестнице вниз, туда, где в каменных коридорах уже дышал Петербург – влажный, тяжёлый, тайный.

Родион и Анна замыкали процессии. Он шагал уверенно, но сдержанно, будто проверяя лица в группе. Она внимательно вглядывалась в туристов и ловила жесты, взгляды, мелкие движения – уже выстраивая в голове свою карту связей.

Узкая каменная лестница, уходящая вниз, будто вела не к трапезе, а к тайному убежищу. Стены из сырого кирпича, арочные своды и приглушённый свет старых ламп создавали мрачность катакомб Петербурга, а не отеля.

Гости разместились за длинными столами с тёмными скатертями. Запах горячего хлеба и тушёного мяса смешивался с влажным ароматом подвала.

В этот момент, когда шум голосов смешался со звоном бокалов, Родион уловил иной звук – тонкий, резкий кап… кап… кап… из глубины подвала. Свод над их столом чуть просачивался влагой, и ровно в тот миг, когда Ларин поднёс бокал к губам, с потолка сорвалась капля и разбилась о дерево, оставив тёмное пятно.

Родион задержал взгляд на этой капле и едва заметно усмехнулся. Петербург посылал ему свои сигналы – через дождь, камень и тень. И каждый такой знак он привык читать, как строчку в книге, которую город писал специально для него.

Анна заметила его сосредоточенность и тихо спросила:

– Уже видите что-то?

– Город всегда шепчет первым, – так же тихо повторил свои слова Родион. – Важно только услышать.

Капля упала снова, ещё раз, и несколько человек за столом обернулись.

– Вот вам и старинный подвал, – хмыкнула Орлова, поджимая губы. – Всё течёт, сырость кругом… Недаром у меня с утра суставы ломит.

– Сырость? – вдруг усмехнулся Кузьмин, поднимая бокал. – Нет, господа, это, по-моему, прямо символ Петербурга! Вечно что-то капает, течёт или туман клубится. Настоящая романтика города на Неве!

За столом раздался смешок, кто-то кивнул, кто-то снова вернулся к еде. Для большинства это было лишь случайное пятно на потолке, деталь антуража.

Но Родион продолжал смотреть на каплю, тёмно блестевшую на дереве. Для него это был знак, напоминание: любая мелочь здесь может стать частью узора, который город складывает в тайное послание.

Анна уловила эту разницу и отметила про себя – Родион читает Петербург иначе, чем все вокруг

Орлова, сжав губы, сидевшая на краю, демонстративно отодвинув тарелку:

– И это называется ужин? Господи, какой мрак.

Кузьмин тут же попытался разрядить обстановку:

– Ирина, это же Петербург! Тут даже ужины полны мистики. Я вот только жду, когда отсюда выйдет привидение с тарелкой борща.

– Вы ещё пошутите про мои коллекции, – сухо бросил Ларин, сидевший чуть поодаль. Его дорогие часы блеснули в тусклом свете лампы, и Кузьмин непроизвольно задержал взгляд.

Анна, наблюдавшая со стороны, уловила эту тень зависти – короткий, но очень выразительный штрих. Она склонилась к Родиону и едва слышно прошептала:

– Видите, как он смотрит на Ларина? Здесь всё связано тонкими нитями.

Родион кивнул, отмечая что-то в блокноте. Для него эта подземная трапеза была словно первым актом спектакля, где каждый турист примерял свою маску.

В углу сидела Екатерина Воронова, молчаливая, задумчивая. Она почти не прикасалась к еде, её взгляд скользил по лицам остальных, словно она искала слабые места или проверяла невидимую карту отношений.

Время тянулось медленно. Под сводами гулко отдавались голоса и смех, и в этой замкнутой каменной утробе города всё выглядело как пролог к чему-то большему – тайне, которая вот-вот развернётся.

Бокалы уже наполнялись вторым вином – красным полусухим «Петербургский Сирин», которое подали в узких хрустальных рюмках. В свете свечей вино переливалось густым рубиновым оттенком, словно кровь, застывшая в стекле.

– Вот только одного мне в моей коллекции – часов, таких, как у вас, Виктор, – вздохнул Андрей Кузьмин, слегка завидуя, – не хватает. В остальном, конечно, почти всё есть.

Ларин лишь улыбнулся, не показывая эмоций, но Орлова не удержалась: взгляд её невольно скользнул на кольцо на пальце Вороновой, и она тихо пробормотала:

– Ах, вот бы такое…

– А у меня есть кое-что поинтереснее, – вмешался Глеб Смирнов, аккуратно поправляя запонки. – Коллекция редких украшений царской семьи. Каждый предмет – история, не просто вещь.

Разговор привлёк внимание гида группы, который с заметным оживлением кивал и поддакивал, стараясь поддерживать интерес туристов:

– Да, вот такие истории и делают Петербург особенным! – сказал он, чуть наклоняясь к столу, чтобы услышать лучше. – А вы знаете, многие вещи из музеев здесь имеют свои тайны…

Разговор повис в воздухе, словно свет свечей на стенах подвала: сочетание зависти, гордости и любопытства витало между гостями. Родион с Анной наблюдали за этим, делая заметки про нюансы поведения туристов. Каждое слово, каждый жест – потенциальная ниточка будущих улик.

Ларин поднял бокал к губам, но в этот момент в тишине подвала резко прозвенел его телефон. Он чуть нахмурился, поставил бокал обратно и на миг посмотрел на массивные золотые часы на запястье, будто сверяясь не только со временем, но и с самим собой.

Затем он достал телефон и, бросив короткий взгляд на Воронову, медленно направился к выходу из подвала. Туристы, занятые беседой и едой, почти не заметили его ухода.

Родион и Анна обменялись взглядом. В глазах Родиона мелькнуло то самое напряжённое внимание, когда он читал улику не хуже, чем газету. Он встал так же спокойно и, словно ненароком, пошёл за Лариным.

В коридоре, где гулкий свод подвала гасил шаги, он уловил обрывок приглушённого разговора. Голос Ларина звучал резко, глухо, будто он сдерживал раздражение:

– …не все предметы найдут честного покупателя…

Родион задержался у лестницы, делая вид, что поправляет воротник. Каждое слово, услышанное в этом месте, могло оказаться частью той паутины, в которую втянула его городская тень.

Он вернулся в подвал так же незаметно, как вышел, и снова встретился глазами с Анной. Она молча кивнула, словно подтверждая – первая настоящая трещина в облике коллекционера уже появилась.