Совершенство

– Хорошо выглядишь, цыпленок, – подмечает брат, когда напряженный телефонный разговор заканчивается. – Как всегда, цветешь и пахнешь.

Оглядываю собеседника, чтобы сказать ответный комплимент, но вижу на его лице следы стресса, усталости и недосыпа. И пахнет от него коньяком, хоть и баснословно дорогим.

– А ты что-то не очень, Тош, у тебя все хорошо?

– Все в порядке, не переживай. Просто долгий перелет и акклиматизация. Пройдет, – беспечно отмахивается он, барабаня пальцами по кожаной оплетке руля.

Интересуюсь участливо:

– Как прошла командировка?

– Нормально.

– А сделка, которую ты должен был заключить?

– Сорвалась.

Это объясняет его потрепанный вид. Отчасти.

– Пил?

– А что там еще было две недели делать? – нервно усмехается Антон. – Не забивай себе голову всякой ерундой, ладно?

Я бы и рада не забивать, но не получается. Учредители «Архитека» вряд ли довольны его работой и держат брата на должности лишь из уважения к памяти отца. Но такими темпами их терпения не хватит надолго. А поскольку мое финансовое благополучие напрямую зависит от Тоши, я не могу не переживать.

После того, как мы проезжаем место, где старенький седан случайно притер бок блестящего «лексуса», пробка рассасывается и движение уже не такое плотное.

«Мерседес» Антона легко и уверенно лавирует в потоке машин, и вскоре мы уже мчимся по мосту на остров Русский. Крыша кабриолета опущена, а я понимаю, что с укладкой придется распрощаться, зато появляется надежда, что ветер сдует тревожные мысли из моей головы.

Далековато брат собрался, чтобы перекусить, будто ближе не нашлось хороших ресторанов.

– Я смотрю, у тебя сегодня много свободного времени на обед? – интересуюсь я.

– Просто захотел прокатиться. К тому же после обеда еще одна встреча в «Новике»[1], – объясняет он, когда машина съезжает с главной дороги на ту, что ведет к парку отдыха с рестораном у берега моря.

– С кем?

– Все-то тебе нужно знать, цыпленок, – усмехается Тоша и, остановив кабриолет на парковке, легонько щелкает меня по носу.

Я выхожу из машины и направляюсь к ресторану следом за ним по аккуратной, мощеной серой брусчаткой тропинке. Пожалуй, ради свежего воздуха, колоритного пейзажа и морского шума на фоне стоило проделать путь до бухты.

– Когда-то у нас почти не было друг от друга секретов, – обиженно надув губы, говорю я и привычно снимаю на видео неплохой пейзаж. Сделаю его фоном для сторис.

– Их и сейчас нет. Просто предпочитаю не грузить тебя лишними проблемами. Тебе волноваться вредно. Ты к психологу ходишь?

Фыркаю и умело вру:

– Хожу.

Психотерапия – бессмысленная трата времени. Модная разновидность инфоцыганства. Но из-за меня Тоша и так успел пережить достаточно стресса, и я не хочу тревожить его попусту.

– Вот и хорошо. – На входе он приобнимает меня за плечи и говорит девушке-администратору: – Я бронировал стол на нижней террасе.

Прикосновение теплой ладони к плечу успокаивает, и, когда мы садимся за уютный столик, я больше не хочу выспрашивать брата о его тайнах.

До террасы долетает приглушенный шум прибоя и шелест молодой зелени на деревьях. Вдалеке кричат чайки, издавая неприятное почти непрерывное «мяуканье». Любопытствую без большого интереса:

– Как мама?

– Пьет, – коротко отзывается Антон, не поднимая глаз от красиво оформленного меню. – А еще ворчит и просит денег. Ее бросил очередной ухажер. В общем, ничего нового.

Я вздыхаю, но не собираюсь ее жалеть. Наши отношения давно не клеятся. Когда они развелись с отцом, все рухнуло. А потом рухнуло еще раз, когда они поделили детей между собой. Следом все рухнуло в третий раз, но уже лично для меня, когда одной жуткой ночью резко закончилось мое детство. Но я стараюсь не вспоминать об этом, закрыв тот случай в памяти на тяжелый навесной замок и выкинув ключ в море с высокой-высокой скалы.

С некоторых пор моя семья – это Антон. И его мне вполне достаточно. Тем временем брат любопытствует:

– А ты как? Я слышал, ты рассталась с Серегой Жаровым, это правда?

Подходит официантка, поэтому я сначала делаю заказ, а затем подтверждаю:

– Рассталась. Он предложил мне такое, на что я не смогла согласиться. Но обсуждать это не хочу.

– А говоришь, что у нас нет секретов, – смеется Тоша, но я знаю, что выпытывать он не станет.

И правда, вместо этого брат отвлекает меня рассказом о том, как весело провел время в Италии, потом мы обедаем, и я замечаю, что он многозначительно поглядывает на часы.

– Тебе пора на твою встречу?

– Да, – кивает Антон. – Вызову тебе такси. Но сначала пойдем к машине, отдам тебе подарок.

Он расплачивается с официанткой, оставив щедрые чаевые, и мы вместе идем в сторону парковки. Из подъехавшей только что машины выходит длинноногая брюнетка и идет нам навстречу. Наметанным взглядом я подсчитываю стоимость ее платья, браслетов «Тиффани» и сумочки «Биркин», от которой я и сама не отказалась бы.

– Антон Валентинович, – приветствует незнакомка моего брата, а по томному взгляду я понимаю, что встреча у Антона намечена отнюдь не по рабочим вопросам.

Он тоже с улыбкой здоровается с девицей и, не пожелав представить ее мне, отправляет дожидаться в ресторане.

Сопоставляю длину ног расфуфыренной девицы с наличием в «Новике» неплохого отеля, и дебет с кредитом сходятся в очевидный вывод.

– А ты дома-то был после командировки? – поджимаю я губы, когда брюнетка уходит в сторону ресторана, призывно покачивая бедрами.

Антон отводит глаза:

– Цыпленок, давай без нотаций. Хватит мне того, что дома Женька мозг выедает чайной ложкой, а теперь еще и ты.

– Так получается, что не зря выедает, Тош?

Братец демонстративно закатывает глаза, а чертенок легонько колет в мое левое плечо острием серебристого трезубца и многозначительно цокает языком:

«Ты-то чем лучше, Милашечка?»

И я капитулирую, признавая, что личная жизнь – личное дело, да и вообще, не мне его судить.

К тому же три ярких бумажных пакета с обновками быстро усмиряют зачатки проснувшейся совести, и прежде чем уйти к ожидающему такси, я тепло обнимаю брата.

– Тош, скинешь денег? Хочу пройтись по магазинам, – прошу я, чуть не забыв, и мое выражение лица копирует мордашку кота из мультфильма про Шрека. Мои сине-голубые глаза помогли за столько лет отточить этот нехитрый прием до беспроигрышного совершенства.

Он с улыбкой хлопает меня по плечу:

– Скину, конечно. Беги, цыпленок.

В такси я просматриваю соцсети. Береза вчера тусил всю ночь: после ресторана поехал в ночной клуб, где на спор пил абсент с кем-то из друзей, снимая все это на видео, пока не свалился с высокого кресла у барной стойки.

Тем не менее количество его подписчиков за вчерашний вечер значительно возросло, в то время как мое осталось прежним. Но я не уверена, что готова привлекать внимание теми же методами, что и Егор. Каждому свое. К тому же звякнувшее уведомление от онлайн-банка о переводе денег на мой счет быстро поднимает настроение до прежнего невозмутимого уровня.

Вернувшись домой, оставляю пакеты с подарками, в которых обнаружились шикарные кремовые туфли-лодочки, новый купальник и флакон моих любимых духов Good Girl. Я беру ключи от машины и спускаюсь на подземную парковку, где уже поджидает мерзкая рыжеволосая соседка, с которой мы давно на дух друг друга не переносим.

– Блогерша, я тебя сто раз просила не ставить свою дурацкую тачку на это место! – обходясь без предусмотренных этикетом условностей, сходу противно вопит она. – Ты русский язык понимаешь вообще!?

Если что, «дурацкая тачка», по ее псевдоавторитетному мнению, это мой блестящий и новенький ярко-красный BMW M4, любое оскорбление в сторону которого я всегда принимаю на собственный счет.

– Можешь сказать еще двести раз, и я исключительно ради этого буду ставить свою прекрасную машину именно сюда, – с елейной улыбочкой цежу я сквозь зубы, касаясь двери, чтобы снять авто с сигнализации.

– Проститутка! – шипит она.

– Идиотка! – выплевываю я в ответ.

На том и расходимся. Кажется, наши перепалки пора включать в список ежедневных дел, настолько стабильно они успели вписаться в мою жизнь.

Из колонок поет Лана Дель Рэй, и я забываю о неприятном разговоре, во весь голос подпевая любимым песням.

Пробки на дорогах – неотъемлемая часть центра, особенно в послеобеденное время. Со всех сторон сигналят машины, пешеходы выскакивают везде, где можно и нельзя, каждый светофор считает своим святым долгом зажечься красным прямо передо мной, и я старательно предаюсь грезам о том, что, когда я буду жить в маленьком европейском городке, все будет иначе. Под низкий, бархатистый голос Ланы Дель Рей мечтается легко. Воображение само рисует нужные картинки яркими красками и мастихином.

Там, на ровных и прямых дорогах, я навсегда забуду о пробках, вокруг все будет чистым и ярким, соседи будут приветливо улыбаться, а чайки не станут гадить на блестящий капот моей машины.

Полчаса я трачу на поиск места для парковки. Почти все занято, и мне с трудом удается приткнуть машину в одном из узких внутренних двориков исторического центра.

После чего я погружаюсь в благословенный шопинг. В королевство вешалок и примерочных, обходительных консультантов и мягких тканей, сверкающих зеркал и софитов.

За этим занятием несколько часов пролетают как один миг, а я обзавожусь весьма внушительным ворохом шуршащих пакетов с туфлями, платьями, бельем и косметикой, молясь, чтобы в моей гардеробной нашлось для всего этого великолепия хоть немного свободного места.

Но когда, удерживая покупки в одной руке, а стаканчик с айс-кофе в другой, я возвращаюсь во внутренний дворик, меня ожидает крайне неприятный сюрприз. У машины спущены все четыре шины, и то, что бедный BMW буквально стоит на дисках, не оставляет сомнений в том, что это не досадная случайность, а вполне себе умышленная подлость. Или карма?

Издаю стон, полный недовольства, сожаления и желания голыми руками свернуть шею тому, кто это сделал, признавая полное бессилие.

Наверное, нужен эвакуатор. Но я понятия не имею, где его взять, и в конце концов прихожу к выводу, что разбираться в таких вопросах – чисто мужская прерогатива.

Но номер Антона, как назло, оказывается недоступен, как и Березы, который, вероятно, до сих пор отсыпается после вчерашнего кутежа. Общаться с Жаровым, после того как он возомнил себя Хью Хэфнером и предложил мне продать за деньги собственные эротические фото, вообще не хочется.

И в тот момент, когда я вне себя от досады пинаю носком босоножек одну из злосчастных спущенных шин, звонит Дубинина. Только ее мне сейчас не хватало для полного счастья.

– Привет, Ланочка! – жизнерадостно щебечет она в трубку, в то время как я театрально закатываю глаза. – Как твои дела?

Это закон подлости: когда в жизни все летит в тартарары, рядом обязательно появляется какой-нибудь бодрый и неунывающий оптимист, чтобы бесить своим развеселым жизнелюбием.

Однако, помня о приличиях, здороваюсь, а потом, не удержавшись, жалуюсь Дубининой на откровенно паршивое положение собственных дел.

– Какой ужас! – искренне сокрушается она. – Подожди минутку, сейчас спрошу у Ника, может быть он сможет подъехать тебе помочь, и перезвоню.

Лера торопливо прерывает разговор, а мои губы расплываются в плотоядной улыбке. Надо же, как удачно складываются обстоятельства.

То, что я считала невезением, на самом деле может оказаться удачей. И если Никита сейчас примчится на помощь, я, так уж и быть, готова примерить на себя непривычную роль «девушки в беде».

«В биде, – хихикает чертенок на плече. – Знаешь, это такая ванночка, чтобы подмывать срамные места».

Он покатывается со смеху, но я не успеваю ответить что-нибудь колкое, заметив на экране смартфона входящий звонок от Дубининой.

– Ланочка, прости, у Ника сейчас деловая встреча, и он никак не может ее пропустить, – извиняющимся тоном докладывает Лера, а я мысленно чертыхаюсь. – Но один из его друзей сейчас как раз в центре, и он обещал подъехать, чтобы тебе помочь.

Пытаюсь определить для себя, хорошо это все-таки или плохо, и прихожу к выводу, что лучше такая помощь, чем никакой.

– Спасибо тебе огромное за помощь, Лер, – выдыхаю я в телефонную трубку.

Дубинина удивляется.

– Мне-то за что? Вот Марк приедет, его и поблагодаришь. Не расстраивайся, все будет хорошо.

Попрощавшись и договорившись созвониться позже, я скидываю вызов, жалея, что мои надежды на помощь Никиты не оправдались.

«Не переживай, Милашечка, мы еще затащим его в наше биде», – хохочет чертенок во весь голос, и я, не удержавшись, тоже хихикаю от этой дурацкой шутки. Вымышленный друг поднимает настроение умеючи, но своеобразно.

Опершись спиной о край нагревшегося на солнце багажника, выкладываю сторис, рассказывая подписчикам о постигшем меня несчастье, и получаю отклик в виде посыпавшихся сообщений из разряда «денег нет, но вы держитесь». И все же какая-никакая активность в профиле.

Будучи увлеченной печатанием однотипных «спасибо» сочувствующим подписчикам, я не сразу замечаю, как в узком проеме между двумя обшарпанными трехэтажками останавливается новенький черный «лэндкрузер». Поэтому я поворачиваю голову лишь тогда, когда открывается задняя пассажирская дверь.

Ей-богу, знала бы заранее – точно сняла бы эффектное появление моего таинственного спасителя на замедленное видео и выложила в сторис.

Сначала на землю уверенно ступает одна мужская нога, обутая в блестящую брендовую туфлю, затем – вторая, а следом из машины появляется и их владелец в черном деловом костюме, белой рубашке и узком галстуке.

Аккуратно уложенные темные волосы поблескивают под майским солнцем, а широкие брови сначала удивленно приподнимаются, а потом сходятся на переносице, когда их обладатель скользит по мне внимательным, подмечающим каждую деталь взглядом. Точно таким же, каким только что прошлась по нему я сама.

Чертенок на плече восхищенно присвистывает, но я нервным жестом смахиваю его, словно невидимую пылинку, поскольку абсолютно не согласна с его мнением и при виде темноволосого мужчины, от которого за версту веет уверенностью, опасностью и маскулинностью, желаю не присвистнуть, а сбежать куда глаза глядят или, на худой конец, провалиться сквозь землю.

– Марк, – по-деловому протягивает руку «спаситель», подходя ближе. Он продолжает смотреть прямо в глаза, чем выводит меня из равновесия.

Именно таких мужчин я боюсь и стараюсь избегать, как летнего ливня в замшевых туфлях.

И все же, не желая ударить в грязь лицом, выдыхаю:

– Милана.

Глядя на Марка снизу вверх из-за существенной разницы в росте, касаюсь его обжигающе горячих пальцев своими, ледяными то ли от страха, то ли от стакана с айс-кофе. Новый знакомый жмет руку совсем легонько, для виду, и усмехается, бросая короткий взгляд на мой многострадальный BMW:

– И кому же ты, милая, так дорогу перешла?

От глубокого бархатного голоса по позвоночнику пробегают мурашки, и желание сбежать усиливается стократно. Фамильярное «ты», наряду с обращением «милая», раздражающе режет слух и не позволяет выдержать между мной и Марком километровую дистанцию, которую я обычно соблюдаю с мужчинами вроде него. А отчитать его не могу, поскольку действительно нуждаюсь в помощи. Это пугает и злит.

– Если бы я знала, – выдавливаю я напряженную усмешку, заметив, что дыхание у меня успело сбиться. – Поможешь?

– Конечно, – легко соглашается Марк.

На мгновение он уходит к своей машине, а затем возвращается вместе с вышедшим оттуда парнишкой-водителем и на ходу дает ему какие-то распоряжения. Затем Марк обращается ко мне:

– Милана, машину увезет эвакуатор, если в салоне есть какие-то нужные вещи, лучше переставь их ко мне.

Я нервно закусываю губу, вспомнив о том, что едва сумела закрыть небольшой багажник BMW, заставленный покупками. Мгновение трачу на сомнения, а потом все же отвечаю:

– Есть, – и щелкаю кнопкой багажника.

Оценив мою склонность к шопоголизму новой снисходительной усмешкой, Марк легко забирает пакеты и переносит в багажник «лэнда», пока его водитель уже звонит куда-то, чтобы договориться насчет эвакуатора.

– Спасибо, – чинно благодарю я, от непривычного стеснения растеряв способность к паясничеству и чувство юмора.

Марк отмахивается:

– Не за что.

Он легко захлопывает дверцу багажника, заставленного моими покупками. Его машина вместительней, и знай я о том, что случится подобная оказия, взяла бы еще тот летний костюм нежно-голубого оттенка.

– Есть за что, – заверяю и честно признаюсь: – Не знаю, что бы я делала, если бы ты не приехал.

– Наверное, если бы не приехал я, то приехал бы кто-нибудь другой. Так что это мне повезло больше остальных. Но, если правда хочешь отблагодарить за помощь, у тебя есть возможность сделать это прямо сейчас, – заметив неподдельную панику, которая определенно должна была промелькнуть на моем лице после столь неоднозначной фразы, Марк смеется и добавляет: – Мы вряд ли подумали об одном и том же, Милана. Я хотел попросить тебя прогуляться со мной по набережной.

Глава 3. Выбор без выбора

Я даю руку на отсечение, что подумали мы абсолютно одинаково, но Марк специально поставил вопрос таким образом, чтобы смутить меня еще больше, если это вообще возможно. Как умелый манипулятор, которыми оказываются практически все мужчины его типажа, он поставил меня перед «выбором без выбора».

«А ты скажи ему, что пусть сам гуляет отседова, а ты тут тихо-мирно с водителем постоишь», – продолжает злорадно хихикать рогатый гаденыш на левом плече, воспринимающий мой стресс как повод для очередного неудачного стендапа.

– С февраля в командировке был, прилетел три дня назад и успел соскучиться по этим улицам, – терпеливо объясняет Марк причину собственной просьбы, потому что мои сомнения, кажется, написаны огромными яркими буквами у меня на лице.

Понимаю, что раз выбора все равно нет, нет смысла и тянуть с ответом, поэтому я неуверенно соглашаюсь.

Оглянувшись напоследок на свою машину, отдаю ключи водителю Марка, а сама выхожу следом за мужчиной в тенистую арку между домами.

– Может, хочешь где-нибудь перекусить? – вежливо интересуется он, а я понимаю, что в его присутствии мне кусок в горло не полезет.

И столь же учтиво отказываюсь:

– Нет, спасибо.

Шумная улица кишит людьми. Давит тысячей чужих голосов и запахов. Не люблю здесь бывать и предпочитаю передвигаться короткими перебежками от машины до магазинов, где играет приятная музыка в стиле лаунж, перебивают друг друга ароматы диффузоров и дуют прохладой мощные кондиционеры.

Зато Марку, видимо, не впервой бесцельно прогуливаться по этим местам, потому что он, не спрашивая у меня, шагает вперед так, словно делал это тысячу раз и следует излюбленному маршруту.

– Когда я был здесь в последний раз, на площади еще елка стояла, – произносит мой спутник, уставший, видимо, дожидаться начала светской беседы. – А сейчас все цветет, и солнце светит уже по-летнему.

Он кивает на площадь Борцов Революции[2], где сегодня елки, разумеется, нет. Вместо нее реет каменный флаг мемориала этим самым борцам. Революционно настроенные матросы, солдаты и рабочие строго взирают на проходящих мимо, а на их фоне одна группа туристов сменяет другую для того, чтобы сделать памятные фото.

«А знаешь, Милашечка, зачем хитрая Лерка к тебе этого красавчика отправила? – многозначительно доносится с левого плеча, а поскольку я не отвечаю, не желая прослыть сумасшедшей, чертенок продолжает: – Да затем, чтобы тебя от своего Никитки отвадить. Она думает, что этот зеленоглазый так тебя пленит, что ты о ее женихе и думать забудешь!»

И ведь действительно. Дубинина же зачем-то мне звонила, а потом вдруг внезапно взялась помогать. И у Сахарова очень вовремя встреча образовалась. А у Марка этого разве дел других нет, кроме как меня из неприятностей вызволять и по центру города выгуливать?

С этой минуты брюнет, и без того обреченный терпеть от меня сплошной негатив, начинает нравиться мне еще меньше. Зато злость легко пересиливает интуитивный страх, который я испытываю перед ним с момента нашей встречи.

– Так любишь центр? – с нескрываемым скепсисом интересуюсь я, потому что не понимаю, как можно любить этот кишащий туристами улей.

Брусчатка под ногами заплевана, урны полные, стекло на остановке частично отбито, а перед глазами мельтешит бесконечная людская карусель.

– Люблю, – пожав плечами, кивает Марк. – Я вырос в районе Эгершельда[3], поэтому центр знаю, как свои пять пальцев. С ним связано много хороших воспоминаний. И, где бы я ни был, мне всегда хочется сюда возвращаться.

– Знаешь, я тоже выросла в центре, – нехотя вспоминаю я. – Но любви с ним так и не случилось. Хотя в детстве тоже обошла его вдоль и поперек. Пока родители не разошлись, мы жили в «Серой лошади»[4].

– А когда разошлись?

– А когда разошлись – не жили, – хмуро отвечаю я, не желая продолжать разговор о собственной семье, хотя зачем-то сама его начала.

«Если ты хочешь ему не понравиться во время этой прогулки, ты движешься в верном направлении, Милашечка», – как ни в чем не бывало комментирует мое поведение советчик с левого плеча.

И я понимаю, что действительно не хочу понравиться Марку. Дойду с ним вынужденно до набережной, отплатив за помощь, раз уж он просит, но надеюсь, что больше мы никогда не встретимся.

Спутник, словно не замечая моего нежелания общаться, невозмутимо шагает вперед, а людская толпа невольно расступается перед ним. Так, наверное, атомный ледокол продвигается по арктическим льдам, прокладывая себе дорогу. Уверенно и неуклонно.

На пути возникает подземный пешеходный переход, и мы спускаемся по ступенькам в пахнущую сыростью полутьму. По обеим сторонам лестницы выстроились продавцы никому не нужных сувениров и бабульки в потрепанных панамках с разномастными цветами. В их же ряды затесался попрошайка цыганистого вида с пестрым кульком в руках.

Посреди гула и шума я различаю робкое:

– Молодой человек, а купите своей девушке букет сирени.

Марк останавливается, а я от слов «своей девушке» неприязненно кривлю губы и негромко ворчу себе под нос:

– Только сирени мне сейчас не хватало.

И действительно, зачем мне цветы, которые на каждом дереве растут? Если и правда подарит – оскорбленно откажусь.

Но Марк уже протягивает бабульке пятитысячную банкноту, которую, словно фокусник в цирке, успел достать не пойми откуда. Получив взамен несколько пушисто-душистых веток с сиреневыми цветами, он бросает коротко:

– Сдачи не нужно.

Бабулька, что успела полезть в потертый кошелек за разменом, рассыпается в благодарностях, но Марк уже уходит, не дослушав, а я плетусь следом.

– Впечатляет, конечно, – фыркаю я, не сдержавшись. – Но зачем это все?

Словно почувствовав, что я не хочу проходить мимо дома, в котором прошло мое детство, мой спутник сворачивает направо. На ходу снимает пиджак и перекидывает через согнутый локоть. На улице стоит такая духота, что ему стоило сделать это гораздо раньше. Стараюсь не смотреть на рельефные мышцы, обтянутые тонкой тканью рубашки, потому что это делает образ Марка еще более устрашающим.

– Я не планировал этим тебя впечатлить.

Я недоуменно моргаю:

– А что планировал?

– Ничего. Разве у тебя никогда не случалось порыва сделать что-то хорошее?

И пока я пытаюсь припомнить нечто подобное, чертенок с плеча ехидно отвечает за меня:

«Это ты, Маркуша, такой благородный и полный всяких порывов. А Милашечка живет по принципу “моя хата с краю” и в ус не дует».

Радуюсь, что чертенок существует лишь в моем воображении и никто другой его больше не слышит.

– Может, и было. Значит, букет не для меня?

Марк замедляет шаг и нарочито внимательно оглядывает меня с ног до головы еще раз:

– Ты не похожа на ту, что обрадуется такому подарку.

– Не стану в таком случае спрашивать, на кого я, по-твоему, похожа, – хмыкаю я, не сумев скрыть недовольства услышанной фразой.

– Не спрашивай. Но я все равно отвечу. Ты похожа на шиповник, Милана. С первого взгляда – совершенство, хрупкий цветок с нежными лепестками, а если дотронуться – колешь шипами пальцы. Ты со всеми такая? Или я один удостоился такой чести?

Я вздыхаю, понимая, что могу быть разной, но сейчас он прав – я только и жду момента, чтобы уколоть, хотя Марк, по большому счету, ни в чем не виноват. Или виноват? А вдруг ему ничего не известно о коварных Леркиных планах?

– Я не такая. Ты ошибся, – говорю я резко, но потом понимаю, что спор сейчас не нужен, и нехотя добавляю: – Извини. Кажется, я просто сегодня не в настроении.

Марк ничего не отвечает на мои вынужденные извинения, но вскоре указывает на возвышающийся впереди дом с декоративными металлическими конструкциями, выкрашенными в бирюзовый, и круглыми часами, чем-то очень отдаленно напоминающий английский Биг-Бен.