Загадка камеры № 13

На первый взгляд внутри все выглядело как всегда. И начальник готов был поклясться, что никто не смог бы покинуть это помещение за остававшиеся четыре с половиной часа.

На обратном пути он снова подошел к двери камеры номер тринадцать. Из нее доносилось ровное и спокойное дыхание спящего. Проникавший в окно свет падал на лицо лежавшего мужчины, и начальник тюрьмы впервые отметил, насколько его узник выглядит осунувшимся и усталым. В этот момент Мыслящая Машина слегка пошевелился, и начальник тюрьмы со смущенным видом поспешил дальше по коридору.

Вечером, в начале седьмого, он поинтересовался у дежурившего тюремщика:

– В камере номер тринадцать все нормально?

– Да, сэр, – ответил тот. – Мистер Ван Дузен, правда, плохо поел.

Вскоре, после семи часов, начальник тюрьмы с чувством выполненного долга встретил доктора Рэнсома и мистера Фидинга. Он намеревался показать им написанные на ткани записки и рассказать всю довольно долгую историю своих мучений. Но не успел этого сделать, так как в офис вошел охранник, патрулировавший тюремный двор со стороны реки.

– Дуговая лампа в моем секторе двора не горит, – сообщил он.

– Черт побери! Этот человек само несчастье! У нас чего только не происходило с тех пор, как он появился здесь! – воскликнул начальник тюрьмы.

Отправив охранника назад на пост, тюремщик принялся названивать в занимавшуюся электрическим освещением компанию.

– Это Чисхольмская тюрьма, – сказал он. – Быстро пришлите сюда людей для починки дуговой лампы.

Ответ явно удовлетворил начальника, и, повесив трубку, он поспешил во двор. А пока доктор Рэнсом и мистер Филдинг ждали его, явился дежуривший у внешних ворот охранник, который принес доставленное курьерской почтой письмо. Доктор Рэнсом случайно заметил адрес и, когда охранник удалился, взглянул на конверт поближе.

– Вот те на! – воскликнул он.

– В чем дело? – спросил мистер Филдинг.

Доктор молча протянул ему письмо, и он внимательно изучил его.

– Совпадение, – сказал он. – Наверняка.

Было почти восемь часов, когда начальник тюрьмы вернулся в свой офис. Электрики уже прибыли в своем фургоне и приступили к работе.

Начальник тюрьмы связался по внутреннему телефону с охранником, дежурившим у внешних ворот.

– Сколько электриков вошло? Четверо? Трое рабочих в свитерах и комбинезонах, а также мастер? Все правильно. Проверь, чтобы столько же и вышло. Отбой.

Потом начальник тюрьмы повернулся к доктору Рэнсому и мистеру Филдингу.

– Нам приходится быть особенно внимательными, пока у нас здесь сидят взаперти ученые, – заметил он с саркастическими нотками в голосе и, небрежно взяв доставленное курьерской почтой послание, начал вскрывать конверт. – Сначала я хотел бы рассказать вам, джентльмены, немного о том, как… Бог мой! – вскричал он внезапно, когда увидел, что лежало внутри конверта. Какое-то время он сидел неподвижно с открытым от удивления ртом.

– Что это? – спросил мистер Филдинг.

– Заказное письмо из камеры номер тринадцать, – пробормотал начальник тюрьмы. – Приглашение на ужин.

– Что?! – удивленно воскликнули двое его гостей.

Начальник тюрьмы снова уставился на послание, а потом позвал стоявшего в коридоре охранника.

– Сбегай к камере номер тринадцать и посмотри, там ли заключенный, – приказал он.

Стражник сразу же удалился, в то время как доктор Рэнсом и мистер Филдинг занялись изучением сенсационного письма.

– Это почерк Ван Дузена, вне всякого сомнения, – сказал доктор Рэнсом. – Я хорошо с ним знаком.

Зазвонил телефон прямой связи с наружными воротами. Начальник тюрьмы медленно поднял трубку.

– Алло! Два репортера? Впусти их, – приказал он и, внезапно повернувшись к доктору Рэнсому и мистеру Филдингу, пробормотал: – Почему? Профессор же не мог сбежать! Он должен находиться в своей камере.

В этот момент вернулся охранник.

– Заключенный по-прежнему внутри, сэр, – доложил он. – Лежит на кровати.

– Ну, что я вам говорил! – воскликнул начальник тюрьмы и с облегчением перевел дыхание. – Но как он смог прислать это письмо?

В дверь, через которую можно было попасть в офис из тюремного двора, постучали.

– Это репортеры, – сказал начальник. – Впусти их, – приказал он охраннику, а потом добавил, обращаясь к двум другим джентльменам: – Не говорите ничего о вашем эксперименте при них, поскольку я и так уже вне себя от всего этого.

Дверь открылась, и вошли двое мужчин.

– Добрый вечер, джентльмены, – сказал один из них. Это был репортер Хатчинсон Хэтч, которого начальник тюрьмы хорошо знал.

– Ну так что же? – спросил другой раздраженно. – Вот я и здесь.

Все в немом изумлении уставились на него. Это был Мыслящая Машина. Он вызывающе посмотрел на начальника тюрьмы, который сидел с широко открытым ртом, потеряв дар речи.

Доктор Рэнсом и мистер Филдинг были потрясены, но они не знали того, что знал начальник тюрьмы, и поэтому, в отличие от них, он выглядел не просто ошарашенным, а словно разбитым параличом. Хатчинсон Хэтч жадно наблюдал за происходящим.

– Как… как… как вы это сделали? – в конце концов пробормотал начальник тюрьмы.

– Давайте пройдем к камере, – предложил Мыслящая Машина в своей обычной раздраженной манере, хорошо известной всем его коллегам-ученым. Все еще не пришедшему в себя начальнику тюрьмы ничего не оставалось, как принять предложение ученого.

– Посветите внутрь своим фонарем, – приказал Мыслящая Машина, когда они остановились у двери.

Сделав это, начальник тюрьмы увидел, что внутри помещения все выглядит как обычно и… на кровати лежит профессор. Конечно! Он не мог не узнать эти соломенно-желтые волосы! Начальник тюрьмы снова посмотрел на стоявшего рядом с ним мужчину, и на какое-то мгновение ему показалось, что все это происходит не наяву, что он просто спит и видит странный сон.

Дрожащими руками он отпер камеру, и Мыслящая Машина шагнул внутрь.

– Посмотрите сюда, – сказал он и пнул ногой стальные прутья в основании двери камеры, в результате чего три из них сместились со своего места, а четвертый отвалился и выкатился в коридор. – И сюда тоже, – продолжил бывший заключенный, встав на кровать, чтобы дотянуться до маленького окна. Он провел рукой по прутьям решетки, и все они сместились наружу.

– А что на кровати? – спросил начальник тюрьмы, который уже начал постепенно приходить в себя.

– Парик, – прозвучало в ответ. – Уберите одеяло.

Начальник тюрьмы подчинился, и взору присутствующих предстало следующее: большая бухта прочной веревки, длиной тридцать футов или больше, три напильника, нож, десять футов электрического кабеля, тонкие, но мощные стальные клещи, маленький молоток и… пистолет Дерринджер.

– Как вы это сделали?! – воскликнул начальник тюрьмы.

– Я приглашаю вас отужинать со мной в половине девятого, – сказал Мыслящая Машина. – Идемте, или мы опоздаем.

– Но как вы сделали это? – настаивал начальник тюрьмы.

– Вы зря думаете, что сможете удержать здесь человека, который умеет пользоваться своими мозгами, – ответил Мыслящая Машина. – Нам следует поторопиться.

Глава VI

Атмосфера гостиной профессора Ван Дузена была наполнена нетерпеливым ожиданием, отчего ужин проходил, главным образом, в тишине. Помимо хозяина в трапезе принимали участие доктор Рэнсом, Альберт Филдинг, начальник тюрьмы и репортер Хатчинсон Хэтч. Угощение было подано минута в минуту и, в соответствии с инструкциями профессора, данными неделю назад, доктору Рэнсому были предложены артишоки, и тот нашел их весьма вкусными. А когда ужин наконец закончился, Мыслящая Машина повернулся к доктору Рэнсому и гордо посмотрел на него.

– Теперь вы поверили мне? – спросил он.

– Да, – ответил тот.

– Вы согласны, что эксперимент был достаточно строгим?

– Безусловно, – подтвердил доктор Рэнсом.

Как и все другие, и особенно начальник тюрьмы, он с нетерпением ждал объяснений.

– Я полагаю, вы расскажете нам, как… – начал мистер Филдинг.

– Да, расскажите нам, как у вас все получилось, – перебил его начальник тюрьмы.

Мыслящая Машина поправил очки, окинул взглядом свою аудиторию и начал рассказ. Его повествование с первых минут выглядело крайне логичным, и никому никогда, пожалуй, не приходилось выступать перед столь заинтересованными слушателями.

– Я обещал, – начал он, – войти в камеру, не имея ничего, кроме самой необходимой одежды, и покинуть ее в течение недели. Я никогда не видел Чисхольмскую тюрьму. Войдя в камеру, я попросил зубной порошок, две десятидолларовые и одну пятидолларовую купюры, а также, чтобы мои черные ботинки начистили до блеска. Даже если бы в этих просьбах мне отказали, это не имело бы особого значения, но вы согласились на них.

Я знал, что в камере не будет ничего такого, что, по вашему мнению, я мог бы использовать в своих целях. Поэтому, когда начальник тюрьмы закрыл за мной дверь, я, на первый взгляд, оказался беспомощен, если бы только не нашел применения трем на вид невинным вещам. Они принадлежали к тем, что вы позволили бы иметь любому заключенному. Разве не так, господин начальник тюрьмы?

– Зубной порошок и начищенные ботинки, да, но не деньги, – ответил тот.

– Все представляет опасность в руках человека, знающего, как это использовать, – продолжил Мыслящая Машина. – В первую ночь я только спал и охотился на крыс. – Он впился взглядом в начальника тюрьмы. – Я знал, что не смогу ничего сделать сразу, поэтому рассчитывал начать на следующий день. Вы, джентльмены, скорее всего, решили, что мне требовалось время для организации необходимой для побега посторонней помощи, но это не так. Я знал, что смогу связаться с кем угодно и когда угодно.

Начальник тюрьмы какое-то мгновение таращился на него, а потом с серьезным видом затянулся сигарой.

– На следующее утро в шесть часов меня разбудил тюремщик, который принес завтрак, – продолжил ученый. – Он сообщил, что обед будет в полдень, а ужин в шесть вечера. Из его слов я также понял, что в промежутках между приемами пищи буду главным образом предоставлен сам себе. Поэтому сразу же после завтрака, выглянув из окна камеры, я проверил, что находится снаружи. С одного взгляда мне стало ясно, что не имеет смысла пытаться перелезть через стену. Даже если бы я решил вылезти из камеры через окно, моей целью было бы покинуть не только ее, но и территорию тюрьмы. Конечно, я сумел бы перебраться и через стену, но на осуществление этого плана у меня ушло бы больше времени, поэтому я решил отбросить данный вариант.

В результате первой рекогносцировки я установил, что за внешней стеной находится река, а также игровая площадка. Потом мои догадки подтвердил тюремщик. Тогда я выяснил одну важную вещь, а именно – что в случае необходимости любой может приблизиться к стене с наружной стороны, не привлекая особого внимания. Это стоило запомнить.

Однако тогда меня больше всего заинтересовал электрический кабель, ведущий к дуговой лампе, который проходил всего в нескольких футах, вероятно трех или четырех, от окна моей камеры. Я знал, что это могло пригодиться, если бы я посчитал необходимым отключить освещение.

– Ага, значит, это вы накануне перерезали кабель? – спросил начальник тюрьмы.

– Изучив из окна все что можно, – резюмировал Мыслящая Машина, проигнорировав его вопрос, – я стал обдумывать идею побега через саму тюрьму. Постарался вспомнить, как меня вели к камере. Это, как я понимал, был единственный путь. Но от внешнего мира меня отделяли семь дверей, поэтому в тот момент я отказался от идеи сбежать подобным образом. К тому же я не смог бы выбраться в коридор сквозь прочные гранитные стены моей камеры.

Мыслящая Машина сделал короткую паузу, и доктор Рэнсом закурил новую сигару. На несколько минут в комнате воцарилась тишина, а затем ученый продолжил:

– Пока я размышлял обо всех этих вещах, по моей ноге пробежала крыса, что подтолкнуло мои мысли совсем в другом направлении. В камере было по меньшей мере полдюжины ее сородичей, я мог видеть их крошечные глазки. Но я не заметил, чтобы хотя бы одно животное прошмыгнуло под дверью камеры. Я специально их пугал, чтобы проверить, сбегут ли они таким способом. Они не воспользовались им, но на время пропали, а значит, ушли другой дорогой. Следовательно, где-то имелась какая-то дыра.

Я искал ее и нашел. Это оказалась старая, давно неиспользуемая и частично забитая грязью и пылью дренажная труба. Именно с ее помощью крысы попадали в камеру. Но откуда они появлялись? Дренажные трубы обычно ведут за территорию тюрьмы. Эта, вероятно, шла к реке или в том направлении. Следовательно, крысы приходили оттуда. И тогда я решил, что они проделывали весь путь по ней, поскольку железная или свинцовая труба вряд ли может иметь еще какое-то отверстие, кроме выходного.

Когда тюремщик принес мой обед, он, сам того не сознавая, сообщил мне две важные вещи. Во-первых, что новую систему водоснабжения и канализации в тюрьме запустили семь лет назад, а во-вторых, что река находится всего в трехстах футах от тюрьмы. Тогда я понял, что моя дренажная труба является частью старой системы. А также что такие трубы обычно под наклоном идут к реке. Но находится ли ее конец в воде или на суше?

Это был следующий вопрос, который мне предстояло решить. И я разобрался с ним, поймав в камере несколько крыс. Мой тюремщик удивился, застав меня за этим занятием. Я изучил, по крайней мере, дюжину грызунов. Они оказались абсолютно сухими. Из этого я сделал вывод, что пришедшие по трубе крысы были полевыми. А значит, другой конец трубы находится на суше, и за тюремными стенами. Это выглядело обнадеживающе.

Однако, чтобы я мог дальше спокойно заниматься своим делом, мне требовалось переключить внимание начальника тюрьмы. Понимаете, рассказав ему, что я пришел в тюрьму с целью сбежать, вы усложнили эксперимент. Поскольку мне теперь вдобавок ко всему приходилось обманывать его ложными ходами, – объяснил Мыслящая Машина, а начальник тюрьмы угрюмо посмотрел на него. – Для начала я заставил его подумать, что пытался связаться с вами, доктор Рэнсом, – продолжил профессор. – Поэтому я написал записку на куске ткани, который оторвал от рубашки, адресовал ее доктору Рэнсому и, обернув пятидолларовой купюрой, выбросил в окно. Я знал, что охранник отнесет ее начальнику тюрьмы, но я предпочел бы, чтобы тот отправил ее дальше адресату. Моя первая записка при вас, господин начальник тюрьмы? – спросил он.

Тот огласил текст шифрованной записки.

– Что это, черт возьми, означает? – поинтересовался он.

ЬТА ЖЕБСЯС Л’АВЕР ЕМАНК АТЕН Е’СВОВ.Я

– Прочитайте задом наперед, начиная с заглавной «Я» и не обращая внимания на промежутки между словами, – проинструктировал его Мыслящая Машина.

Начальник тюрьмы так и поступил.

– Я в-о-в-с-е… – начал он по буквам, потом еще раз пробежал глазами по тексту и с ухмылкой произнес: – «Я вовсе не так намеревался сбежать». Хорошо, однако, что вы думаете об этом сейчас? – спросил он, все еще ухмыляясь.

– Я знал, что это привлечет ваше внимание. Так все и произошло, – ответил Мыслящая Машина. – И если бы вы поняли, что там написано, это выглядело бы чем-то вроде мягкого укора.

– Чем вы написали это? – спросил доктор Рэнсом, изучив кусок ткани и передав его мистеру Филдингу.

– Этим, – ответил бывший заключенный и вытянул вперед ногу. На ней был ботинок, который он носил в тюрьме, хотя уже не блестевший и довольно обшарпанный. – Смоченный водой обувной крем стал моими чернилами, а из железного наконечника шнурка получилось довольно хорошее перо, – объяснил он.

Начальник тюрьмы поднял на него глаза и громко рассмеялся, вероятно, одновременно от облегчения и восхищения.

– Вы просто чудо! – сказал он восторженно. – Рассказывайте дальше.

– В результате начальник тюрьмы провел обыск в моей камере, на что я и рассчитывал, – продолжил Мыслящая Машина. – Я хотел, чтобы он сделал это несколько раз, а потом, ничего не найдя, разозлился бы и прекратил обыски. Так все в конце концов и получилось.

Начальник тюрьмы смутился.

– Он забрал мою белую рубашку, а взамен дал мне тюремную, – не обращая на это внимания, продолжил свой рассказ профессор. – Он удовлетворился тем, что от нее были оторваны два лоскута. Но, когда он обыскивал мою камеру, еще один кусок ткани, размером примерно в девять квадратных дюймов, лежал у меня во рту, свернутый в маленький шарик.

– Девять дюймов от той же рубашки? – спросил начальник тюрьмы. – Откуда они взялись?

– Ее манишка состояла из трех слоев ткани, – объяснил Мыслящая Машина. – Я отпорол внутренний, оставив только два. Мне подумалось, что вы не заметите этого. Вот, в принципе, и весь секрет.

Возникла пауза, и начальник тюрьмы со смущенной улыбкой окинул взглядом остальных участников встречи.

– Итак, подкинув начальнику тюрьмы пищу для размышления и тем самым на какое-то время избавившись от его опеки, я сделал первый серьезный шаг к свободе, – снова заговорил профессор Ван Дузен. – Я знал, пусть даже с определенной долей сомнения, что моя дренажная труба выходит на поверхность где-то за игровой площадкой. И, насколько я понимал, довольно много мальчишек играли там. Я знал также, что крысы приходили в мою камеру оттуда. Мог ли я связаться с кем-то из внешнего мира, имея такую информацию?

В первую очередь, как я понял, мне требовалась достаточно прочная нить, поэтому… Посмотрите сюда, – продолжил он и, задрав штанины своих брюк, продемонстрировал носки из красивого прочного фильдекоса, у которых отсутствовала верхняя часть. – Я распустил их немного, сначала это было трудновато, но потом пошло как по маслу. И в результате получил четверть мили нити, на которую мог положиться.

Затем на половине моей оставшейся ткани я написал, не без труда, можете мне поверить, письмо, объяснявшее мою ситуацию, присутствующему здесь джентльмену, – сказал Мыслящая Машина и показал на Хатчинсона Хэтча. – Я знал, что он поможет мне в обмен на газетную статью. Я крепко привязал к этому матерчатому письму десятидолларовую купюру, поскольку это был самый надежный способ привлечь чье-то внимание к нему, и написал сверху на ткани:

НАШЕДШЕГО ПРОШУ ДОСТАВИТЬ ХАТЧИНСОНУ ХЭТЧУ ИЗ «ДЕЙЛИ АМЕРИКЕН», КОТОРЫЙ ДАСТ ЕЩЕ ДЕСЯТЬ ДОЛЛАРОВ ЗА ЭТУ ИНФОРМАЦИЮ.

Следующей задачей было доставить мое послание на игровую площадку, где мальчишки могли его найти. Для этого имелось два способа, но я выбрал лучший. Я взял одну из крыс (к тому времени у меня уже здорово получалось ловить их), крепко привязал ткань и купюру к одной ее лапе, прикрепил мою фильдекосовую нить к другой и отпустил ее в дренажную трубу. Я исходил из того, что природный страх заставит грызуна бежать, пока он не достигнет ее внешнего конца, а затем, выбравшись наружу, он, вероятно, остановится, чтобы содрать с себя прикрепленную ткань и деньги.

Как только животное исчезло в пыльной дыре, меня охватило волнение. Слишком многое могло мне помешать. Крыса могла перегрызть нить, другой конец которой я держал в руке, или ее сородичи могли сделать это. Крыса могла выбежать из трубы и оставить послание и купюру там, где их никто никогда не нашел бы, да и вообще, могло случиться все что угодно. Словом, мне пришлось какое-то время понервничать, но тот факт, что в моей камере осталось всего несколько футов нити, свидетельствовал о том, что она добежала и выбралась из трубы. В записке я подробно проинструктировал мистера Хэтча, как ему следовало действовать. Вопрос был только в том, попадет ли она к нему.

Закончив с этим, я мог лишь ждать и обдумывать другие планы на случай, если бы этот провалился. Я попытался подкупить моего тюремщика и узнал от него, что он имеет ключи только от двух из семи дверей, отделявших меня от свободы. Потом я сделал еще кое-что с целью потрепать нервы начальнику тюрьмы: снял железные набойки со своих ботинок и притворился, что пилю прутья решетки окна моей камеры. Начальник тюрьмы здорово разозлился по этому поводу. В результате у него даже появилась привычка трясти прутья окна моей камеры, чтобы убедиться, что с ними все в порядке. Тогда все так и обстояло.

Начальник тюрьмы снова ухмыльнулся. Он уже перестал удивляться.

– Что касается моего плана, то теперь я мог только ждать и наблюдать, как будут дальше развиваться события, – продолжил ученый. – Я не знал, доставили ли мою записку адресату, не знал даже, нашли ли ее и перегрызла ли крыса нить. И я не отваживался потянуть ее хоть немного назад, поскольку только она связывала меня с внешним миром.

В ту ночь я хоть и лег в кровать, но не спал, боясь пропустить легкое подергивание за нить, которое означало бы, что мистер Хэтч получил мое послание. Где-то в половине четвертого я ощутил его, и ни один по-настоящему приговоренный к смерти заключенный, пожалуй, не воспринял бы это более радостно, чем я. – Мыслящая Машина замолчал и повернулся к репортеру. – Вам будет лучше объяснить самому, что вы сделали, – предложил он.

– Записку на кусочке ткани мне принес маленький мальчик, который, по его словам, нашел ее, когда играл в баскетбол, – сказал мистер Хэтч. – Я сразу же почувствовал сенсационную историю, связанную с ней, поэтому немедленно дал ему еще десять долларов и приготовил несколько катушек шелковой нити, немного шпагата и моток тонкой гибкой проволоки. Профессор предлагал мне попросить нашедшего записку показать, где он ее поднял, и предпринять поиски там начиная с двух часов ночи. Найдя конец нити, я должен был мягко дернуть за нее три раза подряд, а затем, чуть погодя, четвертый.

Я занимался поисками с помощью электрического фонарика и через час и двадцать минут нашел конец дренажной трубы, спрятанный в бурьяне. С этого конца она была очень широкой: где-то двенадцать дюймов в диаметре. Обнаружив конец фильдекосовой нити, я дернул за него, как мне предписывалось, и сразу же почувствовал подергивание в ответ.

Тогда я привязал шелковую нить к нему, и профессор Ван Дузен начал тянуть ее в камеру. А у меня чуть не случился сердечный приступ от страха, что эта тонкая связь с ним может порваться. К концу шелковой нити я привязал шпагат, а когда он почти исчез в трубе, прикрепил к его концу проволоку. Когда и она пропала в темноте, между камерой профессора и концом трубы уже образовалась надежная связь, которую не смогли бы перегрызть крысы.

Мыслящая Машина поднял руку, и Хэтч замолчал.

– Все это было проделано в абсолютной тишине, – сказал ученый. – Однако, когда проволока оказалась в моей руке, я чуть не закричал от радости. Затем мы попробовали другой эксперимент, для которого мистер Хэтч был готов. Я попытался использовать трубу в качестве инструмента для переговоров. Мы плохо слышали друг друга, однако я не осмеливался говорить громко из опасения привлечь к себе внимание. В конце концов я смог ему сообщить, что мне требовалось в первую очередь. Я просил об азотной кислоте, а до него никак не доходило, что я имел в виду, и мне пришлось повторять это несколько раз.

Затем я услышал крик из камеры, расположенной надо мной. И мгновенно осознал, что кто-то слышал наши переговоры, потом раздались ваши шаги, господин начальник тюрьмы, и я притворился спящим. Если бы вы вошли в мою камеру в тот момент, весь план побега провалился бы. Тогда я был на грани краха. Но вы прошли мимо.

После того, что я уже рассказал, наверное, нетрудно догадаться, как в моей камере оказывались разные вещи и как они исчезали по моему желанию. Я обычно засовывал их назад в трубу. А вы, господин начальник тюрьмы, не могли дотянуться до прикрепленной к ним проволоки своими пальцами, поскольку они у вас толстые. Мои, как вы видите, тоньше и длиннее. Вдобавок я подкладывал в трубу дохлую крысу, тем самым отвлекая ваше внимание. Вы, господин начальник тюрьмы, вероятно, помните, как это было.

– Да, помню, – подтвердил тот с гримасой отвращения.

– Я подумал, что, если кто-то захочет исследовать дыру в полу, крыса поубавит это желание, – продолжил Мыслящая Машина. – Впрочем, мистер Хэтч не смог переправить мне ничего полезного через трубу до следующей ночи, хотя он с ее помощью разменял мне десять долларов в качестве проверки, и таким образом я выполнил вторую часть своего плана. Затем я продумал сам способ побега, который в конце концов и исполнил.

Чтобы все прошло без сучка, без задоринки, я должен был приучить дежурившего во дворе охранника постоянно видеть меня в окне камеры. Я добивался этого, выбрасывая ему тряпичные записки. Они были хвастливыми по тону, и с их помощью я также пытался убедить начальника тюрьмы, что один из его помощников общается с внешним миром по моей просьбе. Мне приходилось стоять часами в окне, таращась наружу, так чтобы охранник мог видеть меня, и порой разговаривать с ним. Таким образом я выяснил, что в тюрьме нет собственных электриков и у них имеется договор со сторонней фирмой на случай проблем с освещением.

После этого я уже точно знал, как окажусь на свободе. В начале вечера в последний день моего заключения я планировал перерезать проходивший всего в нескольких футах от моего окна электрический кабель с помощью облитой кислотой проволоки, имевшейся у меня. В результате моя часть тюрьмы погрузилась бы в темноту, пока электрики не нашли бы место повреждения. Это также позволило бы мистеру Хэтчу проникнуть в тюремный двор.