Цвет иных миров

Среди множества хрустальных статуй выделяются две. Их облик напоминает человеческий, хоть и отдалённо.

– Акира! Просыпайся, старая развалина! – я слышу голос Кохару и открываю глаза в нашей спальне. Жена сидит за рабочим столом с книгой в руках, смеётся и кидает в меня подушку.

Как же она красива! Сколько лет прошло, а я всё так же восхищаюсь её умом и красотой. Она читает собрание сочинений Шекспира. Наш дом – настоящая библиотека, и я уже привык к тому, что Кохару и книги неразделимы. Она готовится к лекции в университете, а я, похоже, задремал. Длинные тёмные волосы спадают на открытую часть её спины. Я ощущаю непреодолимое желание дотронуться до её плеча. Кожа – нежная и чуть шершавая из-за крошечных белых волосков, словно ворсинок на коре древнего дерева. Странное сравнение, но оно приходит мне в голову.

– Ты выглядишь уставшим. Снилось что-то плохое? – её знакомый и любимый голос пробуждает во мне нежность, и я, поддавшись порыву, прикасаюсь к её губам. Она моргает от удивления и, как всегда, отвечает тихо и осторожно. Я разрываю поцелуй и ещё мгновение смотрю на её удивлённое лицо.

– Да… прости. Напугал, наверное. Просто приснился странный сон, – я не хочу её тревожить.– Акира?! Ты в порядке? Ты плачешь? Тебе приснился страшный сон? – я не понимаю её слов, пока изображение в глазах не начинает плыть. Касаясь лица, замечаю слёзы на пальцах.

– Расскажешь? – я качаю головой. Она понимает и не настаивает. Подходит и обнимает меня. Тепло её тела и медовый запах волос постепенно успокаивают. Я сам не понимаю, почему вдруг начал плакать.

Она отстраняется, улыбается, и я снова вижу ту самую улыбку, в которой отражается её любовь к книгам. Кохару всегда дарила мне истории, о которых я прежде не слышал.– Прости, правда… Не знаю, что со мной. Что ты читаешь, Кохару?

– Серьёзно? Ты сегодня странный. – Она берёт книгу в переплёте и переворачивает обложку. На ней изображено белое древо с огромной кроной-куполом. Сквозь него тянутся ветви снов…– О духах. Кодама – духах великого древа. Я читаю легенду о Сэйтиро Миноси. Он был самураем, погибшим так далеко от дома, что семья не смогла проводить его в последний путь. – Ммм… Наверное, и с женой проститься не успел? – я шучу, она поднимает брови и смеётся.

– Романтика! – смеётся она. Как же прекрасна её улыбка! Мне хочется, чтобы время застыло и я мог любоваться ею дольше. Хрустальные миры, сны, где время не движется… Почему мысли о древе из сна не выходят из головы?– Ученики Сэйтиро сожгли его тело, а прах закопали вместе с косточкой Белой Вишни. Так он стал деревом, а его разум и душа слились с Вечностью. Его семья приехала к этому древу и смогла побыть с ним ещё немного. Ведь он стал Кодама – великим духом-древом, чьё сердце и душа обрели новый мир. Удивительно, правда? – Духом-деревом? Звучит интригующе… и страна снов? – я не отрываю взгляда от гравюры. Слишком уж она напоминает мне место из сна. То самое дерево, что оплетает мир духов, превращая несчастных в хрустальные статуи. – Акира, тебе ведь уже знакома эта история, да? – в её взгляде читаются сомнение и тревога. – Нет, всё хорошо. Просто красивая легенда. Самурай, который стал деревом, чтобы остаться со своей любимой.

– Акира, успокойся. Что такого страшного тебе приснилось? – в её голосе тревога. Может, такая же, как и у меня. Наверное, это действительно был лишь сон. Долгий и красивый сон о белом дереве с золотыми жилками и хрустальных статуях призраков, что навеки спят и видят жизнь, которую когда-то вели. Я вдыхаю аромат её волос, закрываю глаза, и время словно замирает.Я снова притягиваю Кохару к себе, до дрожи в теле прижимаю её хрупкую фигуру и пытаюсь убедиться, что она реальна. Что и мир вокруг реален.

Танец в темноте

Годами служительниц храма «Инари» готовили и обучали искусству Священного Танца. Раз в полгода жрецы проводили ритуал поклонения Богу Огня. Они ждали, что родится дитя, способное унаследовать силу самого Кагуцэти-но ками и стать надеждой для мира, принести в этот мир магию, которая помогла бы охотникам победить демонов.

Мико – девочка, которую отдавали в Храм Огня в возрасте пяти лет. Монахи воспитывали нас в строгости и благочестии, заставляя постигать древнее искусство танца во мраке и изучать магию огня, оставленную предками. Большинство из нас погибало, так и не дожив до финального обряда – от голода, изнурительных тренировок и самой магии, которую плохо понимали даже жрецы. Как только ты попадала в Храм, не имело значения, что привело тебя сюда – ты становилась частью обряда. До его завершения у тебя не оставалось ни имени, ни права на собственную жизнь, ни судьбы, которая была бы не связана с ритуалом и танцем во тьме.

Я не выбирала, становиться ли Мико. Мои родители погибли, как и все жители моей родной деревни. «Они» – кровожадные демоны, вышедшие из глубин тьмы, пожирали всё живое. Никто не спрашивал, какой жизни я хочу, о чём мечтаю, кого люблю. Я осталась единственной выжившей девочкой после нападения. Когда в Храме узнали мою историю, жрецы приказали охотникам доставить меня к ним.

С того момента, как избранная огнём девочка переступала порог Храма, её жизнь «до» переставала существовать. Нас заставляли забывать имена, отказываться от воспоминаний о родных и друзьях. Оставались лишь книги о магии Огня и сцена на ритуальной площади перед главной пагодой.

Только звуки барабанов и флейт, которые мы учились различать от начала и до конца танца, вели нас во тьме. Магия Огня была жестока и не терпела слабости. Те, кто не выдерживал, умирали – от болезней, голода или истощения.

Да, меня пугали рассказы об «Они», кровавых демонах, разорявших целые деревни. Но рано или поздно каждая из нас понимала важность Храма и магии, которой мы учились ради борьбы с чудовищами. Однако, наблюдая, с какой беспощадностью жрецы диктовали волю Бога Огня маленьким девочкам, ломая их судьбы и превращая в посланниц смерти, я чувствовала только ненависть. Кто больше заслуживал погибнуть? «Они», истреблявшие города, или жрецы, коверкaвшие души и жизни детей?

– Кейко. Моё имя – Кейко!

Каждую ночь, засыпая от усталости над книгами в библиотеке, я повторяла своё имя как мантру. Они не смогут стереть мою память и заставить забыть. У меня было имя. И ещё – волшебный осколок кварца, который я прятала от жрецов и других девочек. Его прозрачные грани, словно зеркало, отражали моё лицо. Я знала: я отличалась от других. Этот секрет никто не должен был узнать – до завершения обряда.

Меня разбудил скрежет. Передо мной стоял мужчина в белом кимоно с алым поясом. Его холодное лицо казалось лишённым эмоций, словно вместе с ними из него извлекли и душу. В руках он держал ритуальные веера.

– Просыпайся, Мико, – сурово сказал он. – Завтра для тебя и ещё четырёх Мико наступит обряд истины. Мы узнаем, отметил ли вас Бог Огня своей силой, и сумеете ли вы принести баланс в борьбу людей и монстров.

– Да, мастер Огня. Вы правы, – ответила я вместо того, чтобы дать волю рукам.Мне хотелось ударить его. Хоть раз. Хоть одного из них.

Я была готова. Всего лишь танец во тьме.

Жрица выходила на центральную площадь и начинала танцевать с веером, призывая Бога Огня. Жрецы гасили свет, и наступала кромешная тьма. Мико ориентировалась только на звуки барабанов и флейт. Этот танец наблюдали охотники со всей страны. Если Бог Огня отмечал Мико, она разжигала чашу на постаменте и отправлялась вместе с охотниками сражаться с демонами. Если же нет – жрецы тут же вырывали ей глаза, и жизнь заканчивалась в стенах Храма.

В ночь перед обрядом я надела белое кимоно. Тонкий пояс плотно облегал талию, в длинных волосах переливались красные ленты.

– Сколько здесь людей… – с восхищением и тревогой я смотрела с храмовой пристройки на множество охотников и паломников, прибывших на фестиваль. Уехать с ними было бы куда лучше, чем остаться в Храме и навеки стать узницей тьмы.

Но какой у меня был шанс? Чем я отличалась от других? Ни особой красотой, ни умом я не выделялась. Почему Бог Огня должен был выбрать именно меня?

Под звуки барабанов я поднялась на ритуальный постамент. Каждый удар отзывался в сердце, и я погружалась в ритм, который звучал во мне годами. В центре возвышалась чаша Огня: её зажигали в начале обряда, а затем тушили. Мико танцевала в кромешной тьме, ориентируясь только на музыку. В конце нужно было произнести заклинание. Если огонь загорался снова – тебя признавали. Если нет – жрецы лишали глаз.

Шёпот охотников и зрителей раздражал и злил. Внутри всё кипело от ненависти.

Мои движения были безупречны. Я тренировалась дольше других, оттачивая каждый шаг во тьме, чтобы танцевать, словно кошка в ночи. Я не стремилась выжить или покинуть Храм вместе с охотниками. Мною двигала ненависть – к демонам, убившим мою семью, к охотникам, допустившим это, и к жрецам, прикрывавшим жестокость добродетелью.

Темнота обволакивала, проникая в тело и пожирая изнутри. Страх накатывал: я могла больше никогда не увидеть даже своё отражение в кварце. Меня могли убить демоны. Я никогда не стану обычной. Никогда не встречу рассвет.

Барабаны звучали громче, кровь закипала, ненависть становилась жаром.

Боль переполнила сердце. Я закричала – и в ту же секунду чаша озарилась алым пламенем.

Меч озёрной девы

Аолан шёл вперёд в земли неприветливой Нимерии – проклятое королевство в самом сердце владений тёмных эльфов. Его спутница, высокая и красивая Королева древних эльфов Мираэль, двигалась рядом. Отряд её бойцов шагал позади – последние уцелевшие в этих чужих землях, далеко от дома. Загадочная Королева-маг, что говорила с мёртвыми богами, вела остатки свободных эльфов в земли вечной тьмы.

– Зачем мы здесь? – раз за разом спрашивал юный воитель у Королевы, но не получал ответа.

Сколько ещё должно погибнуть, чтобы боги остались довольны? Сколько ещё жизней нужно отдать, чтобы Королева исполнила своё предназначение?

Эльфийка была божественно прекрасна. Статная, с татуировками древних заклятий, покрывавшими её тело. Длинные уши украшали серебряные каффы с вплетёнными нитями и камешками яшмы. Лоб и щёки покрывали узоры, спускавшиеся к шее. Длинные белые ресницы придавали её взгляду особую выразительность. Туман волнами накатывал на бесплодные земли. Сквозь него пробиралась маленькая группа эльфов из Золотого Города.

Куда они шли? Ради чего должны были отдать свои жизни? Во имя предназначения, в которое так верила Королева? Во имя воли Богов, что предрекли победу над великой тьмой?

Вдруг Мираэль остановилась и подняла руку вверх – сигнал замереть. Аолан почти рефлекторно потянулся к колчану. Копейщики за его спиной остановились и выставили щиты, сомкнувшись полукругом.

Юноша осторожно, размеренным шагом приблизился к Королеве. Она стояла с закрытыми глазами, вдыхая ветер и словно прислушиваясь к воле Богов.

– Моя Королева?.. – спросил он.

В Золотом Городе Мираэль жила в Храме Пяти Причин и редко разговаривала с кем-либо, кроме магов Круга.

– Мы близки к концу нашего пути, – заговорила Королева загадочным, томным голосом.

Она никогда не упоминала ни о еде, ни о сне. Аолан всегда засыпал мгновенно, а её он ни разу не видел дремлющей. Иногда ему казалось, что она лишь призрак.

– Впереди? – уточнил он.

– Храм Великой Девы Озёр. Мы почти пришли. Она ждёт нас.

Мираэль кивнула. Аолан не понимал Королеву. Она никогда не объясняла своих действий: приказывала идти – и народ шёл. Они верили, что она посланница Богов и знает, что делает. Но юноша видел в этом иной смысл – и обман.

Подняв руку, эльфийка дала знак копейщикам оставаться на месте. Затем повернулась, и Аолан впервые за долгое время увидел её лицо так близко, да ещё и при свете дня. Мистически красивая эльфийка смотрела прямо в его душу.

– Идём, юный воитель.

Туман сгущался с каждым шагом. Почва под ногами становилась мягче, каменистая тропа сменилась редкими островками травы. Аолан не отходил от Королевы. Казалось, она не видит глазами – она ориентировалась по иным знакам судьбы.

Клубы тумана долго преследовали путников, пока вдруг не рассеялись. Перед ними открылась ровная, недвижимая гладь воды. Тёмная поверхность скрывала нечто под собой, а берега растворялись в белёсой дымке. Королева спокойно опустила руку в воду почти до запястья. Аолан, охваченный тревогой, ждал.

– Воитель, подойди ближе, – произнесла эльфийка.

– Да, моя Королева. Вы нашли то, что искали? Сможем ли мы вернуться домой? – его пробивал холод, голос дрожал. От её ответа зависела судьба всего народа.

– Ты знаешь легенду об Избранном, что спасёт Золотой Город и уничтожит сердце тёмных эльфов в землях Нимерии?

– Отец рассказывал мне мифы и легенды Эльфов Круга, в том числе и об Избранном. Боги предсказали, что вы спасёте наш мир и повели вас сюда. У меня нет причин сомневаться! – соврал Аолан, опустив глаза.

Она смотрела на него пристально – глаза пророка видели ложь.

Королева поднялась, выдернув руку из воды, и подошла ближе.

– Ты сын Гаронна, королевского говорящего с ветром.

Аолан испуганно кивнул. Мираэль коснулась его лба, и тут же юношу пронзила боль. На коже вспыхнула метка в форме змеи.

Он упал на колени. Королева вернулась к воде и снова опустила туда руку. Сквозь собственные крики Аолан услышал странный голос – словно песнь на забытом языке. Глаза Мираэль стали почти белыми.

– Прости, дитя. Эта метка нужна для твоей защиты, – сказала она.

На воде пошла рябь, боль отступила, и Аолан смог снова видеть. В глубине колыхалось белое сияние. Восторг и грусть захлестнули его.

– Моя Королева?.. – он осторожно коснулся метки, но боль исчезла.

– Озёрная Дева, навеки заточённая во тьме, – произнесла Мираэль. – Её свет питал Меч Избранного и вёл сквозь мёртвые земли.

Она медленно подняла руку. В её пальцах показалась рукоять с рунами. Через мгновение она полностью вытащила меч из воды. Ввысь взмыл яркий сине-голубой шар и так же внезапно исчез в тумане. Лезвие было столь изящным, что казалось – это сам луч света.

– Вы освободили её? – догадался Аолан, заметив серебристый след, оставшийся в воздухе.

Королева опустила голову и вонзила меч в землю между ними.

– Она исполнила долг перед Богами и теперь свободна. Меч у нас. Мы близки к исполнению воли небес! – эльфийка шагнула босыми ногами к кромке воды. – Мой дар тебе!

– Дар? – удивился Аолан.

– Меч Озёрной Девы. Оружие, способное победить Короля тёмных эльфов. Избранный из пророчества Богов – это ты, юный Аолан. Я дарую тебе благословение Королевы эльфов Золотого Города. И заклинаю отправиться дальше в Тёмные Земли, чтобы спасти наш народ.

Жрица вошла в воду обеими ногами. Аолан коснулся рукояти меча – и в тот же миг хрупкое тело Королевы озарилось светом и исчезло под толщей озера.

Айрис

Неоновые огни ночного города переливались в глазах Айрис. Ведьма сидела на крыше небоскрёба, свесив ноги с парапета, и молча наблюдала за улицами внизу. Время от времени юная волшебница поднимала руку и зажигала в ладони алый сгусток ведьмовского огня. В длинной тёплой кофте и плотных брюках она походила скорее на старшеклассницу, чем на четырёхсотлетнюю ведьму из глубин Тёмного Измерения. Её глаза блестели в свете неона; она могла смотреть вниз часами. Смысл её прибытия в этот мир уже стирался из памяти, а цель, которая долгие годы подпитывала желание искать ответы, исчезала за границей подсознания.

– Айрис? – послышался шум крыльев. Ведьма лениво обернулась.

Рядом с ней, рассекая ночной воздух, опустился огромный трёхглазый ворон с чёрно-красными перьями – настоящий фамильяр, её связь с родным Ковеном.

– Что передаёт матушка, Горгона? – голос Айрис был чуть приглушён, но шум города добавлял ему особого шарма.

Матушка возглавляла Ковен уже тысячу лет, с того момента, как появилось Тёмное Измерение и его порталы – проходы между вселенными, созданные неизвестно кем и зачем. Айрис не любила правила, не любила Ковен, не любила матушку. Ведьмы не умеют любить: они предпочитают держаться небольшими группами ради выживания. Охотники не могли проходить сквозь порталы, но в каждом мире хватало желающих заработать на ведьминском сердце.

– Она хочет, чтобы ты вернулась, – ответил ворон. – Айрис, может быть, пора? Мы здесь почти столетие и ничего не нашли!

По его перьям пробежала алая дымка; он встрепенулся, пытаясь уловить взгляд хозяйки. Иногда ему казалось, что она вовсе не здесь, а где-то за пределами, в недрах Тёмного Измерения, ищет кого-то – душу, потерянную сотни лет назад. Или, может быть, просто повод продолжать жить.

– Айрис, твоё прошлое не вернуть, твой мир не вернуть… и твоя сестра мертва.

Ведьма резко повернулась, и рука с магическим огнём оказалась рядом с головой фамильяра. Зрачки Айрис потемнели, покрываясь чёрной плёнкой. На её вечно молодом лице проступили чёрные линии проклятия.

– А ты забыл, мой славный друг, из-за чего она умерла? За что Ковен приговорил её к сожжению? – голос стал холоднее. – Только потому, что её магия не поддавалась их контролю!

Короткая вспышка гнева сменилась усталым смирением. Айрис медленно сжала кулак – алый огонь погас.

– Ты знаешь правила, – продолжил ворон. – Ковену нужны твои силы. Они не умеют управлять магией Крови… а ты знаешь как. И твоя сестра знала.

Айрис понимала: лишняя суета привлечёт нежелательное внимание, а она не собиралась пока покидать ни этот мир на краю Тёмного Измерения, ни его неоновые огни. Возможно, здесь она будет ближе к цели. Возможно, Ковен разозлится и пошлёт за ней убийц. И тот, и другой исход её устраивал.

Она устало подняла глаза. В отражениях города переплетались сотни заклинаний, человеческих судеб и душ; текло время мира; чувствовалась сила других магов. И – где-то там, едва уловимая, – её цель. Айрис не могла знать, существует ли она, но что-то в её душе взывало к пустоте. Возможно, там есть место, ради которого стоит продолжать жить. Место, где сестра жива, не сожжена Ковеном. Место, где Айрис смогла бы обрести покой. Место без сожалений и вечной борьбы.

– Лан, прости… – ведьма провела рукой по перьям ворона. – Знаю, ты не желаешь мне зла. Но в Ковен я не вернусь. Там нет для меня места. Матушка хочет моей силы, но она знает: я не подчинюсь. Есть только два способа получить мою магию – заставить служить или сжечь меня заживо как сестру.

Ворон распушил перья и перебрался к ней на колени. Он один – Лан – видел её боль и отчаяние, долгие годы путешествовал рядом. У Айрис был только он, а у него – только она. Ведьма Крови, преступившая закон, сбежавшая из Ковена в поисках ответов и способа вернуть прошлое.

– Так много дней, так много ночей, – тихо сказала она. – Люди живут беззаботно, их боль со временем растворяется в повседневности. Но для вечных созданий – боль как клетка – навеки. Сожаления – вечный спутник тьмы. Куда бы я ни пошла, и что бы ни сделала, мысли не отпускают меня, Лан… – она опустила голову, закрыв глаза ладонями. – Могу ли я изменить прошлое? Не допустить того, что случилось с сестрой? Бесконечные поиски двери в иную реальность, где прошлое и будущее Лабиринта сливаются в точке конвергенции…

Ворон прижался к её лицу, три глаза смотрели прямо в душу хозяйки. Душа ведьмы сливается с сердцем, превращаясь в кристалл и защищая её от смерти. Убить ведьму можно только вырвав сердце или предав огню. Сердце Айрис было переполнено сожалением, болью и бесконечным стремлением найти ту самую «цель» в затерянных мирах Тёмного Измерения. Она искала ли способ воскресить сестру? Найти дорогу в прошлое? Сбежать из реальности раз и навсегда? Или, быть может, готовила величайшую месть Ковену?

– Айрис, если бы я мог разделить твою боль, – прошептал Лан.

– Мне бы хотелось, чтобы у меня не было сожалений. Не было желания умереть, Лан. Не было прошлого. Тьма зовёт меня в пределы пустоты – осколки истинной меня, – ответила ведьма.

– Вернёмся, да? – с надеждой спросил фамильяр.

– Нет. Я приняла решение и не изменю его, Лан. В Ковен я не вернусь, но и мстить не стану, если матушка Горгона оставит меня в покое. Пока мои глаза видят хотя бы тень знамения цели в глубине Тёмного Измерения, я буду искать путь, дорогу, возможность изменить судьбу.

Она поднялась, и ворон перелетел ей на плечо, расправив крылья.

– А боль и сожаления станут светом, – произнесла Айрис, – светом, который, сияя во тьме, укажет нам дорогу.

Помоги мне

– Я не могу тебе помочь! Ты знаешь сам, Нэт… – её голос снова и снова звучит в голове, отдаваясь эхом на задворках сознания.– Помоги мне, пожалуйста, я должен вспомнить… – фотография выпадает из рук, холодные пальцы с трудом удерживают почти невесомый предмет.

Я встаю со стула. Порыв ветра врывается в открытое окно, перелистывает стопку писем на столе и слегка задевает музыкальную шкатулку. Слышится лёгкий звенящий мотив. Я вдыхаю воздух и ощущаю аромат яблок и дождя. Скоро пойдёт дождь. Она любила его. Почему я помню такие детали, но не могу вспомнить даже её имени?

Нервно провожу рукой по затылку. Волосы отрастают, а стричь их не хочется. Да и выходить в душный, почти мёртвый город – тоже. Там её нет. Сколько бы я ни искал, сколько бы ни бродил по тёмным переулкам ночами, показывая прохожим фотографию, – никто её не помнит. Ни имени, ни самой её. Я обивал пороги душных канцелярий, писал письма инспектору Говарду в «Главное Управление». Но он лишь крутил пальцем у виска, считая меня безумцем. Возможно, он прав. Кому нужен детектив, сошедший с ума?

– Нэт, у островных жителей огромные серьги! Они носят двубортные костюмы и танцуют прямо у таверн! Тебе бы там понравилось. Нам обязательно нужно снова поехать на Север! – она грезила о путешествиях, потому что только там могла найти покой. Покой, которого здесь у неё не было.Поднимаю фото – и вдруг пронзает воспоминание. Её смех. Далёкий, словно из другого времени. Она улыбалась и рассказывала сказки о людях, которых повидала в странствиях на Севере.

Почему я не уехал с ней? Почему не бросил всё? Лишь сейчас понимаю – без неё моя «обычная» жизнь ничего не значила.

Я ставлю фотографию обратно на стол и аккуратно прислоняю к стопке книг. Её книг – единственное, что осталось после того, как она исчезла. Навсегда. Она знала, что не вернётся за ними.

– Ты не думал уехать отсюда? – тихо говорит Хоу. – Корабли ходят каждый месяц. Могу замолвить за тебя словечко капитану. Пойдёшь матросом – и платить не придётся. Ты ведь всегда хотел в море?Я подхожу к окну – и в этот момент звонит телефон. Протяжный, навязчивый звон. Хоукай? Опять что-то в таверне? С тяжёлым сердцем иду к аппарату на прикроватной полке. Сквозь шум прорывается его голос. Старый пройдоха снова не спит. – Нэт! – Привет, Хоу. Почему ты звонишь инспектору в два часа ночи? Или бар всё ещё открыт и ты хочешь, чтобы я разрулил твои мутные делишки? – в трубке раздаётся глухое кряхтение. Я вздыхаю. – Прости, Хоу. Мне опять не спится. – Всё в порядке, – прокашлявшись, добавляет он. – У меня есть бутылка отличного бурбона! Может, заглянешь в Бридж? – Не хочется сегодня запивать бессонницу. Всё труднее не думать о работе. Тысячи историй и судьбы, на которые влияли мои решения. Инспектор, наверное, прав: я схожу с ума.

– Хоу, я не могу уехать. Не сейчас, – отвечаю и снова смотрю на фотографию. На ней она улыбается. Забавно: снимок сделал сам Хоу. Старик притащил камеру и сфотографировал нас тайком. Потом всё же отдал ей фото. Она умела расположить к себе любого – даже такого ворчуна, как он. А теперь он сам её не помнит. Ни имени, ни лица. Я хочу хотя бы имя вернуть. Словно, произнеся его, я смогу вернуть её саму.Но меня держала мысль о ней. Я боялся забыть её окончательно. Боялся потерять запах, цвет волос, голос. Боялся, что она навсегда станет лишь призраком.

– Всё из-за той девчушки? С фото? – Хоу хрипло смеётся. – Ты уверен, что я делал этот снимок? Хоть убей – не помню! Наверное, был пьян.

– Да-да, такие странные. Жуткие, – его голос становится тише, почти испуганным.Я резко обрываю: – Хоу, зачем ты звонил? – А! Точно, – он будто вспоминает. – Нэт, я нашёл карты. Старые, с рисунками и подписями. Жутковатые… мертвецы, утопленники… Нашёл за барной стойкой. Представляешь? Ума не приложу, как они туда попали. – Карты? С рисунками?

Все боятся призраков. Все боятся смерти. Все боятся прошлого. От него не убежать. Оно – вечная тюрьма.

– Знаю… Но приехать всё равно не смогу. Пришлёшь парнишку? – прошу я.– Карты Таро? У них жёлтые рубашки? – Ага, они самые. Знаешь, чьи?

– Спасибо, Хоу. У Хоу помогал один бездомный мальчишка: за хлеб и воду он таскал бочки, разгружал ящики и бегал по поручениям. – Конечно, Нэт. Утром будут у тебя.

Я кладу трубку. Возвращаюсь к столу, закрываю глаза. Сажусь. Зачем я открываю её книги? Чего ищу? На пожелтевших страницах её рукой записаны цитаты. Слова обведены кружками, чтобы лучше запоминать. Я вспоминаю, как она любила читать у камина. Не различая, где сон, где явь, проваливаюсь в темноту.