Лилит

За ней вышел Адам.

– Ева! – окликнул он ее с порога.

Она безрадостно обернулась.

– Так будут звать тебя, – заявил он. – Нарекаю тебя Евой.

Женщина безучастно кивнула.

– Ева, – продолжил он, словно никак не мог перестать произносить ее имя. – Ты – женщина. Нарекаю тебя Женой, ибо от меня, Мужа, ты была, – он ухмыльнулся, – взята.

Она потупила взор.

– Сегодня ты будешь молоть муку. Я тебя научу. Я всему тебя научу, кость от костей моих, плоть от плоти моей…

Ева непонимающе посмотрела на него.

– Ты мой помощник, – подмигнул Адам.

Кость от костей моих?

Плоть от плоти моей?

Помощник?

Он что, спятил?

Как можно женщину сотворить из мужчины? Ведь мужчина рождается от женщины! Адам должен это знать, потому что видел, как рожали животные. Он теперь что, ее мать?!

Ева склонила голову и пошла за водой.

Вот же нелепая дура!

Повезло ей, что я готова ее спасти.

* * *

Я нашла ее у пруда.

Она сидела на бревне и глазела в прозрачную воду. Наверное, искала собственное отражение. Если так, то ее ожидало разочарование: она была настолько непримечательна, что даже воды не замечали ее присутствия.

– Ева, – дотронулась я до ее плеча.

Женщина медленно обернулась. Каждое движение давалось ей с усилием, словно под водой. Она ничего не сказала, но, похоже, вовсе не удивилась моему присутствию.

– Ева, – повторила я. – Я должна сказать тебе кое-что важное. Уходи отсюда. Идем со мной.

Она дотронулась до моего крыла.

– Кто ты?

– Лилит, – ответила я и, чуть подумав, добавила: – Ангел.

А почему бы и нет? Это уже потом меня провозгласят демоном.

– А женщины могут быть ангелами? – Ева провела по моим перьям тыльной стороной кисти.

В ответ я развернула крылья во всей красе, и бедняжка от изумления свалилась с бревна.

– Безусловно могут, – подтвердила я, помогая ей подняться.

– Я не могу уйти. Я ведь сотворена из него. Я его помощник.

Снова это слово. Клянусь всем сущим, оно привело меня в ярость!

– Эй! – Я встряхнула ее за покатые плечи. – Ты сотворена не для него! Ты сотворена для самой себя!

Она съежилась и пригнулась к земле.

– Ева! – донесся крик Адама из-за оливковых деревьев, со стороны хижины. – Ты что там копаешься? Где моя вода?!

– Не ходи к нему! – убеждала я. – Ты должна кое-что узнать. Господь врет тебе.

Но она уже бежала прочь со всех своих нетвердых ног.

Я взмыла в небо и полетела на запад, в пустыню, где бродили шакалы и хрипло кричали совы. Ночь окружила меня. Я сидела в глубоких раздумьях под одинокой финиковой пальмой.

Ева была права, теперь я это поняла. Она и в самом деле сделана для него. Сотворена – но как? Украдена из внешнего мира, потому что я отказала Адаму? Вина за ее жалкое положение тяжким грузом легла на мои плечи. Придется найти другой способ привести Еву к мудрости.

Змей

Говорят, Он сделал меня демоном в наказание. Но если я и демон, то совсем не такой, как прочие. Вот уж нет. Уверена, Он не в силах помешать замыслу Ашеры, ведь мои крылья – это Ее дар. Я хотела свободы, жаждала ее – и разве я ее не получила?

Положившись на стремительный восточный ветер, я отправилась к омываемой волнами Аласии, ароматному острову посреди изумрудного моря, к земле рыбаков и виноделов, богатой медью, полной тенистых равнин, дубов и кипарисов, дотягивающихся ветвями до неба.

Если в нашем райском саду время не двигалось, то здесь наступил самый сезон нового расцвета. Склоны холмов пламенели цветами молочая. Хрупкие нарциссы и бледные анемоны устилали ковром оливковые кущи. На лугах буйно цвели орхидеи.

Ева отвергла меня, отказалась слушать. Если мне еще раз представится возможность передать ей мудрость, доверенную мне Ашерой, придется выбрать другое обличье. Среди высоких сосен на склоне горы я училась. Представляла себя в других формах подобно тому, как представляла крылья, прежде чем их получила.

Поначалу мне удавалось вызвать к жизни только отдельные части тела: ладони сменились раздвоенными копытами, сзади вырос ослиный хвост, которым было удобно отгонять мух. Но этого было мало. Первым делом нужно увидеть то, чем я могу стать, как я видела ангелов в полете. Силой мысли я избавилась от крыльев и пошла по склону.

Птенцы каменок надрывались в гнездах, требуя пищи. Тонкие травы поднимались из земли. Сладкий дурманящий аромат цветущего миндаля манил пчел. В Эдемском саду пчелы не водились: в них не было нужды.

Вдоль цветущего сада журчащий ручей нес талые воды в море. Во мне пейзаж вызвал новое чувство: ощущение перемен, движения, настоящего потока времени. Вам не представить, насколько это ошеломило меня, никогда не видавшую пчелы, не знавшую смены времен года, не говоря уже о полном величии весны.

* * *

Деревья поредели. Я вышла к заросшему травой полю с редкими вкраплениями рожковых деревьев. За ним сверкало море. В слабом прибое покачивалась лодка: простенькое суденышко, раскрашенное бело-голубыми зигзагами, похожими на волны. У руля стоял симпатичный парень, нагой до пояса, с мокрыми длинными волосами, облепившими спину. У меня забурлила кровь. Какое же коварство называть Адама единственным мужчиной! Этот парень был в тысячу раз красивее!

Я наблюдала, как он жонглирует серебристыми рыбешками, скидывая их через плечо в растущую груду на корме. Его широкие плечи блестели. Когда он выпрямился, чтобы вытащить сеть, ткань на его чреслах туго натянулась.

Я по-прежнему была нага. И несомненно прекрасна, крепкая и сильная. Но так не годилось. Мне нужна была одежда вроде той, что я видела после бегства из Эдема.

Скользнув взглядом вдоль козьей тропы, я увидела у берега усеянный розовыми цветками тамариск возле бревенчатой хижины. На ветвях дерева висели льняные полотнища, трепетавшие на ветру. Я сняла одно из них, обернула вокруг себя, как делали виденные мой женщины, завязала концы узлами на плечах и прихватила в талии красным шерстяным поясом.

Разгладив складки нового одеяния, я окликнула мужчину, который продолжал выбирать мелкую рыбешку, запутавшуюся в ячеях сети, и отпускать ее обратно в море.

– Привет, лодочник! – опять позвала я.

Понимаете, это ведь было до Вавилонского столпотворения, разных языков еще не было. Впрочем, толку-то? Парень все равно не ответил, продолжая работу и хмурясь при виде прорех в сети.

Наконец он поднял голову, переведя по-прежнему хмурый взгляд с порванной сети на меня, и, забросив сеть в лодку, погреб к берегу. Вот это было зрелище! Мускулы сильных рук перекатывались, волосы развевались на ветру. Ток новой жизни захватил и меня, наполняя трепещущее тело веселым пением. Оказавшись на мелководье, рыбак выскочил из лодки и привязал ее к стволу ближайшего дерева, но так и не поздоровался со мной.

Я решила попробовать снова:

– Как тебя зовут?

Он что-то буркнул в ответ. Ничего страшного. Я кое-что усвоила от Адама.

– Нарекаю тебя Йемом, – произнесла я. – А меня зовут Лилит.

Рыбак, все еще хмурясь, вытащил из лодки сплетенную из камыша корзину с уловом. Мне понравилась его серьезность. Похоже, у него много дел и нет времени обмениваться любезностями с незнакомками. Адам вечно улыбался, довольный своими достижениями, поэтому казался простаком.

Йем двинулся по берегу к тропинке, которая вела в долину меж двух холмов. Я засеменила следом, едва поспевая за его шагом.

– Что ты сегодня поймал?

– Рыбу. – Парень явно был не мастак разговаривать.

– Какую именно?

– Большую.

Я сдалась.

Тропка вилась среди низких кустов можжевельника и согретых солнцем валунов. Морской бриз холодил мне спину. Я сама не понимала, зачем пошла за Йемом, только чувствовала, что должна держаться как можно ближе к нему. Я была уверена, что он раскроет передо мной весь мир. А если он и свою постель раскроет передо мной – еще лучше.

Мы вышли к селению из примерно десятка хижин, окруживших каменный алтарь. Над блестящей металлической чашей вился дым от горящих благовоний. Крупная женщина в головном уборе в виде полумесяцев возвышалась над юной парой в окружении десятка-другого деревенских жителей.

Йем поставил корзину и стал почтительно наблюдать, приложив кулаки к груди и подпевая остальным.

Покинув Эдем, я видела множество церемоний, но никогда не подходила настолько близко. Издалека ритуалы казались непонятными, их значение терялось среди незнакомых мне символов. Но сейчас я ощущала мощь сплоченных тел, их общее назначение и цель. Бой барабана отдавался во мне точно так же, как и в них. Благовония изменили ощущения; мои руки, ноги и голос присоединились к общему обряду. Мы раскачивались и кивали, двигаясь в едином ритме.

Жрица подозвала служительницу с корзиной, откуда вытащила пару гибких зеленых змей. Она подняла их высоко над головами молодой пары. Жрица запела, молодые склонились, а змеи, извиваясь, зашипели. Деревенские жители, благочестиво опустив глаза, били себя кулаками в грудь.

В этот момент меня и осенило. Конечно же! Я принесу Еве мудрость в виде змеи. Разве змеи не священны для Ашеры, разве не они вестники знания? Змеи живут циклами по закону Ашеры, сбрасывают кожу и возрождаются. Так и Ева сбросит с себя невежество и обретет свет понимания. Тогда она прислушается ко мне, осознает значение моего послания еще прежде, чем я успею подобрать слова.

Ритуал завершился, головы юной пары украсили ароматные венки из стефанотиса. Все мужчины и женщины деревни по очереди поцеловали молодых, а затем между цветущими лозами направились к длинному столу, накрытому для пира.

Мы с Йемом остались вдвоем в облаках благовоний. Выражение лица рыбака изменилось. Он взглянул на меня по-новому, взял за руку и повел на пир. Свою корзину он поставил возле костра, над которым потные мужчины ворочали на вертеле жарящееся мясо, и мы сели за стол.

Никогда прежде я не пила вина. Оно было превосходно: подслащенное медом и приправленное пряностями, смешанное с водой в деревянных чашах. Я наслаждалась им – возможно, даже чересчур.

Люди начали петь и танцевать: сначала молодые, потом и остальные. Мужчины скакали, дрыгали ногами и крутились; женщины, подобрав туники у колен, кружились и скользили вокруг.

Принесли мясо – соленое, восхитительное, сочащееся жиром. Дальше настал черед рыбы Йема – поджаристой, сдобренной лимоном и тимьяновым маслом. Потом на столе появились лепешки – пышные и куда более вкусные, чем получались у меня в Эдеме, – фрукты, которых я прежде не видывала, пирожные на меду, сласти с орехами. Вино лилось рекой из раскрашенных глиняных кувшинов.

Пока деревенские жители смеялись и танцевали, облака у горизонта зарозовели. Танцоры бегали среди виноградных лоз, дети играли под старыми фиговыми деревьями. Один из стариков затянул печальную песню под аккомпанемент лиры, флейты и барабана.

К тому времени, когда мы с Йемом покинули изобильный стол и вернулись в деревню, в небе уже давно светила вечерняя звезда. За границами пространства, освещенного неровным светом факелов, стояла непроглядная тьма. Я счастливо прижималась к своему спутнику, опьяненная вином, томясь по этому крепкому телу.

Вино не сделало парня разговорчивее.

Ну и ладно.

Когда мы, переплетясь телами, повалились на овечью шкуру, служившую ему постелью, я наконец почувствовала, что меняюсь.

Сначала раздвоился кончик языка. Я шипела Йему на ухо, скребя острыми клыками по щетине у него на щеках.

Его запах стал более глубоким. От него веяло холмами и долинами, горами и ущельями. Неуловимый солоноватый дух стал распадаться на отдельные знакомые ароматы. Свежеразделанное крабовое мясо. Ракушки, облепившие гнилую корягу. Морской еж, высушенный на солнце.

Эти запахи окутали меня, и в глазах помутилось. Я видела Йема в размытых оттенках черного и белого – неясные очертания его волевого подбородка, даже тепло мужского тела, запутавшееся в волосках на коже.

Я вытянулась рядом с ним, изнывая от желания. Кости затрещали, дыхание перехватило; пальцы слились, руки вжались в тело, ступни и ноги соединились. Я превратилась в один упругий мускул, трепещущий от прикосновения мужчины.

Он, казалось, ничуть не удивился и не испугался. Больше того: его страсть лишь распалилась. Мне нечем было ласкать его, кроме гладкой чешуи, стремительного языка и витков змеиного тела. Не было у меня и теплого уютного убежища, куда бы он мог войти, и однако же…

У нас получилось. Я доставила удовольствие Йему, а он нашел способ доставить наслаждение и восторг мне. Вот и все, что я могу сказать.

Вкусите – и вы будете как боги

Застать Еву в одиночестве удалось не сразу. Адам постоянно крутился рядом. Командовал ею, указывал на ошибки: «Не так, Ева. Вот как нужно! Замешивай тесто круче. Ты налила слишком много воды, бестолочь! Раздуй огонь. Не давай пламени погаснуть! О чем ты только думаешь?»

Они по-прежнему были наги, но Адам начал носить на шее ожерелье из кусочков коралла, постукивавших друг о друга при ходьбе. Не знаю, как он нашел время, чтобы изготовить такую штуку, если приходилось без конца пахать землю и пасти скот, собирать урожай и разводить животных. Да и откуда он взял кораллы в такой дали от моря?

Пока Ева пекла хлеб, Адам поливал древо жизни родниковой водой из большого бронзового кувшина. Это всегда была моя обязанность, не его, мое право по рождению. «Женщина должна заботиться о всякой жизни», – говорила Ашера, показывая мне, как это делать. Почему же Адам отобрал у Евы именно эту повседневную обязанность?

Я смотрела, как они совокупляются тем способом, который навязывал мне Адам. Он наслаждался, придавливая Еву сверху; она же под ним лишь терпела. Плоские и сухие лепешки, испеченные Евой, остывали на полке рядом с ними.

Чем скорее я вытащу ее отсюда, тем лучше.

* * *

На третий день наблюдений я увидела, как она встала после их унылых утех, оставив довольного Адама храпеть, выползла из хижины и обхватила себя руками, прикрыв грудь, словно уже осознавая собственную наготу.

Был знойный полдень, душный и жаркий. Сад гудел, шумел и дурманил. Ева на цыпочках кралась мимо фиг и пальм через заросли шипастого аканта, топча темные фиалки. Она шла к древу жизни, словно ее тащили на веревке. Я последовала за ней, укрываясь среди теней всякий раз, когда Ева оглядывалась на хижину, где спал Адам.

У древа, прекрасной высокой финиковой пальмы, женщина распласталась на животе. Я обратилась чайкой и взлетела на ветку, чтобы разглядеть получше.

Раскрыв клюв, я наблюдала за Евой острым взглядом. Вскоре она подняла голову и огляделась в замешательстве, словно не понимая, как здесь очутилась.

Я спорхнула к земле, меняя личину чайки на образ королевской кобры. Надо сказать, мне удалось сделать это прямо в полете – настолько искусна я теперь была в мастерстве перевоплощения. Я приземлилась на кончик хвоста и поднялась в полный рост.

– Ева! – воззвала я.

Открыв один глаз, она огляделась.

– Прекрасная Ева! Блистательная Ева!

Тут она поднялась на колени. К ее чести могу сказать, что она даже не отшатнулась.

– Что за диво? – спросила она. – Как ты можешь говорить человеческим голосом?

Я моргнула, словно отмахиваясь: «А, пустяки».

– Я вкусила от плода, – пояснила я. – Плода, который дарует разум.

– Где же растет такой плод? – поинтересовалась она, как наверняка поступил бы любой на ее месте.

– Там, – качнула я головой.

Взгляд Евы последовал к древу познания, ветви которого гнулись под тяжестью ярких алых гранатов.

– А, ты о том плоде… – Она попыталась изобразить грубый голос Адама: – «Не ешьте его и не прикасайтесь к нему, дабы не умереть».

Пока я кружила по земле, Ева поворачивалась на коленях, не спуская с меня глаз. Наконец я поднялась, оказавшись на расстоянии раздвоенного языка от ее лица.

– И все же я жива. Я, не раз касавшаяся этих плодов и вкушавшая их.

Услышав это, женщина нахмурилась. Кстати, вблизи она оказалась довольно милой: бледноватая, но изящная, с красивым изгибом бровей, высокими скулами и заостренным подбородком.

– Кто сказал тебе, что ты умрешь? – продолжала я.

– Адам, – ответила она. – Мой глава и учитель. Я кость от костей его и плоть от плоти его. Я его помо…

– Да-да, это я уже слышала. – Показать насмешку в змеином обличье не так-то просто; у меня словно кость в горле застряла. – А откуда он сам узнал об этом, мужчина Адам?

– От Единого и Всемогущего, нашего Создателя.

Единого. Как же быстро укоренилась ложь, будто существует только Он один.

– Как ни жаль, вынуждена сообщить, что мужчину, твоего главу и учителя, ввели в заблуждение. – Я обвилась вокруг ее тела, но Ева отодвинула меня от лица на расстояние вытянутой руки. – Тебе велено избегать плода, чтобы оставаться в неведении. Плод дает знание того, что есть и что должно быть. Того, что есть добро и что есть зло. Это ценный плод, который дает мудрость. Я сама вкушаю его каждый день.

Она перевела взгляд с меня на соблазнительно алевший на ветвях гранат.

– Он не несет смерти. Напротив, скорее он несет свободу. Твой мысленный взгляд откроется. Плод покажет тебе, как нужно жить, причем жить хорошо.

– Тогда почему Всемогущий велит нам сторониться плода? Он ведь Отец наш и желал бы дать нам свободу. Он хотел бы, чтобы мы жили хорошо.

– Не совсем. Его планы на вас… несколько иные. – Я соскользнула с ее руки и свернулась кольцом на земле. – Ты никогда не задумывалась, милая Ева, почему Адам – глава и учитель, а ты, прости за обидные слова, всего лишь «помощник», то есть прислуга?

Она пожала плечами:

– Таков удел женщин.

– Еще одна вещь, о который ты, возможно, задумывалась: как так вышло, что у тебя есть Отец, но нет Матери?

– А что такое мать?

– Ох, Ева, – вздохнула я. – Вот поэтому тебе и нужно вкусить этого плода. Ты так мало знаешь. Глупо, даже опасно пускаться в мир, не имея понятия ни о чем.

– Кто ты?

– Друг.

Женщина с сомнением посмотрела на гранат.

– Идем, – настаивала я, – хотя бы поглядишь на него. Он не причинит тебе вреда.

На это она согласилась и прошла за мной пару десятков шагов до древа познания.

– Вкусите, и будете как боги, знающие добро и зло, – провозгласила я, пока мы стояли (одна на ногах, другая на кончике хвоста), восхищаясь изобилием древа.

– Боги? – переспросила жена Адама, не сводя глаз с огромной грозди плодов, под весом которых гнулась ветка прямо перед ней.

– О да, милая Ева. Я повидала мир и знаю многих. Твой Всемогущий – не единственный. И не все божества мужского пола. Господь никогда об этом не говорил?

Глупышка покачала головой, не отрывая глаз от плода.

– Не сомневаюсь, – вздохнула я. – Да и нет смысла говорить, если тебе предназначено быть… – я набралась духу произнести это слово, – помощником.

Тут Ева посмотрела на меня – наши глаза были на одном уровне – и сорвала гранат. Она вертела его в руках, любуясь гладкой кожицей, идеальной формой. Потом вонзила ноготь в волокнистую внутреннюю перегородку. Воздух наполнился сладостным ароматом. Внутри плода таились зерна в блестящей рубиновой оболочке. Ева принялась с наслаждением есть эти зерна, и багровый сок потек с уголков ее рта подобно крови.

Она ела как одержимая.

И по мере того, как она ела, я замечала растущий свет разума в ее глазах. Понимание постепенно приходило к ней, и она обрела мудрость. Я понимала, что чувствует Ева. Я сама это ощущала, впервые отведав плод. Истина холодными волнами накатывала на нее, словно морской прибой на берег, – прохладный и ясный поток логики, вымывающий хаос из сознания. Ева, как и я до нее, поднималась из океанских глубин, чтобы вдохнуть воздуха над отступающими волнами.

Она заморгала.

– Ты тоже женщина!

Я сбросила змеиную личину и вновь стала собой.

– Это ты! – воскликнула Ева. – Ангел Лилит!

– Верно.

– Женщина не сотворена из мужчины!

– Нет. Это вранье.

– Это мужчина рождается от женщины!

– Несомненно.

– Адам – не господин мне! Я ровня ему!

– Безусловно!

Она посмотрела на мою тунику.

– Я голая! – В панике она прикрыла одной рукой грудь, а другой – лоно.

– Это неважно. В твоем теле нет ничего постыдного. – Я утерла кроваво-красный сок с ее губ подолом собственного одеяния.

– Добро и зло нераздельны и не существуют вне нас!

– Нет, – вздохнула я. – Они живут вместе во всех нас.

– Мы не хозяева этого мира!

– Мы рождены в нем. И должны ценить и защищать его, как он защищает нас.

– А где же Она? – Ева огляделась; капельки пота скатывались у нее со лба и текли по щекам. – Где же Святая Матерь, от которой идет вся жизнь и мудрость? Где наша создательница? Куда она ушла?

– Всему свое время, Ева. За этим я и пришла.

Искушение Адама

– Я должна рассказать Адаму, – захныкала Ева.

– Что? Зачем? Это не для него!

– Но он должен знать обо всем. Такую правду нельзя хранить в тайне! Как сможем мы жить в гармонии и мире, если он ничего не понимает? Как он узнает, что я равна ему, что мы принадлежим к этому миру, а не стоим над ним? Что вместе мы должны защищать мир, как он питает и защищает нас! Что смерть – это часть жизни и однажды мы умрем, чтобы могли жить наши дети. Что нам дан разум и мы должны пользоваться им, дабы задавать вопросы и достичь мудрости. И однажды мы станем достаточно мудры, чтобы стать богами самим себе в земном мире.

– Он не поверит! У него есть на то свои причины. Не говори ему, что пробовала плод. Идем со мной.

– Лилит! – По щеке женщины побежала слеза. – Как ты можешь быть такой злой? Я должна спасти его, как ты спасла меня!

– Он не хочет спасения. Ему нравится жить в неведении. Так удобнее.

– Что ты имеешь против Адама? – прищурилась она. – Он отверг тебя? – Мудрость порождает мудрость, и Ева вздрогнула, осознав очевидную истину. – Он был твоим до того, как стал моим! Я не первая женщина!

– Послушай, Ева, у нас мало времени. Нужно уходить, пока Ях…

– Не произноси имя Его! – Она прижала ладони к пылающему лицу. – О небеса! Я забыла о Нем! Что Он со мной сделает?! – Бедняжка вцепилась себе в волосы, будто безумная.

– Успокойся, Ева! Поэтому нам и надо уходить. Он не имеет власти за пределами этого сада. Лишь один человек будет поклоняться ему, если ты пойдешь со мной. – Я потянула ее за руку, но она вывернулась, чтобы снова прикрыть тело.

– Послушай, Ева, – я положила ладони ей на плечи. – Мне трудно понять, в чем суть уговора между этим мужчиной и его богом: кто кем руководит, что они вместе замышляют. Но их планы сорвутся, если ты уйдешь. Наша небесная Мать пропала. Адам пытался править мной, и тебя он тоже раздавит, если останешься. Во что они превратят Сотворение без женщины? Покажи им, что значит презирать и унижать нас! Что значит говорить нам, будто мы помощники, годные лишь служить и лежать под ними. Если тебя так тревожит нагота, я найду тебе ткань, чтобы прикрыться. Но мы должны уходить, и немедленно!

Она стояла, обхватив себя руками, оцепеневшая от страха. А потом побежала. Побежала напрямик через кусты, не обращая внимания на шипы и колючки, царапаясь о нависающие ветви, спотыкаясь о ползучие лианы, топча бутоны цветов, – прямо к хижине, где спал Адам.

Демоны Божьи! Что за дура!

Вот теперь она влипла.

* * *

Что дальше? Что же дальше? А, вот и Он идет. Я почувствовала это в воздухе, натянутом, словно струны на лире из черепашьего панциря; густом, словно июльская гроза. Цветы на деревьях пожухли и осыпались. Звери разбежались, поджав хвосты.

Предоставить Еву ее участи или остаться и встретить Его гнев лицом к лицу?

Я осталась скорее из любопытства, чем из солидарности. Больше я ничего не могла сделать для Евы. Я открыла ей мудрость, привела к развилке на пути. Но глупышка сделала неправильный выбор.

Я снова приняла облик змеи и заскользила следом за ней.

* * *

Адам стоял на крыльце, сонный и ошарашенный.

– Что ты натворила? – причитал он. – Ты отведала плод, которого не должна касаться!

– Да! – кричала Ева, не зная, то ли прикрыть тело, то ли утереть сопли, ручьем лившие из носа. – Но все не так, как ты говорил! Плод несет правду и свободу. Знание о смерти, а не саму смерть. Ты так много должен уяснить.

– Разве это ты должна говорить мне, чему я должен учиться? Ты была взята от меня! Кость от костей моих! Плоть от плоти моей! – Он угрожающе ткнул ее пальцем в грудь. – Ты принадлежишь мне.

– О Адам! – Она шмыгнула носом. – Не будь дураком. Я не взята от тебя. Погляди на меня! Я человек, рожденный женщиной, как и ты. Как меня могли сделать из твоего ребра? Открой глаза! Поэтому ты и должен отведать плод познания: у тебя голова забита враньем и предрассудками.

– Я? Ни за что! – Он принялся расхаживать перед хижиной. – Меня так просто не проведешь. Он велел не вкушать, и я не буду вкушать. Я умею выполнять простые распоряжения. – Он пнул Еву по ноге, и она отшатнулась. – Не то что ты!