Черная бездна. Том 1. Край неба

Я пораженно смотрю на Макгилла. Только один этот ларец мог бы купить мне и матери еды на целый месяц, и он это знает. А ведь мог бы взять и украсть… Как никогда прежде исполнившись к нему уважения, я поднимаю взгляд.

Макгилл похлопывает меня по плечу:

– Ты знаешь, где меня искать, сынок.

Потом, с тяжелым вздохом взглянув на останки таверны и подняв воротник куртки, он прячет руки в карманы и уходит прочь.

Что бы ни лежало в ларце, оно из поместья – и было там до того, как нас с матерью сослали в Низину. С этой мыслью, зная, сколько кругом шпионов, я спешу к порту, по каменным ступеням поднимаюсь в сады Низины, нахожу там уединенную скамейку, пережившую нападение город, и под сенью раскидистых сосновых лап открываю крышку.

Раскрыв рот от изумления, быстро запускаю руку внутрь и хватаю мамину трость. Ее белый стержень увенчан черным оленем, гербом Хейлов. У этой трости тоже своя история, написанная трещинами. Многие остались с тех пор, когда мама упражнялась с отцом. Другие появились до их встречи.

Прячу трость под рубашку. Еще на дне ларца лежит дюжина монет. На каждой отчеканен символ одного из цехов: Сельское хозяйство, Стража порядка, Наука… У каждого своя эмблема: два кукурузных початка, сжатый кулак, раскрытая книга…

У меня дрожат руки. Если бы мать отдала мне ларец раньше, мы сняли бы апартаменты поближе к Средине, где безопаснее. И, может быть, завели теплошар, а то и лекарства купили бы.

Зачем было прятать его от меня?

В налетевшем порыве холодного света я словно бы слышу голос.

«Я не могла отдать тебе это раньше», – говорит он.

Почему?

«Ты бы все потратил».

На что?

«На меня».

От этой мысли разрывается сердце. Я до крови закусываю дрожащие губы. Мучимый болью, смотрю в серое небо и плачу.

Надо мной, сверкая в лучах рассвета, стоит дом моих предков, поместье Урвинов. Может, матери и не стало, однако я не один. Будучи живой и в сознании, она втайне, отчаянно ждала возвращения дочери. Во сне шепотом звала Эллу и говорила с ней, когда думала, что меня нет рядом: «Ох, опять у тебя в волосах веточки, Элла. Только посмотри на свои ноги, Элла! Ты совсем как твой брат. Носишься всюду босиком. Вот смотри, останешься как-нибудь без пальца».

Я прячу ларец под мышку. Порывом ветра мне взъерошивает волосы. Мама была права.

Первую монету я потрачу на ее похороны.

Вернувшись на пожарище, зарываюсь в теплый пепел в поисках тела. Раскопав его, заворачиваю в одеяло и беру напрокат лодчонку, а потом мы с мамой под тарахтение кристаллического мотора вылетаем в светлое небо. Отдалившись от острова, сидим с ней, наслаждаемся покоем. Здесь только мы, и ветер нежно осыпает нас поцелуями в эти последние мгновения, что мы с мамой вместе.

Я говорю с ней, прошу прощения за то, что не был рядом. Однако не даю обещаний, которых не смогу сдержать. Если я хочу вернуть Эллу, придется расстаться с доброй половиной души. Придется стать таким же гнилым и безжалостным, как высотники. Единственное обещание, которое я все же даю, самое трудное.

Но я не подведу.

Утерев нос и глаза, беру мамино тело на руки. Прижимаю к себе, как прижимал по ночам, когда нападал приступ. Дрожащим голосом пою «Песню падения». Ее горестные строки звучат на всех панихидах, повествуя о том, что жизнь каждого – это возвышение, стяжание статуса и богатств. Но в конце все мы равны. В конце все мы падаем.

И я отпускаю мать, вернув ее небу. Глядя, как она падает, мысленно возношу молитву в надежде, что, куда бы ни отнесли ее ветры, она упокоится с миром.

Глава 04

Я Конрад, сын Элис.

Не из рода Урвинов. Это имя было украдено узурпатором и братоубийцей. И я не Хейл – лучше уж буду носить имя Элис, в память о матери. И все же теперь, когда мать больше не сдерживает меня, мои темные амбиции разгораются неистовым пламенем.

Я не должен был ее оставлять, однако на смрадных улицах Низины мы оказались не по моей вине. И это не я проделал дыру в черепе отца. Не я убил Хейлов. Не я стер огнем имя маленького мальчика, лишив его будущего.

Сидя на жестяной крыше в лучах теплого полуденного солнца, я смотрю на окна поместья Урвинов, сверкающие на вершине горы.

Дядя пожалеет о том, как обошелся со мной.

На улицах все еще видны следы разрушений, причиненных горгантавнами. Со дня нападения прошел месяц. Хэддоки потеряли солярий и за пару дней восстановили его, но мало что было сделано в помощь Низине. Очередь за водой из колодца с каждым утром становится все длиннее. Водопроводчики так и не починили трубы. Нам только и остается, что таскаться на реку Холмстэд.

Спрыгнув с крыши, приземляюсь в талый снег. Лед трещит под подошвами новых ботинок, когда я иду затененным переулком. На поясе у меня болтается отцовская трость. Мамину я спрятал, чтобы не нашли домочадцы Макгилла.

– Славная куртка, – раздается из-за спины.

Я иду не задерживаясь.

– Чего это милашка срединник забыл в Низине? – спрашивает женщина. – Заплутал, сладенький?

Позади слышны шаги.

– Эй, парень! – Меня грубо хватают за плечо. – Я сказал: славная у тебя…

Отцовской тростью я наношу колющий удар грабителю в горло, и тот, кашляя, пятится. Его дружки, мужчина и женщина, скалят гнилые зубы. Достают собственные трости.

Я прищуриваюсь.

Спасибо наследству, я больше не слаб. За прошедший месяц отъелся, оброс мускулами. Прикупил одежды. Теперь даже эта шпана, втроем, не справится с моим внутренним зверем.

Оставив их на земле корчиться от боли, складываю трость, приподнимаю воротник новой куртки и иду себе дальше. Здесь, в Низине, мои новые ботинки и шмотки привлекают внимание, зато выше по склону я сольюсь с окружением.

Переступаю через стонущую троицу.

Мать велела проявлять сочувствие к низинникам. Не ложное и корыстное, свойственное лотчерам, а искреннее, неподдельное сострадание. Жаль, но это невозможно, ведь эти трое выдавили бы мне глаза – только чтобы завладеть моей теплой курткой. Немногие низинники находят способ возвыситься, преодолеть препятствия, возникшие перед ними. Остальные – как крабы в ведре, тянут на дно любого, кто попытается вылезти.

Выхожу из переулка, и теплый солнечный лучик чиркает по затылку.

С наследством я стал новым человеком. И все же кошелек мой недостаточно туг для того, чтобы предпринять следующий шаг. А ведь задуманное идет вразрез со всем, что я говорил себе, оказавшись в Низине.

Вскоре достигаю стены и, оставив позади вонь канав, иду мимо кирпичных домов и прилавков с едой. В средней части Холмстэда беззаботно носятся дети. Здесь люди выстраиваются в очереди к прилавкам кондитерских. Потом, сидя под сенью деревьев, они уплетают пирожные и пьют горячий шоколад с карамелью, привезенный с Истлока.

У срединников те же притязания на стиль, что и у высотников – цилиндры, пышные платья, вульгарный макияж, – но они всего лишь дешевые подражатели. На них пиджаки из тонкой ткани и поддельные туфли.

Я в своем новом наряде прекрасно сливаюсь с этой толпой. Мой костюм – белая жилетка, черная куртка и мощные ботинки на шнуровке – куплен в лавке поношенных вещей. Не каждый день срединник продает низиннику полный комплект одежды, но деньги есть деньги, и неважно, откуда они взялись.

На следующей улице царит суматоха: рядом порт Средины, и десятки кораблей, копьями пронзая голубую даль, идут к нашему острову. У причала матросы разгружают огромные металлические корабли со свежим уловом. Двое мужчин ведут парящий контейнер вдоль пирса. Ящик ломится, заполненный зверского вида шелтавнами. Эти полутораметровые твари, круглые, как крабы, щелкают металлическими клешнями в тщетных попытках перекусить толстые прутья.

Миную ворота, ведущие к Вершине, у которых несколько стражей приглядывают за толпой. Их цех охраняет меритократию, дабы статус привилегированных оставался при владельцах. Днем стражи ослабляют бдительность: им нет дела до низинников, которые проскальзывают мимо них. Видимо, еще и потому, что на Высокой арене сегодня дуэль, а вход туда открыт для каждого.

На Вершине лавки побольше, устроены с размахом, в несколько уровней, а в ресторанах подают дорогущие блюда вроде бока горгантавна, нежных медальонов из говядины и пишонов с лимонной корочкой. Каждое сто́ит больше, чем я унаследовал. Высотники сидят на украшенных цветами балконах, потягивают сладкий чаек, обсуждая, кто может сегодня победить или какому из высотных родов следующим бросит вызов какой-нибудь срединник. Между двух толстых колонн полощется на ветру сине-золотой плакат с именами двух семей, которым сегодня предстоит сойтись на арене:

АТВУД vs МЮРИЭЛЬ

Я морщусь от омерзения. Атвуд. Это имя оскорбляет мой слух. Грязные выродки не умещаются в собственном огромном поместье. Детей плодят с той же легкостью, с какой разбивают противникам лица. Атвуды – смертельные враги Урвинов вот уже сорок с лишним лет, с тех пор как мой прадед по отцовской линии размозжил на дуэли трахею Стефану Атвуду и отдал его титул герцога Фрозенвейла своему союзнику. Потом он должен был сослать Атвудов в Низину, но из уважения к их силе сбросил проигравших на Вершину Холмстэда. Думал, что, если дать им поместье здесь, родовая вражда сойдет на нет.

А она только усугубилась.

Отец рассказывал мне эту историю, желая показать, как своим милосердием мы открываем врагу слабое место.

– Думаешь, у Глинды из Мюриэлей есть шанс против Атвуда? – спрашивает рядом со мной одна высотница у другой. – Глинда быстра, как хлыст, и тупа, как трость.

– Нет. Глинда – всего лишь очередная срединница, которую сокрушит высотник.

– Кто из Атвудов примет вызов?

– Так ли это важно? Они все здоровые, как горгантавны.

Обе женщины смеются.

Атвуды славятся своими победами в дуэлях. Берут, правда, не техникой, а грубой силой. Кем бы ни была эта Глинда из Мюриэлей, ее просто раздавят.

Я скорее опилки в глаза вотру, чем стану смотреть на поединок с участием Атвуда. Правда, если пойти, есть шанс, что последняя деталь моего плана встанет на место. Дядя ненавидит Атвудов не меньше моего и не упустит шанса взглянуть, как их унизят на арене.

Свернув на следующую улицу и удаляясь от рынка, выхожу к огромному зданию с куполом. Это Высокая дуэльная арена. У входа висят плакаты со скрещенными тростями. По стальному тоннелю внутрь втекает толпа. Встаю в очередь и слышу спереди приглушенный гомон. Тоннель оканчивается входом в гигантский амфитеатр. Между рядами скамей вниз, к бетону арены, тянутся лестницы.

Мимо меня протискиваются возбужденные люди. Улыбается, сидя на плечах у отца, маленький мальчик. Кто-то принес с собой сахарную кукурузу и желейные бобы.

Арена вмещает тысячи зрителей. И хотя вход на галерку для всех остается бесплатным, тем, кто желает оказаться поближе к действию, следует оплатить проход в одной из кабинок.

Я направляюсь к ближайшей, но тут кое-кто привлекает мой взгляд: девушка сидит среди университетских студентов, закинув грязные боты на перила балкона. На ней совсем нет украшений, да и косметикой она, похоже, не пользуется. Она потрепана, но явно не из низинников.

Смеется за компанию с приятелями, парнем и девушкой.

Я уже собираюсь проследовать дальше, и в этот момент моя спасительница меня замечает. Под ее взглядом я словно тону в синем море. Помнит ли она, как вытащила меня из-под падающей стены? Той ночью стояла темень и кругом царил хаос. Но вот она с улыбкой встает и направляется в мою сторону.

Я же оборачиваюсь, ожидая увидеть того, к кому она на самом деле спешит.

– Ого, – обращается ко мне девушка, – а ты отмылся и набрал массу. На мясо налегал?

– Вроде того.

– Милый кулон, – говорит она, кивая на цепочку Эллы у меня на шее. – Что это?

Я поднимаю воротник повыше.

Девушка хмурится.

Мать сказала бы, что сейчас надо выразить благодарность, но меня всегда окружало слишком много тех, кто прятал свои истинные мотивы.

– Ну, так чего тебе? – спрашиваю.

– Думаешь, мне от тебя что-то нужно?

– Да.

Она качает головой.

– Любой на моем месте поступил бы так же. – Протягивает мне руку. – Брайс из Дэймонов.

Я медлю, но потом, так и не дождавшись, когда она раскроет намерения, медленно пожимаю ее крохотную ладошку. А рука у нее сильная, кожа грубая, зато теплая.

– Ишь, подозрительный, – говорит Брайс.

– Ни разу не слышал про Дэймонов.

Она кивает.

– Так мы не с Холмстэда. Я учусь в Университете, хотя не уверена, надолго ли еще здесь останусь. Хочу пройти Отбор, а у студента больше шансов на успех. – Она неловко тянет на себя руку. – Ты не мог бы, э-э, отпустить?

– Ах да…

Я прячу руки в карманы куртки, а Брайс тем временем смотрит, как заполняются трибуны. Дуэль начнется через пять минут.

– Как твое имя? – спрашивает она.

– Конрад.

Она опускает взгляд на орла на моей трости. Возможно, даже узнает его.

– Фамилия-то у тебя есть?

– Да.

– И какая?

Я молчу, и она хмурится.

– Что ж, видимо, твой запас словоохотливости исчерпан. Было здорово снова увидеться, Конрад. – Она делает шаг назад. – Приятного зрелища.

Однако стоит ей повернуться, и я окликаю ее:

– Почему ты меня спасла?

– Я же сказала. Чего еще ты ожидаешь услышать?

– Не бывает бескорыстных поступков.

– Просто некоторые хотят быть выше того, на что толкает нас этот мир, Конрад, – не оборачиваясь, возражает Брайс.

У меня краснеет шея. Она говорит прямо как моя мать.

Расплачиваясь на кассе одной из последних монет, я оборачиваюсь – Брайс смотрит на меня и тихо улыбается.

Да кем эта Брайс из Дэймонов себя возомнила?

Прогнав мысли о ней, я занимаю место на скамье поближе к арене. Вокруг возбужденные срединники хрустят ароматной гранолой с попкорном.

Вновь оказаться здесь – какое-то нереальное чувство. На всем острове это единственная арена высочайшего класса. Мы с отцом приходили сюда каждые выходные. Он использовал это как урок для меня. Как сейчас помню: он, красивый в своей серой форме, обожаемый и низинниками, и высотниками, такой благородный, восседает на возвышении, на месте эрцгерцога.

Его голос ясно звучит в моей памяти: «Придет день, Конрад, и ты встанешь во главе рода. Последуют вызовы. Кто-нибудь возжелает твоих титула, дома и состояния. Тебе предстоит с честью отстаивать их перед всем островом. Запомни, сынок, лучше погибнуть на дуэльной арене, чем жить с позором, сознавая, что твоя семья все утратила».

Сегодня место эрцгерцога возвышается над ареной незанятым. Я в нетерпении притопываю ногой. Лучше бы дяде прийти.

Вскоре толпа раздражается ревом – из темного тоннеля на арену выходит чудовищное семейство Атвудов. Низинники с воплями вскакивают с мест. Атвуды, ведомые своим патриархом, Аггресом, победно вскидывают руки. Я хмурюсь. Мужчины – в рубашках с закатанными рукавами, женщины – в отвратительных платьях.

Явилась вся стая. Даже малые дети.

По телу пробегают мурашки, когда из тоннеля тяжелой походкой появляется еще один Атвуд, омерзительнее прочих. Ботинки у него размером с лодки, а мускулы – с валуны. Себя он называет Громилой, и ему шестнадцать, как и мне. Его огромная башка обрита, а брови такие светлые, что сливаются с кожей.

Громила не просто наследник Атвудов, но еще и колоссальная куча крачьего дерьма высотой два с лишним метра. Когда мы с матерью оказались в ссылке, он стал преследовать меня. Однажды отнял лекарство, забрав его из моей сломанной окровавленной руки, и бросил в стоки. Я несколько часов дрался в Низинной яме, а выйдя, увидел, что он подстерегает меня у входа: пришел посмотреть на бой и дождался, пока я ослабну. Подонок.

Ни разу мне не удалось победить его в драке.

По другую сторону ямы из тоннеля появляется женщина с проницательным взглядом. Атвуды шипят на нее. Как и низинники на балконах.

Срединница, Глинда из Мюриэлей, стиснув красную трость, осматривает семейство Атвудов. Видимо, прикидывает, с кем из них придется сражаться.

Я бы проникся уважением, если бы не знал, кто подтолкнул ее к этому. Немногие решатся бросить вызов Атвудам. Они – чудовища с такими крепкими челюстями, что запросто льву лапу откусят, и, можно сказать, годами держали нож у спины Урвинов, угрожая бросить вызов кому-нибудь из союзников дяди, прочим герцогам и герцогиням Северных пределов. Если бы им удалось вернуть себе титул, они вызвали бы на поединок самого дядю. Зато, если бы кто-то низверг Атвудов в Низину, дяде больше не пришлось бы из-за них волноваться.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Notes

1

Оригинальная классификация горгантавнов основана на имперской метрической системе: так, горгантавн I класса имеет в длину 100 футов (ок. 30,5 м), горгантавн II класса – 200 футов (ок. 61 м) и т. д. – Прим. пер.