Я тебя не потеряю

Моя ассистентка Элина невозмутимо сидит в кресле у окна и что-то печатает в ноутбуке. Взгляд острый, деловой, но я замечаю, как она едва заметно покачивает головой.

Вопросительно изгибаю бровь и убираю телефон от уха.

– Закругляйся, – шепчет она, не отрывая глаз от монитора. – У нас и так мало времени.

– Перезвоню позже, – бросаю в трубку и отключаюсь.

Элина поднимает взгляд и усмехается.

– Этот Киреев тебя угробит. Я предупреждала, что он не справится. Может, пора заменить его?

– Еще один косяк – выкину, – отрезаю я. – Пока пусть работает. Мне сейчас не до кадровых перестановок.

Она слегка хмыкает и возвращается к экрану, пальцы быстро бегают по клавишам. Я знаю, что она справится с любым отчетом, но ее молчаливое осуждение раздражает. Элина – отличный и незаменимый солдатик в моей компании. Я очень дорожу таким сотрудником и позволяю немного больше, чем остальным.

Дверь палаты без стука открывается, и входит пожилая медсестра с капельницей. Она ловко устанавливает стойку и упирает руки в бока.

– Ноги надо размять. Сколько раз я вам говорила, что движение – залог быстрого восстановления?

Я закатываю глаза, откладывая телефон в сторону. Элина даже не отвлекается, продолжая стучать по клавишам. Будто я ей совсем не мешаю.

– Спасибо за напоминание, – закатываю глаза и сползаю чуть ниже.

Искусные пальцы медсестры уверенно начинают массировать мои икры. Покалывание слабое, но есть. Я чувствую ноги, но не очень уверенно. Будто они не совсем мои. Каждое прикосновение напоминает, сколько времени потребуется, чтобы встать и пойти.

– Это бесит, – признаюсь вслух, больше себе, чем кому-то.

– Что именно? – Медсестра чуть улыбается, не отрываясь от своей работы.

– Эта беспомощность. Привык быть на ногах, привык решать проблемы, а теперь я здесь, – бросаю, глядя в потолок и закидываю руки за голову.

– Терпение, Баха, – монотонно отзывается Элина, не отрываясь от экрана. – Ты же знаешь, что это временно.

Она не человек, а машина. Робот, четко выполняющий свои обязанности.

– Спасибо, – бурчу я, отворачиваясь, чтобы не смотреть, как она работает.

Легкое покалывание превращается в жжение и медленно течет по сосудам от бедра до кончиков пальцев. И это положительная динамика. Я знаю, что восстановление займет время, но это злит. Привык чувствовать силу в каждом шаге. А теперь – эта беспомощность, которая действует на нервы.

К вечеру я уже готов выть от безделья. Бревном лежу на кровати и лениво листаю каналы пультом. Везде одно и то же. Новости, фильмы, шоу, но ничего интересного. Телевизор бубнит фоном, а я чувствую, как усталость начинает подступать. Дверь слегка приоткрывается, и в палату заглядывает Рада.

– Баха, – говорит она чуть настороженно. – Приехал следователь. По делу об аварии.

Я откладываю пульт и смотрю на нее. Следователь? Это неожиданно.

– Зови. – Внутри что-то напрягается.

Она кивает и исчезает за дверью. Через минуту в комнату входит мужчина в форме. С цепким, пронзающим взглядом. Он протягивает мне руку.

– Бахтияр Тагаев? – равнодушно уточняет.

– Да, – отвечаю я, пожимая его руку. – Это по аварии?

– Именно. – Он опускается на стул у кровати и достает блокнот. – Хотел обсудить детали. Водитель грузовика уснул за рулем. Выехал на встречную полосу. Вы с женой чудом выжили. Ситуация, честно говоря, редкая.

Я киваю, чувствуя, как сердце сжимается. Это действительно чудо, хоть подробности и не сохранились в моем сознании.

– А что теперь с ним? – Мой голос звучит спокойнее, чем я ожидал.

– Мы собираем материалы, – отвечает следователь. – Если захотите подать заявление, у вас есть на это право. Но хочу сказать, что человек сам сильно пострадал. Он в реанимации. Ситуация непростая.

Я молчу, переваривая услышанное. Писать заявление? Раздувать это дело? Зачем? Что это изменит? Лучше самим по-тихому узнать подробности и все проверить.

– Нет, – качаю головой. – Я не буду подавать заявление.

Следователь кивает, словно ожидал такого ответа. Закрывает блокнот и поднимается.

– Если вспомните что-то важное, свяжитесь со мной. И, главное, берегите себя. Ваше здоровье сейчас важнее всего.

– Спасибо.

Рада возвращается, ее взгляд прикован ко мне.

– Все в порядке? – спрашивает она, присаживаясь рядом.

Я киваю.

– Да. Просто… устал.

Ее рука ложится на мою, окатывая теплом. Как раньше. Точнее, как всегда. Я, наверное, просто слишком устал и накрутил себя на пустом месте.

***

Спустя неделю больничные стены уже давят так сильно, что каждая минута здесь кажется мне потерянной. Хочется на свободу просто нереально. Устал, залежался, зажирел. Жду не дождусь, когда смогу вернуться к тренировкам. Но все слишком туманно.

Анализы в порядке, обследования ничего серьезного не показали. Врачи говорят, что через два-три месяца реабилитации я вернусь к нормальной жизни, но пока нужно поберечь спину и поясницу. «Не перегружаться», «больше покоя» – все это звучит как приговор для человека, который не привык сидеть на месте. Но я справлюсь.

Рада все время рядом. Она не отходит от меня ни на шаг. Всегда поблизости, всегда настороже. Ее забота раньше согревала, была тихим напоминанием, что я не один. Теперь это ощущается иначе. Тягостно. Ее присутствие стало тяжелым, как груз. Она смотрит на меня так, словно боится, что я исчезну, если она отвернется хоть на мгновение. Это раздражает.

А еще моя жена изменилась. Она стала другой. Более замкнутой, более… отрешенной. Ее движения мягче, но в них больше напряжения. Я вижу это в ее глазах. Рада старается держать все в себе, не говорит о том, что болит. Я знаю почему. Очередной выкидыш сломал что-то в ней. Ее боль – это ее тишина. И я не смею ее нарушить. Она и так слишком много пережила. Может, ей просто нужно время. Может, все наладится.

Меня готовят к выписке. Медсестра помогает пересесть в инвалидное кресло. Я повторяю про себя, как мантру, что все это временно. Пара месяцев покоя, и все будет хорошо.

– Все в порядке? – спрашивает Рада, стоя рядом. Ее голос чуть настороженный.

– Да, – отвечаю я, не глядя на нее. Слова даются тяжело. Я тоже стал меньше говорить в последнее время. Апатия постепенно захватывает меня в плен, но я не собираюсь сдаваться без боя.

Мы едем домой. Машина мягко плывет по дороге, но я почти не замечаю ее движения. Все мысли заняты тем, что ждет впереди. Дом. Родной дом. Место, где каждая мелочь связана с Радой. Ее запах, ее голос, ее привычки. Все это – моя жизнь. Или было моей жизнью? Теперь я не уверен.

Когда мы подъезжаем, я чувствую странное облегчение. Родные стены, родной воздух. Рада помогает мне выбраться из машины, пересесть в кресло и везет в дом. Ее забота механична, точна, жена будто действует по инструкции. Это только усиливает странное чувство.

Но с первым вдохом внутри что-то сжимается. Этот дом всегда пах Радой. Ее духами, ее кремом, ее собственным неповторимым ароматом. Но сейчас запах другой. Неуловимо другой. Дышу чаще и глубже, стараясь переварить этот чужой запах.

– Мы перенесли спальню на первый этаж, – сообщает жена и завозит меня в одну из комнат первого этажа. – Это временная мера, чтобы не таскать коляску по лестнице.

Я молча киваю. Так и правда будет лучше. В комнате все устроено удобно, специальные поручни для меня. Но я не настолько немощный, что не могу встать.

– Тебе что-нибудь нужно? – услужливо интересуется Рада, а меня передергивает.

– Почему ты сменила духи? – спрашиваю прямо и впиваюсь в взглядом в ее удивленное лицо.

– Я не меняла. – Жена нервно улыбается. – Ты, наверное, перепутал.

Ладно…

Глава 5. Бахтияр

Новое утро не приносит успокоения. Я так надеялся, что дома меня отпустит – но ничего не радует. Лежу на диване, бессмысленно пялясь в экран телевизора. Фильм идет уже час, но я не могу вспомнить, о чем он. В голове каша. Апатия тянет вглубь, словно черная воронка. Руки не поднимаются, мысли путаются. Все, что раньше казалось важным, теперь теряет смысл. Я так больше не могу. Надо выгребать из этого стремного состояния.

Рада проходит мимо, скользит по комнате, как тень. Я смотрю на нее украдкой. Та ли это Рада? Моя Рада – упрямая, живая, способная расшевелить кого угодно. Она могла разбудить меня среди ночи, потому что ей захотелось танцевать, или смеяться до слез над какой-то глупой шуткой. А теперь? Она бледная, тихая, словно выцветшая фотография. Даже взгляд ее потерял ту искру, что всегда зажигала меня.

Каждое ее движение отзывается внутри меня глухим, болезненным эхом. Почему я чувствую, что она – не она? Это чувство грызет меня, как настойчивый зуд в затылке. Пытаюсь оправдать это, но пока тщетно. Потеря ребенка – это больно. Это сломало нас обоих. Может, ей просто нужно время. Но почему внутри все кричит, что дело в другом? Я запутался. Окончательно и бесповоротно. Мне нужна подсказка, иначе не вывезу эту ситуацию.

Рада подходит ближе. Ее шаги почти не слышны. Она останавливается передо мной, ее глаза полны заботы, но я не могу избавиться от ощущения, что за этой заботой пустота.

– Ты что-то хочешь? – спрашиваю, приподнимаясь на локте. Голос звучит резче, чем я хотел.

– Просто проверить, как ты. Может, тебе что-то нужно? – Голос тихий, словно боится нарушить мое пространство, а мне хочется ее встряхнуть, оживить как-то.

– Ничего не нужно, – отвечаю я, а внутри все переворачивается. – Все нормально.

Она кивает и отворачивается, направляясь к кухне. В этот момент я принимаю решение. Хватит сомнений. Я должен понять, что не так.

– Рада, подойди сюда, – стараюсь, чтобы голос звучал спокойно.

Она останавливается, оборачивается, немного удивленно. Подходит ближе. Я беру ее за запястье и по привычке скольжу пальцем по безымянному. Опускаю взгляд и вижу обручалку.

– Починила?

– Да… все быстро получилось, – натянуто улыбается, а я воодушевляюсь.

Может, и не все еще потеряно? Усаживаю жену на колени. Она чуть напрягается, но не сопротивляется.

– Ты так изменилась, – шепчу я, глядя ей в глаза и мягко поглаживая пальцем губы. – Давай вспомним, как было раньше.

Моя рука скользит по ее спине, я притягиваю Раду ближе и целую. Требовательно, настойчиво – так, как ей всегда нравилось. Но вместо привычного отклика, вместо огня я чувствую, как она застывает. Ее губы остаются неподвижными, а тело – напряженным. Я отстраняюсь, глядя на нее.

– Что-то не так? – спрашивает она и смотрит на меня с преданным, почти виноватым выражением.

– Все хорошо, только спина болит, – вру я, опуская взгляд. Это ложь, но лучше так, чем признаться в своей растерянности. Я отчаянно не понимаю, что не так и не так ли?

– Ну ладно, отдыхай. Поужинаем вечером? – Рада смотрит на меня абсолютно безразлично и безжизненно.

– Давай, – киваю я, чтобы хоть немного загладить вину. – Кино посмотрим твое любимое?

– Хорошо, – соглашается она, улыбнувшись.

– А сейчас мне пора на работу, – говорю вдруг, словно это решение пришло ниоткуда.

– Мне поехать с тобой?

– Не надо, я справлюсь.

Мне нужно побыть одному, разобраться в себе.

***

Работа занимает каждую свободную минуту. Я сижу в офисе в инвалидном кресле, глядя на своего подчиненного, который стоит передо мной с видом провинившегося школьника. Его сбивчивый доклад о задержках в поставках вызывает у меня прилив злости.

– Ты хочешь сказать, что контракт с партнерами из Дубая сорвется из-за твоей некомпетентности? – Мой голос звучит низко и резко. – У нас есть сутки, чтобы исправить этот бардак. Все должно быть сделано в срок. Я не потерплю оправданий.

Мужчина бормочет извинения, но я перебиваю:

– Если до утра ситуация не выровняется, ищи себе другую работу. Свободен.

Элина, моя ассистентка, молча подталкивает кресло с одного конца кабинета на другой. Она бросает на меня взгляд, полный укоризны, но ничего не говорит. Только тихо шепчет:

– Баха, не стоит так с людьми. Но ты прав, он не справляется.

Я киваю, но внутри все кипит. Слишком много стоит на кону, чтобы терпеть чью-то халатность. Пока не доведу это до конца, покоя не будет. Я беру планшет, чтобы свериться с отчетами. В этот момент дверь открывается, и на пороге появляется Марат. Его уверенная походка и чуть насмешливый взгляд выдают старую привычку держать все под контролем.

– Здорово, Баха, – говорит он и расплывается в улыбке. – Надеюсь, не отвлекаю от твоих «глобальных дел»?

– Марат, проходи, – киваю я, махнув рукой на кресло напротив. – У нас тут всегда весело.

Элина бросает на него быстрый взгляд, слегка улыбается и, не дожидаясь просьбы, выходит, оставляя нас вдвоем.

– Как ты? – спрашивает Марат, садясь и выпрямляя спину. – Хотел позвать тебя в одно злачное место и узнал, что ты слегка не в форме. Авария – это серьезно.

Он отталкивается и чуть нагибается, изучая мое средство передвижения.

– Это временная меря. Я держусь, – отвечаю сухо. – Но есть вещи, которые не дают покоя.

– Например? – Его бровь вопросительно дергается, а голос становится серьезнее.

– Я не уверен, что это была случайность, – признаюсь, напряженно глядя в глаза. – Все выглядит слишком странно.

Марат кивает и чуть прищуривается, его взгляд становится внимательным.

– Рассказывай все, что помнишь. Я проверю по своим каналам. Если что-то не так, мы это выясним.

– Я помню только момент, когда увидел грузовик. Он взялся из ниоткуда, – говорю я, сжимая кулаки. – Но за несколько дней до этого были странности. Мне кажется, я видел знакомую машину у дома. А может, это просто паранойя.

Марат отрицательно качает головой.

– В таких делах нет места «просто». Если тебе кажется, что что-то не так, значит, нужно копать. Я займусь этим лично.

– Спасибо, Мар. – Чувствую, как внутри становится немного легче. – На тебя, как всегда, можно положиться.

Он ухмыляется и кивает на дверь.

– Шпилишь ее?

– Конечно нет, – хмыкаю с улыбкой. – Ты забыл, что я женат?

– Одно другому не мешает.

А я лишь снисходительно закатываю глаза.

– Ладно, мне пора. – Марат поднимается и протягивает руку. – Если появится какая-то информация…

– Я к Каму хотел заехать, составишь компанию?

– Докину, погнали.

Марат терпеливо ждет, пока я выключаю ноутбук, помогает упаковать его в сумку и берется за поручни. Везет меня к выходу.

– Ой, а вы куда? – Элина едва не врезается в нас.

– Лин, я уезжаю. Больше сегодня не вернусь, – отдаю распоряжения ровным голосом. – Если есть какие-то встречи, перенеси на попозже куда-нибудь.

– Хорошо, – невозмутимо отвечает. – До завтра.

Спускаемся в подземный паркинг. Мар помогает мне сесть в машину, а кресло закидывает в багажник. Пока едем, забрасывает наводящими вопросами. Видимо, все же проверяя мою адекватность. Делюсь с другом только той информацией, которая дается мне безболезненно.

Поездка до дома Камала занимает не меньше часа. Непривычно, но лучше, чем ничего. Остаток пути мы едем почти в полной тишине, лишь шуршание шин по снегу заполняет пространство. У дома Камала уже припаркованы машины. Опять вся кодла в сборе?

Брат помогает мне выбраться и везет по тропинке к дому. Марат уезжает. В гостиной шумно. Там собрались Зейн с женой и дочкой, жена и сын Камала. Атмосфера теплая, уютная, но мне не до этого. Я здороваюсь, ощущая на себе внимательные взгляды. Камал везет меня в кабинет, Зейн идет следом.

– Рассказывай, – говорит Камал, закрывая за нами дверь. Его голос ровный и бесстрастный. Как и всегда. Но я знаю, что за этим спокойствием скрывается тревога.

– Все странно, – начинаю я, чувствуя, как слова даются с трудом. Как объяснить братьям, что это не бред, а моя новая реальность? Но я попробую. Иначе сойду с ума. – Рада изменилась. Слишком изменилась. Она не такая, как раньше. Словно… это не она.

Братья переглядываются. Камал хмурится, Зейн чуть подается вперед.

– Ты думаешь, это из-за потери ребенка? – осторожно спрашивает Кам, зная, как болезненно я реагирую.

– Может быть, – отвечаю. – Но почему я чувствую себя так, будто рядом со мной кто-то чужой?

Зейн складывает руки на груди, его взгляд становится еще более напряженным.

– Это звучит странно, Баха, – говорит он. – Ты говорил с ее врачом?

– Еще нет. Думаю, это следующий шаг. Но скажите… Почему ее здесь нет? – киваю на закрытую дверь. – Девочки всегда собирались вместе. Почему они не позвали Раду? – задаю вопрос, который вертится у меня в голове весь вечер, и он повисает в воздухе.

Камал и Зейн снова переглядываются. Тишина затягивается, и я понимаю, что ответов у них тоже нет. Это только усиливает мою тревогу.

Зейн кладет руку мне на плечо и несильно сжимает.

– Баха, ты сам не свой. Но если что-то чувствуешь, это не просто так. Надо разобраться.

Я киваю, ощущая, как внутри нарастает холод.

– Значит, разберемся, – довольно скалится Камал и дразнит Зейна. – Давно у нас не было траблов с близняхами.

– У Рады нет близняшки, – уверенно отвечаю я. Эта информация стопроцентная и неоспоримая.

– Тем интереснее, – пожимает плечами брат.

Глава 6. Бахтияр

Зейн везет меня домой. Ночь укутала город, и уличные фонари едва рассекают густую темноту. Мы молчим и думаем каждый о своем. Мысли бьются, как птица о стекло. Разговор с братьями оставил странное послевкусие – глухую тревогу, которая никак не уходит. Но молчание не длится долго.

– Баха, мне нужно с тобой поговорить, – говорит Зейн, нарушая тишину. Его голос звучит осторожно, но я чувствую, что разговор будет серьезным.

– О чем? – отвечаю я, отрывая взгляд от темноты за окном.

– У меня есть сделка, которую нужно провести, но она… непростая, – начинает он, немного нервно. – Партнеры требуют наличные и быстро. Банковские переводы могут привлечь внимание, а я не хочу рисковать.

Я бросаю на него быстрый взгляд. Его руки крепко сжимают руль, а челюсть напряжена.

– Ты хочешь, чтобы я помог в обход семьи? – уточняю на всякий случай.

– Да, – отвечает, не глядя на меня. – Ты ведь умеешь такие вещи организовывать. У тебя есть связи, схемы. Мне нужно немного – просто обеспечить перевод без лишних вопросов.

Я хмыкаю, чувствуя, как внутри поднимается тревога.

– Зейн, ты понимаешь, что это риск? Если что-то пойдет не так, мы без страховки, и последствия будут для всех.

– Понимаю, – он уверенно кивает. – Но дело серьезное. Клиент – Махмуд Коц.

Эти два слова заставляют меня напрячься. Я слышал о Коце. Он владеет сетью клубов с боями без правил, а его репутация… мягко говоря, отвратительная.

– Коц? – уточняю я, сжав кулаки. – Зейн, зачем тебе связываться с этим ублюдком?

– Алинур просит поддержки. Деньги нужны, чтобы подставить Коца. Параллельно наши люди смогут собрать информацию и передать ее тем, кто заинтересован убрать его с пути. Это шанс, Баха. Если мы не сделаем это сейчас, второго шанса может не быть.

Я провожу рукой по лицу, пытаясь унять нарастающее беспокойство.

– Почему ты не рассказал об этом раньше?

– Думал, что справлюсь сам, – честно отвечает он. – Но времени мало. Я не успеваю.

Я тяжело выдыхаю, чувствуя, как злость и решимость смешиваются внутри.

– Хорошо, – говорю после паузы. – Завтра свяжусь с Элиной, она подготовит все, что нужно. Но если что-то пойдет не так, я тебя не прикрою. У меня сейчас нет ресурса.

– Я знаю. Кам подстрахует, – быстро отвечает он. – Спасибо, Баха. Я знал, что могу на тебя рассчитывать.

Машина мягко глохнет у дома, охрана помогает мне выйти, точнее, пересесть в кресло. Пожимаю руку Зейну и решительно толкаю колеса в направлении дома. Бесит эта вынужденная ограниченность движений, но я терпеливо сдерживаюсь и форсирую восстановление.

Рада встречает меня в прихожей, улыбка натянута, словно она с трудом держит ее на лице. Я смотрю на нее, пытаясь найти знакомое, родное, но глаза снова ловят лишь что-то чужое. Бесит.

– Как братья? – спрашивает она, помогая мне снять пальто.

– Нормально, – отвечаю коротко, стараясь сдержать волну раздражения. – Все в порядке. Они и девочки передают привет.

– Хорошо, – кивает Рада, но ее интонация не меняется. Раньше в ее словах всегда было что-то большее: насмешка, лукавство, игра. Сейчас… пустота. Я все больше схожу с ума…

После легкого ужина мы садимся смотреть фильм. Жена выбирает ванильную мелодраму, и это снова настораживает. Моя Рада терпеть не могла подобное. Ее выбор – всегда триллеры или что-то психоделическое, чтобы после просмотра мозг кипел. А сейчас? Безликие улыбки, банальные сцены. Может, она просто издевается? Наказывает меня за что-то?

– Тебе нравится? – спрашивает она, повернувшись ко мне.

– Неплохо, – отвечаю, соврав. – А тебе?

– Хороший фильм, – говорит она. Ее взгляд теплый, но не живой. Словно кто-то рисует эту картину, но не знает, как оживить ее полностью.

Я пытаюсь сосредоточиться на фильме, но мысли вновь и вновь возвращаются к ее словам. В машине она говорила, что не хочет больше пытаться завести ребенка. Она рыдала, говорила, что это слишком больно. А потом передумала. Почему? Это гормоны? Или что-то гораздо глубже? Как в этом разобраться?

Когда фильм заканчивается, Рада уже спит, ее дыхание ровное, спокойное. Выключаю телевизор и обнимаю жену, прижимаясь теснее. Я лежу рядом, но глаза не смыкаются. Каждая деталь всплывает в голове и оставляет вопросы без ответов.

Утром возвращаюсь в свой распорядок и еду в клинику, где прохожу реабилитацию. Ноги я чувствую, но еще неуверенно, каждый шаг дается с трудом. Тренер, мужик лет сорока с грубым лицом и тихим голосом, внимательно следит и заставляет меня поднимать гантели сидя. Это не то, к чему я привык, но приходится подчиняться. Я привык двигаться, чувствовать силу в теле, а не балансировать с тяжестями, которые кажутся бессмысленными.

– Терпение, Баха, – говорит он, когда я с трудом поднимаю гантели. – Все вернется, если будешь работать.

После силовой разминки я перехожу к тренировке на специальных аппаратах. Механические движения ног, которые поддерживаются ремнями, дают иллюзию движения, но не приносят удовольствия. Я злюсь на этот процесс, но продолжаю.

– Ты справляешься лучше, чем многие, – добавляет тренер, внимательно следя за моими движениями. – Еще месяц, и ты вернешься к нормальному ритму. Но не торопись.

Слова его не успокаивают. Я думаю только о том, что должен встать на ноги. Я не могу позволить себе зависеть от кого-то. Мое тело – это моя сила, и я верну ее. Каждая деталь их разговора с женой всплывает в голове и оставляет вопросы без ответов.

Я должен поговорить с врачом. Сам.

Другие дела отвлекают и быстро решить вопрос не получается. Только через пару дней утром я приезжаю в клинику. В воздухе висит запах антисептика, стерильный, как ложь. Врач – высокий, с холодным взглядом – жестом предлагает мне сесть. Я замечаю, как он быстро убирает в папку какие-то бумаги, но не придаю этому значения.

– Как ваши дела, господин Тагаев? – спрашивает он. Его голос ровный, профессиональный, будто он знает, что я скажу.

– Хотел обсудить состояние жены, – стараясь говорить спокойно. – Она… изменилась. Слишком сильно. После последнего случая… выкидыша.

Доктор кивает, достает из ящика папку с ее картой. Его пальцы перелистывают страницы с хрустом, а у меня внутри все хрустит от раздражения.

– Это нормально, – бросает небрежно, не отрываясь от бумаг. – После таких случаев гормональный фон может серьезно измениться. Вдобавок эмоциональный стресс. Это часто выражается в изменении поведения, привычек. Организм адаптируется.

– Но она совсем другая. – Мой голос становится жестче. – Ее привычки, интонации… Все изменилось. Раньше Рада была другой.

Врач поднимает взгляд, его глаза встречаются с моими. В них ничего, кроме холодного безразличия.

– Господин Тагаев, травмы бывают не только физическими. Возможно, это больше связано с вашим восприятием. После аварии вы могли стать более чувствительным, настороженным. Такое часто случается.

Отлично. Теперь этот крендель пытается убедить меня, что проблема во мне. Что это моя голова выдумывает что-то лишнее. Но внутри все кричит, что это не так.

– Вы хотите сказать, что это я все придумываю? – сухо уточняю.

– Нет, конечно, – отвечает он, чуть улыбнувшись. – Просто в таких ситуациях важно учитывать все факторы. Ваша жена сейчас нуждается в поддержке. Ее организм восстанавливается. Нужно дать время. Все наладится.

Он говорит спокойно, уверенно, как человек, который знает о чем говорит. Но мне от этого не легче. Понятнее не становится. Проблема не решается. Но здесь я помощи не найду.

Киваю и выруливаю из кабинета гинеколога-репродуктолога. Не нравится мне этот мерзкий тип, надо срочно найти другого. К этому Рада больше не пойдет.