Сказание о Русской Душе

Максим Шаткин

Сказание о Русской Душе

Глава 1. Появление

Когда Русская Душа проснулась, она нашла себя раскинутой широко по безбрежному лесному морю, которое пронизали зеркальные артерии обильных рек. В её памяти хранились смутные воспоминания о странствиях по далеким степям, где вместе с другими Сёстрами она восхищалась ныне забытыми словами этому удивительному миру, который тогда казался странно холодным и чужим. И тогда она решила найти себе дом и проснуться в нем.

Не лязгом железных легионов; не топотом закутанной в черные одеяла кавалерии; не маршем войск фараона, смотрящего вдаль неподвижным и недобрым взглядом павиана, не многолюдным шумом ирригационных работ около глиняных храмов, – тихим шепотом и прохладным ветерком было её рождение. Не под горними цепями, не среди берегов изломанных, не в пустыне, полной духов, – у потаенных озёр в срединной земле было её рождение. Не великими пирамидами, не разрушением городов, не расступившимся морем, – а неслышным смехом и разговорами с древними лесниками запомнилось её рождение.

Тогда мало кто её заметил, а заметил – не смог бы найти, и чудилось, что вовсе её и нет.

На Земле тогда стало очень тепло. Зябкая дальняя Северная Сестра под лучами ласкового солнца стала воинственной и зачем-то решила рассказать о себе другим народам, ближним и дальним. Русская душа тогда, да и потом не понимала, зачем это – нестись на деревянных кораблях в южные страны и мрачно исповедовать свою правду. Наверное, потому что правда у Души была другой – она давала дорогу разошедшимся по дальним углам великого континента Сёстрам, чтобы они встретились и обменялись своими дарами. Водные артерии дома Души пестрели парусами ладных кораблей, которые несли потребное друг другу. Звезды были не столь яркими и близкими, поэтому, в отличие от южных Сестёр, Душа не так часто на них смотрела. Иногда только смеялась от вида созвездия, появлявшегося летними вечерами и похожего на крадущегося трехногого хищника.

Русская душа тогда была молчаливой. Она любила больше слушать других, вникать в чужую речь и учиться, всегда учиться. В отличие от спесивой и старой, много повидавшей и потертой жизнью дальней Южной Сестры она никогда не презирала своих соседей и не считала, что их речь – это детское бормотание «бар-бар-бар». Наоборот, в каждом народе она считала самым ценным его речь, поэтому и называла разные народы «языцами».

Оглядывала Душа свои границы, и не могла найти их. Туманы лохматой глухомани размывали фигуру Души и скрывали её будущее в неопределенности и свободе. «Не быть мне сверкающим самоцветом, раз нет у меня границ», – говорила Душа стародавним лесникам, из тех, что норовят промелькнуть где-то сбоку случайному путнику в глухой чаще. «Не быть, не быть», – переживали существа, помнившее незапамятное, наблюдая за юной Душой, которая собирала пыльцу только что расцветших, но уже увядающих божеств, – «Не быть тебе самоцветом, не быть тебе облаком на вершине горы, а быть тебе Душою великой и славной. Учиться тебе надо. Горы острыми гранями, а знания острым взглядом раздвигают туман, чтобы не потерять свою дорогу и не пойти по чужой. Никто тебя не знает, и пропадешь с народом своим, неизвестная, если так и будешь плясать и ни о чем не думать.». «Я знаю, я знаю» – нетерпеливо перебивала лесников молодая Душа, – «я видела по соседству народ, который стал поклоняться чужим потерянным небесам и просроченным историям. Докучал он моим людям, и теперь этого народа нет». Засмеялась душа, закружилась-завихрилась вокруг себя, рассыпая собранное, и пошли ладные корабли по южным морям и северным рекам к дальним странам, поплыли русские сваты ко дворам дальних королевств, спрятались отшельники в дальних пещерах с ангелами общаться. Летят птицы перелетные по небу ясному, скользят ладьи стройные и быстрые по морю бурному, струится жизнь из каждой вещи, наполняет светлый кубок, пенится обильно в сильных руках.

«Ох, неусидчива ты, малютка. Будут думать, что глупая ты, и придут учить тебя дети безумия, хохоча в лицо тебе полуденицей темной. Забудешь себя, будешь жить чужой жизнью, и только когда исчезнешь, тогда и поймешь, что была той, кем на самом деле не была. Проживешь свою жизнь не Душой, тайны народные познающей, а тенью безголосой пройдешь по истории. Уж мы-то разве не видели», – снова переживали повидавшие слишком много лесники. Не верила им Душа, кружилась в молодом танце.

Слова лесников тяжело падали в беззвучный мох, куда Душа просыпала собранную пыльцу, и там забывались. Вместо них по воздуху стали всё чаще плыть другие голоса, которые новые святые принесли с книгами о новых вещах и дивных историях. Народ Души называл эти голоса колоколами и не жалел на них редкого металла. Впрочем, жизнь у колоколов часто была опасной, и мало кто из них успел красиво состариться. Много погибало в пожарах, не меньше сам народ переплавлял в оружие, а тех, что оказался рядом с преступлением, бесчестили и отправляли в восточные леса в ссылку.

С новыми голосами приходили новые истории о старых народах и городах. Эти истории стали для Души настоящей любовью. Она искала в древних книгах свидетелей своего рождения, но невольно примеряла на себя платья древних летописей и смотрела в речные зеркала: такая ли я? Особенно ей нравились города. Не деревни малые, как сказали бы лесники, не сёла богатые, а дома каменные, да крепости могучие. У неё было чувство, что дальний город на семи холмах, – это что-то родное, хотя все летописцы отрицательно качали головой. Но семь холмов, как красиво! Древняя, могучая мечта! Как жаль, что мы не встретились – я пришла слишком поздно и построила себе дом слишком далеко. Да и поселились в тех местах слишком странные люди, нос так задирают, что своё небо, южное вплоть до звезд, царапают.

Другой город, в морской излучине, – там было много книг с историями, но их запирали от народа Души, не хотели делиться историями. Народ часто ходил к этому большому городу, – да других и не было тогда, – стучал в ворота, вешал щит, но хитрая Южная Сестра предпочитала делиться богатством, чем историями. Она была очень старой и знала их ценность. Поэтому народ собирал другие истории, которые в южных горах хранили люди в темных одеждах, белых от соли. Букашка по траве растет, красавице в городе танцует, а тот, кто в соли, за мир молится.

Третий город был далеко на юге, и путь туда был опасен, – мало кто из народа смог добраться. Душа помнила, что когда она станет старше, построит новый такой город, только у себя, чтобы так далеко её люди не ходили. Странными новыми вещами был наполнен этот город, настолько новыми, что были старше всего мира.

Любовь к городам передалась рекам и озерам, в чьих отражениях стали расти новые красивые города, где жил народ Души. Они любили строить и перестраивать города, которые часто разрушались от пожаров и войн, но всегда возрождались. Народ Души вообще любил постоянно что-то делать и куда-то путешествовать. Что-то делать требовали лес и земля. У западных и южных сестер было много камня, построишь – и сотни лет в одном доме жить можно, смотреть на звезды и вести неспешные беседы о старых и новых богах. К неспешным беседам народ Души так и не приучился, был он в разговорах резок, а в делах быстр. Дерево часто горело, а земля быстро истощалась и переставала давать плоды свои, нужно было идти в новые места. Желание ходить по новым местам глубоко вошло в характер народа, дало ему много торговцев, странников и исследователей. Порой бывало даже так, что каждый год мостовые в городах меняли, лишь бы ходить по новым камням.

Еще народ любил красоту. Красота была простой, деревянной. Она не подавляла своей каменной мощью, а соблазняла невинным озорством расписного пряника. А новые алтари украшались разноцветными перви́нами1 от полей и садов, и в этом была настоящая красота.

А ещё народ Души манили сложные и трудноразрешимые задачи, да такие, чтобы «иди туда, не знай куда, принеси то, не знай что, иначе не сносить тебе головы прям вот в этом дворе». И шли люди-человеки, и бывали там, и приносили то, что нужно было. По дороге освобождали разных говорящих существ, договариваясь с ними о взаимопомощи, и крепко держали обе стороны свои обязательства. Дивилась Душа изобретательности и надежности народной, и любовалась людьми своими. Сравнивала с другими, тайком подглядывала через блестящие чаши и сверкающие самоцветы послов и купцов, бывавших в чужих землях. Одни соседи, у которых на знаменах орлы, похожие на ворон, ходили прямо и брали всё, что видят. Другие же, без гордых флагов, исподтишка хитрили в чужих домах, принося беды. Ни те, ни эти не держали своих слов и Душе не нравились.

Желая больше узнать про своих людей, отправилась Душа к разным говорящим существам. В уединенной чаще она нашла старого серого зверя, которого его последние правнуки оставили следить за своими волчатами. «Здравствуй, доброе создание. Ты же путешествовал с моим человеком?». Задумался сильный зверь, перебирая воспоминания.

«Да, было дело, служил ему, вместе с ним мир тоже повидал. Бывали в местах, где спали скрытые тайны, будили их, так что не думал я, что лапы свои унесу и племя свое серое продолжу. Не паук последним саваном свою добычу укрывал, а тёмный туман к нам с царевичем свои щупальца тянул». Стало понятно, что серый зверь проводил много времени в общении с лесниками и усвоил их речь. Что поддерживало задушевный разговор и развязывало язык между столь разными созданиями, то Душе знать было ещё рано.

– «А какой он был, тот человек?». Зверь задумался еще. «Эмпатию свою сильно уважал», – наконец ответил он дипломатично, – «просто так наружу её не показывал, но всегда держал её наготове. В наших краях чутким надо быть и слушать каждую былинку, и чтобы былинки тоже тебя слушали. У орла полет есть, у зверя серого – ноги, у человека – кисть трудовая, так и к каждой вещи свой порядок есть, и свои правила, как с ней обращаться. Если не знает былинка, или зверь какой, или человек этих правил, то живо выгорает. Ветер во поле шумит, человек в избе своей ворчит, горюет, места не находит, говорит: зачем я здесь, кто я, где правила, как жить? А человек твой все правила крепко знал, так что вот», – показал зверь седой мордой на бегающие вокруг серые молнии, – «и я здесь, живой».

Поблагодарила Душа серого зверя за его мудрость и пошла искать собеседников попроще. Был тот сезон, когда звёзды спорили между собой, кто глубже нырнет в тихие омуты. Там жили смешливые русалки, которые, кажется, никаких правил не знали и не выгорали, наверное, только потому, что вели рыбий образ жизни. Они любили говорить одновременно, перебивая и противореча друг другу. «А разве вы не должны говорить так, что одна начинает мысль, другая продолжает, а третья кивает согласно?» – резонно спросила Душа. «Ну уж нет», – засмеялась одна русалка, – «Такое только в человеческих сказках бывает, которые люди в матовых зеркалах смотрят», – и не успела закончить, как другая перебила: «Кто так говорит, пусть за собой последит. Хорошо, если из одной головы одна мысль за раз идет, а не четыре сразу в разных направлениях». «А ты что пришла, чего хочешь?», – одновременно спросила третья. «Вы же общались с моими людьми, часто ведь? Что думаете о них?».

Трудно было Душе уследить за бурлящим воду гамом. Уловила она только, что нужна её людям цель. Бывает так, в других землях, что загуляет человек, свое дело забудет, и самого себя потеряет, и к тамошним русалкам в объятия попадет. А народ Души если цели ему не дать, вот тогда затоскует, задурит, загуляет, себя потеряет и в омут к русалкам. Сколько случаев было. Русалки то и дело уплывали на дно и возвращались обратно, что показать Душе те непонятные вещи, которые когда-то приносили люди не знай откуда, но после этого, без новых дел, их неозадаченная тоска стала слышать русалочье пение, и уходили они в загул-омут с головой вместе с не знай чем. Некоторые непонятные вещи русалки подарили Душе, авось пригодятся. Разыгрались русалки, стали хвостами пускать брызги и тянуть Душу к себе. Душа рассмеялась и убежала.

Продолжила Душа своё странствие. Шла она по изнанке леса, где причины и следствия перепутались, застряв в колючих ветках злых деревьев, и неожиданно вышла на каменный терем, к которому вел хрустальный мост с черепами. Жил там худой и страшный старик, а в палатах были спрятаны золото, самоцветы и пленные красавицы. «Дедушка», – вежливо обратилась Душа, – «А зачем ты держишь у себя столько девушек?». Старик с прищуром посмотрел на Душу, но потом потерял интерес и расслабился: «А куда деваться. В народе твоем элиты появились, а у них свое запросы к невестам». – «Как так?» – не поняла Душа. – «А вот так. Посмотри на западные земли. Кого ищут по лесам-горам тамошние королевичи? Королевишн, которые в хрустальных гробах в забытьи лежат. А знаешь, почему?»

«Скажи».

«А потому что нужна такая невеста, чтобы, во-первых, наследница королевства, а во-вторых, чтобы все другие родственники давно умерли и больше не с кем было королевство делить, и при дворе нахлебников меньше. Вот тамошние колдуньи такое вот организовали, они голубым кровям как хочешь угодят. А твои княжата люди семейные, среди родственников им тепло. Но завели обычай, что княжеским и царским женам надлежит в горницах только сидеть, да сказки друг другу рассказывать. Поэтому княжичи ищут таких невест, чтобы с опытом длительной изоляции знакомы были, и сказок много знали. А у меня у них много времени, чтобы сказки всех времен знать. Думаешь, откуда в этой глуши у меня взялись камни разноцветные, металлы благородные и мост хрустальный?», – ехидно спросил старик.

«А как же княжичи тебя находят? Сюда не каждый богатырь жив-здоров доедет»

«Как и ты, случайно. Здесь ничего нельзя сделать преднамеренно. Впрочем, сегодня у княжичей истинные цели и смыслы потерялись, так что они без труда на меня набредают. А если кто заведет себе народных умельцев, которые, как они говорят, генерируют смыслы и нарративы, так княжичи так всякое разумение потеряют, что стоит им одной ногой шаг со своего крыльца сделать, так другая нога уже в этом зале ступает».

Душа села на подоконник, – под струи частиц с горизонта событий местного изнаночного солнца, – подальше от расчетливого старика, поправшего сочувствие и отвергшего правила ради богатства. Но она хотела знаний, поэтому сменила непонятную и неприятную тему: «Ты наверное очень много знаешь про время. Какое оно?».

«Время разное бывает. Есть время-круг, когда всё повторяется, все человеческие заботы и порядки. А внутри этого круга священные дни, когда нужно нарушать запреты, а насмешки не оскверняют землю, потому что эти дни вне времени. Царь пляшет с коровницей, а царица с рыбаком, и так восстанавливают первоначальный порядок. А потом появилось время-стрела, когда есть только две точки – первая и последняя, и людей тревожит, как они проведут время между этими двумя точками. Тогда по тревоге своей всё подчиняют обычной рутине, забывают священные дни, подчиняют порядку то, что смеется в лицом хаосом. Но священное можно изгнать, а скверное – нет, и когда забудут запреты, станет скверное обычным, и будут матери учить дочерей непристойным словам, и поползут по земле голодные нечистые тени», – мечтательно оскалился старик, обнажая опустившиеся дёсны.

Передернула Душа внезапно озябшими плечами. Тихонько соскользнула с подоконника и не попрощавшись пошла прочь из этого места, думая о будущем.

На Земле было ещё тепло, далекие северные острова ещё зеленели, и множился народ на Земле. Множился на границах и отгораживал землю Души от всего. Кто-то постоянно куда-то ходил, и хорошо если мимо, так многие хотели залезть и в дом раскинувшейся в русских лесах Души. Беспокойно теснилась она, рождала сыновей, которые дадут отпор лихим людям и защитят дом, но и сыновья были не всегда разумными, не всегда обустраивали дом. Перестали они плавать в дальние страны, и огрубели от тоски и бесцелья. Стали завистливыми глазами смотреть на терем или город своего брата и поджигать его. Потеряли люди правила, перестали свой порядок понимать, и горели города и деревни. Жажда власти и короткой добычи стала голой, как ноябрьский лес, сутью вещей. Разделилась земля на куски, и каждый кусок стал поедать другой.

Смеркалось на горизонтах. Жаркое, бескрайнее и безжалостное Великое Небо пришло с Востока, опалило землю, сожгло наследие, вырвало радость. Тяжелое и сладковатое дыхание мертвых деревень и городов текло вдоль пресыщенных нежеланной добычей рек и озер. На западных тропах скакали темные фигуры с развевающимися плащами, но уже не сваты, а разбойники. Оскудела жизнь снаружи и внутри, ещё больше разделилась, стала прятаться в глухих лесах, которые перестали рассказывать старые сказки. Песни о радости сбросили крылья и стали плачами, ютящимися в голодных землянках. Деловитые вороны утепляли свои гнезда уже никому не нужными русыми косами. В окраинных городах крылья этих ворон обратились потаенными книгами, которые стали шептать запретные истории, что всё не так, что нет Души. Тревожные и ненужные слова ворошились в умах, кусали взгляды, которые переставали видеть Душу, почитать её не такой, как должно. Серым вороньем вместе с серым пеплом впитались эти слова в разных людей Души, и стали эти люди Душу – ненавидеть.

Ослабла Душа. Взяла она свой самый нарядный город, увлекла с собой под озерную, обернулась вокруг него и заснула, вздрагивая от ржанья чужих коней, свиста стрел, шепота пожарищ и насмешливого карканья.

Спала Душа вокруг своего призрачного города, спряталась в лесах, вздыхала о том, какой она когда-то была целой и радостной. С каждым вздохом она наполнялась решимостью. Внезапно воспрянула Душа, отряхнулась, посмотрела пронзительным взглядом вокруг. Вперед! вперед! больше никому не позволить загнать себя в глухие леса, больше никому не позволить разделить себя на куски! И вышла Душа из лесов – другая.

То была не сказка, а присказка: сказание только начинается.

Глава 2. Взросление

На Земле тогда начало холодать. Жить было голодно и недовольно. Народы ворочались, искали пути к лучшей жизни, но она становилась только труднее. Работать приходилось больше, так что одних прикрепляли к земле, чтобы обеспечивать служивую рать, других с земель сгоняли, чтобы обеспечить рать торговую да промышленную. Всё больше становилось тех, кто работать не хотел и сидел под мостом злым разбойником или налетал из степей жадным всадником.

Народ собирался с силами и постигал своё призвание. Он уже давно называл своих правителей царями, а правители учились строить государственную жизнь не как в старых царствах, а как в державах современных, по строгому порядку. А иначе было не выжить.

Стала Душа другой, но не только она. На западных землях, где играла Душа в жмурки с лесниками, соседние племена стали строить огромное зеркало, чтобы поймать отражение Души и сделать себе свою. Зеркало строили из чего придётся: подметных писем, вороньих перьев, липких взглядов, поддельных грамот и эха от звона монет. Получилась анти-душа, кривляющийся призрак, тянущий соки с запада, юга и севера, но не могущий насытиться, потому что он только «анти-», а души в нем нет. Чтобы не запутаться, нужно было четко знать, каков настоящий народ, для которого Душа – это Душа, а не отражение.

Ярмарка

Однажды поздним летом, умывшись в реке, – отражавшей в обед созвездие, наполненное поворотами и развилками, как история её народа, – Душа пошла в одно богатое село, где в честь морковкиного заговенья проводилась веселая ярмарка. Не все сёла в земле Души были богатыми. Одни ютились на скудных землях, которые сейчас стали совсем скупыми и не хотели делиться своими дарами. Жалкими землянками смотрели эти сёла на мир, и самые странные сказки рождались в этих землянках, дышавших голодом и отчаянием. Другие стояли на южных окраинах и столетиями страдали от набегов и разорений. Век за веком Цари и Царицы пытались защититься от полуденного беса, пока наконец широкой волной не дошла Русь до южного моря и не прекратились тогда изнурительные вторжения. Но это будет в будущем, а сейчас собранный и внимательный народ укреплялся, строился, – и жил своей жизнью.

Войдя в село, Душа осмотрелась. Всё радовало её глаз. Посмотрите, какая красивая изба! Сколько своей души, мастерства, озорства и любви вложил резчик в эти узоры! А вот эта, следующая богатая изба? Веселая злость играет в ней – живёт в ней не размазня, а крепкий крестьянин, не мужик-пропойца, а знающий себе цену и готовый эту цену при случае вам предъявить. И поверьте, эта цена малой не покажется. Далее лачуга. Здесь живёт вдовица – забрала её мужа лихая кручина в последнем набеге, осталась одна – да не одна, народ-соседи были с ней. Мужчины – селяне, под ревнивые взгляды своих жен, время от времени ремонтировали и дом, и забор, да и по хозяйству помогали. А ревность жён была в том, чтобы не показался её муж ленивым увальнем, чтобы не опозорил добрую и уважаемую хозяйку, своим равнодушием и неумелостью. Правильная ревность была в народе, Душе очень нравилось.

Подходя к центральной площади, где селяне собирались то на ярмарку, то на сход, то на царские приговоры, Душа увидела – хотя, точнее, сначала услышала, – весело гомонящий народ. Народ был народ: он любил общаться, хотя и не доверял до конца соседу; не стеснялся себя показать и доказать, что он прав, даже если остальные были не согласны; не очень любил – совсем не любил – теряться в лабиринтах думских дьяков и подьячих, зато любил прямоту и искренность. Ярмарка предоставляла возможность все эти качества и предпочтения проявить так, чтобы до следующего года хватило.

Если бы Душа была многоглазым роем, то разлетелась бы она по всем уголкам ярмарки, с любовью и лаской впитывая фасеточными глазами каждый миг жизни своего народа. Каждую покупку, каждую шутку-насмешку, каждый игривый смешок-намек. Народ был строг, но – повторяла себе Душа, – народ есть народ, и пока люди вместе, а не сидят по отдельности каждый в своей телеге, слушая только свои гусли, тогда есть в нем сила и будущее.

Около одного благообразного дома сдержанные и задумчивые селяне с истинным крестьянским уважением и достоинством слушали остановившегося на время в селе странника, который рассказывал про божественные и тайные вещи. Недалеко также сидел местный дурачок, насупившийся от недостатка обычного внимания. Он тоже прислушивался к голосу странника и изредка невпопад одобрительно или осуждающе мычал. Странник отдельно рассказывал про то, что он видел сам и про то, что слышал от других. Видел он вещи божественные: новые, прекрасные своим видом храмы и старые, прекрасные своей бедностью монастыри; добрых молитвенников и найденные в лесах чудотворные иконы. Слышал же про то, что немецкие звездочеты рассчитали, что скоро конец всему, а холода и моры – это знак, что близ есть, при дверях. А наши мудрецы-книжники отвечают, что-де не бывать тому, пока стоит Росиское*2 православное царство, которое от самого Рима нами унаследовано, и пока правит нами благочестивый Царь всея Руси. На эти слова мужчины с пониманием дела согласно кивали, а женщины крестились.

Душа пошла дальше – весело толкалась среди бодрой толпы и слушала народ. Он, конечно, обсуждал сам себя, ибо нет у народа другого адресата и предмета для разговора, кроме него самого. Кто, как и с кем живёт, кто что сделал правильно и неправильно, получил похвалу или порицание, кто кому снится, а кто кому нет и вообще не нужен. И что повадились современные домовые слишком много просить, и что в старом агафьином доме собралась сила странная, чуждая и нечеловеческая.

Собралась кто?

Душа остановилась, пытаясь найти соответствующий разговоре, но в общем шуме торговли, шуток, намеков и приглашений он потерялся. Впрочем, зная каждую Агафью, – равно как и каждого Ивана, Петра, и Марью, – Душа легко поняла, о ком идет речь, и в каком направлении идти.

Старая ветхая избёнка стояла на отшибе. Душа отметила про себя, что почему-то в сказках, которые она знала, нечисть никогда не жила в центре поселения, вопреки частому жизненному опыту. Босиком, легкими шагами и тихо дыша, она вошла во двор и прислушалась. Голоса раздавались не из избёнки, а из-за ней, где двор выходил на берег местного болотца. Душа не удивилась такому окружению, понимая его закономерность. Осторожно обойдя строение, она выглянула и увидела разномастный сброд из старых сказок и верований. Тут были и домовые из сгоревших изб, и лесники из тех чащоб, которые сожгли для пашен, и даже русалки периодически кидали водоросли в собравшихся, чтобы привлечь внимание к своему одновременно-разногласому разговору. Существа из забытых легенд и преданий собрались напитаться людскими эмоциями и ощутить свою реальность. Они скучали по людям, которые не то что бы перестали в них верить, но перестали вступать с ними в соглашения, как раньше: «ты меня угости, а я тебе послужу». А ведь не только люди, но и другие силы нуждаются в партнерствах и союзах, чтобы быть реальными.