Полная версия
Депрессия. Дневник
…
Каждый день чистилище. Но это, наверно, неплохо?
…
Что если придумать хороший исход хотя бы на бумаге? Что если он тогда воплотится в жизнь?
…
Как поскорее пройти стадию депрессии? Никак, потому что это – работа на всю жизнь. Безоблачно счастливы коровы и гориллы. Может быть, счастливы монахи, пребывающие в состоянии самадхи или нирваны. Возможно, они завершили свою работу на этой земле. Но мы, все остальные, идущие срединным путем, не можем оставаться в стороне от мировой боли.
Война закончится. Нанесенные ей раны когда-нибудь заживут. В историческом масштабе – скоро. Но непременно где-нибудь начнется другая война или приключится еще какая-нибудь гадость. Снова будут гибнуть люди и гореть дома. Как не впасть в отчаяние? Осознать краткость и мимолетность. И вытащить внутреннего ребенка, который умеет радоваться мелочам.
Как сочетается знание о том, что все исчезнет, и детское предвкушение счастья?
Образ огромного счастья не зависит от физической конечности бытия. Перестать отождествлять себя со своим телом и даже личностью.
Мне для счастья необходимо верить, что нет случайных страданий и случайных бессмысленных смертей.
Ощущение (или предчувствие) счастья, не привязанное к жизненным обстоятельствам.
Детская надежда на то, что все образуется.
Исцеляющая рука, причиняющая боль.
Для верующего человека нет и не может быть ничего случайного. Но легко верить в заботу и любовь, когда все вокруг относительно хорошо. Куда труднее, если больно. Но ведь ничего не изменилось, всегда было так.
…
Единственное, что нам всем сейчас необходимо как воздух – детская вера в то, что все образуется. Нужно найти в себе этого ребенка. Он верит иррационально, не рефлексируя. Ребенок не обременен знаниями, почерпнутыми из умных книг. Его знание о том, как должно быть и как правильно, интуитивно, заложено в психике и не требует доказательств.
А чего его искать, далеко ходить не надо. Вот он, сидит в кабинете врача и плачет. Врач вправляет вывихнутую руку. Ребенку больно, он кричит и вырывается, ему нет дела до уверений, что, мол, врач вынужден причинить боль для его же пользы и что нужно потерпеть.
…
Мозг внешне похож лабиринта. Все устройство человеческого тела не случайно.
…
Чем страшна идея мира как персонального послания? Тем, что ты остаешься в полном одиночестве. И в придачу еще понимаешь, что свихнулся.
…
Жить с восторженно закрытыми глазами (потому что самого главного глазами не увидишь)
…
Божья метла взбаламутила болото. Разве мне нравилось это болото? Разве мне хочется в него вернуться?
С высокой перспективы это лучше, чем прожить благополучную жизнь без потрясений, потому что при такой жизни разные пустяки и мелочи утянут в болото.
А что изменилось в моей жизни? Разве была я счастливее прошлой весной или позапрошлой?
Хорошее время, чтобы избавиться от иллюзий. Здесь временный мир. Что изменилось?
Когда мир начнет нагонять меня, я напомню себе, что это сон, страшный, абсурдный, интересный и короткий.
…
Чего я на самом деле боюсь? Все ныне живущие умрут. Это единственное, что известно наверняка. Что люди буду умирать, страдать в тюрьмах? А разве этого не происходит постоянно? Что грядущего мира не будет? Что мне доведется увидеть гибель человечества? Понимаешь ли, если нет у каждого отдельного человека смысла жизни, не уничтожимого смертью, то нет его и у человечества в целом. А если есть, то чего бояться?
…
И я благодарна всем маякам, которые светят в сгустившейся тьме. Когда-нибудь она рассеется, а выдуманные миры останутся навсегда.
Что если воображаемое – как раз и есть настоящие, а все что мы тут переживаем, нужно лишь как топливо для него? Все внешнее – лишь стимул для внутреннего.
…
В мире ничего особо не изменилось. Все то же самое. Глупость, невежество, жестокость и мерзость. Все продолжается, ничего нового. Разве когда-то было иначе?
…
что за странная нынче весна
залепило снегом глаза
залепило сердца
заволокло горизонт
снежное марево за окном
а закроешь глаза
и внутри слепота
ничего не видно
сквозь снежный туман
дай мне знак
где тебя искать
и вдруг словно ответ на мольбу
звуки сирены
…
Я не то чтобы простила, но поняла, приняла и полюбила эту землю. Именно саму землю. У меня в роду не было евреев. Но гуляя по красивейшим местам, по этим воспетых романтиками холмам, я всегда, причем в самые неподходящие моменты, вдруг ни с того ни с сего вспоминала, что эта земля вскормила нацизм. И не могла чувствовать ее своей. До недавнего времени она была будто отравлена.
А теперь я знаю, что то, что случилось с немецким народом, может случиться с любым другим народом. Я его не прощаю и не собираюсь прощать, ни тот, ни другой.
Но эта земля перестала быть мне чужой. Земля везде одинаковая, ей все равно. Она примет в свои объятия каждого.
…
У нас у всех травма. Даже у тех, кто смотрит первый канал. У тех, кто видит фото убитых. У тех, кто считает их фейками. У тех, кто читает новости. У тех, кто от них прячется. Травма вызвана самим фактом. Все реакции на него – защитные.
…
Я превратилась в придаток соц-сетей и видео на ютубе. Кто-то другой определяет, в какой последовательности картинки и информация вливаются в мой мозг. Кто-то другой определяет, что я думаю и чувствую. Как-то это унизительно.
…
Интересно наблюдать, как меняется мир
Я сама определяю, какая информация вливается мне в мозг, что я по этому поводу думаю и чувствую
Я люблю и уважаю людей, которые меня вдохновляют. Но не перенимаю их точку зрения
Я сохраняю мои мысли для меня. Пусть они будут моим топливом и моей тайной. Зачем я буду выставлять их на всеобщее обозрение
Я осознаю свою уникальность и принимаю свою незначительность
Я мучаюсь невозможностью писать, как мучились ею многие до меня, их родственные души мучаются сквозь меня, и я мучаюсь сквозь них, мы слишком многого хотим
Мне нравится наблюдать, как стареет это тело. Чем сильнее оно стареет, тем меньше привязанности к этому миру, тем легче будет его покинуть.
…
«Не жалей мертвых, Гарри. Жалей живых. А больше всего жалей тех, кто живёт без любви».
…
Нестихи
предпоследний день войны
запомнился предчувствием рая,
для тех кто не заслужил света
но заслужил покой.
рай похож на зал ожидания перед вылетом
очень комфортный, под открытым небом.
теплый воздух, пальмы и ароматы тропических трав.
на первом этаже довольно многолюдно.
можно лежать в гамаке, пить коктейли
и с легкой завистью смотреть
на взлетающие самолеты.
на второй этаж можно подняться на лифте.
там царит библиотечный покой,
вместо книг – свободное падение в знание.
можно стать атомом или клеткой,
течь древесным соком, стать цветком
превратиться в камень и узнать, что и он живой
изучить все устройство мирозданья
вплоть до мельчайшего винтика
что конечно будет длиться почти вечно,
но никогда не надоест
потому что скука осталась в прошлой жизни
вместе с глупым страхом смерти.
говорят, есть специальный этаж для кошек,
где каждый найдет своего любимца и не сможет уйти,
так и будет валяться в траве, закрыв глаза от блаженства.
говорят, этажей всего то ли семь, то ли семьдесят восемь.
но меня не пустили дальше второго
в грязной одежде.
и ведь куда-то еще летят самолеты…
…
Если бы я умела писать стихи, то написала бы про одних и других. Одни горят тихой чистой яростью и болью. У других все горение души или вся жизненная энергия уходит на самосохранение: на защиту сознания от правды, чтобы правда не разрушила.
Если бы я умела рисовать, то нарисовала бы, как человек втыкает себе в мозг скрепки, чтобы разум не развалился на кусочки. Или вливает в мозг клей, и этому заклеенному мозгу не грозят никакие изменения, угрызения, никакое осознание и покаяние.
…
Самое трудное из испытаний – находясь в полном мраке, верить, что есть свет.
…
Земная жизнь – сон души, порождающий чудовищ.
…
Нырнуть за жемчугом. Вынырнув, с разочарованием увидеть в руке вместо жемчужины комочек застывшей слизи. А ведь под водой она говорила и повествование ее было завораживающе интересным, глубоким. А теперь сколько не прикладывай к уху – молчит.
…
В доме отца моего полны сундуки сокровищ,
полны закрома жемчужин, в каждой играет свет.
можно черпать горстями, можно нырять с головою,
только никак невозможно их унести с собой.
…
Получается, что любая идея, даже самая распрекрасная, обречена на вырождение, извращение и крах, если на первое место ставится величие чего угодно – культуры, нации, человека, страны.
…
Меня тошнит от мелочности моих проблем. Меня тошнит от убожества моих мыслей, от пустоты моей жизни, от презрения к себе. Приходится проявлять прямо таки нечеловеческое терпение и принятие.
Радоваться тому, что есть полстакана. Радоваться четверти. Радоваться остатку на донышке. Радоваться пустому стакану.
…
Воздух пахнет гарью, дымом, сырой землей. Глухой рокот взрывов отдаляется, стихает… Надо мной – письмена ветвей по серому небу, молодая листва и белые облака черемухи. В наступившую тишину поначалу робко, но все смелее и громче вливаются птичьи трели.
По дну оврага струится ручеек мутной воды. Скользкая глина холодит спину. Сырая земля, моя колыбель, моя постель, мое прибежище. Ты ни в чем не виновата, ты лекарство от боли; ты примешь всех и успокоишь. Прими мою кровь, прими мою боль, упокой меня.
Воздух пахнет черемухой. Мне больше не больно.
…
В Баварии агрессивное вторжение лета, победоносное нашествие природных сил. Войска свежей зелени, птичьи канонады, взрывы соцветий, атаки запахов – бьют наповал.
Никогда еще нашествие весны не было таким оглушительным, нестерпимо ярким.
Жизнь все равно пробьется и восторжествует.
…
Раньше думала: вот достигну того-то или случится то-то, и буду счастлива. Теперь думаю – смогу спать и буду счастлива. Очередной самообман. Привычка цепляться за иллюзии цепка как плющ. Только сорвало ураганом, как уже лезет снова, и никак не вырвать с корнем.
…
Больно читать Берберову. Но если бы она прожила счастливую благополучную жизнь без потрясений – что бы мы знали о ней? А главное, что бы она сама знала о себе?
…
Все чувствуют (даже если не осознают), что все изменилось, прежняя жизнь закончилась и начинается нечто новое. Нет смысла и невозможно жить прежними замыслами и проблемами. Поэтому жалуются на отсутствие мотивации. Или просто молчат от потрясения. Не знают, что теперь важно. Нужно чтобы прошло время, определились новые векторы. Для меня тоже все по-новому, и абрис этого нового пока не просматривается.
…
Хочется ухватиться за что-то привычное и прочное, но ничего нет. За какой предмет ни ухватись мыслью – ускользает, уходит из под рук, превращается в пустоту. Наверное, такое ощущение знакомо всем, пережившим травму. Мучительно видеть вещи из прошлой жизни, и будто ножом по сердцу: ничто никогда не будет прежним. Казалось бы, что такого случилось. Но не нужно преуменьшать свою травму. И преувеличивать тоже. Да, бывали времена похуже. Я пока что живу. Не стоит ни преуменьшать, ни преувеличивать значение этого факта. Я просто принимаю его с благодарностью.
С завистью читаю про волонтеров. Часто хочется сорваться и поехать в лагерь на границе или другое место, где нужно помощь. Но из меня плохой помощник, потому что помощь в итоге понадобится мне.
Спрашиваю себя, как жили люди раньше во время войн и потрясений. Отвечаю: никак, лучшие умирали, хрупкие и ранимые ломались и тоже умирали.
Чтобы выжить, нужно «железное нутро» или тараканье умение приспосабливаться. С другой стороны, не было интернета, чтобы накачиваться ужасами.
В трудное время я бы не выжила, а сейчас – живу. Наверно, не стоит себя за это винить? Для кого-то подвиг – вытащить товарища из-под пуль. Для кого-то – просто прожить день.
…
Исцеление и изменение невозможно без принятия, одним усилием воли. Например, чувствуя усталость, я чувствую одновременно злость на нее и на себя, жалость к себе, недовольство собой – и не осознаю этих чувств. То же со страхом, с разными страхами. Непринятие мешает избавиться от ненужного и не даст избавиться никогда. Я не сдвинусь с мертвой точки.
…
Да, мне нужен страховочный трос. Что если он под рукой всегда, и в этом вызов – найти его? И если я полностью приму этот факт, то он мне больше не понадобится?
Страховочный трос в конечном итоге это доверие. Да, страховочный трос спас мне жизнь, но кто бросил его мне? И не я ли сама попросила – и именно поэтому мне его бросили?
…
Принимать все как проявление заботы обо мне. Боль – забота, страдание – забота, болезнь кожи – забота, страх – забота. Все метания ума, сомнения, тревоги – все проявление заботы.
Все что у меня есть – материал для творчества. Тело и личность и мозг и мысли и чувства – все это лишь глина.
…
Преследующий меня постоянный страх: а что если я сделала не все, что могла? Да, я пыталась, но получалось вечно какое-то уродство. Значит, плохо старалась. И вместо благодарности за жизнь – недовольство собой, страх и безнадежность (никогда не получится лучше!)
Засчитывается только усилие. Результата в этом мире нет. Результат будет виден потом, и он складывается из усилий (усилие завершить себя).
Это вечное недовольство лишает способности чувствовать благодарность и удовлетворение. Допустим, все закончилось, и оглянувшись на свое бестолковую земную жизнь я почувствую удовлетворение только потому, что пыталась. И благодарность за то, что подарили такую возможность.
…
Повторяю за умными людьми. Когда не можешь ни на что повлиять, не можешь изменить ситуацию, не можешь изменить свое поведение и вообще себя, то единственный выбор – и самый важный – всегда остается. Выбор, как воспринимать происходящее: как проклятие или как трудный дар. И один этот выбор уже дарит счастье.
…
Страх перед усталостью. Принятие страха. Получится у меня или нет – я приму любой результат, даже нулевой, даже отрицательный. Важно лишь мое усилие.
…
Я вижу, как ослепительно ярко сияет Твой свет в некоторых людях. Но в себе не вижу даже отблеска. И когда я представляю, что жизнь подошла к концу и оглядываюсь назад, то главным своим достижением вижу принятие своей малости. Но ведь мне дан этот дар жизни, его не дают напрасно, не разбрасываются такими дарами. И вроде бы от меня что-то ожидается, но я никак не пойму, что именно.
…
Моя «священная рана» – глубокое, идущее до самой сердцевины непринятие себя.
…
Появилась глубокая, на каком-то совершенно новом уровне благодарность – когда снова начала спать, но остался страх отрезанности от источника, связь с которым устанавливается через сон.
Сон основан на доверии, на уверенности в способность спать. Нельзя перестать спать как нельзя перестать дышать. Но можно мешать себе дышать, постоянно следя за дыханием.
…
Заманчива мысль, что можно жить совсем без страха. Ездить на машине без страха, летать без страха, думать о будущем без страха. Но страх все равно придет. Нельзя жить без страха, но можно жить, не боясь страха.
Это очень важная часть эмоциональной жизни. Страх важен. Нельзя убежать он него полностью, пока продолжается жизнь. Страх может быть важным сигналом. Он важен не только для того, чтобы разобраться со своими внутренними затыками, хотя и это важно. Он может предупредить и об опасности другого рода, не физической. К нему нужно прислушиваться. Не нужно от него прятаться, прогонять, подавлять. Нужно встретить его, взглянуть ему в глаза, прожить и попытаться понять, что он хочет сказать.
…
«Один в Океане» Славы Курилова – одна из самых чудесных книг в моей жизни, глоток счастья.
«Моя страна – галера, плывущая по пути ненависти»
«Собственные ошибки учат больше, чем неделание ошибок. Только через действия лежит путь к ответам».
Удивительная книга, удивительный человек. Он не стремился причинять людям добро. Он страстно стремился познать мир и себя, потому что как же одно без другого, и в этой страсти шел до конца, до предела. Он искал истину, тосковал по ней, находил ее, открывал для себя и присваивал, а потом с грустью возвращался в привычную реальность, ведь нельзя быть целиком там, пока твое тело еще здесь.
Бывают такие люди. Кажется, что покров, отделяющий их от иной, высшей реальности, более тонок и проницаем, чем для нас, всех остальных. Может быть, они посылаются нам, чтобы свои примером показать, что Бог есть, что умирать не страшно, что все случится в свое время и беспокоиться не о чем. Что все мы проснемся от сна нашей жизни и это будет невыразимо прекрасно. Я уверена, когда он остался без воздуха во время своего последнего погружения, к нему пришли те самые незнакомцы из комнаты и позвали с собой, а он подумал: «Наконец-то!» и с радостью пошел за ними.
…
Нужно открывать все заново, отбрасывать все теории, объясняющие мир. А главное – открывать себя. Почему я решила, что самопознание – недостойное занятие? Почему я решила, что я – не важна?
…
Религия сильно сковала меня – в чем-то отождествившись с Великим Внутренним Инквизитором. Вместо любви – подчинение, потому что «так нужно», и все внутри меня бунтует против такого подчинения.
…
«Жизнь – это когда смерть стоит за плечами. Если ты в безопасности – ты не учишься». Это, казалось бы, противоречит тому, во что я верю. Конечно, только в мире, где есть смерть, можно меняться, творить и действовать. Там, в другом мире, творчества не будет. Зато будет познание, узнавание или знание. Но рисковать жизнью ради самопознания – это неуважение к жизни.
…
Мир – пособие по самопознанию.
…
В человеческой природе, наравне с другими дурными качествами, заложен соблазн коллективной травли. Он есть у каждого, хорошо, почти у каждого. У меня он тоже есть. Не то чтобы я даю ему волю, но я ощущаю его присутствие, как ощущаю эгоизм, раздражительность, жалость к себе, склонность к унынию и прочие не самые приятные качества.
…
«И с Неба приходят в наш мир души людей с целью – улучшить себя и окружающую действительность (каждая – со своей задачей). И для того, чтобы побудить человека (точнее – его душу) приложить к этому усилия, душу спускают в наш мир не в идеальном состоянии».
…
Получается, что со страхом я смирилась и готова жить с ним дальше. Не знаю, хорошо это или плохо. Если с чем-то не можешь справиться, потому что оно больше и сильнее тебя, то наверно единственный выход – принять.
С другой стороны, можно и не сдаваться. Можно еще и еще раз проверить, не убьет ли он меня.
…
Ненадежность всего. Не на что опереться. Хрупкость. Невыносимая острота восприятия. Трепет как при виде чего-то настолько прекрасного, грандиозного и чудесного, что рассудок может не выдержать. С этим невозможно справиться. Только отпустить – и пусть оно проходит сквозь меня как волы, то длинные, то короткие. Неподвижная глубина остается трансцендентной. Я запускаю в нее мою душу. Душа опускается, возвращается и молчит.
…
Как простые мысли могут довести до безумия? И как могут не довести? Как это все люди, умеющие думать, не сходят с ума? Само присутствие мыслей в голове – это уже чересчур. Они как острые ножи, как пилы, подпиливают незаметно фундамент, так что вся конструкция держится на волоске и готова рухнуть. Психика такая хрупкая вещь. У кого-то она из чугуна, у кого-то из резины, у кого-то из фарфора.
…
Страх не только прилипчив, он удушает. Он сужает весь мир до точки. Что открытое пространство, что закрытое – а все равно его будто нет. Сознание – будто схлопывающаяся клетка, сужается бесконечно. Как любовь есть бесконечное расширение, так страх – бесконечное схлопывание.
Противоположность любви – не ненависть, а страх.
От него нет лекарства. Он может настигнуть в любом месте. Я знаю, как справиться с унынием, тоской и отчаянием. Но я не знаю средства от страха. Кроме как принимать и терпеть, как терпят боль.
Я вижу это прекрасное небо, и сознавая всю его невыразимую, бьющую под дых красоту, бьющую ножом красоту, ни на миг не могу убежать от страха. И тогда сама красота становится источником страха. Ведь красота не в небе, в небе – атомы водорода и кислорода, красота внутри и страх там же. У них один источник.
…
«…что человеческая душа наделена потенциалом, позволяющим видеть весь созданный Творцом мир, как сказано здесь – «от начала до конца». Однако тело, словно ширма, служит душе некой «заслонкой». Но, когда человек спит, его душа как бы освобождается от «оков» тела и обретает возможность «обозревать» миры.
…
Считать подарок незаслуженным – это неуважение к дарителю.
…
Я открываю кран, но из него ничего не течет. В этом нет моей вины. Никакое волевое усилие тут не поможет, вода или есть или нет. Нет моей вины.
…
Творчество – это дверь, в которую, как и в сон, бесполезно ломиться силой.
…
Иногда бывают странные озарения. Однажды, глядя на травку и кусты у дома, я вдруг совершенно ясно поняла, что весь этот видимый чудесный мир существует только по одной причине, точнее его породило одно явление – свободная воля человека. Какая связь между травой и волей – я не смогу объяснить. Но то, что это правда, я понимаю до сих пор. Без человека с его свободной волей не было бы этого мира. Можно был бы притянуть объяснение – комментарии к той главе Торы, где говорится про проступок Адама, наготу и одежду, падение в тело и материю, сокрытие, непрозрачность. Но озарение – это нечто большее, чем прочитанный комментарий. Однако, не прочти я его, и озарения не случилось бы.
Мир природы прекрасен и ужасен, он живое чудо, но в нем нет милосердия. И этот мир тоже возник в результате выбора «первого человека» (как ни странно, некоторые вещи можно одновременно понимать и буквально, и метафорически). Кажется, что он жесток. Это кажется только изнутри человеческого восприятия. И эту жестокость породил человек. Он породил такой порядок мироздания. В раю звери не пожирали друг друга.
Или еще одно озарение в лесу. Новое, незнакомое чувство, что жить хорошо. Жить – воспринимать и осознавать этот мир. То, что раньше годами вызывало только страх. И вдруг стало хорошо. Наверно, этого не поймут люди, которые много раз испытывали состояния счастья, для них в этом чувстве нет никакой новизны. Даже если только в детстве, даже если в редкие минуты жизни, но оно им знакомо. Со мной такое происходит впервые.
…
Нужно быть осторожной со своими прозрениями в состоянии замутненного сознания. Покажется, что совершила большой открытие. А оказывается, что это чепуха, как во сне, проснулся – и бред бредом.
…
Есть такие редкие люди, у которых в разуме словно зияют дыры, сквозь которые они могут видеть незримое. Поэтому они ясно осознают призрачность своего бытия в земном теле. Благодаря дырам они свободны от заблуждений. С чем это можно сравнить? Представьте человека, который всю жизнь живет в пещере, и там же с ним живут и другие люди, живут нормальной обычной жизнью, но не знают, что за пределами пещеры есть что-то еще. Но этот человек видят в стенах пещеры дыры, сквозь которые ярко и несомненно прорывается свет. Для него очевидно, что мир вне пещеры огромен и несравнимо более богат и разнообразен, чем мир внутри пещеры. Это свет, проникающий сквозь дыры, так ярко сияет на его лице, что другие люди, глядя на него, узнают о существовании внешнего мира, лишь через этот отблеск.
…
И какая нужна прямо таки дерзость и смелость, чтобы позволить себе просто быть, не будучи полезной. Как кошка, как цветок, как стихотворенье.
…
Кем бы я хотела умереть? Человеком, свободным от страха.
…
Между верой и творчеством есть болезненный конфликт. Талантливые писатели жили далеко не праведно. Но именно их внутренние миры обладают властью над нашими умами. Именно их тексты, мыслеформы, созданные ими смыслы – а не молчаливая жизнь праведников.