Два озера

Картинка гаснет.

Сёстры откидываются назад. Книга закрылась. На последней странице высветились новые слова, простые, как удар:

"Цикл повторится, пока не выберешь не сердце… и не волю… а прощение."

Эллана заговорила первой:

– Это была она. Праматерь. Она выбрала любовь. И из-за этого – мы повторяем этот цикл вновь и вновь.

Мэри прошептала:

– А мы можем простить?

И в этом – ответ.

Ларс. Воспоминание

Ночь. Он не спит. Мэри и Эллана рядом – но он чувствует одиночество. И не потому, что они стали другими. А потому, что он вдруг стал зеркалом.

Он выходит к озеру. Тонкий лёд под ногами. Вода отражает звёзды, а он не видит их. Только лицо.

И вдруг он ощутил сильную дрожь, где-то глубоко внутри. Тело замерло. Сердце вспыхнуло жаром. Грудь зажало, будто кто-то затронул нерв…

Он падает на колени. И тогда – приходит она.

Та женщина из прошлого. Призрак. Тень. Мать сестёр. Его первая любовь.

– Ты узнал меня? – шепотом спрашивает она.

Ларс стал задыхаться.

– Нет… нет, это невозможно…

– Ты отказался тогда. Ты испугался. Ты выбрал себя. И они пошли по кругу.

Слёзы. Настоящие. Жгучие.

– Я… я не знал, что это будет так.

– Ты знал. Но сломался, не выдержал.

И она касается его лба. Лёгкое касание и всё встаёт на свое место.

Он Ларс. Страж. Но когда-то любимый. Преданный. И вечный.

– Я не хочу снова быть причиной, – просит он.

– Тогда не будь. Просто отпусти их.

Он открывает глаза. И озеро в нём говорит: «Сейчас твой выбор – не быть судьбой. А быть человеком.»

Трое

Девушки сидят у костра – в лесу, и уже светает, наступает утро. Мэри держит в руке сухую ветку и рисует круги на земле. Эллана смотрит в небо, молчит.

Когда Ларс входит в свет, обе поднимают голову. И в их взгляде – не ожидание. Принятие. Что бы ни было – они готовы.

Он подходит ближе. И вдруг садится на колени.

– Я всё вспомнил, – говорит он. – И я помню не только, кем был. А кем… не стал.

Пауза. Тонкая, как шелк.

– Я любил вас обеих. И в каждой видел то, чего боялся. Одну – потому что могла чувствовать. Другую – потому что могла выжить без меня.

Мэри шепчет:

– А теперь?

Он смотрит им в глаза. По очереди.

– А теперь я выбираю себя. Не потому, что ухожу. А потому, что хочу остаться… как спутник.

Эллана улыбается. Грустно. Красиво.

– Мы не нуждаемся в спасителе.

– А я и не хочу быть им, – отвечает он.

Мэри сжимает его руку.

– Тогда останься. Как тот, кто рядом. Не во имя долга.

И они сели у огня. Чтоб ощутить себя просто людьми.

Утро

День выдался ветреным, но было не холодно. Ветер здесь, в этих лесах, не опасен – он играет. Шарит по волосам, ворует у клена золотые перья и щекочет лицо.

Мэри в плетёной юбке и мужской рубашке Ларса. Готовит на костре что-то нехитрое: коренья, сушёные ягоды, немного муки, которую принесла Эллана из деревни. Ветер взъерошил ей волосы, и она фыркает, смеясь:

– Чай на берёзовых почках – не романтика, если эти почки вечно лезут в рот.

Эллана сидит неподалёку, и плетет что-то из трав. Венок? Нет – амулет. Не потому, что нужен. А потому что руки привычно тянутся. Просто – творить. Без нужды защищаться.

Ларс чинит лямку на рюкзаке, напевая старую песню, в которой не хватает слов. Иногда он поглядывает на сестёр и будто не верит, что они здесь, живые. И они не исчезнут, если отвернётся.

– Останемся здесь надолго? – спрашивает он, не поднимая головы.

Мэри пожимает плечами:

– А куда спешить? Судьба больше не давит. Пророчества молчат. И пирог почти готов.

Эллана поднимает взгляд. И вдруг – впервые за всё время – улыбается. Не устало, как обычно, а легко и расслабленно, с мягкими морщинками вокруг глаз. Не потому, что нужно. А по-настоящему.

– Тогда… останемся. Пока не надоест быть счастливыми.

И всё замирает. На миг. На вдох. На вечность.

Просыпающиеся

Первыми просыпаются птицы. Потом – тишина. А потом… Мэри.

Она приподнимается, опираясь на локоть. Волосы спутаны, рука затекла. Но в этом всём – удивительная новизна: тело не болит от тревоги. Утро не приносит угрожающих вестей. И рядом – дыхание Ларса.

Он спит. Лбом к её плечу, одной рукой касаясь края её покрывала, будто неосознанно ищет её.

Мэри смотрит на него – долго. И понимает: она любит. Без урагана, без боли. Просто… любит. И это любовь – тёплая, дышащая, не сжигающая до пепла.

Из шалаша выходит Эллана. В её руках – веточки. Сухая кора. Она не говорит ничего, просто разводит огонь. Увидев Мэри, кивает – мол, «ты первая».

– Ты всё ещё варишь травы, от кого сейчас защищаемся? – улыбается Мэри.

– Я варю, не для защиты, это бодрящий напиток для нас, – отвечает Эллана. – Это называется забота. Попробуешь?

Мэри хохочет. И в этом смехе – девочка. Та, которой не дали доиграть своё детство.

Ларс открывает глаза, щурится:

– Так шумно с утра… Я думал, сёстры-носительницы магии будут посолиднее.

– Это ты нас с кем-то путаешь, – отвечает Эллана, подкидывая в огонь хвою. – Мы теперь просто две женщины и один… ну, мужчина с прошлым.

Он тянется к чашке:

– С прошлым – зато без претензий.

И они искренне смеются втроём. Не громко. По-настоящему.

Тень нового круга

Это началось с треска. Незначительного. Веточка под ногой – в тот момент, когда Ларс пошёл к реке за водой. Он обернулся. Никого. Только лес.

Но лес стал какой-то… другой.

Птицы молчат. Воздух – плотный. И где-то – звон. Едва уловимый. Как от струны, натянутой слишком сильно.

Ларс смотрит вглубь леса и вдруг чувствует, как холод скользит по позвоночнику. Это не магия. Это живое намерение. Кто-то смотрит.

В лагере Эллана бросает в котёл соль. Слишком много соли. Лицо её хмурится.

– Что-то не так, – говорит она.

Мэри, перебирающая травы, поднимает взгляд:

– А где Ларс?

Ларс вернулся хмурый.

– Кто-то был рядом, – говорит он. – Не животное. Не дух. Живой. Слишком тихий.

Эллана встаёт. Берёт в руки старый оберег.

– Нас нашли.

– Кто? – Мэри тихо.

Эллана смотрит в сторону, где заканчиваются деревья. Где раньше была пустота.

– Те, кого не звали. Те, кто считал себя недопущенными к роду Эллайне.

В это время, из-за стволов, появляется женская фигура. У нее длинная коса до пояса, плащ, расшитый рунами и анти-знаками, но она не их рода. И в её руке – пепел.

– Давно не виделись, сестрички, – говорит она, подходя чуть ближе. – Какое милое счастье вы себе устроили. Жаль, что оно не для всех.

Разлом

Все как будто замерло. Тишина. Несколько секунд. Или лет.

Женщина у кромки леса не приближается. Только стоит. Ветер играет её плащом, открывая чуть руки – на запястьях знаки. Похожие. Но изломанные. Как искажённый символ рода Эллайне. Как если бы печать пытались воссоздать… через боль.

– Кто ты? – холодно спрашивает Эллана. Она уже стоит, руки сжаты, глаза светятся.

– Эйрин, – отвечает та. – Мне дали это имя после. Когда меня лишили настоящего.

Мэри встаёт медленно. Внутри всё пульсирует и это не страх, память, память рода.

– Я слышала о тебе, – говорит она. – Ты… изгнанная?

Эйрин усмехается.

– Так называют. Но никто не говорит – почему и за что…

Ларс встал между женщинами. Один шаг – и он прикроет их. Посмотрел на Мэри:

– Ты хочешь говорить?

– Хочу знать, – шепчет она. – Почему род отверг одну из своих?

Эллана сжимает плечо сестры.

– Это ловушка. Она пришла не за истиной. Она – часть разрушенного круга.

– Нет, – спокойно говорит Мэри. – Она – его остаток.

Эйрин делает шаг вперёд. Лес шепчет за спиной.

– Я была третьей. Родовая тройка. До вас. Но когда вы были рождены – меня стерли. Потому что род решил, что сила должна быть в двух. А не в трёх.

– Но троица – сильнее, – тихо говорит Ларс.

Эллана качает головой:

– Только если все три – в равновесии. А она… была слишком яркой или слишком опасной.

Мэри закрывает глаза. Видит образ – три девочки. Но одна всегда в стороне. Слишком быстрая. Слишком громкая. И слишком живая.

– Мы не выбирали быть центром, – говорит она.

Эйрин кивает.

– А я не выбирала быть забытой.

Молчание.

– Мы можем выслушать её, – говорит Мэри.

– Или быть вынуждены защищаться, – добавляет Эллана.

Они смотрят друг на друга. А потом – на Ларса.

– Выберите, – говорит он. – Но знайте: одно решение – открывает круг. Другое – запечатывает его навсегда.

Голос изгнанной

– Я не пришла за прощением, – говорит Эйрин. – И не ищу войны.

Она делает ещё шаг вперёд. Земля под её ногами не звучит. Но воздух гудит, как перед бурей.

– Тогда за чем? – Эллана крепко держит браслет на запястье. Если Эйрин двинется – он вспыхнет.

Эйрин смотрит на неё спокойно.

– За правом быть. Хоть на мгновение. Здесь. Среди тех, кто выжил в родовой игре.

Мэри делает шаг вперёд. Медленно, будто в танце с огнём.

– Почему ты осталась?

– Я не могла уйти. Я – связующее. Не по воле. По силе. Пока вы шли к слиянию, моя часть росла в тени. Я не исчезла. Я… накопилась.

Эллана резко:

– И что теперь? Ты хочешь долю?

Эйрин качает головой.

– Нет. Я хочу… место. В роду. В вас. В этой новой силе.

– И, если мы откажем?

Пауза. А потом Эйрин говорит тихо:

– Тогда я стану той, кого вы боялись. Тенью, которую вы не впустили. Не потому, что я хочу разрушить. А потому что, если меня снова отвергнут – я перестану быть собой.

И в этот миг Мэри чувствует: она говорит правду. Не угрожает. Она на краю. В ней есть всё, что было в них, кроме любви.

И вдруг Мэри говорит:

– Тогда садись с нами у костра.

Эллана встаёт рядом, глаза напряжённые.

– Ты с ума сошла.

– Нет, – шепчет Мэри. – Я просто не хочу больше быть частью отторжения.

Эйрин смотрит на сестер. И садится. Без триумфа. Без злобы. Только… с усталостью.

И костёр трещит, как будто сам не знает, что это начало или конец.

Ночь и корни

Они сели у огня. Эйрин молчала. Эллана смотрит на пламя, не отпуская напряжение. Мэри следит за жестами сестры, чувствуя: они всё ещё двигаются не в одном ритме.

И вдруг… в воздухе что-то изменилось.

Как будто лес задержал дыхание.

Костёр вздрагивает. Пламя тянется вверх. И в его середине вспышка. Темнее дыма. Тяжелее ветра.

Эллана встаёт первой. Посох, до этого лежавший на земле, подскакивает в её руку сам.

– Что это? – Мэри поднимается, чувствует: в груди дрожит что-то первородное.

– Это… отклик, – шепчет Эйрин. – Род чувствует. Род не спит.

Из темноты выступает фигура.

Высокий. В чёрном. Лицо закрыто капюшоном. Руки за спиной.

Эллана бросает оберег в круг. Защита вспыхивает, но… тут же гаснет.

– Не поможет, – говорит он. Голос – глубокий, как камень под водой. – Я не пришёл разрушать. Я – глас закона Рода.

Мэри сделала шаг вперёд. Слишком близко. Слишком смело.

– Кто ты?

Он поднял голову. Глаза серебряные, как у волка. На лбу со знак. Но не их круг. Не два. А три. И один из них… треснул.

– Я – Суд.

И в этот момент всё вокруг замирает.

Он смотрит на женщин.

– Впервые за шесть веков род собрал троицу. Без разрешения. Без обряда. Вы нарушили Порядок.

Эйрин сжимает зубы.

– Потому что он отверг меня.

Он кивает.

– И всё же вы… здесь, все вместе и это тревожит корни.

Эллана шепчет:

– Ты хочешь забрать силу?

Он качает головой.

– Я хочу знать: вы собрались из любви… или из страха. Ответ определит, быть вам родом – или отголоском.