Книги нас связали

– Спасибо ещё раз за кофе, – поблагодарил меня сосед и покинул кофейню.

– Что-то мне в нём нравится, – произнесла я вслух, наблюдая, как парень скрывается за поворотом. – Возможно, стоит похитить его и оставить жить у себя? Как приручают столь милых особ?

В этот момент на телефон приходит сообщение. Я разблокировала экран и вижу, что оно от мамы. Она сообщает, что родила ребенка, и её радость светится даже через экран. Это её пятый ребенок, и сейчас ей сорок шесть лет. Внутри меня всплывают смешанные чувства: искренняя радость за неё и легкая тоска по тому, что у нас разные жизни, несмотря на родственные узы.

У меня две сестры и один брат, а теперь к нашей семье присоединился ещё один малыш, судя по всему, ещё одна девочка. Все дети чудесные, добрые и веселые, словно унаследовали все лучшие черты нашей мамы. Для неё они стали настоящим спасением, смыслом жизни. Даже в непростые времена, когда ей самой требовалась поддержка, смотря на них она находила в себе силы идти дальше. За что я её безгранично уважаю.

Но, увы, детям не повезло с отцом. Он – настоящий монстр, который питается чужими эмоциями, стремясь сделать так, чтобы ни у кого не было шанса на счастье, как и у него самого. Погрязший в алкоголе и сигаретах, он перебивается случайными подработками, зарабатывая лишь на свои нелепые прихоти, в то время как мама несет на своих плечах основное бремя заботы о семье. Раньше ей приходила на помощь бабушка, но, чаще всего, она справлялась одна.

Каждый раз, когда я думаю об отчиме, я ощущаю, как кончики пальцев начинают покалывать, а колено предательски дрожит, словно из-за сильного волнения. Сердце стучит быстро, как будто я только что решила пробежать марафон. Эта реакция становится привычной, и мне страшно. Я первая дочь у мамы, и только у меня другой отец, который ушел из жизни до моего рождения.

Давление от тревожности накрывает, обнимая с разных сторон и сжимая тело, напоминая, что именно она управляет мной, а не я ей. Я не могу найти в себе сил ответить маме на её сообщения. Отключаю телефон, чтобы не слышать её очередные оправдания, объясняющие, почему она прощает отчима.

Жизнь мамы стала сложнее, но дети – её опора. Эта любовь даёт ей силы просыпаться на рассвете, заботиться о них, находить минуты для прогулок на свежем воздухе и помнить, что мир не самое темное место. Даже, когда отчим забирает у неё радость, словно дементор… и хотя она несколько раз пыталась прогнать его, он всегда возвращается, а иногда даже преследует на улице. В одни моменты он обещает стать лучше, а в другие угрожает жестокой расправой.

Вдруг в кафе заходит мужчина. Он шатким шагом передвигается между столами, гневно озираясь по сторонам. Моя тревожность, начавшаяся от мыслей о отчиме, нарастает, и я расправляю плечи, стараясь выглядеть уверенной, хотя пальцы трясутся, а по спине, под черной футболкой, стекает пот.

– Добрый вечер, – приветствую его, стараясь сделать голос спокойным.

– Налей мне американо с водкой.

– Простите, но у нас нет алкоголя, – отвечаю, стараясь звучать вежливо. Я не могу удержаться от внутреннего недоумения —что, мы в баре, что ли?

Хозяин кофейни презирает всё, что связано с алкоголем, и в этом я полностью поддерживаю его позицию. Каждый день он трудится, чтобы создать уютное место, где люди могут насладиться качественным кофе, не утопая в печали или безобразии, которые приносит с собой алкоголь.

Мужчина настойчиво смотрит на меня, как будто оценивает, стоит ли продолжать разговор. На вид ему не больше сорока, но лысина на макушке выдает его истинный возраст. Запах перегара, смешанный с потом, вызывает у меня тошноту, и я делаю всё возможное, чтобы контролировать каждую эмоцию на своем лице, стараясь не выдать отвращения.

– Тогда пошли со мной в бар, – предлагает мужчина, улыбаясь так, словно мы давние знакомые.

В моих глазах застыли слёзы, готовые вырваться наружу. Я так сильно устала, что больше не могла выносить ни эту работу, ни людей вокруг, ни кофе, который вёл лишь к бесконечной нервозности. Всё, что мне хотелось, – это лечь и уткнуться лицом в подушку, чтобы отпустить все накипевшие чувства.

Подавив новый прилив эмоций, сделала первый глоток чая, что уже чуть остыл , а затем ещё и ещё, пока ком в горле наконец не исчез. Тёплый напиток медленно помогал восстанавливать душевное равновесие, даря каплю покоя в этот бурный час.

– Я нахожусь на работе, – напоминаю я, стараясь сдерживать нарастающую злость к людям, подобным ему.

Алкоголь – это яд, отравляющий организм и обнажающий самые гнилые черты человеческой сущности.

– Какая же это работа? – продолжает он, пренебрежительно усмехаясь. – Кофе варить?

Я промолчала, дожидаясь, пока ему надоест тишина и он уйдёт. Кофе этому человеку, очевидно, не был нужен – это всего лишь способ выплеснуть накопившуюся агрессию. А спорить с пьяными бесполезно. Они цепляются за твои слова, как утопающие за соломинку, а если их гневные крики не срабатывают, всё переходит к рукоприкладству.

– Сделай американо и побыстрее, – наконец произносит он, и я понимаю, что уходить мужчина не собирается.

Собравшись с мыслями, начинаю готовить кофе. Краем глаза слежу за мужчиной, стараясь не упустить ни одного его движения. В случае чего готова нажать на кнопку вызова охраны. Пока мне ничего не угрожает, я не могу просто так вызвать помощь.

Когда ставлю напиток перед ним, наши взгляды встречаются – его прищуренные глаза полны недовольства, а на лбу морщины складываются в мелкие трубочки. Он делает глоток кофе и в ужасе выплёвывает его назад в стакан.

– Я просил капучино! – рычит он, с яростью опуская стакан на стойку. Его рука сжимает стакан так сильно, что горячее содержимое расплёскивается мне на грудь. Я не удерживаюсь и дёргаюсь от боли.

Теперь ждать я не собираюсь; мгновенно нажимаю на кнопку вызова охраны. Хочется взять нож и вонзить его мужчине прямиком между глаз, но вместо этого просто сжимаю кулаки.

– Простите, но сейчас приедет охрана. Если не хотите проблем, лучше поберегите ваши эмоции, – произношу я, стараясь звучать холодно и уверенно.

– Шавка! – кричит он в ответ. – Невоспитанная дрянь! Никакого уважения к старшим. Даже кофе мне не смогла нормально сделать. Глухая? Я просил капучино, а это что, а?

– Вы просили американо. А если хотите капучино, – усмехаюсь я с лёгкой иронической ноткой, – идите домой и делайте его сами или давитесь тем, что осталось на дне стакана.

– Да как ты…

– Что? Смею? – перебиваю его, чувствуя, как внутри нарастает буря. – Будь моя воля, я бы взяла ваше лицо и протерла им стол, чтобы вы, наконец, вспомнили, чего заслуживаете.

Всё. Теперь я потеряла контроль на все сто и говорила всё, что хотела.

Мужчина напротив сжал ладони в кулаки, на верхней губе у него выступил пот, а брови сошлись на переносице в яростном выражении. Ещё немного – и, казалось, из его ушей начнёт выходить пар. Но в этот момент в кофейню вошла женщина. Она тоже шаталась, как будто едва удерживалась на ногах, и искала кого-то взглядом. Остановившись на мужике, она громко закричала:

– Эй, пошли домой!

В её руке был пакет, в котором громко звякали бутылки при каждом движении, как подбадривающий хор потерянных надежд.

– Эта соплячка мне хамит, – пробубнил он, не скрывая ярости.

Женщина метнула взгляд на меня и чуть ли не зарычала:

– Ты кто такая, чтобы так говорить с моим мужчиной?

– Мужчин я тут не вижу, – произнесла я с лёгким вызовом, и оба они покраснели от злости.

Где же моё желание жить и избежать побоев? С ними двумя я вряд ли справлюсь…

К счастью, охрана прибыла вовремя и быстро вывела нарушителей порядка. Следом за ними приехал и хозяин, решивший помочь мне закрыть смену. Он спрашивал о моём самочувствии и слегка отругал за несдержанность в разговоре, напоминая, что я могла сильно пострадать.

Все волосы Данилы Ветальевича уже были седыми, но, несмотря на это, они оставались очень густыми. Он был хорошим представителем своего пола. Жаль, что возраст всё больше напоминает о себе, да и, к тому же, он женат на прекрасной женщине, с которой у них трое детей и уже четверо внуков. Каждый раз он с удовольствием показывает мне их фотографии, рассказывая о том, как сильно любит свою семью. Мужчины, как он, дают надежду на то, что не всё потеряно, и найти кого-то доброго всегда возможно. Нужно лишь хорошо искать, а не хвататься за первое попавшееся, как сделала это я когда-то.

– Я хочу уволиться, – неожиданно для себя произнесла я, чувствуя, как слова вырываются с болезненной искренностью.

Этот момент давно назревал. С каждой неделей работа становилась всё более утомительной, а эмоциональная нагрузка накатывала волнами, не оставляя места для покоя. Я мечтала найти укромный уголок, где царит хоть какое-то подобие тишины и можно было бы просто отдохнуть от всей этой суеты.

– Ты мне так нравишься как работник, – сказал он, глядя мне в глаза. – Будет очень жаль, если ты уйдёшь. Я к тебе привык за последние три года.

Я улыбнулась в ответ, но улыбка не достигла глаз. Села на стул, повернув лицо к окну. За ним уже потемнело, и сквозь стекло пробивались огоньки фонарей, словно приветствуя ночь.

– Вы идеальный начальник, – призналась я, – но мне действительно хочется отдохнуть. В последнее время у меня было много заказов на рисование эскизов для татуировок, так что я смогу себя обеспечить, пока буду искать новую работу.

– Хорошо, – кивнул он, понимая.

– Я отработаю две недели после увольнения, не переживайте, – добавила я, стараясь быть вежливой, но в то же время уверенной в своём решении.

– Нет, не надо, – сказал уже бывший начальник. – Завтра выйдет твоя сменщица на три дня, за это время, надеюсь, мы кого-нибудь найдём.

– Спасибо большое, – кивнула я, чувствуя, как внутри разливается лёгкость.

Мысль о том, что смогу немного передохнуть, наполнила сердце теплом.

– Только не забудь зайти за зарплатой днём, – напомнил мужчина и поставил передо мной кружку горячего чая. – Хватит с тебя кофе; береги сердце, а вот чай успокоит.

* * *

Пирсинг «укус змеи» (или snake bites) – это стиль пирсинга губ, при котором выполняются два прокола в нижней губе, обычно с обеих сторон. Эти проколы могут быть украшены кольцами или другими типами ювелирных изделий.

Дементоры – это вымышленные существа из серии книг о Гарри Поттере, написанных Дж. К. Роулинг. Они являются стражами Азкабана, тюрьмы для волшебников.

Глава 3. Поможем котенку?

Пинок в спину выбивает почву из-под ног с внезапной жестокостью. Мир превращается в карусель зелени и неба, прежде чем колено врезается в торчащий из земли камень. Эта глыба будто нарочно ждала моего падения, впитывая детскую кровь.

Мне страшно пошевелиться, страшно вдохнуть полной грудью, страшно даже позволить глупой слезе скатиться по щеке. Любое проявление слабости, любой вздох громче положенного станет оправданием для новой волны гнева. Я стискиваю зубы до хруста (привычка, которая приведет к постоянной боли в челюсти). Терплю даже тогда, когда огромная чужая ладонь впивается в волосы у виска, вырывает их и швыряет меня на грязный после дождя асфальт.

– Вставай и иди домой, – шипит у меня за ухом злой голос, пропитанный ненавистью. В этом тихом приказе угроза звучит громче крика.

Я вскакиваю, подхлестываемая первобытным страхом, как загнанный в ловушку крупным хищником заяц. Мчусь к знакомой пятиэтажке. Сердце колотится где-то в горле, ноги подкашиваются, ступни кажутся ватными, будто я и вовсе потеряла их по пути. Взлетаю по лестнице на второй этаж, пробегая мимо потрескавшейся краски, ее особенно любят скрести другие дети, ожидая друзей. Наконец ббегаю в квартиру, хлопнув дверью.

В коридоре сбрасываю сандалии, захожу в комнату и падаю на диван. Ноги дрожат, губа дергается, пока я кусаю ее, сдерживая слезы.

Мама, выйдя с кухни, испуганно смотрит на меня:

– Что случилось?

Но я не могу сказать ни слова. Если открою рот, из него вырвется не голос, а долгий, безутешный вой раненого птенца. Тогда мама бросится на отчима, как фурия, начнется скандал, и он снова выльет свой гнев на нее.

Он редко бьет ее – в основном меня, потому что я для него никто… Если открою свою боль, он выместит дерзость на ее хрупких плечах. И это будет моя вина… Не хочу, чтобы мама страдала из-за непутевой дочери.

Приходится зарыть боль и гордость, чтобы никому больше не причинили вреда.

– Нашёл её возле дома с разбитым коленом, – раздается голос отчима. Он заполняет дверной проём своей массивной фигурой. – Бегала где-то. Совсем распоясалась. Завтра в школу, первый день в седьмом классе, а эта распутница шляется по тёмным дворам, будто ищет приключений.

– Я была у бабушки, – выдавливаю я тихо, почти беззвучно, уткнувшись лицом в подушку, на которой мама вышила узоры из моего любимого мультфильма.

– Научись смотреть под ноги, – перебивает он. Звук влажного плевка, шлёпнувшегося на пол рядом с моей босой ногой, заставляет вновь вздрогнуть.

Он разворачивается и уходит. Только тогда у меня получается вдохнуть.

Я резко проснулась. Сердце бешено колотилось, по спине струился липкий, холодный пот. Несколько долгих секунд не могла понять: я в той комнате с расписными подушками на продавленном диване или здесь, в своей взрослой, но всё ещё чужой квартире? Прошлое настигло во сне, накрыв лавиной воспоминаний, из-под которой мне редко удается выбраться.

Ужас, знакомый до тошноты, сдавил горло – этот отвратительный день, этот гнойный прыщ, как тот, что периодически вскакивают на моем подбородке, но теперь он и на памяти, – вскрылся, напомнив, что шрамы на душе хоть и не видны, но боль от них хуже, чем от тех, что на коже. Теперь снова придется твердить себе, как молитву против призраков, сквозь остатки кошмара: всёпозади. Он непридет. Он нетронет. Ты выжила. Ты выбралась.Ты можешьжить дальше. Ты хочешьжить дальше.

После того случая я всё чаще под любым предлогом – забытый учебник, помощь по уборке – оставалась ночевать у бабушки в её милой двухкомнатной квартире. Там пахло выпечкой и жирным супом, куда она добавляла так много лука, что мне приходилось часами вылавливать его. Здесь в сервантах всегда стояли старые, потрёпанные книги, а тиканье часов на стене звучало не как отсчёт времени до расправы, а как колыбельная. Если не считать момента, когда петух в них издавал громкий механический крик.

Бабушка не спрашивала лишнего. Лишь гладила меня по голове шершавой, доброй ладонью, когда я засыпала рядом с ней, крепко прижимаясь.

Но потом родители переехали к ней, сославшись на тесноту, долги и близость квартиры бабушки к школе, куда пошла младшая сестра. Суть же была одна: последняя лазейка в мир без криков и пьяных плевков захлопнулась. Теперь, возвращаясь из школы с тяжёлым портфелем и ещё более тяжёлым камнем под рёбрами, я переступала порог этого общего дома, ощущая, как холодный ужас заползает под кожу.

В школе, среди скучных уроков литературы, нудных диктантов и контрольных, которые другие ненавидели, я ловила моменты странной свободы. Здесь, за старой партой, я была просто ученицей, номером в журнале, а не мишенью для чьего-то гнева. Здесь был лишь нелепый страх перед строгим взглядом учительницы – не то что от тяжёлых шагов в коридоре.

Прячась на полях тетрадей, я рисовала не цветочки, а синюю будку – ТАРДИС*, как у Доктора Кто. Замирала, представляя, как полицейский ящик материализуется в классе, двери распахиваются, и Одиннадцатый Доктор – безумец с бабочкой на пиджаке – машет рукой, приглашая в путешествие. Грезила о бесконечных приключениях сквозь время и пространство, о битвах с Далеками на чужих планетах, о героической гибели на краю галактики, спасая Доктора. Умереть за него казалось прекрасной, чистой жертвой.

На самом деле я просто жаждала иной жизни. Смотря сериалы, где герои побеждали даже в самой тяжёлой борьбе, я завидовала, уверенная, что проиграю этому миру. А иногда мне хотелось просто сбежать в лес, затаиться в палатке среди кустарников и общаться лишь с белками да кроликами.

Вспомнив, что бывший начальник просил зайти за зарплатой, я резко вскочила с постели и, не рассчитав силу, ударилась мизинцем о тумбочку рядом с импровизированной кроватью. (По сути – просто матрас на полу, окружённый гирляндой из искусственных осенних листьев и светящихся огоньков, создающих уют.)

– Ах ты ж су… Сын анчоуса! – выругалась я, стараясь не прибегать к грубым словам.

Открыв холодильник, я достала шоколадный пудинг и, мысленно составляя список покупок, решила, что сегодня стоит закупиться, чтобы было что поесть на ближайшую неделю. Возможно, закажу доставку, чтобы не тащить тяжелые пакеты.

Всё зависит от настроения.

На мне был длинный тёплый свитер, доходивший до колен, а волосы я заплела в косу – сегодня они не были достаточно чистыми, чтобы я могла выйти с распущенными. Подведя глаза коричневым карандашом, я несколько раз дернула дверную ручку, проверяя, точно ли закрыла всё на замок. Пару раз вспомнила, выключила ли утюг, а потом осознала, что у меня его никогда и не было.

Путь до кафе был близким, поэтому я не спешила, рассматривая по дороге вывески новых заведений, открывающихся на первом этаже. Одним из таких был очередной магазин, где единственным плюсом были энергетические напитки и глазированные сырки по акции.

Когда я вошла в кафе, начальника там не оказалось – лишь моя сменщица, которая встретила меня милой улыбкой.

– Завидую твоему увольнению, – засмеялась девушка. – Когда-нибудь и я смогу.

– Обязательно сможешь, – согласилась я.

– Слышала о вчерашней ситуации, – она вспомнила мужчину, который с яростью смотрел на меня, и грустно выдохнула. – Развелось же отбросов.

– И не говори. Надеюсь, твой день пройдет спокойно.

Она кивнула и протянула мне конверт с моей зарплатой. Я открыла его и увидела, что начальник заплатил мне гораздо больше, чем только за отработанные смены. В конверте лежала записка с надписью: "Не забывай навещать нас". Тепло в груди от таких слов наполнило меня радостью, в отличие от ожога, который оставил мне клиент.

– Нарисуешь мне эскиз для татуировки? – спросила девушка, убирая русые волосы в тугой хвост.

– Ещё и скидку сделаю, – пообещала я.

Бесплатно я работать не готова даже для знакомых. Еда стоит денег, значит, я не потрачу ни секунды на что-то, за что могу получить немного провианта.

– Отлично! – улыбнулась она, диктуя мне, что хочет видеть на рисунке. Она желала увидеть змею, но только не просто змею, а выползающую из глаз девушки, в руках которой зажат кинжал. Я внимательно слушала все детали, стараясь ничего не упустить и уточняя все моменты.

– Скину через неделю на почту, – сказала я, прежде чем выйти из кафе.

Идя назад, я всё же решила заказать продукты вместо того, чтобы тащить тяжелые пакеты. Пошёл дождь, набирая мощь. Громкие капли стучали по образовавшимся лужам, вздувая пузыри. Было приятно от мысли, что даже если я заболею, то не нужно париться с больничным – ведь на работу больше не надо.

Запах мокрого асфальта был приятнее дорогих духов. Дождь напоминал мне о детстве, когда я с удовольствием прыгала по лужам, не заботясь о том, что на мне надеты новые ботинки. В такие моменты мир казался простым и беззаботным. Я вспомнила, как мы с друзьями собирались в подобные дни, чтобы устроить настоящие водные битвы. Я обожала уходить из дома в дождь, избегая родителей, избегая жизни в стенах.

Сейчас, забегая под навес одной из забегаловок, я наблюдала за тем, как дождь превращает улицы в реки.

Я достала телефон и открыла приложение для заказа продуктов. Мне было жалко курьера, который промокнет, но всё же это его работа, и к такому они привыкли. Оставлю чаевые, чтобы человеку было приятно. Я выбрала свежие овощи, фрукты, мясо и немного сладостей – ведь в дождливую погоду так приятно побаловать себя чем-то вкусным, особенно чипсами. В процессе выбора я заметила, как дождь начал стихать, и на горизонте показались первые лучи солнца, пробивающиеся сквозь облака.

Заказ был оформлен, и я, довольная, вышла из-под навеса. Капли дождя всё ещё падали, но теперь они казались мне не такими уж и холодными. Я шла по улице, наслаждаясь свежестью воздуха. Хотелось бы сейчас оказаться в центре большого поля, скача верхом на лошади, пока мои волосы поднимает ветер. Пожить бы в домике где-то за городом, по утрам кататься, а по вечерам сидеть за камином, смотря очередной сериал и выпивая чашку горячего крепкого чая. Может быть, даже огород бы себе сделала и сад, а копалась бы в земле часами.

Вокруг меня люди спешили по своим делам, укрываясь под зонтами, но я не спешила. Я просто шла, позволяя себе наслаждаться моментом.

Вдруг сквозь серую пелену дождя мой взгляд зацепился за знакомую фигуру на тротуаре – того самого соседа, робкого ёжика из лифта, который сейчас стоял под зонтом, но не один: в его руках, крепко, но аккуратно сжимающих мокрый комочек дрожащего меха, бился крошечный котёнок, отчаянно царапая тонкими коготками его ладони, оставляя на коже алые полосы.

Сосед же, вопреки боли, тепло смеялся, наклоняясь к этому маленькому урагану.

– Эй, малыш, не бойся! – говорил парень. – Я тебя не обижу!

Внутри меня щемило сердце. Я замерла, как вкопанная, наблюдая эту сцену спасения под холодным ливнем. Котёнок был невероятно мил, этот мокрый пушистый мятежник, но его широко раскрытые, дико испуганные глаза, полные ужаса перед огромным, жестоким миром и большими руками, пронзили мои легкие и я перестала дышать. Эти чувства были… знакомы. Слишком знакомы. И в этот миг, сквозь шум дождя и отчаянное мяуканье, сквозь годы и стены защитного цинизма, прорвалось воспоминание. Серо-дымчатое чудо с изумрудными глазами, пришедшее ко мне в детстве, когда мир был со мной грубее всего. Она была моей пушистой радостью, теплым комочком, умещавшим всю вселенную уюта на коленях у девочки, которая боялась собственного дома отражения в зеркале.

Я помнила, как назвала кошку грозно – Малифисента, словно пытаясь дать ей силу, которой никогда не было у меня самой, но очень скоро это имя смягчилось до ласкового, домашнего «Сенти». Она терпеливо ждала, когда я открою дверь, встречая громким мурлыканьем, звучавшим лучше любых слов утешения; она впитывала мои слезы в свою густую шерсть, когда я прятала лицо в ее боку; устраивалась у меня на коленях вечерами, когда я пыталась убежать в миры кино и сериалов, свернувшись плотным, вибрирующим клубочком. Эта маленькая, серая «девочка»… была моим настоящим домом посреди вечного хаоса.

Помню, как нашла её бездыханное тело за кроватью, словно она боялась напугать меня своей смертью.

Да, ее изумрудные глаза уже давно мутнели от возраста, а дыхание становилось прерывистым и хриплым. Но в свой последний день она спряталась, ведь видела все мои слезы, видела ужас хозяйки, нет, партнера, своей семьи, перед неизбежностью, которая медленно подкрадывалась к ней все пятнадцать наших общих лет, с того самого дня, как я подобрала дрожащий серый комочек на мокром асфальте и прошептала сквозь собственные детские слезы: "Я всегда буду рядом, слышишь?". Это было самым важным обещанием за всю мою жизнь. Но когда настал тот последний час ее жизни, я была далеко, на работе, заперта в привычной кофейне, варила кому-то напиток в красивых стаканчиках, пока дыхание моей Сенти окончательно не исчезло.

Я примчалась домой после закрытия смены, неся в кармане ее любимое лакомство, какой-то дорогой паштет с лососем и креветками. Баночка выскользнула из пальцев, разбилась о пол, разбрызгав липкие, пахнущие рыбой кусочки по моим босым ногам, но я, не чувствуя липкости, опустилась на колени, ползая по полу и заглядывая под мебель сквозь мутную пелену слез: «Сенти? Сенти, выйди, пожалуйста…». Она всегда встречала меня, я слышала ее громкое "мяу"как только вставляла ключ в замочную скважину.

Но сейчас было тихо…

Я нашла Сенти за кроватью. Маленькое, бездыханное, уже холодное тельце, в котором не осталось ни мурлыканья, ни взгляда, узнающего меня. И тогда я плакала. Громкий крик в комнате с включённым светом раздавался без передышки. Я давилась собственными соплями и слезами, продолжая прижимать её к себе, будто это могло что-то изменить, будто это очередной раз, когда Сенти слишком крепко уснула и у меня просто не получалось её разбудить.