Искушая судьбу

Проскочила грешная мысль, что если бы мог откатиться во времени назад, то начал бы наше общение иначе.

Но я же Грей, мать его. Ни черта не умею исправлять. Я жёстко ломаю. Даже тех, с кем не хочу этого делать.

Итак, давайте по порядку. Походу стоит познакомиться поближе и разложить всё по полочкам. Ну, или хотя бы в двух словах обрисовать ситуацию, чтоб вы лучше вошли в курс дела.

Мой не особо весёлый путь начался с того, что мать-наркоманка, залетевшая в пьяном угаре, решила, мол, ей нужен ещё и ребёнок. Правда, после рождения сына, то есть меня, она не прекратила прожигать свою никчёмную жизнь, а продолжила это делать день изо дня. С тех пор я и начал выживать.

Постоянные кенты-торчки, непонятные тусовки и вечно прокуренная хата. Кутёж продолжался до того дня, пока она не откинулась от передоза на моих глазах. Так, в пять лет я остался сиротой. Сложно сказать, что у нас была семья, а потом я резко осиротел. Не-а. Всё к тому шло, и будучи малым, я это понимал.

Дальше началось турне по приёмным семьям. Но, как известно, чужие дети нахер никому не нужны. Особенно такие озлобленные, каким был я. Нас было дохера малолеток, которых использовали как бесплатную рабочую силу за еду и жильё на ферме.

В тот период я рос пиздец насколько агрессивным и колючим пацаном. Как говорили приёмные родаки, они пытались сделать из нас нормальных людей. Но гены взяли своё, и лет в тринадцать я уже пошёл кривой дорожкой. Плохие компании, побеги из дома, бунт против эксплуатации труда. Брошенная школа и, как итог, жизнь на улице.

Улица-то и свела нас с Адамом Коулманом, по итогу оказавшимся самым близким другом. Стоп. Каким другом? Братом!

Твою ж мать… Адам.

Не знаю, кто в происходящей заварушке является большим мудаком – я, Князь или сраная судьба.

Склоняюсь к Князеву.

Сначала этот тип подкупил врачей в Чикаго, подстроив мою липовую смерть. Потом спас и спрятал в снегах, как какого-то долбаного супергероя.

Благодаря ему, теперь я лежу тут и сутки напролёт думаю об одном: как сказать Адаму, что его лучший друг оказался не трупом, а живым гандоном, устроившим цирк со смертью?

Ахуенная ситуация, правда?

Брат похоронил меня. Оплакивал и мстил. А я тут валяюсь, как немощное чмо, со сбитыми в кучу внутренностями и подбираю слова, будто робкая тёлочка.

«Здарова, братан! Знаю, ты развязал кровавую войну, но сюрприз! Я жив!»

Сука, дерьмо. Я ж, именно так и скажу.

И проблема вовсе не в том, что Коулман запросто может грохнуть нас с Князевым за предательство.

Нет.

Проблема в том, что на его месте я поступил бы именно так же.

Если там кто-то существует, то он подтвердит, что я ощущаю себя конченным гандоном, загасившимся, как крыса хер пойми где и выжидающим непойми чего.

Князев уверяет, мол, это был единственный шанс помочь Адаму и подтолкнуть его к радикальным действиям. В какой-то степени я с этим согласен. Моя смерть замотивировала близкого начать действовать и сдвинуться с мёртвой точки в многолетней войне против враждующего клана. Перерезать глотки мразям, что отняли у Адама брата и мать.

Без понятия, сука, каким образом заставить себя набрать номер Коулмана. Как сообщить, что живой? Чё говорить? Как он воспримет звонок «с того света»?

Может, стоит появиться с пиццей в руках и фразой:

«Доставочку с преисподней заказывали?»

Хуже всего, что чем дольше я тяну, тем сложнее. По идее с Князевым мы сошлись на том, что Коулман должен узнать правду лично. Мужик должен смотреть в глаза, когда признаёт, что подвёл, а не трепаться по телефону. Не через экран, не по громкой связи, а лицом к лицу.

И я всё больше начинаю догонять, что этим своим «воскрешением» сделал только хуже. По-хорошему, лучше было сдохнуть в ту ночь в Чикаго от пуль и облегчить всем существование. В первую очередь белобрысой занозе, что на дух мою рожу не переваривает.

Глядя на то, как Ной утаскивал залитую слезами Адалин, я осознал, что впервые нихера не мог сделать. Немощный чмошник, что не в силах встать и успокоить рыдающую девку.

Скрипнув зубами, провожу ладонью по лицу, чувствуя, как пальцы трясёт от злости.

Не на Деллу. На себя.

Какого хера вообще происходит? Почему меня волнует её состояние и душевное равновесие? После того срыва Адалин, произошедшего пару дней назад, она занимает все мои грешные мысли.

Понимаю, что она сорвалась, оказавшись загнанной в ловушку. Если быть откровенным, мы в одной лодке. Не хотел её втягивать, но, видимо, у вселенной и на этот счёт были свои ёбнутые планы.

Развалившись на долбанной койке, пялюсь в потолок и размышляю над тем, чё там делает Ада. Нравится это сокращение, ничё поделать не могу. Слышал, как Артём называл так сестру, а она с этого жёстко бесилась.

Госпожа доктор не появлялась с самого обеда, и это слегонца настораживает. Дотошная блонди контролирует всё, а тут забила болт и не заходит с проверкой. Ни Деллы, ни даже вечно дёрганного Ноя. Этот персонаж заслуживает отдельного монолога, но он настолько вымораживает, что думать не хочу.

Не то чтобы я соскучился, но из башки девчонка не вылазит.

Странная тишина в комнате раздражает, а уж про эти тренажёры так вообще молчу. Ощущаю себя конченным инвалидом, в реабилитационном центре для недееспособных.

Пытаюсь приподняться из лежачего положения, ибо в этом теле уже невыносимо находиться. Всё болит, мышцы ноют от долгого бездействия. Ещё чутка, и я свихнусь в этом доме. Слишком долго без секса и нормальной еды. Без курева и разгульных будней. Щас бы опрокинуть бокальчик вискаря и забыться.

– Готов к вечерней разминке? – появившийся в проёме Ной давит добродушную лыбу, от чего хочется проехаться по его челюсти. Нарисовался, можно подумать, мысли услышал.

Тусуется около Адалин, как пёс возле хозяина. А та и не замечает, что этот чмошник слюни на неё пускает. Кладу голову на отсечение, он и лысого гоняет, фантазируя о ней.

От представления, как на светлый образ девчонки этот мудень дрочит, сжимаю кулаки, невзирая на боль в костяшках.

– Делла где? – не скрываю, что не разделяю хорошего настроя.

– У себя, – вздохнув, помощничек двигается пружинистым походоном к валяющимся на полке эспандерам, поправляя их. Педант херов.

– Зови, – рычу, без капли любезности. – Она пусть мной занимается.

Адалин

– Приезжай и убей меня, – простонав, запрокидываю голову назад, прикрывая усталые веки.

В ответ из динамика доносится весёлый и весьма заразительный, звонкий хохот Лилит.

– Представляю, как он знатно офигел с твоей истерики, – задыхаясь, кое-как выдавливает подруга.

Мы болтаем по видеозвонку вот уже добрый час и мусолим одну особо важную тему – мой позорный срыв перед Джоном, который произошёл несколько дней назад.

– Думаю, теперь Грей считает меня психически неуравновешенной, – озвучиваю мысли вслух, оперевшись плечом об изголовье кровати.

– Так ты и есть психически неуравновешенная, – без капли такта Лил разражается ещё более громким смехом.

С Лилит мы знакомы с четырёх лет. Крепкая дружба зародилась ещё в далёком детстве, когда ни одна из нас читать и писать не умела. Двух мелких девчушек объединило одно: любовь ко льду и фигурное катание.

– Эй, вообще-то ты моя подруга! – возмущённо уставляюсь на экран смартфона, на что в ответ получаю высунутый язык. – И должна поддерживать, а не закапывать сильнее. Как насчёт сказать: «Делла, малышка! Не грузись, в жизни всякое бывает. Уверена, Грей не посчитал тебя психопаткой». А? – нарочно наигранно передразниваю её утончённую манеру речи.

– И только лучшая подруга скажет тебе правду в лицо, – отражает атаку, кокетливо поиграв бровями вверх-вниз. – Я могу соврать, что твой пациент посчитал такое поведение весьма нормальным, но это будет голимая ложь.

– Ненавижу тебя, – цокаю, поморщившись от того, что эта гадина права.

– И я-я-я тебя-я-я! – пропевает, жутко фальшивя.

Лилит сидит на верхнем ряду трибун ледовой арены. Её локти упираются в колени – подруга выглядит вымотанной после четырёхчасовой тренировки.

Раньше и я проводила каждый Божий день, всё свободное время на том катке. Лёд был моим миром, моей вселенной и самой большой любовью всей жизни.

Особенно именно в это время года я буквально жила на льду – часами отрабатывала прыжки, поддержки, спирали, доводя до автоматизма каждое движение.

На сегодняшний день эти воспоминания – не больше чем болезненное отражение прошлого. Персональный ад и камень на душе.

«И верёвка на шее», – добавляет внутренняя язва.

– Я не знаю, как себя с ним вести, – озвучиваю главную проблему, едва ли не прикусив язык от того, что произнесла это вслух. А затем, наплевав, решаю добавить пояснений, раз уж начала говорить:

– Точнее, делаю вид, что ничего не произошло, но напряжение между нами искрит, как неправильно проложенная проводка во время ремонта.

– Такое странное сравнение, – рыжая морщится, уставившись на меня с лёгким недоумением. Взяв бутылку с соседнего сиденья, она откручивает крышку и делает несколько жадных глотков воды.

– Я никогда даже не задумывалась о таких вещах, как проводка и неправильный ремонт.

– Лилит, о чём я, и о чём ты? – щёлкнув несколько раз пальцами, привлекаю внимание зависшей фигуристки на себя. – Это всё потому, что ты тупенькая и вечно летающая в облаках. Простые смертные вопросы – это не про вашу душу, Лилит О'Коннелл!

– Какая же ты сучка, Суарес, – прищурившись, она приближает телефон к себе ближе, мол, угрожает. Её милые веснушки на кукольном лице вызывают лишь желание хихикнуть. – Щас как тресну!

– Ну давай, стерва, попробуй, – с самодовольным выражением лица поднимаю ладонь вверх, демонстрируя средний палец подруге.

Да уж. У нас невероятно высокоинтеллектуальная дружба. И особенно беседы.

– Вот приеду на Аляску и вырву пару клок твоих белобрысых волос, – ухмыляется, типа уделала меня.

– Дорогуша, ты там не забывай, что я выхаживаю убийцу, – выпячиваю губы, прикладывая к ним ладонь и посылаю этой занозе воздушный поцелуй. – Схавала, да?

– Хм! Ладно, засчитано, – хмыкает, принимая поражение в нашей очередной шуточно-идиотской перепалке. – Но я обязательно разберусь с тобой, когда вернёшься! – сказав это, Лил устало выдыхает и откидывается на спинку, расслабив плечи.

– Ты выглядишь… замученной, – выйдя из образа, грустно констатирую факт.

– Отец нанял нового тренера из Канады. Я думала, после прошлых сборов меня уже ничем не удивить, но этот… он как будто специально ищет мои слабые места и долбит по ним до изнеможения, – Лилит медленно распускает хвост, снимая тугую резинку. Рыжая копна пышных волос спадает вниз, струясь красивыми волнами. – То скакалку заставляет по часу гонять на суше, то прыжки на выносливость по кругу. Техника, силовая, растяжка. Ещё и питание контролирует. Я уже боюсь съесть лишний орешек, чтобы не устроили допрос с пристрастием!

– Слушай тело. И обязательно голову, – без преувеличения содрогаюсь, вспоминая свои тренировки. – Таким темпом и перегореть недолго.

Помню, как-то папа тоже нашёл похожего «мастера». Типа гений, авторская методика и всё такое. Я после каждой тренировки ревела в душевой от того, что ног не чувствовала. А потом начались перегрузы – спина, колени…

– Я до раздевалки с трудом дохожу. Падаю на лавку и тупо дышу, пялясь в потолок, – продолжает изливать душу рыжая. – Но, если быть честной, прогресс действительно есть и очень ощутимый. Только вот, если раньше я каталась с кайфом, то теперь делаю это, мысленно молясь: «Хоть бы не сдохнуть прямо сейчас».

– Будь аккуратна, малыш, – говорю мягко, глядя, как Лил массирует затёкшую шею. – Иногда прогресс слишком дорого стоит. Кажется: ещё чуть-чуть, ещё недельку – и станет легче, привыкнешь. А потом – бах! – и ты уже в кабинете ортопеда, слушаешь, как тебе запрещают лёд на полгода.

– Да знаю… – ободряюще улыбнувшись, Лил завязывает волосы обратно и поднимается на ноги.

– Я не лезу с советами, правда, но если он совсем с тебя всю душу выжимает – не смей молчать. Выскажи отцу. Или ему.

– Если я скажу это тренеру, он мне двойной режим влепит, – фыркает, спускаясь с трибун вниз. – Ну вот, я загрузила тебя своими неинтересными проблемами, перетянув внимание.

– Не геройствуй. Не тренер с травмой потом жить будет. Ты будешь! – настаиваю, проигнорировав крайнюю реплику.

– Делла, не переживай, – Лилит, похоже, вовремя догадывается, что во мне кровоточит собственная травма и загубленная карьера. – Я не дам себя в обиду и смогу вовремя пресечь слишком сильное давление. Всего-навсего поныла лучшей подруге, немного пожаловалась и стало легче.

– Ладно, – нехотя соглашаюсь, закусив внутреннюю часть щеки. – Ну давай, беги отмокать в душе, а я пошла к Грею.

– Погоди, давай ещё потрепимся, пока буду переодеваться, – рыжая тем временем уже толкает дверь в коридор, ведущий в раздевалку, судя по характерному скрипу петли. – Там потише, поболтаем нормально.

На мгновение я теряю способность дышать. Отчаянно пытаюсь вдохнуть, но как будто что-то перекрывает доступ к кислороду.

– Нет, не стоит, – произношу, стараясь звучать как можно расслабленнее, но выдаю себя трясущимся голосом.

Ощущение, словно невидимая рука сжимает моё горло, позволяя вдыхать лишь малюсенькими порциями.

– Почему? – не догоняет подруга, попутно с кем-то здороваясь. – Я хотела вернуться к теме Грея и твоего срыва.

– Я… сейчас не могу. Давай попозже, – отрицательно мотая головой, борюсь с колющим чувством в левой части груди. – Просто… нужно идти, проверить Джона.

– Пусть этим займётся Ной, – Лилит впивается в меня сквозь экран недоверчивым взглядом. – Или ты так сильно загрузилась словами о тренере? Адалин, честное слово, всё под контролем!

– Верю, но мне правда нужно идти, – низ живота стягивает неприятный узел волнения, а липкие щупальца паники тем временем проделывают свой путь к сознанию. – Ох, меня Ной зовёт! – обманываю без зазрения совести.

– Тогда созвонимся позже? – с сомнением уточняет, входя в раздевалку. Мигающий жёлтый свет от ламп за спиной подруги заставляет меня непроизвольно поджать пальцы на ногах.

– Ага, давай, на связи, если что! – лихорадочно киваю, наверняка выглядя как дурочка припадочная.

Когда я уже протягиваю трясущийся палец к кнопке «отбой», желая сбросить звонок, Лилит не позволяет этого сделать:

– Зай, насчёт Грея не грузись. Будь собой и не заостряй внимание на произошедшем, – произносит ласково, ковыляя к шкафчикам. Я же в этот момент максимально сосредоточена на её лице, чтобы не смотреть по сторонам и не видеть то проклятое место.

– Хорошо, Лил!

– Плевать на его мнение о тебе – ты замечательная девушка. Добрая и отзывчивая! А если этот гад посмеет насмехаться или ещё чего – хорошенько врежь ему по яйцам и напомни, что вытащила с того света! – не замечая моего полуобморочного состояния, продолжает рыжая.

– Извини. Мне. Нужно. Идти, – снова повторяю вышесказанные слова, только уже с лютым надрывом и на последнем дыхании, с выпученными от паники глазами. – Пока!

Отключившись, я швыряю телефон в сторону и на несколько долгих секунд зажмуриваюсь, стараясь максимально абстрагироваться.

У нас нет друг от друга секретов, и Лил, пожалуй, единственная, кто знает настоящую правду о моей семье и её криминальной деятельности. Отчасти, потому что Лилит и сама дочь ирландской мафии.

Но всё-таки кое-что я от неё сумела скрыть. Не нашла внутри сил и опоры признаться, оставив душераздирающую тайну себе одной.

Тело слегка потряхивает от неожиданно пережитого стресса. Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, утыкаюсь лбом в матрас, почти не ощущая ткани пледа, сжатого в кулаке.

– Держись, Делла. Не поддавайся, – заклинаю сама себя, еле шевеля губами. – Ты на Аляске. Ты в безопасности. Никто не тронет тебя.

Я изо всех сил стараюсь успокоиться, но понимаю, что разум начинает предательски ускользать. Он снова хочет затащить меня в лапы пережитого кошмара. В тот самый день.

В тот самый день.

В тот…

В тот день…

Пульс бешено стучит в висках. Подорвавшись с кровати, я бросаюсь в прилегающую ванную комнату, с грохотом распахнув дверь. Несчастное дерево ударяется о стену, несколько раз отскакивая и снова ударяясь. Но мне сейчас искренне наплевать на состояние ремонта и возможные последствия неаккуратных действий.

Сквозь вырывающиеся жалкие всхлипы из самой глубины души открываю кран и брызгаю в лицо холодной водой, но это не помогает. Красная кровавая пелена уже заволакивает глаза, заставляя фантазии подкидывать страшные картинки из прошлого.

Прошлого, что сломало меня.

Разорвало на части и заставило стать другим человеком.

Разделило на ДО и ПОСЛЕ.

– Нет… нет… нет… – отчаянный тихий голос с нескрываемой мольбой доходит до меня с запозданием.

Это я произношу сейчас или грязное воспоминание воспроизвелось в голове непроизвольно?

– Пожалуйста, не надо… Оставьте… Я не хочу…

В панике, метнувшись к ванной, забираюсь в неё, даже не думая о том, что нужно снять одежду. Тупо сажусь и врубаю воду, что мощным напором льётся на меня сверху.

Ледяные струи воды, от которых моментально промокаю насквозь, заставляют вскрикнуть и закрыть уши трясущимися ладошками, лишь бы не слышать этот голос – умоляющий оставить рассудок, тело и душу в покое.

Хрипло. Отчаянно. Безумно.

И тут меня накрывает истерика. Такая безудержная, что хочется волком выть от бессилия. От того, что ты не справляешься с собой и своим подсознанием. Нихрена не можешь изменить и исправить произошедшее.

Каждый раз тень, наложившая отпечаток на мой грёбаный мозг, не даёт нормально жить и существовать. Еле заметный намёк, малейший триггер – и всё по новой. Ни терапия, ни психологи, ни психиатры. Ни один сраный, типа закрытый, гештальт.

Ничего не помогает!

Я просто медленно схожу с ума, сгорая изнутри.

– Почему именно я?

Обхватив согнутые колени руками, подставляю лицо под летящие сверху струи воды. Сквозь сотрясающие грудь рыдания я проклинаю белый свет и весь этот грёбаный мир.

– За что? Ну за что?!

Глава 6

Я продолжаю сидеть, раскачиваясь из стороны в сторону, пока футболка и спортивные штаны не начинают весить как целая тонна. Пока волосы неприятно не прилипают к лицу и шее, не сползают вперёд, перекрывая обзор. Пока истерика, от которой меня колбасило не по-детски, не превращается в лёгкое икание. И, наконец, пока я не перестаю чувствовать свои конечности от пробирающего до костей холода.

Прямо сидя в ванной, с трудом стаскиваю через голову потяжелевшую от воды футболку. Пальцы отказываются слушаться, но я упорно пытаюсь дотянуться до застёжек бюстгальтера, чтобы снять его. Едва успевшие зажить от порезов ранки – после уборки битого стекла – принимаются неистово саднить, но я игнорирую дискомфорт.

Лишь с третьего раза мне удаётся справиться с треклятым предметом одежды и сбросить его. Самым сложным оказывается освободиться от брюк. Пыхтя и снова начав завывать от бессилия, кое-как я стягиваю идиотские штаны и с психом швыряю их об стену.

Поднявшись на дрожащие ноги, собираю остатки силы воли в кулак и снимаю промокшие трусы. Переключив кран, обнимаю себя руками и, борясь с тремором, откидываю голову назад, подставляя лицо и шею под горячие струи.

Нет. Не так. Под кипяток.

Я сижу, не шевелясь, в то время как вода стекает по покрасневшей коже вниз. Она обжигает, заставляет сжимать зубы до скрежета, но я терплю. Боль помогает держаться. Так всегда было и будет.

Как только разум слегка проясняется и мой приступ бешенства, как я его называю, сходит на нет, я размякшая вылезаю из ванной. Правда, в процессе едва ли не расшибаю лоб о стену, поскользнувшись, но это так – обычное дело.

Завернувшись в тёплый банный халат, еле волоча ногами, направляюсь в спальню. Обессиленно упав на кровать, я добрый час тупо пялюсь в стену, не меняя положения.

В голове, на удивление, нет никаких тяготящих душу мыслей. Вообще ничего. Одна ярко ощущаемая пустота внутри и отсутствие сил что-либо делать.

Краем уха я слышу, что валяющийся где-то телефон без конца вибрирует от входящих сообщений, но желания ответить не нахожу. Уверена, это пишет Алекс. Он знает, что, даже если я занята, то найду минутку сбросить сообщение. А в моменты, когда не делаю этого слишком долго значит, нахожусь примерно в таком, как сейчас, состоянии.

Лёгкий, едва различимый стук в дверь не заставляет меня встрепенуться от неожиданности, а лишь перевести унылый взгляд на источник звука.

– Адалин? Ты не спишь? – зовёт Ной по ту сторону. – У Грея по расписанию вечерняя тренировка.

– Занимайтесь, – недовольно бурчу, удивляясь охрипшему голосу.

– Всё в порядке? – похоже, почуяв неладное, уточняет помощник. Полоска тени сквозь щель внизу подсказывает, что Ной сменил позу, переместившись ближе к дверной ручке.

– Да, – знаю, что веду себя как сука, но я правда не имею ни малейшего желания общаться. – Можешь идти.

– Нет, не могу, – слегка виновато произносит он своим ровным, чётким голосом с мексиканским акцентом. – На вечерней тренировке Джон хочет видеть именно тебя.

Замечательно. Только стычки с этим индюком в сегодняшнем дне мне не хватало.

– Скажи, что я сплю, – протягиваю, отрицательно мотнув головой. Это была капелька мольбы в голосе или мне показалось?