Полная версия
Настасья Карп
Морок памяти
Шёпот запертых дверей
Холодный ноябрьский ветер бил в лицо Алисе Кожевниковой, словно пытаясь отогнать ее от дверей невзрачной пятиэтажки на окраине Подольска. Он выл в щелях панелей, гнал по тротуару желтые клочья последних листьев, пахнущих сыростью и гнилью. Алиса вжала подбородок в воротник шерстяного пальто, но ледяная игла все равно пробралась за шиворот. Не погода была причиной этого внутреннего холода. Причина ждала за дверью квартиры 42.
– Опять тянет? – пробормотала она себе под нос, сжимая блокнот в замёрзших пальцах. Ощущение было знакомым: легкое подташнивание, мелкая дрожь в коленях, ледяной ком в груди. Она резко встряхнула головой, отгоняя наваждение. Работа. Сейчас только работа. История Марины Соколовой.
Дверь открыла немолодая женщина с усталым, опухшим от слез лицом. Глаза – два озера боли.
– Вы… журналистка? – голос сорванный, шепотом.
– Да, Алиса Кожевникова. Договорились о встрече. Спасибо, что согласились поговорить, Ольга Петровна.
– Проходите. Марина… она в своей комнате. Как всегда.
Квартира пахла лекарствами, застоявшимся воздухом и чем-то еще… сладковато-приторным, как увядающие цветы. Алиса едва сдержала гримасу. Этот запах резанул память, но ухватить ассоциацию не удалось. В гостиной царил идеальный порядок, граничащий со стерильностью. На стене – большая фотография улыбающегося мужчины лет тридцати, видимо, Егора, погибшего полгода назад мужа Марины. Цветы перед фото – свежие.
– Как она? – тихо спросила Алиса, снимая пальто.
– Как овощ, – выдохнула мать. Горечь прожгла ее слова. – Сидит. Смотрит в стену. Ест, если накормишь. Спит. Не говорит. Не узнает. Ничего не помнит. Ни Егора, ни меня… ни себя, кажется. – Ольга Петровна смахнула предательскую слезу тыльной стороной ладони. – А ведь всего неделю назад… неделю назад она смеялась. С ним.
Алиса насторожилась.
– С… Егором?
Мать кивнула, не в силах говорить. Она повела Алису по коридору, остановилась у приоткрытой двери.
– Зайдите. Может… я не знаю. Может, ваш голос… Хотя врачи говорят, это бесполезно. Диссоциативная фуга, амнезия… Терминов много. Суть одна – пустота.
Алиса осторожно вошла. Комната была залита тусклым светом из окна. На кровати у стены сидела молодая женщина. Марина. Она была одета в чистую домашнюю одежду, волосы аккуратно собраны. Но ее поза была неестественно прямой, руки сложены на коленях, взгляд устремлен в пустоту перед собой. Не моргая. Казалось, она вообще не дышит. Алису снова пронзил холод.
– Марина? – тихо позвала Алиса, присаживаясь на краешек стула неподалеку. – Марина, меня зовут Алиса. Я хотела бы поговорить с тобой.
Никакой реакции. Даже зрачки не дрогнули. Алиса почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Она протянула руку, осторожно коснулась Марининой руки, лежавшей на коленях. Кожа была ледяной, несмотря на тепло в комнате.
– Ольга Петровна, вы сказали… она смеялась? С Егором? Неделю назад? – Алиса не отводила взгляда от Марины, ловя малейшую искру в ее глазах. Ничего.
– Да, – мать стояла в дверях, кусая губу. – Она… она нашла какую-то… целительницу. Бабку. Говорила, та помогает справиться с горем. Вернуть… ну, не вернуть, а увидеть еще раз. Попрощаться. – Ольга Петровна всхлипнула. – Я отговаривала! Говорила – шарлатанка! Но Марина была не в себе после похорон… Пошла. Заплатила кучу денег, отдала Егорову футболку, которую он любил… И… и вернулась в странном состоянии. Говорила, что все прошло… хорошо. Что Егор… что он приходил. На день. Что они говорили. Что она наконец смогла… попрощаться. – Голос матери срывался. – А наутро… вот. Как вы видите. Проснулась вот такой. Пустой скорлупой.
Алиса медленно отвела руку от Марининой. Ледяное прикосновение все еще жгло кончики пальцев. Целительница. Бабка. Приходил. Провал в памяти. В голове щелкнуло – слишком знакомый сценарий? Она припомнила смутную заметку месяца два назад, про мужчину в Мытищах, впавшего в ступор после смерти жены… Там тоже мелькало что-то про знахарку и потерю памяти. Тогда она не придала значения. Случайность?
– Ольга Петровна, – Алиса встала, стараясь говорить максимально мягко. – Вы не помните, как звали эту бабку? Где она принимает? Хоть что-то…
Женщина безнадежно мотнула головой.
– Марина не говорила. Только что «бабушка», «помогла». Адрес… сказала, что далеко ездила, за город. Но куда именно… – Она развела руками. – Полиция? Полиция разводит руками. Нет состава преступления. Нет доказательств. Сходила к знахарке, получила нервный срыв. – В голосе матери звучала безысходная ярость.
Алиса взглянула на Марину. Та продолжала смотреть в никуда. Пустота в ее глазах казалась бездонной, зияющей. Алиса почувствовал, как тот самый холодный ком в груди сжался сильнее, напоминая о своей собственной, тщательно замурованной пустоте. Не сейчас.
– Спасибо, Ольга Петровна, – сказала она, направляясь к выходу. – Я… я постараюсь разобраться. Если вспомните хоть малейшую деталь – вот моя карточка. Позвоните в любое время.
На улице ветер ударил с новой силой. Алиса натянула капюшон, зарылась лицом в шарф, но холод шел не снаружи. Он исходил изнутри, из той самой черной дыры, которая образовалась три года назад и которую она так и не смогла заполнить. Она достала телефон, набрала номер редактора.
– Игорь, это Алиса. Отменяй мою завтрашнюю тему про коррупцию в ЖКХ. У меня… есть что-то горячее. Очень странное. И очень холодное. Дай мне пару дней на разведку.
Голос в трубке заворчал:
– Кожевникова, что опять? Очередные призраки? Ты же знаешь, главный хочет факты, а не городские легенды!
– Факты есть, – резко парировала Алиса, всматриваясь в окно квартиры Марины. Там, за стеклом, в полутьме комнаты, все так же сидела неподвижная фигура. – Женщина, 28 лет, полная амнезия после визита к целительнице. Цена вопроса – возможность попрощаться с погибшим мужем. Увидеть его. Звучит как бред? Да. Но состояние жертвы – факт. И я подозреваю, это не первый случай. Дай мне два дня. Если ничего не найду – вернусь к ЖКХ.
Игорь тяжело вздохнул:
– Ладно, ладно. Два дня. Но если это окажется очередной истеричкой или наркоманкой…
– Не окажется, – твердо сказала Алиса, отключаясь. Она сунула телефон в карман, бросила последний взгляд на окно. И вдруг ей показалось – или показалось? – что в глубине комнаты, рядом с неподвижной фигурой Марины, на миг сгустилась тень. Темнее общей полутьмы. Бесформенная и… ледяная. Алиса резко моргнула. Тени не было. Только Марина, сидящая в своем коконе забвения.
Призраки? – пронеслось в голове. Или просто нервы? Глаза устали? Но ощущение холода, того самого, что шел изнутри и от прикосновения к Марине, усилилось. Она повернулась и быстро зашагала к метро, стараясь не думать о том, что эта история уже зацепила что-то глубоко личное, что-то, что лучше не тревожить. Но было поздно. Крючок зацепился.
Узор из забытых имён
Редакция газеты «Свежий Взгляд». На следующий день.
Душный запах старой бумаги, пыли и дешевого кофе висел в воздухе редакции. Алиса сидела за своим захламленным столом, уткнувшись в экран ноутбука. Перед ней – распечатанные выписки из медицинских баз (добытые не без труда и намека на шантаж старого знакомого врача), распечатки с городских форумов, кусочки заметок в местных пабликах. Все, что удалось нарыть за ночь по запросам «целительница амнезия», «потеря памяти после бабки», «исцеление от горя побочка».
– Ну и мрак, – пробормотала соседка по отделу, Таня, заглядывая через плечо. Она держала кружку с дымящимся чаем. – Опять твои мистические страшилки? Небось, спать не могла.
– Не спала, – коротко ответила Алиса, не отрываясь от экрана. Ее глаза горели. Холод от вчерашней встречи сменился лихорадочным азартом расследования. Здесь что-то есть.
– И? Что нашла? Помимо этой твоей Марины?
– Помимо? – Алиса повернулась к Тане, указывая пальцем на распечатки. – Вот: Мытищи, полгода назад. Мужчина, 45 лет. Жена погибла в ДТП. Обратился к «народной целительнице» справиться с горем. Через три дня найден в квартире в состоянии полной дезориентации. Не помнит имени, года, что случилось с женой. Диагноз – диссоциативная амнезия. Лечится в клинике до сих пор. – Она перевела палец на другую распечатку. – Вот: Королев, год назад. Женщина потеряла сына-подростка. Сходила к «бабушке, которая помогает поговорить с ушедшими». Результат – та же пустота. И вот: Химки, три месяца назад. Молодой парень после смерти отца… Та же история. – Алиса откинулась на спинку стула. – Видишь закономерность? Горе. Целительница. Встреча с умершим. Цена – вся память о них. И о себе.
Таня нахмурилась, поставила кружку.
– Жуть какая-то. И что, везде фигурирует одна и та же бабка?
– Не везде прямо. Но описания… – Алиса схватила блокнот, пролистала. – Со слов родственников или соседей, которые что-то слышали. «Старая, вся в черном». «Говорила тихо, голос как скрип». «Руки… руки ледяные, как у мертвеца». «От нее холодом тянуло». И главное: все упоминают, что она требовала личную вещь умершего. Ту самую футболку Егора, платок жены из Мытищ, часы отца парня из Химок.
– Коллекционерша? – съехидничала Таня, но в ее глазах промелькнуло беспокойство.
– Не смешно, – холодно парировала Алиса. – Это система. Целенаправленное действие. И везде – полная потеря именно светлых, ключевых воспоминаний об умершем. Не просто забыла, как звали – забыла все. Лицо, голос, смех, запах. Как будто вырезали кусок души. – Она замолчала, снова почувствовав знакомый холодок внутри. Вырезали кусок души…
– И что ты собираешься делать? – спросила Таня, уже серьезно.
– Искать ниточку. В Мытищах случай самый ранний из найденных. Там, может, больше деталей сохранилось. Родственники, может, что-то знают. – Алиса уже хватала сумку, пальто. – Скажи Игорю, я уезжаю на день. В Мытищи.
Холодные пальцы правды
Квартира в Мытищах. Вечер того же дня.
Сергей Иванович, брат того самого мужчины из Мытищ, выглядел на десять лет старше своих пятидесяти. Глаза запавшие, руки слегка дрожали. Он сидел на краю дивана в полупустой гостиной, курил одну сигарету за другой. Воздух был густым и едким.
– Павел… Паша мой… – он кашлянул, затушил окурок в переполненной пепельнице. – Он в спецучреждении теперь. Как растение. Кормят, моют. На этом все. А был… был здоровяк, душа компании. После Лены… ну, после жены, это понятно. Сломался. И нашел эту… эту тварь.
Алиса сидела напротив, блокнот на коленях, ручка готова. Она старалась дышать ртом, чтобы не чувствовать запах табака и отчаяния.
– Сергей Иванович, вы знали, что он к ней пошел? Может, адрес, имя?
– Имя? – Он горько усмехнулся. – Какое имя? «Бабка», «Покойница»… Он так и говорил: «Сходил к Покойнице, чтобы Лену увидеть». – Сергей Иванович содрогнулся. – Говорил, она… она мертвая на ощупь. Рука, когда деньги брала, – ледышка. И в комнате, где принимала, – хоть шубу надевай. Холодина стояла, как в склепе. А запах… запах сырой земли и какой-то… гнили сладкой. – Он поморщился. – Пашка потом долго отмывался, говорил, запах въелся.
Ледяная рука. Холод. Запах сырой земли и тления. Совпадение с Марининым случаем? Нет. Закономерность. Алиса почувствовала, как мурашки побежали по спине.
– Адрес? Хоть ориентир?
– Он не говорил. Сказал только, что ехал долго. За город. Где-то в сторону области… лес, глушь. Говорил, что поселок рядом был, но старый, полузаброшенный. Какой-то… «Вер… Вересок», что ли? – Сергей Иванович махнул рукой. – Не помню точно. Может, «Вереск»? Какая-то трава такая. Я тогда не вникал, думал – бред несет под действием стресса. А потом… потом стало уже все равно.
Вереск. Слово ударило в сознание Алисы, как молотком. Полузаброшенный поселок. Глушь. Вереск. Она вспомнила разговоры краеведов на одной из конференций. Кажется, где-то на границе области, за старым кольцом, был или есть поселок с похожим названием. «Вереск»? «Вересок»? Надо проверить карты, архивы.
– Сергей Иванович, огромное спасибо, – Алиса встала. – Вы мне очень помогли.
– Помог? – Он горько усмехнулся снова, зажигая новую сигарету. – Пашке-то это не помогло. И вам… будьте осторожны, девушка. Если эта… Покойница… и правда существует… – Он не договорил, только тяжело выдохнул дым. – Лучше к ней не соваться. Тьма она. Жестокая тварь.
На улице уже стемнело. Алиса шла к станции, закутавшись в пальто. Слова Сергея Ивановича звенели в ушах: «Покойница». «Тьма». «Вереск». Она достала телефон, начала гуглить. «Поселок Вереск Московская область». Выпало несколько ссылок на форумы сталкеров, пару упоминаний в старых краеведческих статьях. Поселок действительно существовал. Лет тридцать назад там жили работники лесхоза, потом предприятие загнулось, люди разъехались. Сейчас, судя по всему, почти призрак. Но кое-кто живет. И ходят слухи… Слухи о чем-то странном.
Она открыла одну из ссылок. Форум «Заброшки Подмосковья». Сообщение двухгодичной давности:
«…были в Вереске на прошлых выходных. Место жутковатое. Пару домов вроде жилых, но люди… как зомби. Не разговаривают, смотрят сквозь. В центре поселка – старый дом, кирпичный, вроде раньше контора была. Там, говорят, бабка какая-то живет. Целительница, типа. Но местные ее сторонятся. Говорят шепотом, «Покойницей» кличут. Говорят, помогает горюющим, но после нее люди… не те. Пустые. И от дома того холодком тянет, даже летом. Не по себе там…»
Алиса остановилась под фонарем. Свет был тусклый, желтый. Она перечитала сообщение еще раз. «Покойницей кличут». «Пустые». «Холодком тянет». Все сходилось. Поселок Вереск. Логово Бабки. Источник этого леденящего зла.
Она набрала номер Игоря.
– Игорь, это Алиса. Я нашла. Нашла источник. Поселок Вереск, за кольцом. Там живет эта… целительница. Та самая.
– И что ты предлагаешь? – голос редактора был настороженным. – Ехать туда? Самостоятельно? Алиса, это же глушь! Может, полицию подключить? Или хотя бы съемочную группу?
– Полиция не поедет по слухам и форумам, – резонно заметила Алиса. – А съемочная группа распугает всех. Мне нужно проникнуть туда тихо. Под легендой. Узнать, что там происходит. Найти доказательства.
– Легенду? Какую? Ты с ума сошла! Это же опасно!
– Я знаю, Игорь. Но это… это важно. – Голос Алисы дрогнул. Она снова увидела пустые глаза Марины, почувствовала ледяное прикосновение ее кожи. И тот холод внутри себя. Это важно. – Дай мне шанс. Один день. Два максимум. Если не выйду на связь через 48 часов… тогда зови помощь.
В трубке повисло тяжелое молчание.
– Ладно, черт возьми, – наконец процедил Игорь. – Но чтобы каждые три часа – СМС! Поняла? Каждые три часа. И легенду… придумай что-нибудь правдоподобное. Туристка, заблудившаяся? Покупатель дома? Смотри.
– Придумаю, – Алиса отключилась. Она стояла под фонарем, глядя на темное небо. Холодный ветер снова завывал, но теперь это был вызов. Она знала, куда ехать. В самое сердце этой ледяной тьмы. В Вереск. К Бабке-Покойнице. Страх сковал ее, холодный и липкий, но сильнее страха было другое – жгучее желание докопаться до правды. И странное, необъяснимое чувство… будто она должна это сделать. Не только ради Марины. Ради себя. Чтобы понять, что за пустота гложет ее саму.
Она повернулась и зашагала прочь от фонаря, растворяясь в ночной темноте. На душе было холодно и тревожно. Приключение только начиналось, но пахло оно уже не журналисткой сенсацией, а чем-то гораздо более древним и опасным мороком. Ледяным мороком памяти.
Колея, ведущая в никуда
Вереск. Название поселка жгло сознание, как раскаленная игла. Полузаброшенный. Лес. Глушь. Логово.
Она шагала быстрым, нервным шагом к метро, судорожно листая на телефоне карты. Московская область, за кольцом… Да, вот он! Крошечная точка, почти затерянная среди зеленого массива. «Пос. Вереск». Дорога – тонкая ниточка, обрывающаяся у леса. Ни магазинов, ни остановок. Территория-призрак.
«До Вереска», – бросила она водителю, усаживаясь на холодное сиденье. Тот обернулся, бровь вопросительно поползла вверх.
– Вереск? Ты про тот заброшенный у лесничества? Там же никто не живет, девонька. Разве что дачники летом, да и то редко. Слухов про него… – Он махнул рукой, завел мотор. – Дорога убитая. Цена будет кусачая.
– Везите, – коротко бросила Алиса, уставившись в темное стекло. Ее отражение казалось чужим – глаза горели лихорадочным блеском, губы плотно сжаты. Легенда. Нужна легенда. Покупатель дома? Туристка? Слишком натянуто для такого места. Журналистка? Самоубийство. Заблудившаяся? Сойдет. Я… ищу родственников. Старую тетку. Говорили, она тут когда-то жила. Мария Семеновна. Голос звучал хрипло, неуверенно. Водитель фыркнул, но тронулся.
Городские огни сменились мрачными коробками спальных районов, потом – редкими огоньками коттеджных поселков, и наконец, поглотила тьма. Фары выхватывали из мрака разбитый асфальт, обочины, заросшие бурьяном, скелеты мертвых деревьев. Холод за окном казался осязаемым, проникающим сквозь щели. Алиса ежилась, кутаясь глубже в пальто. Ледяная рука. Сырая земля. Сладкая гниль. Обрывки фраз Сергея Ивановича кружились в голове, смешиваясь с образом пустых глаз Марины.
– Вот и ваш Вереск, – водитель резко затормозил, указывая на едва заметный поворот, теряющийся в черноте леса. Дорога превратилась в колею, ухабистую, залитую грязью. – Дальше не поеду. Машину угробить – раз плюнуть. Да и… не по себе тут. Вон он, поселок.
Алиса высвободила купюры, вылезла. Воздух ударил ледяным, влажным кулаком. Тишина была абсолютной, гнетущей. Ни лая собак, ни шума машин – только вой ветра в верхушках сосен и хруст ветки под ногой. Она включила фонарик телефона. Луч вырвал из тьмы первые покосившиеся избы, заколоченные окна, провалившиеся крыши. Заброшка. Но не совсем. Вдалеке мерцал слабый желтый огонек. Еще один. «Пару домов вроде жилых…»
Она двинулась вперед, проваливаясь в грязь по щиколотку, фонарик выхватывая жуткие детали: облупленную краску, зияющие дверные проемы, тряпку, застрявшую на суку. Поселок был мертв, но смерть эта дышала. Холодным, затхлым дыханием. Внезапно луч скользнул по чему-то темному, присевшему у стены дальнего дома. Фигура? Алиса замерла, сердце колотясь где-то в горле. Фигура не шевелилась. Человек? Животное? Она сделала шаг вперед, свет фонаря дрогнул.
– Эй! – крикнула она, голос сорвался, звучал чужим и громким в этой мертвой тишине. – Кто там?
Фигура медленно повернула голову. Свет фонаря упал на лицо. Мужчина. Лет сорока. Лицо – маска. Глаза широко открыты, но пустые, как у Марины. Смотрел сквозь Алису, в никуда. Не моргал. На нем был старый ватник, руки висели плетьми.
– Здравствуйте? – Алиса сделала еще шаг, стараясь говорить мягче. – Я… заблудилась. Подскажите, как выйти на трассу?
Никакой реакции. Пустота. Только ветер свистел в ушах. Алиса почувствовала, как холод подползает по спине, не внешний, а тот самый, внутренний, знакомый. «Исцеленные». «Как зомби». «Смотрят сквозь». Это был один из них. Живая пустота. Она хотела отступить, но что-то заставило подойти ближе. Может, он знает? Может, скажет хоть слово?
Она была в двух шагах. Запах. Слабый, но отчетливый. Не грязь, не затхлость. Сладковатый. Приторный. Как… как увядающие цветы в квартире Марины. Алису передернуло. Она протянула руку, неосознанно, пытаясь прикоснуться к его рукаву, достучаться.
В этот миг случилось три вещи одновременно.
Во-первых, мужчина резко дернулся. Не на Алису. Он вцепился взглядом в пустоту слева от нее, застыв в ужасе. Его пустые глаза вдруг наполнились первобытным, немым страхом.
Во-вторых, Алиса ощутила удар холода. Не ветер. Ледяной шквал, обрушившийся только на нее, пронизывающий до костей. Воздух вокруг словно кристаллизовался, выжигая легкие.
В-третьих, она увидела. В пустоте, куда смотрел мужчина, на миг сгустилась тень. Темнее ночи. Бесформенная, но явно человеческих очертаний. И от нее исходил тот самый, невыносимый холод. Не просто отсутствие тепла. Абсолютный нуль, высасывающий жизнь.
Алиса вскрикнула, инстинктивно отпрянув. Фонарик выпал из окоченевших пальцев, свет погас, погрузив все в кромешную тьму. Паника сжала горло. Она метнулась назад, спотыкаясь о кочки, слепо, на ощупь. Сзади раздался звук – не крик, не стон. Хриплый, булькающий выдох мужчины. Потом – глухой удар тела о землю.
Она бежала, не разбирая дороги, сердце колотилось, выпрыгивая из груди. Холод преследовал ее, обвиваясь ледяными щупальцами, пытаясь проникнуть под одежду, в кожу, в мысли. Оно здесь. Оно видит. Мысли путались. Тень. Холод. Покойница.
Ноги сами вынесли ее на более-менее твердый участок – возможно, центральную, давно забытую улицу поселка. Она прислонилась к холодной кирпичной стене какого-то полуразрушенного здания, пытаясь отдышаться, вжаться в темноту. Дрожь била мелкой дрожью. Куда бежать? Где свет? Она ощупала карман – телефон! Слава Богу, не разбился. Она вытащила его дрожащими руками, включила экран. Слепящий свет в темноте. 23:47. Первое СМС Игорю просрочено. Надо писать. Сейчас.
Ее пальцы замерли над клавиатурой. Свет экрана выхватил из тьмы прямо перед ней стену, к которой она прислонилась. Кирпичную, старую. И на ней, на уровне ее глаз, светился слабым, мертвенно-бледным сиянием странный знак. Выцарапанный или нарисованное мелом. Круг, перечеркнутый зигзагом, похожим на молнию или корень. Внутри круга – стилизованный, угловатый цветок, больше похожий на паука. Знак дышал холодом. Тот самый холод. Знак был холодом.
Алиса замерла, не в силах оторвать взгляд. Где-то она видела нечто подобное? В старых книгах по этнографии? Славянская обережная вязь? Но этот… он не защищал. Он притягивал. Чувствовалось кожей. Он был дверью.
За ее спиной, в темноте переулка, тихо скрипнула дверь. Старая, не смазанная петля. Звук был леденящим. Медленным. Преднамеренным.
Алиса медленно, очень медленно, словно преодолевая невидимое сопротивление, повернула голову.
Из темного проема низкой двери в стене старого здания вышла фигура. Низкая, сгорбленная. Завернутая во что-то темное, бесформенное, похожее на саван или огромный платок. Лица не было видно – скрывала тень капюшона или просто глубокая тьма. Но Алиса знала. Она чувствовала взгляд. Тяжелый, пронизывающий, липкий, как смола. И холод, исходящий от этой фигуры, был физическим ударом, заставляя зубы стучать, а дыхание превращаться в пар.
Фигура не двигалась. Просто стояла. На пороге. Смотря на Алису. Тишина сгустилась, стала вязкой, давящей. Даже ветер стих.
С экрана телефона, зажатого в окоченевшей руке Алисы, выпало сообщение. Громкий, пронзительный звук уведомления разрезал тишину как нож.
«Игорь: Кожевникова! Где СМС?! Ты где?!!»
Звук, казалось, разорвал заклятие. Фигура в дверном проеме шевельнулась. Не шагнула. Просто слегка качнулась, как маятник. Из глубин капюшона послышалось что-то. Не голос. Скрип. Сухой, как трение костей. Словно старая, давно не открывавшаяся дверь пыталась что-то сказать.
Алиса не слышала слов. Она чувствовала их. Ледяными иглами впивающимися прямо в мозг.
«За… шла…»
Это не был вопрос. Это был факт. Констатация. И обещание.
Адреналин хлынул в кровь ледяным потоком. Инстинкт самосохранения пересилил паралич. Алиса рванулась с места, не думая, не глядя, только прочь! Прочь от этого знака, от этой двери, от этого леденящего взгляда и костяного скрипа! Она мчалась по темной улице, спотыкаясь, падая, поднимаясь, не чувствуя ушибов. Сзади не было слышно шагов. Но холод преследовал ее. Он висел в воздухе, окутывал, пытался замедлить. Она чувствовала его на затылке – невидимую ледяную руку, тянущуюся, чтобы схватить.
Она выбежала на окраину поселка, туда, где начинался лес, где должна была ждать машина. Машины не было. Только тьма и вой ветра. Она нажала на кнопку вызова последнего номера, прижимая трубку к уху, задыхаясь. Гудки. Долгие, бесконечные гудки. Водитель не брал трубку.
Алиса обернулась. Поселок тонул во мраке. Только в одном месте, там, где была та дверь, горел слабый, мертвенно-зеленоватый огонек, похожий на болотный свет. Он не освещал, он высвечивал тени, делая их зловещими и подвижными. И она знала, что оттуда, из этого зеленого пятна тьмы, на нее смотрят. Следят.
