Я хочу его

Андрей последний человек с кем бы я хотела танцевать, но если Алекс все-таки выберет его, то я приму ее решение.

– Она правда ищет тебе партнера? – заинтересованно спрашивает Ян, чуть поддавшись вперед.

Чтобы не лишить нас шанса на участие в гала-концерте, Алекс держала в секрете, что не будет учавствовать. Видимо она уже начала искать мне партнера, только почему я не знала, что это уже не секрет?

– Правда, – нескоро отвечаю я. – Ты не сказал, какой был ответ Андрея.

– Обещал подумать, – значит я могу расслабиться, потому что «Андрей» и «думать» это две несовместимые вещи. – Я уверен, он откажется. У тебя на лице написано – «ненавижу Андрея», – Ян осторожно указывает на меня, – а Дрон не идиот, как ты думаешь.

– Лучше прекрати, – я не сдержалась и громко рассмеялась. – Не надо его оправдывать, он гавнюк, Ян.

– Я и не собирался, – он замолкает и задумчиво отводит взгляд в сторону. На секунду мне показалось, что Ян избегает моего взгляда. Он точно не просто так спрашивает, но зачем? – Так что с Алекс?

– А сам как считаешь?

– Я думаю, что все не очень хорошо, но я рад, что Алекс нашла в себе силы отказаться от выступления.

Если бы он со мной в зале в тот день, когда Алекс упала и Ян бы узнал, что ничего радостного в этом нет и у нее не было иного выбора. Последствия, о которых ее предупреждали в больнице, когда Алекс слишком быстро выскочила на сцену после тяжелой травмы, случились раньше, чем прогнозировали.

Две недели назад, во время нашей репетиции, Алекс танцуя свою часть танца, внезапно вскрикнула и с тяжелым грохотом свалилась на пол. Тяжело сев, она с трудом выпрямила некогда травмированную ногу и тут же начала ее массировать. Схватив полотенце, висевшее на брусьях, я выбежала в туалет и смочив ткань в ледяной воде, вернулась в зал, сразу прикладывая компресс на ногу подруги.

Она еще ничего не сказала, но по ее искаженному от боли лицу и навернувшимся слезам, я поняла – дело дрянь.

– Все плохо? – тихо спросила я.

Алекс легла на спину и закрыв голубые глаза рукой, дала волю слезам. Я держала ее за руку, пока она рыдала навзрыд.

– Да, – нескоро ответила она, сквозь слезы. Отняв руку от лица и посмотрев на меня покрасневшими глазами, я содрогнулась, испугавшись его жуткого взгляда обреченного человека. – Но насколько плохо, я узнаю только в только в пятницу.

Снова скрывает. Снова тайны. Меня раздражает, что Алекс скрывает многое, чему она не придает значения. Или придает, но уперто не договаривает. Так никто до сих пор не знает, что делала Алекс на заброшенному промышленном заводе в день, когда получила травму.

– Нога уже давно болит? – я перевернула полотенце на ее лодыжке и легла рядом.

– Давно, – она ненавидит свою слабость. Для Алекс тяжело признать, что ей тяжело. Меня за это ругает, а сама такая же! – Изначально я ставила хореографию для себя, но поняла, что самостоятельно не вытяну. Боль становилась ощутимее и я стала задумываться, что пора отказаться от выступления, но это тяжело. Трудно отказаться от номера в гала-концерте.

Нас учат тому, что для танцора важно запомниться и выделиться, поэтому Алекс фанатично предана делу, но не телу. Выступить на гала-концерте могут не все студенты, большинство выходят на сцену только из-за групповых номеров. Шанс дают каждому, хоть первому курсу, хоть последнему, главное, чтобы номер был превосходным – задумка, исполнения, сложность. Все должно быть идеально и тогда ты получишь свое место под солнцем.

Так как выступить могут не все, борьба за эти места жесточайшая. Хоть решает комиссия, кто войдет в программу, некоторые места можно получить за «безвозмездную» помощь для академии. Алекс карандашом есть в списке участников и если раньше времени прознают, что она «сливает» сезон, то богатеи посуетятся и даже план «В» не случится. О плане «В» я узнала в тот же день, когда Алекс упала.

– В понедельник я была у Дмитрия Владимировича, и он настоятельно рекомендовал пропустить этот сезон, если в будущем я вообще хочу выйти на сцену, – а ведь сказала, что не знает насколько плохи дела. Хотя, мы не знаем, сможет ли она вообще танцевать.

– Времени осталось не так много, но думаю, на наше место найдутся желающие, – ответила я тогда, уже думая, что смогу вернуться к работе в студии от которой я отказалась, когда Алекс попросила станцевать с ней в дуэте.

А в концерте я планирую выступать с одногруппницами, для меня этого достаточно. Не планирую, а точно выступаю. Мы пройдем смотр и попадем в программу.

– С ума сошла? – громко воскликнул она, резко сев. – Если я не выйду на сцену, значит выйдешь ты и защитишь мою честь хореографа-постановщика. Это не обсуждается, Петра. Я все придумала, – стянув мокрое полотенце, Алекс бросила его рядом и приблизилась ко мне, взяв за руку. – Ты права, времени не так много, но этого достаточно, чтобы найти тебе партнера. Я вернусь к изначальной хореографии и вы произведете фурор! – радостно заверила она, заразно улыбаясь, и я, слушая этот бред сумасшедшего, старалась не улыбаться в ответ, потому что эта чертова фанатичка сведет всех с ума. Такое поведение поощрять нельзя. – Это пока нужно сохранить в секрете. Я знаю, что Караре придерживает для меня место в программе…

– Смотра еще не было, с чего ты взяла? – так я и узнала, что карандашом она есть в программе.

– Просто знаю, – она отмахнулась, не желая тратить усилия на объяснения.– Пока хореография не будет готова, никто не должен знать, что я не участвую. Договорились?

– Да, – мне в целом без разницы, я бы и так никому не рассказала.

***

Я не хотела омрачать то светлое, что осталось на душе после дня проведенного с Яном. Но темнота протянула свои щупальца, когда войдя в квартиру, я на пороге споткнулась о мешок с мусором, который оставила Станислава.

– Мусор выносит мусор,– всегда говорила она, вручая мне полный мусорный пакет.

Я вынесла пакет на лестничную площадку. Решила, что за ночь с ним ничего не случится. Может быть поругается кто-нибудь из соседей, но меня это мало волнует.

«Не так важно, чтобы придавать значение»,– убедила я себя, переодеваясь в своей комнате.

Сменив атласное платье на свободную футболку с Леди Баг с надписью «Princess», я задумчивым взглядом окинула свою обширную личную библиотеку.

Книги для меня как щит. Пока читаю – все нахуй отваливает: и боль одиночества, и шум собственных демонов.

Сегодня взяла роман Салли Торн «Мой любимый враг». Вообще-то это книга Яна. Он отдал ее мне после одной переписки: Назаров рассказал про роман, который только что закончил, я сказала, что тоже бы такое прочитала, а на следующий день его книга уже была у меня в руках. С тех пор прошло месяцев шесть, если не больше, и этот томик перекочевал на мою книжную полку.

Удобно устроившись в гостиной на кресле, я успела прочитать первые главы и почти поверила, что страницы перекроют шум в голове. Но скрюченные черные пальцы сомкнулись вокруг моей шеи, когда зазвонил телефон.

«Мамзель»,– прочитала я, чувствуя как ноют фантомные рубцы на сердце.

Свежи были воспоминания нашего с ней разговора, который случился пару недель назад. Я позвонила ей в отчаянии, тяжело дыша от волнения, и жаждала услышать слова любви, слова поддержки, которые могли бы смягчить боль. Но мои ужасы оказались встречены холодной стеной равнодушия. Мое сердце, давно изуродованное разочарованием, разорвали в клочья.

– Не занимайся дуростью, и в конце концов, возьми себя в руки, Петра!

– Если я умру, ты хоть тогда вспомнишь обо мне? – спросила я, глотая слезы.

Спроси, как у меня дела. Выслушай меня, пожалуйста.

– Не неси чепухи.

– Я серьезно, мама. Если меня не станет, ты хоть немного будешь сожалеть?

– Нет, зачем мне жалеть слабого и безответственного ребенка?

Я не просила ее жалеть меня, мне было интересно будет ли она сожалеть о прошлом, когда не была рядом со мной. Стала бы она винить себя, что не уберегла или не помогла мне? Она вообще стала бы обо мне думать чуть дольше, чем пишет короткое сообщение?

Нет, не станет. Помнишь, что она тебе ответила?

– Встретимся на похоронах, – прошептала я, убирая телефон подальше, чувствуя, как бешено бьется сердце.

С раннего детства как-то в голове сложилось, что переживаниями не стоит делиться. Как-то само собой пришла мысль, что не нужно никого обременять.

Я редко жаловалась и никогда не беспокоила ее по пустякам, только однажды вопреки всему, я настойчиво пыталась до нее дозвониться, когда в свой день рождения не получила поздравления от мамы. Я хотела доказать сестре, что мама занята на работе, но она помнит про меня.

– Петра, мне некогда! – кричала она в трубку, когда я несколько раз пыталась до нее дозвониться. – Если что-то срочное свяжись с моим секретарем, понятно? Я сама тебя наберу, когда ты мне понадобишься. Я имею ввиду, когда у меня будет свободное время, – поправилась она, тяжело выдохнув.

– Прости, не буду отвлекать, – сказала я, с тяжелым сердцем вслушиваясь в гудки.

– Я была права, – Станислава едко улыбнулась. – Она забыла про тебя, Петя, – смеясь, сестра залезла пальцем в мой праздничный торт и слизав крем, оставила еще одну бороздку.

– Вкусно? – спросила я, кивнув на ее липкие пальцы.

– Да, – ответила она, демонстративно окуная палец в нежный крем. – Ой прости, кажется я его подпортила, но ничего страшного, – Станислава ударила меня по плечу грязной рукой, – ты ведь одна, никто не увидит, какой торт ты съешь.

– Тогда сожри его сама, – я взяла торт и залепила его в лицо ничего не подозревающей Станиславе, которая упиваясь своим триумфом надо мной, не заметила, как я подкралась сзади.

Скверные чувства были свежи и я до боли стиснула челюсти, когда услышала:

– Привет, доченька. У меня немного времени, я быстро.

– Привет, – не хотя отвечаю я, прикрывая книгу. – Я слушаю.

Перезванивала ли мама после сложного разговора? Нет, она даже не написала. Мама жила в мире, в котором умалчивание приравнивалось к решению. Зачем звонить на следующей день после странного разговора и спрашивать, что это было, если можно позвонить намного позже и вообще сделать вид, что разговора и не было?

– Пожалуйста оставь ключи у Веры Степановны, – вторые ключи от квартиры у меня, мама никогда их не забирает.

– Зачем? У Дани же есть свои,– я не собиралась встречать ее а аэропорту, за трансфер отвечает муж сестры.

– Я не знаю, когда приеду. Разве я не говорила, что у меня поставили командировку? – она тяжело вздыхает, когда я молчу. – Теперь сказала.

– Хорошо, это все? – с надеждой спрашиваю я и ненавижу себя за это. Я готова простить многое, лишь бы немного побыть в паутине любви.

– Да, – не скоро отвечает мама, затаившись на той стороне. – А ты ничего не хочешь сказать?

Хочу!

– Нет.

– Как дела в академии? – спрашивает мама, переборов себя. – Ты участвуешь в гала?

– Если утвердят, значит участвую, – я не хочу говорить про учебу.

– Что значит «если»? Хорошенько потрудись Петра, чтобы утвердили. Ты прекратила давать уроки? Достаточно времени уделяешь репетициям?

– Да, мы с Алекс постоянно в классах торчим.

– Я не услышала ответа про уроки, – мама не унималась. – Ты ушла из студии?

– Ушла, но вернусь, когда сессия закончится, – сидеть на шее у матери мне не нравилось.

Мне претила мысль зависеть от нее, поэтому со второго курса мы с Алекс работаем в танцевальной студии «Ритм». Преподаем и ставим хореографии для разных мероприятий. Денег получаем не очень много, но достаточно, а учитывая, что мне не надо платить за жилье, средств на жизнь хватает.

– Ерундой страдаешь, лучше бы в театр устроилась. Тебе ведь предлагали.

– Мам, не начинай. В театре неудобный график, – в очередной раз говорю я. – Я не хочу пропускать пары за копейки.

– За то служила бы искусству, а не крутила жопой перед богачами, – недовольно бросила она, цокнув языком.

– Это было один раз.

В танцевальной студии, где мы с Алекс работаем, есть свой коммерческий коллектив «Феникс». Они работают на мероприятиях. Я с ними выступала всего один раз, и то как замена. Мама об этом узнала случайно и по сей день попрекает.

– Упертая, никогда меня не слушаешь.

– Я слушаю, – только ты ничего не говоришь, мама, только упрекаешь.

– Ладно. Не отлынивай от репетиций, Петра.

– Я не отлыниваю.

– Значит недостаточноработаешь, раз тебя еще не утвердили.

– Мама, я постоянно в академии, – выдавливаю я из себя, чувствуя, как начинает закипать гнев на дне промозглой ямы.

– Петра, если ты до сих пор не утверждена, значит, ты недостаточнозанимаешься в академии, и твои репетиции недостаточнопомогают,– добавила она безразлично. – Я все сказала. Пока.

Мама быстро отключилась, не дав мне возможности ответить. Как всегда – для нее это был очередной разговор в тягость, который нужно было закончить как можно скорее.

Ее «пока» прозвучало как, захлопнувшаяся перед носом дверь. Ей неинтересно меня слушать. А может, даже страшно: вдруг я я снова начну «давить»на нее своей «дешевой манипуляцией».

– Недостаточно…– повторила я за ней, и будто в груди вдруг стало тесно. Дыхание сбилось, сердце зашлось в панике. Оно било в ребра так, что я ощущала каждый тяжелый удар в кость.

Я недостаточно работаю. Я делаю недостаточно.

– Да что она вообще знает?! – срываюсь я, вскакивая на ноги, роняя книгу на пол.

Паника накрывает тело. Я чувствую, как огромный вал накатывается на меня. Мое дыхание сбивается, воздуха не хватает – будто легкие сжали в тиски.

На ватных ногах плетусь в ванную, хватаюсь за раковину и роняю голову вниз, не в силах удержать ее на своей тонкой шее. Я пытаюсь сделать вдох, но захлебываюсь, будто глотаю огня.

Включаю ледяную воду, хочу сделать глоток, но меня выворачивает, едва капли касаются разбухшего языка.

Закрываю глаза, стараюсь сосредоточиться на дыхании, но место этого чувствую только агонию, рвущую изнутри. Я сжимаю кулаки так, что ногти впиваются в ладони.

Это случилось снова.

– Нет, нет, нет, – прошептала я сама себе, дрожащим голосом. – Это не должно так быть. Я не должна чувствовать себя так. Я не должна…, – слова застряли в горле.

Резко поднимаю голову и встречаю в зеркале свой страх. Я испуганно отшатываюсь назад, когда вижу, что отражение пытается мне что-то сказать. Оно шевелит губами. Меня пробирает до сильной дрожи, ведь я молчу.

Я молчу. Зеркало говорит.

Но я ничего не слышу. Меня предупреждают, а я не слышу.

Настал час теней. Час одиночества.

С этой неумолимой тьмой я сноваосталась одна.

Глава 2: Выхода нет

Погрязнув в своих мыслях, я не сразу заметила подсевших ко мне на скамейку Альберту и Прасковью. Подметив, что Леры с ними нет, я хотела было спросить у них, куда она снова делась и долго ли еще эта девчонка будет от нас бегать, но не стала: Пашка в хорошем настроении, а если я заговорю о Лере, она может принять это на свой счет.

– Опять ничего не ешь? – сходу спрашивает Прасковья.

– Забыла приготовить обед, – вру я в ответ, натягивая рукава толстовки до самых костяшек.

Девочки думают, что я на строгой диете, а я каждый раз придумываю оправдания, чтобы не беспокоить их. Хотя было бы чем. Подумаешь, в холодильнике еды нет, с кем не бывает? Скорее всего с ними, да и пофиг.

– Уроды, – громко и внезапно ругается Аля, пугая Пашку, которая от неожиданности чуть не перевернула свой контейнер с едой. Паша укоризненно глянула на Алю, но та этого не заметила, во все глаза уставившись в свой смартфон, лежащий у нее на коленке.

– Кто? – спрашиваю я, чуть поддавшись вперед.

– Инквизиция, – ответила она, недовольно цокнув языком. Я не понимаю, как они тебя нашли. Мы даже подписаться не успели – возмутилась она, передавая мне телефон свободной рукой.

– Значит кто-то из вас шпион, – в шутку говорю я, но девочки не отшучиваются, а молча хмурятся.

– Может в полицию заявление написать?

– Очень смешно, – ответила я, перехватывая телефон в руки. Оказывается Лера скинула Але пост, где отметили мой новый аккаунт.

С одной стороны, хорошо, что девочки общаются, с другой стороны плохо, что их общение ограничивается пересылкой мемов и постов с моим именем.

«Охота на ведьм» – это паблик возомнивший себя сплетницей, стал витриной местных «шкур» для общественного порицания, а их владельцы именуют себя инквизицией и никак иначе. На мой взгляд слишком пафосное название для паблика со сплетнями, но кого мое мнение волнует? Никого.

Мнение мое может и не волнует, а вот моя личная жизнь – очень. Мне даже прозвище дали – чокнутая ведьма. Я их главная «ведьма», спасибо, что не верховная.

Какое-то ебанутство, и меня поражает, что сотни тысяч людей следят за этим бредом. Они меня ни интересовали, я просто знала, что где-то существует эта «инквизиция» устраивающая порку точками и запятыми. Обратила я внимание на этих охотников почти семь месяцев назад, когда получила первое уведомление с отметкой моего аккаунта. Я открыла публикацию, прочитала название страницы, не поверила ни фото, ни своим глазам и отправила жалобу.

«Ошибка», – подумала я не узнав себя на фото девушки в паблике.

Я не придала этому значения до нового уведомления. Во второй раз инквизиторы нашли мое реальное фото на одной из студенческих вечеринок, но опубликовали уже в другой социальной сети.

Почувствовала ли я что-то? Скорее нет, чем да. Я игнорировала их присутствие в своей жизни, будучи в сети это гораздо проще, чем в реалиях. Обо мне шептались, косо смотрели и снимали исподтишка, что доставляло неудобства.

Я закрыла все свои аккаунты, чтобы они мне не писали комментарии и гнусные сообщения с предложением потрахаться, но сдалась и все удалила.

Будучи танцором я активно вела свои странички еще со школы и у меня собралась аудитория, которая как я думала на моей стороне.

Ошибка думать за других.

Я сидела в очереди в банке, когда получила сообщение от старого знакомого с которым мы познакомились на одном из фестивалей, где я выступала с ансамблем. Общались редко и всегда говорили только про танцы. Он знал, что я учусь в Санкт-Петербургской академии хореографии и музыки им. М. Мусоргского*, хотел перевестись к нам и задавал много вопросов про свой уровень. Присылал много видео со своих концертов и спрашивал, каковы его шансы. Не имею понятия с чего вдруг он решил, что я эксперт, но мне было не сложно посмотреть и сказать, что все в порядке, пробуй переводиться.

И вот приходит от него сообщение с видео, без задней мысли я включаю его и не сразу понимаю, что на экране его монитора, что мелькает в кадре – открыта последняя публикация из этого паблика с моим видео.

«Зачем?», – думала я, игнорируя подозрительные звуки шуршания на фоне. – «Хочет показать, что там публикации со мной? Беспокоится, что меня я стала их главной чокнутой ведьмой?»

Разумеется, он беспокоился. Нет.

Это было видео с дрочкой на то самое видео со мной. Он ничего не говорил, были слышно лишь тихие стоны тонувшие в хлюпающих звуках, а когда в кадре появился член в мужской руке, я выронила телефон.

«Конченый ублюдок!», – кричала я у себя в голове.

Чувствуя, что меня сейчас стошнит, я выбежала на улицу, успев схватить только сумку. Остановившись у фонарного столба, я склонилась над урной, когда меня затошнило и опустилась на корточки, когда меня вырвало. Судорожно втягивая воздух горящими легкими, я испуганно вздрогнула, когда ко мне подошла женщина в красном пальто.

– Вы в порядке? – обеспокоено спросила женщина, помогая мне подняться. – Возьмите, – она протянула мне влажную салфетку и телефон, который остался на полу.

– Спасибо, – прохрипела я, вытирая рот салфеткой. – Наверное съела что-то не то. – С тяжелым сердцем я забрала телефон и сунула в сумку, чувствуя, что меня снова мутит.

– Может скорую вызвать или позвонить кому?

– Нет, не нужно, я посижу немного и все пройдет, – ответила я, утирая слезы. – Все в порядке, спасибо.

– Пейте побольше воды, – сказала она напоследок, после того, как помогла мне добраться до скамейки. Женщина дала мне еще одну салфетку и только потом ушла.

[14:10] Ваня:*видео*

[14:40] Петра: тебе пиздец

[14:41] Петра: ты проебался

Я хотела переслать видео инквизиции, но сделала бы для них инфоповод, поэтому обошлась малой кровью. Видео снятое для меня получили и его мама, и его девушка и даже его руководитель ансамбля. Я без особых усилий нашла нужных мне людей в отметках на его странице и отправив видео-открытку, удалилась со всех площадок.

Если бы удаление аккаунтов приносило нам освобождение, мир мог бы вздохнуть с облегчением. Но это не так. Даже удалившись, мы все равно вновь оказываемся в этой социальной паутине – через собственные профили или чужие.

Выхода нет.

А я оказалась в паутине социальных сетей, из которой невозможно выбраться.

– Где они это берут? – возмутилась Паша, нависнув надо мной. – Или может нейронка*? Девушка уж сильно похожа, тебе не кажется?

– Похожа, но, – Альберта задумчиво нахмурилась, – это возможно? Может…

– Эта девушка не я, если ты намекаешь, – резко отрезала я, не дав договорить. – Я не знаю, искусственный это интеллект или кто-то сильно заморочился поисками моей внебрачной сестры, мне знать не хочется.

На видео – сидящая между двух парней девушка, страстно целуясь с одним, свободной рукой удовлетворяла другого парня, активно работая в его штанах, пока тот запустив руку под ее одежду, грубо сжимал грудь.

– У тебя есть сводная сестра?

– Конечно, это разве не у всех? – я смотрю на Альберту, та хлопает глазами и поглядывает на Пашку, которая смотрит на нее в упор с мыслями: ты серьезно или прикидываешься?

– Она шутит, Аля, – сказала Пашка вслух.

– Это сарказм, нет у меня никакой тайной сестры, – мне хватает тех, что есть. – Может мне сделать табличку с надписью «сарказм»?

Пашка улыбнулась, а Аля шлепнула меня по ноге, недовольно качая головой.

– Почему тебя не волнует «Охота на ведьм»? – снова спросила Альберта, забирая свой телефон. – Тебе определенно кто-то мстит.

– Мне все равно.

– Не верю.

«Я тоже», – хотелось мне ответить, но я промолчала. Большую часть времени я не думаю о травле. Я смирилась и привыкла, что это есть в моей жизни.

Подруги озабочены тем, что вокруг меня появились различные слухи из-за «инквизиции», но те, кто чешут языками за моей спиной, не видят разницы между фото со мной и фото с девушкой, сильной похожей на меня.

О чем мне беспокоиться?

– Альберта, мне правда не интересно и я не хочу об этом говорить. У нас есть более важные вещи для обсуждений и размышлений.

– Какого цвета сделать маникюр? – невинно предположила Аля, игриво хлопая глазками, вводя нас в тупик. – Кажется табличка теперь нужна мне. Так о чем ты?

– Вот кукла, – недовольно буркнула Пашка, качая головой. – Я кажется знаю, что тебя беспокоит. Видела утром, как Вах-Вах поймала тебя у кабинета. Что она хотела?

– Как обычно, – запугивала. – Напомнила, что у нас скоро смотр. Если хореография окажется сырой, Виктор не включит нас в программу гала-концерта.

– Вот догадывалась, что она от тебя хотела, но услышав – все равно расстроилась, – Паша со злостью бросила вилку. – Что с ней не так?

– Кажется я знаю, – заговорщики поделилась Аля шепотом.– Случайно узнала от Кати, что Вахнина из-за Ирки зацепилась с Караре.

– Она не прошла отбор?

– Да и теперь Татьяна Николаевна беспокоится, что из ее группы никто не выступит на гала.

– Может из группы ее любимчиков? – уточнила я.

– Тоже вариант, в любом случае нам надо поднажать, – согласилась Пашка, дохрумкав свой салат из свежей зелени.

– Мы можем остаться сегодня вечером после пар, если хотите.

– А разве у тебя нет репетиции с Алекс?

– Не уверена, – сказала я. – Сегодня у нас знакомство с новым партнером. – Я все еще надеюсь, что это не Андрей. Я согласна танцевать со Славой, но не с этим выродком. – Даже если и будет, то недолго, – на первых репетициях я им не нужна. Пусть сначала обучит его своей части хореографии, а потом уже будем отрабатывать в паре со мной. – Или вы заняты?

– Ну, у меня были планы с Андреем, – тихо проговорила Паша. Она встретила укоризненный взгляд Али и тяжело вздохнула. – Мы не виделись уже две недели, но я могу отменить наши планы, если нам удастся собраться всем вместе.

– Вот и прекрасно. А теперь вернемся к тебе, – я почувствовала облегчение, думая, что все уже закончено, но, кажется, зря. – Петра, солнышко, ты хочешь нам что-нибудь рассказать?