Невротический характер

В ответ на критику Адлер заявлял, что «его не понимают», что «комплекс неполноценности» – это лишь идея, предлагаемая пациенту, объяснительный принцип, элемент «схемы поведения», который должен рассматриваться лишь в связи с двумя другими элементами – «сверхкомпенсацией» и «социальным чувством». Он подчеркивал – особенно в последних своих работах, – что дело не в фактической неполноценности, поскольку критерии полноценности и совершенства условий относительны, зависят от культуры. Дело в ощущении, «генерализованном чувстве» неполноценности, которое «невыносимо», привлекает к себе внимание, требует объяснения, вызывает приток сил и служит импульсом к действию.

Второй элемент триады – компенсация, или «сверхкомпенсация». Уже приводились примеры того, как усиленное внимание к слабому органу, упорная его тренировка приводят к «сверхкомпенсации» и выдающимся достижениям. Но такой «выход в гении» бывает редко, при стечении благоприятных обстоятельств. Значительное количество людей достигает «реальной компенсации», то есть успешно адаптируется к своей социальной роли, вырабатывает более или менее эффективные технологии поведения в быту, в семье, на работе, среди друзей. Условиями реальной компенсации служат, согласно Адлеру, стремление к превосходству, власти, дающее «запас упорства»; развитый социальный интерес, то есть способность непосредственно интересоваться делами других людей и принимать в них участие; и, наконец, осознание трех важнейших жизненных проблем: профессиональной, коммуникативной и любовно-супружеской, а также способность удовлетворительно разрешить эти проблемы. Однако Адлер говорит, что случаи «реальной компенсации» его специально не интересуют. Нормальные дети и нормальные люди идут своим путем, трудным или простым, находят приятную и вместе с тем осуществленную цель в жизни, энергия их «воли к власти» тратится с пользой, их чувство превосходства заслуженно, естественно и серьезных проблем не вызывает. Адлера, как врача-психиатра и педагога, интересуют случаи «псевдокомпенсации», такие, в которых стремление к превосходству не находит социально оправданного применения, вызывает конфликты с окружением и может привести к «бегству в болезнь».

Здесь возникает несколько вопросов. Почему, в силу каких обстоятельств компенсация идет ошибочным путем? В чем именно проявляется ошибочная, ложная компенсация? Как, какими средствами ее можно выправить? Ответ на эти вопросы составляет содержание многих адлеровских сочинений, в том числе предлагаемой читателю книги. Она содержит огромное количество примеров неудачной, невротической компенсации. Рассказывая о них, Адлер стремится проследить «логику невроза», развитие его от некоторого исходного пункта через цепочку случайных событий и ошибочных решений к устойчивому, генерализованному состоянию, при котором «невротический план жизни» полностью господствует, упорно претворяется в жизнь, с тем чтобы в каждом последующем поражении находить новое подтверждение избранной фиктивной позиции. «Направляющая фикция», идея-цель, о которой часто говорит Адлер, служит и защитным бастионом, и командным пунктом, с которого систематически ведется невротическое наступление. Читатель увидит, как превращаются в невротическую защиту стремление к обесцениванию окружающего мира (девальвирующая тенденция), расширенное сомнение, не допускающее никакой веры и определенности, и фанатическая уверенность, не допускающая никакого сомнения, а также самоупреки, ревность, жестокость, страх перед женщиной, бесстыдство, совесть, болтливость, молчаливость и многое другое. Всякий честный человек, я думаю, найдет в себе хотя бы некоторые зародыши подобных невротических «ходов мысли» и «логики чувств». И это будет еще одним подтверждением известной мысли о том, что наши недостатки – суть продолжения достоинств, что болезнь есть чаще всего гиперактивность или недоразвитость какой-то здоровой функции, а здоровье – уравновешенный баланс процессов, каждый из которых в отдельности может привести к болезни.

Причины ошибочной, невротической компенсации следует, по Адлеру, искать в детстве, в его неблагоприятных ситуациях. Их Адлер выделяет три.

Во-первых, это врожденное несовершенство органов, приводящее к недомоганию, психической перегрузке детей. В особенности оно будет патогенным для психики в том случае, когда ребенка за его врожденный дефект унижали, наказывали или насмехались над ним. Такие дети, как правило, теряют уверенность в себе, не имеют надежды, интереса к людям, учебе, работе, исключают для себя возможность брака и т. д.

Второй тип потенциального невротика – избалованный ребенок. Он привык жить при избытке заботы и ласки, сделался эгоистичным, капризным. Он не способен к терпению, равноправному сотрудничеству, может только брать, но не давать. Когда он попадает в новое окружение, где его уже не считают кумиром, он теряется, считает себя обиженным, хочет отомстить, добиться вновь господства, стать первым. Если он к тому же умен, имеет высоких покровителей, то добивается своего и становится тираном. Если же на пути к цели его разоблачают, он занимает позицию «глухой обороны» и живет в постоянной конфронтации со своим окружением, не имея ни с кем теплых и доверительных отношений.

Третий тип – пренебрегаемый ребенок. Он никогда не знал, что такое любовь, душевная близость, откровенный и серьезный разговор об интимных жизненных проблемах. Люди были холодны к нему, и он думает, что они всегда будут холодны, что доверять никому нельзя, что сам он не способен к любви и дружбе или же что их вообще не существует. Конечно, вряд ли найдется ребенок, которым все и всегда пренебрегали. И хотя родительской, особенно материнской, заботы и любви ничем нельзя заменить, все-таки даже у самого пренебрегаемого ребенка могут возникнуть импульсы к любви, доверию, интерес к другому человеку. Но все эти способности должны постоянно тренироваться, иначе они угаснут – даже у тех, кто в детстве получил достаточно большую «порцию любви».

Кроме этих распространенных ситуаций, может быть множество других, в которых благоприятные и неблагоприятные факторы смешаны в разных пропорциях. «Чистых» ситуаций не бывает. Исход ситуации никогда не предрешен. Очень многое в судьбе человека зависит от темперамента, воображения, счастливого знакомства, наконец. Каждый, даже тот, чей «старт» был неблагоприятен, может, опираясь на здравый смысл, развить качества, которых ему недостает. Оценивая характер европейской цивилизации, Адлер считает, что очень многие люди в ней не справляются с основными своими проблемами и формируют ошибочный стиль жизни. Они не могут найти оптимальную профессию, создать хорошую семью, поддерживать дружеские отношения с людьми.

Последний элемент триады – социальное чувство. В отличие от многих теоретиков, которые думают, что человек «от природы» – эгоист, что «нормальные» отношения могут строиться лишь на взаимной выгоде, Адлер считает, что социальное чувство является врожденным.

Природа наделила человека стремлением к физическому контакту, эмоциональной привязанности, дружескому единению. Детям хочется, чтобы их ласкали, любили, обнимали, чтобы с ними играли и разговаривали. Это и есть социальное чувство. От воспитания и переживаний, испытанных в детстве, зависит – превратится ли оно в сознательный интерес к здоровью, поступкам, душевному миру другого человека, в способность жить насыщенной духовной жизнью, в единстве с народом, с человечеством. Воспитание в людях социального чувства – первостепенная задача педагога и психиатра. Она достаточно сложна. Чтобы ее решить, нужно выяснить структуру социального чувства, этапы и механизмы его развития, добиться того, чтобы различные социальные институты, вся культурная среда действовали согласованно, целенаправленно, чтобы все дело воспитания детей и молодого поколения находилось в руках ответственных, компетентных людей. От этого мы сегодня – на исходе XX столетия – едва ли не дальше, чем были во времена Адлера.

Не обсуждая всех аспектов социальной педагогики, укажем лишь на главные составляющие социального чувства, которые специально исследовались Адлером и его последователями.

Социальное чувство, или социальный интерес, Адлер понимает как инстинктивную и в то же время осознаваемую и управляемую способность «видеть глазами другого, слышать ушами другого, чувствовать сердцем другого». Эта способность опирается на: чувство принадлежности к группе, народу; способность к глубокой эмоциональной коммуникации с людьми; интерес к процессам, происходящим в обществе; веру в людей, способность доверять, быть откровенным, искренним, свободным в диалоге; оптимизм и историческое чувство; готовность выслушивать критику, трезво оценивать свои способности, признавать свое несовершенство; готовность проявить доброту, участие, инициативу.

Мы не ставили своей целью подробно изложить индивидуальную психологию Адлера. Да и вряд ли это возможно. Особенность психоанализа вообще и адлеровской индивидуальной психологии в частности состоит в том, что идеи и взгляды их адептов с трудом поддаются выстраиванию в виде теории. Ни Юнг, ни Адлер, ни сам Фрейд не оставили систематизированного изложения своих учений.

Попытки такого рода имели место, но они наталкиваются на ряд принципиальных трудностей. Первая состоит в том, что содержание бессознательного или подсознательного, о которых идет речь, не укладывается в рамки рациональной логики, строгого научного дискурса. Вторая трудность – сложность, многоаспектность и однократность каждого духовно-культурного феномена. Третья – множественность теоретических версий психоанализа, каждая из которых может быть построена лишь при участии некоторых субъективных компонентов теоретического синтеза, до конца не эксплицируемых.

Что касается данной книги, то ее перевод и редактирование оказались особенно трудными. Это произведение Адлера, как и многие другие, создавалось на основе лекционных записей и конспектов. Поэтому оно содержит множество повторов, не вполне ясных и логически строгих пассажей. Пропагандистский, убеждающий дискурс здесь переплетается с академическим, медицинским стилем. В исходном варианте текст содержал предложения, занимающие более чем полстраницы. При дроблении предложений происходит смещение смысловых акцентов, которое заставляет проводить более глубокую редактуру. К этому нужно добавить, что книга писалась в тот период, когда основные понятия адлеровской психологии: «комплекс неполноценности», «воля к превосходству», «воля к власти», «социальный интерес», «социальное чувство», «управляющая фикция», «жизненный стиль», «личностное чувство», «сверхкомпенсация», «идеальная цель», «готовность», «мужской протест» и другие не были еще полностью прояснены и логически связаны между собой. Адлер не всегда явно полемизировал с Фрейдом, и его отношение к главным фрейдовским понятиям не везде четко определено. Чтобы сделать текст понятным и «удобочитаемым», пришлось убрать повторы, избыточные смысловые оттенки, опустить некоторые ссылки.

До сих пор мы понимали и оценивали Адлера чаще всего на основе высказываний, принадлежащих Фрейду или его сторонникам, которые не были вполне беспристрастны. Представление о концепции Адлера в России было обедненным и схематизированным. Поэтому я думаю, что эта до сих пор не публиковавшаяся книга Адлера будет встречена с интересом и существенно обогатит наше представление об этом глубоком мыслителе и замечательном человеке.

Э. Соколов

Предисловие к первому изданию

В «Учении о неполноценности органов» (1907) я предпринял попытку рассмотреть, как связаны строение и тектоника органов с их генетическими основами, функционированием и судьбами. Теперь же, опираясь и на имеющиеся данные, и на собственный опыт, я рискнул применить этот же метод рассмотрения в психопатологии. В настоящей работе представлены важнейшие результаты моего сравнительного индивидуально-психологического исследования неврозов.

Как и в учении о неполноценности органов, эмпирическая основа в сравнительной индивидуальной психологии используется для того, чтобы установить условную меру нормы и, соответственно, определить степень отклонения от нее. В обеих областях науки сравнительное исследование учитывает происхождение определенного феномена, соотносит с ним настоящее и пытается вывести из него линию будущего. Такой подход позволяет нам рассматривать стремление к развитию и формирование патологии как результат борьбы, которая разгорается в сфере органического – борьбы за сохранение равновесия, работоспособность и доместикацию[1]; психическая же готовность к такой же борьбе подчиняется некоей фиктивной личностной идее, под воздействием которой и формируются невротический характер и невротические симптомы. И если в органической сфере «индивидуум – это некое единое целое, все составляющие которого совместно работают для достижения одной цели» (Вирхов[2]), то есть разнообразные способности и влечения организма выстраиваются в планомерно ориентированную единую личность, – то в таком случае мы можем рассматривать каждое отдельно взятое жизненное явление так, как будто в нем присутствуют следы прошлого, настоящего и будущего вместе с вышестоящей руководящей идеей.

Такой подход открыл автору этой книги, что любая самая мелкая черточка в душевной жизни человека определяется некой запланированной динамикой. Сравнительная индивидуальная психология видит в каждом психическом событии некий отпечаток, как бы символ, единого выверенного жизненного плана, наиболее отчетливо проступающего в психологии неврозов и психозов.

Результаты такого рода исследования невротического характера свидетельствуют о ценности и практической применимости методов сравнительной индивидуальной психологии для решения проблем душевной жизни.

Вена, февраль 1912

Др. Альфред Адлер

Предисловие ко второму изданию

Общефилософские взгляды на человеческую душу, которые я применил для изучения нервозного характера, стали для меня и большого круга моих приверженцев мировоззрением и таким пониманием человека, по сравнению с которым любой другой взгляд на психическое событие кажется неверным или неполным.

Между двумя изданиями этой книги – мировая война с ее последствиями и ужасающий массовый невроз, к которому привела наша невротическая больная культура, разъедаемая стремлением к власти и политикой престижа. Страшный ход событий нашей эпохи зловеще подтверждает скромные размышления, содержащиеся в этой книге.

Она разоблачает демонический механизм всеобщего разнузданного властолюбия, которое душит бессмертное социальное чувство, присущее человеку, или хитро использует его во зло.

Наша индивидуальная психология преодолевает «мертвую точку», в которой застряла описательная психология. В нашем смысле увидеть и узнать человека – вырвать его из пут его израненного, распаленного, но бессильного стремления к богоподобию и склонить к незыблемой логике человеческого сосуществования, к социальному чувству.

Разработка моей теории сделала необходимыми некоторые разъяснения и дополнения в настоящей книге. По той же причине через короткое время должно увидеть свет переиздание другой моей книги – «Практики и теории индивидуальной психологии», где будут представлены некоторые новые данные и необходимые дополнения.

Оглядываясь назад на развитие моей индивидуальной психологии, можно увидеть непрерывное расширение исследования души в трех взаимопересекающихся плоскостях: из детского чувства неполноценности произрастает раздраженное стремление к власти, которому ставят пределы требования человеческого общества и предостережения социального чувства, обоснованного и физиологически, и психологически, и это стремление к власти может сбить с пути истинного.

Надеюсь, что серьезный читатель доберется вместе со мной до той точки обзора, с которой можно увидеть душу любого человека в едином для всех стремлении к цели превосходства, и неизбежно примерит на самого себя эти душевные движения, черты характера и симптомы. Конечно, полученные знания обременят его важной жизненной задачей: ограничить свое стремление к личной власти и воспитать себя для жизни в обществе.

Вена, май 1919

Др. Альфред Адлер

Предисловие к третьему изданию

Возможно, будет нелишним указать на то обстоятельство, что положения нашей индивидуальной психологии, впервые рассмотренные в этой книге, отвергают принудительную привязку к какому-либо органическому субстрату.

Скорее, наши выводы позволяют увидеть, что душевное развитие человека и ошибки этого развития, в частности неврозы и психозы, проистекают из его отношения к абсолютной логике человеческого сосуществования. Степень его заблуждения, недостаточное соответствие космическим и социальным требованиям лежат в основе всех душевных расстройств и обусловливают их масштабы. Нервозный человек живет и страдает не в том же мире, что мы. Его противоречия с абсолютной истиной более глубокие, чем наши.

Причина этих противоречий заключена не в клеточной структуре мозга и не в гуморальных влияниях, а только в чувстве неполноценности, вынесенном из трудного детства. С этого момента повышенная склонность ко всяческим заблуждениям, поводы для которых встречаются на каждом шагу, оказывает постоянное влияние на душевное развитие. Мы отрицаем органическую предрасположенность к неврозу, но более отчетливо, чем все другие авторы, доказываем вклад неполноценности органов в формирование душевной позиции, а также то, что физические недостатки способствуют созданию у индивидуума чувства неполноценности.

Наша индивидуальная психология учит постигать душевную жизнь человека как пробную установку по отношению к вызовам социальной жизни. В неврозе и психозе эта установка ошибочна и сбивает с правильного пути. Мы ни в чем не находим подтверждения гипотезы о какой-то особой форме врожденного сексуального либидо как необходимого или даже исключительного фактора душевного развития; нам представляется верной идеей сохранение психической энергии, которой придерживаются некоторые авторы и к которой мы охотно присоединяемся.

Критическая позиция по отношению к взглядам Фрейда и Кречмера, выраженная в настоящем издании более резко, чем раньше, объясняется большим значением трудов этих исследователей для развития психологии неврозов. Я также попытался, насколько смог, воздать должное всем другим, независимо работавшим авторам.

Обязанность быть откровенным самым мучительным образом угнетает меня в связи с выпуском третьего издания этой книги. Ибо я хочу сделать признание, которое наверняка надолго лишит меня симпатий моего читателя. После одного подробного отрицательного отзыва на настоящую книгу мое заявление на замещение должности преподавателя университета было отклонено венской коллегией профессоров.

По этой причине я до сих пор не имел возможности читать публичные лекции для студентов и врачей. Человек осведомленный поймет, насколько затруднительным стало распространение моих взглядов, ныне все же успешное. Возможно, тут немножко помогло то, что положения нашей индивидуальной психологии требуют безусловного упразднения стремления к власти и раскрытия в себе социального чувства. Наш лозунг – принятие ближнего и соответствующая установка по отношению к имманентным вызовам человеческого общества.

Может быть, существует более достойное учение какой-нибудь старой школы. Может быть, имеются новые, более изощренные и тщательно разработанные. Но мы уверены, что нет таких, которые принесли бы бо́льшую пользу всему человеческому сообществу.

Вена, март 1922

Др. Альфред Адлер

Предисловие к четвертому изданию

Настоящим изданием я надеюсь посадить ростки нового знания, новой психологии. Специалисты не смогут не обратить на них внимания. Что же касается остальных читателей, они будут подготовлены к восприятию достижений индивидуальной психологии, с которыми познакомятся в других книгах.

В числе прочего один мало отмечаемый факт дает нам, индивидуальным психологам, уверенность в теоретическом развитии наших воззрений и в практике: каждый шаг вперед логично вытекал из наших основных положений. До сих пор не возникало необходимости изменять что-либо в наших построениях или обосновывать их положениями иного рода.

Вена, декабрь 1927

Др. Альфред Адлер

Теоретическая часть

Все зависит от мнения; на него оглядываются не только честолюбие и жажда роскоши, и скупость: наша боль сообразуется с мнением. Каждый несчастен настолько, насколько полагает себя несчастным.

Сенека (Нравственные письма, 78, 13)[3]

Введение

Исследование невротического характера – существенная часть психологии неврозов. Как и все психические явления, его можно понять только в контексте всей душевной жизни в целом. Даже поверхностного знакомства с неврозом достаточно, чтобы углядеть в нем нечто очень специфическое. И все авторы, занимавшиеся проблемой нервозности, с особым интересом подмечали определенные черты характера невротика. По общему суждению, у него имеется ряд ярко выраженных черт характера, которые выходят за рамки нормального. В большинстве историй болезни фигурируют: большая чувствительность, возбудимость, раздражительность, внушаемость, эгоизм, склонность ко всему фантастическому, отчуждение от реальности, а также такие более специфические черты, как властность, злобность, жертвенность, кокетливый нрав, трусость и робость, рассеянность. Нелишним будет перечислить здесь всех основных авторов, занимавшихся проблемой неврозов. Из новых исследователей прежде всего стоит упомянуть П. Жане[4], продолжившего традиции знаменитой французской школы, и его широко известные проницательные анализы. В частности, его акцент на «чувстве неполноценности» (sentiment d'incompletude) невротика настолько согласуется с приводимыми мною данными, что в моих работах легко увидеть расширение значения этого важнейшего основного факта душевной жизни невротика. К тому же мои положения о единстве личности дают длительный психологический выигрыш, позволяя решить загадку double vie (двойной жизни), полярности, амбивалентности (Блейлер[5]).

Во всех случаях при анализе психогенных болезненных состояний уже после очень короткого наблюдения обнаруживается одно и то же явление, а именно: картина невроза в целом, как и все его симптомы, находится под влиянием воображаемой (фиктивной) конечной цели и даже, можно сказать, спроектирована ею. То есть эта конечная цель обладает формирующей, направляющей, организующей силой. Ее можно понять, исходя из направления и «смысла» болезненных симптомов. При попытках же отказаться от такого подхода, остается беспорядочное нагромождение влечений, инстинктов, компонентов, слабостей и аномалий, и тогда невроз превращается в сплошной хаос, который одних исследователей отталкивает, другие же предпринимают отважные экспедиции в эту область. Если же постоянно помнить о конечной цели, определяющей эти явления, как о каузальной финальности (В. Штерн[6]), то этот темный душевный механизм проясняется и читается как открытая книга.

Пьер Жане определенно был близок к такому пониманию, что видно по некоторым его классическим описаниям «душевного состояния истериков» (1894). Но он не стал обстоятельно исследовать эти явления. «До сих пор я описывал только общие и простые черты характера, которые, в их сочетании и под влиянием определенных внешних обстоятельств, могут создавать манеры и поступки своеобразного типа в любых формах. Было бы неуместно вдаваться здесь в подробности, поскольку тогда это описание стало бы больше похоже на роман нравов, чем на клиническое исследование», – отмечает он. С такой установкой, которой он оставался верен вплоть до последних своих трудов, этот автор, несмотря на ясное понимание связи психологии неврозов и философии морали, не пошел в направлении их синтеза.

Йозеф Брейер[7], тонкий знаток немецкой философии, «нашел алмаз на дороге». Он обратил внимание на «смысл» симптома и решил расспросить о его происхождении и назначении единственного, кто мог на это ответить, – пациента. Тем самым этот автор основал метод, претендующий на то, чтобы прояснить индивидуально-психологические явления с исторической и генетической точек зрения с помощью такой предварительной посылки, как детерминированность психических симптомов. То, как расширил и развил этот метод Зигмунд Фрейд, в результате чего было выдвинуто бесчисленное множество новых проблем и их решений, опробованных и вновь отвергнутых, – является частью современной истории и находит как признание, так и возражения.

Не столько из желания критиковать, сколько ради того, чтобы подчеркнуть собственную точку зрения, я хотел бы выделить из плодотворных и ценных достижений Фрейда три его фундаментальных воззрения, которые считаю ошибочными, так как они тормозят прогресс в понимании невроза. Первое возражение касается понимания либидо как движущей силы события в неврозе. Именно невроз более отчетливо, чем нормальное психическое поведение, показывает, как благодаря невротической постановке цели чувство удовольствия, его оттенок и сила определяются этой целью, так что невротик, собственно, только своей, так сказать, здоровой психической энергией может следовать соблазну получения удовольствия как такового, в то время как для невротической составляющей значимы более «высокие» цели. Но если перевести либидо многозначным понятием «любовь», то, умело манипулируя этими словами, ими можно описать – но не объяснить – все происходящее в мире. Благодаря такому описанию у многих создается впечатление, что все человеческие порывы прямо-таки кишат «либидо», в то время как на самом деле счастливый искатель извлекает только то, что он туда заранее вложил. Последние интерпретации создают впечатление, что фрейдовское учение о либидо с огромной скоростью сближается с нашими положениями о социальном чувстве и стремлении к личностному идеалу («идеальное Я»), что можно только приветствовать в интересах растущего взаимопонимания.