Ариэль и истории Корневии

Лина Пишет

Ариэль и истории Корневии

Иногда, чтобы найти свой свет, нужно иметь смелость спуститься в самую густую тьму. И обнаружить, что истинное волшебство – не в умении побеждать, а в умении понимать.

Ариэль и спасение Корневии Глава 1. Одинокая скамейка

Осеннее солнце пробивалось сквозь пожелтевшие листья кленов, рисуя на земле узоры из света и тени. В воздухе витал знакомый запах прелой листвы, древесной коры и чего-то неуловимо горьковатого – предчувствия скорых дождей и заморозков.

На самой дальней скамейке, у заросшей лопухом канавы, сидела девочка по имени Ариэль и старательно выводила что-то в потрепанном скетчбуке. Её рыжие волосы, собранные в неаккуратный хвост, казались частью осенней палитры парка. Взрослые, спешащие по дорожкам, вряд ли бы заметили её – она сидела тихо, как воробей на ветке, и почти не шевелилась.

Ариэль знала каждый уголок парка. Знакомый скрип качелей, узор теней от старых клёнов в три часа дня, даже то, в какой именно луже после дождя лучше всего пускать кораблики из коры. Этот парк был её королевством. Вот только подданных в этом королевстве не было.

Она сидела на своей скамейке – дальняя, у заросшей лопухом канавы, – и раскладывала на лавочке сегодняшние находки. Не важные для других, конечно. Для других это был хлам: камень с дыркой, как будто кто-то просверлил его для тоненькой нитки; причудливо изогнутый корень, напоминающий танцующего человечка; перо голубя, переливающееся на солнце серым и сиреневым цветом.

Для Ариэль же это были самые настоящие драгоценности. Каждый предмет хранил свою историю. Камень с дыркой был Волшебным Глазом Леса. Танцующий корешок – заколдованным лесным духом, которого она освободила, подобрав с земли. Перо… перо могло принадлежать почтовому голубю из сказочного королевства.

Она аккуратно зарисовала перо в свой потертый скетчбук, стараясь поймать игру света. Рисование было её главным языком, единственным способом выразить тот яркий, фантастический мир, что существовал у неё в голове.

Она слышала поблизости визг и смех. На площадке у главного входа гоняли на самокатах ребята из её класса. Катя, которую все слушались, потому что у неё был новейший телефон, показывала что-то на экране, и все толпились вокруг.

Ариэль на секунду представила, что подходит и показывает им камень с дыркой. «Смотрите, он волшебный! Если в него посмотреть, можно увидеть фей!»

Она тут же представила их реакцию: непонимающие взгляды, сдержанные хихиканья, а потом – спины, повёрнутые к ней, и снова общий смех, но уже без неё.

Вот так всё и происходило в прошлый раз. И в тот, что до него.

Она не была новенькой. Она была «странненькой». Девочкой, которая вместо игр в телефоне могла полчаса сидеть у муравейника, наблюдать за белками или разговаривать со старым дубом. Её коллекция «сокровищ» была предметом насмешек ещё в первом классе.

Поэтому она давно перестала пытаться. Гораздо безопаснее было быть невидимкой. Сидеть на дальней скамейке, слушать шёпот листьев и шелест страниц своего скетчбука. Её мир был тихим, но зато он был её. И он был полон чудес, которых другие просто не замечали.

Школьные часы позади, а до прихода родителей с работы – ещё целая вечность. Самое лучшее время. В кармане куртки заветно шуршали два печенья «Юбилейное» – обед, который она приберегла на полдник.

Ариэль оторвалась от рисунка и наблюдала за суетой у главного входа в парк. Казалось, её одноклассников связывала невидимая нить общих шуток и взглядов, в которую Ариэль прикнуть не могла. Не то чтобы её обижали – нет. Её просто не замечали. Она была словно прозрачной. Иногда ей казалось, что если она встанет и уйдёт, никто даже не оглянется.

Она вздохнула и перевела взгляд на белку, деловито скачущую по ветке старой сосны. Зверёк замер, рассматривая её своими бусинками-глазками, будто оценивая: опасность или нет? Увидев неподвижную фигурку, белка успокоилась и продолжила свои дела.

– Тебе повезло, – тихо сказала ей Ариэль. – Тебе не надо притворяться, что тебе весело, когда скучно. И не надо думать, куда деть руки на перемене.

Она снова углубилась в рисунок, пытаясь поймать и перенести на бумагу тени на мохнатой шубке белки. Рисование было её спасательным кругом, её миром, куда не нужно было никого звать и где не было места одиночеству.

Именно в этот момент, оторвав взгляд от альбома, чтобы сверить рисунок с натурой, она увидела Его.

На краю поляны, чуть в стороне от всех тропинок, стоял дуб. Не просто старый, а древний, могучий и величественный. Его ствол был таким широким, что, казалось, его не обхватить и втроём. Ветви, как мощные руки, держали само небо. Кора была покрыта глубокими морщинами-трещинами, каждая из которых могла бы рассказать свою историю.

Но больше всего Ариэль поразило дупло. Оно зияло в самом основании ствола, тёмное и загадочное. Таким большим дуплом, наверное, мог бы пользоваться филин или даже лисица. От него веяло тайной и прохладой, пахло влажной землёй, старым деревом и чем-то ещё… сладковатым и незнакомым.

Девочка невольно замерла, рассматривая его. Почему она никогда не замечала этот дуб раньше? Он будто всегда был здесь, но прятался от чужих глаз, открываясь только тем, кто действительно смотрит по-настоящему.

Печенье было забыто. Скованность и грусть куда-то улетучились. Внутри защекотало любопытство, знакомое и настойчивое, как будто кто-то тихонько звал её по имени.

Ариэль закрыла скетчбук, не отрывая глаз от тёмного проёма в стволе. Казалось, он манил её, обещая спрятать от всего мира. Мира, в котором она чувствовала себя невидимкой.

Она медленно поднялась со скамейки и сделала первый шаг по хрустящей листве по направлению к дубу. Сегодняшний день внезапно перестал быть скучным.

Глава 2. Зов дупла

Ариэль медленно приблизилась к дубу, чувствуя себя немного глупо. Что она, собственно, собирается делать? Уткнуть нос в дупло, как какой-нибудь любопытный пёс? Но странное чувство, что это нужно сделать, было сильнее смущения.

Воздух вокруг древнего великана был другим – более густым, тихим, будто все звуки парка остались где-то сзади, за невидимой стеной. Даже ветерок, игравший с её рыжими прядками, здесь затихал.

Дупло оказалось ещё больше, чем казалось издалека. Оно было похоже на тёмную пещеру, высеченную в самом сердце дерева. Из него пахло не гнилью и сыростью, как можно было ожидать, а терпким ароматом старого дерева, дикого мёда и чего-то неуловимого, словно запах далёкой грозы.

Ариэль присела на корточки, стараясь разглядеть что-то в глубине. Сначала ей показалось, что там кроме мрака ничего нет. Но потом её глаз различил слабое, едва заметное свечение где-то у самого входа, будто кто-то обронил в траву крошечный фонарик.

Она осторожно протянула руку внутрь дупла, её пальцы наткнулись на что-то гладкое и твёрдое. Она подобрала этот предмет. Это был камень, размером с её ладонь, но необыкновенно лёгкий. И он был… тёплым. Не таким, как камень, полежавший на солнце, а будто согретым изнутри. Его поверхность была исписана мелкими, почти невидимыми трещинками, из которых исходил тот самый призрачный, мерцающий свет. Он то слегка разгорался, словно делая вдох, то почти угасал.

Ариэль завороженно смотрела на него, переворачивая в руках. Это было самое прекрасное и загадочное, что она когда-либо находила. Камень-светляк, – сразу же окрестила она его в мыслях.

– Ты откуда здесь? – прошептала она.

И тут до неё дошло. Камень лежал у самого края. Наверное, он скатился откуда-то из глубины. Может быть, он там нужен? Может, он важен для кого-то? Мысль о том, чтобы забрать его, даже не пришла ей в голову. Его нужно вернуть.

Она ещё раз заглянула в дупло. Теперь, когда зрение привыкло к полумраку, она различила, что пол внутри уходил не вертикально вниз, а под плавным уклоном. Он был не земляным, а каким-то… гладким, будто отполированным бесчисленными прикосновениями или потоками воды за долгие годы.

Решение созрело мгновенно. Оно было безрассудным, безумным и единственным верным.

Оглядевшись, чтобы убедиться, что никто не наблюдает за ней (парк вокруг был пуст), Ариэль на всякий случай сунула свой скетчбук за пазуху куртки, взяла камень покрепче в одну руку и, затаив дыхание, вползла в дупло.

Внутри было тесно, и она почувствовала, как сердце заколотилось чаще – от страха и волнения. Но отступать было уже поздно. Она легла на гладкий, прохладный пол тоннеля, подтолкнула себя ногами и… покатилась вниз.

Тоннель оказался не просто норой. Это была идеальная, гладкая, извилистая горка! Она не падала, а плавно и быстро скользила вниз, в полную, непроглядную темноту. Воздух свистел у ушей, завывая в странных тональностях. Свет из внешнего мира быстро исчез, остался только мерцающий огонёк в её руке, который отбрасывал на стены бегущие, пляшущие тени.

Страх сменился восторгом. Это было потрясающе! Она летела вниз по самой настоящей тайной горке, прямо внутри древнего дуба!

Поездка длилась недолго, но ощущение было вне времени. Наконец, тоннель закончился, и Ариэль мягко, как на пуховую перину, выкатилась на упругую подстилку из сухого мха.

Она лежала несколько секунд, пытаясь отдышаться и понять, где она. Кругом была тьма, и только камень в её руке отбрасывал тусклый свет, которого едва хватало, чтобы разглядеть очертания небольшой пещеры.

Тишина была абсолютной. И тогда Ариэль осознала всю глубину своего безумия. Она залезла в дупло старого дерева и скатилась куда-то под землю. Теперь она была одна, в полной темноте, и никто в мире не знал, где её искать.

От этого открытия по спине пробежал холодок. Но в руке по-прежнему тепло пульсировал камень-светляк, словно утешая её.

Глава 2,5. Сердцебиение Корневии

Глубоко под землёй, в то время как город наверху затихал в ночной дремоте, в Корневии кипела своя, невидимая миру жизнь. Этот мир не знал солнца и луны, но его собственный ритм был столь же вечен и совершенен. Он дышал, пел и светился, подчиняясь древним уставам, которые были строже и мудрее любых человеческих законов.

Рассветный обряд: Чаша Первого Луча

Задолго до того, как первые птицы на поверхности начинали свою утреннюю перекличку, в Центральной пещере, носившей гордое имя Зал Собираемых Светил, царила торжественная тишина. Своды пещеры, усеянные дремлющими светящимися грибами, напоминали ночное небо после метеоритного дождя. В центре зала стояла Великая Чаша – природная каменная чаша, отполированная до зеркального блеска бесчисленными поколениями жителей. За ночь она наполнялась до краёв не водой, а чистейшей росой, собранной с самых глубоких корней и сгустившаяся на холодных камнях.

К Чаше слетались и сползались все, чья жизнь была связана со светом. Зефира и её сестры-листинки, чьи крылья мерцали, как перламутр; светляки, чьи брюшка за ночь потускнели до тусклого оранжевого свечения; древние мотыльки с крыльями, пыльца на которых была настоящей световой пылью; и даже величественные стрекозы в доспехах из застывшей смолы, охранявшие покой обряда.

Все они замирали в почтительном ожидании, обратившись к восточной стене зала. Там, между переплетением древних корней, находилась узкая расщелина, «Солнечная Артерия», – единственное место, куда мог пробиться луч восходящего солнца.

Раздавался глухой, бархатный удар. Один. Это Мудрый Бородач, не появляясь из своего убежища, ударял хвостом по полому корню-резонатору. Звук был похож на биение огромного сердца и означал, что момент близок.

И вот он являлся. Изящнрый, упрямый, словно золотая игла, луч солнца вонзался в темноту пещеры. Он был таким тонким, что его можно было перерезать, и таким ярким, что больно было смотреть. Он точно попадал в центр Чаши, и всё её содержимое вспыхивало ослепительным, немыслимым под землёй светом. Тысячи сверкающих бликов зажигались на стенах, на крыльях собравшихся, в их широко раскрытых глазах.

В этот миг всё живое дружно протягивало к сияющей росе крылья, лапки, усики или просто склонялось к ней.

– Пей свет, – шептала Зефира, и её шёпот подхватывали сотни голосов, создавая лёгкий, мелодичный гул. – Пей силу. Пей день.

Это был не просто завтрак. Это был священный акт. Они впитывали не влагу, а сам собранный свет, первую энергию нового дня, его самую суть. Светляки начинали сиять ровным, насыщенным жёлтым светом; крылья листинок становились твёрже и отливали радугой; глаза стрекоз начинали зреть так, что они могли разглядеть дрожь паутинки за тридцать тоннелей.

Уроки Тишины: Сказки Тёплого Камня

Когда основные светила разлетались по своим обязанностям, в Гроте Тёплого Камня начиналась другая, не менее важная жизнь. Сюда, к огромному, отполированному временем чёрному валуну, всегда излучавшему ровное, глубокое тепло, словно от печки, натопленной накануне, сходились малыши.

Их приводили заботливые мокрицы в накидках из высушенного мха и жуки-броненосцы, ответственные за безопасность. Здесь были юные светлячки, чей свет мигал неровно и тревожно; пугливые детёныши паучков, только научившиеся плести первые нити; и даже крошечные, размером с песчинку, ростки грибов, ещё не умевшие светиться.

Грот пах тёплым камнем, печёной картошкой и сладким молоком. Старшая мокрица по имени Бронислава, её волосы из волокон целлюлозы были заплетена в косу, усаживала их кружком.

– Приложите ладошки, – ворчала она добрым, скрипучим голосом. – Чувствуете? Это баюкает сама Земля. Это её колыбельная.

Малыши прикладывались к шершавой, тёплой поверхности. И правда, сквозь камень шла лёгкая, убаюкивающая вибрация – настоящее сердцебиение Корневии.

А потом Бронислава начинала рассказывать. Но не просто сказки. Она пела их особым, горловым напевом, состоящим из гласных звуков: «А-а-а-о-о-о-у-у-у…». Эти звуки, не имевшие смысла для уха, имели огромный смысл для души. Камень, словно живой резонатор, подхватывал эти вибрации и направлял их вглубь маленьких существ, успокаивая их страхи, выравнивая их внутренний ритм.

Светлячки начинали светиться ровно и уверенно; паучки переставали дёргать лапками; ростки грибов расправляли свои шляпки. Они подзаряжались не от внешнего света, а от внутреннего покоя и уверенности Матери-Земли. Бронислава учила их самому главному – тишине внутри себя.

Вечерний пересчёт: Хроники Сверчка

Перед тем как на поверхности окончательно гасли краски заката, Крот Умник начинал свой главный ежедневный ритуал – Обход и Сверку. Его верный помощник, Сверчок-Счётчик по имени Маэстро, занимал своё законное место на его голове, настраивая свои надкрылья.

– Приступаем, – важно говорил Умник, разворачивая свой главный инструмент – карту Корневии, вычерченную на сшитых кусках берёсты.

Их путь был неизменен. Они начинали с Зала Собираемых Светил, шли через Грот Тёплого Камня, сворачивали в Галерею Шепчущих Сталактитов и заканчивали у самого входа в Царство Бородача.

– Объект номер семьсот тридцать четыре, «Подмигивающий огонёк», – бормотал Умник, останавливаясь перед знакомым камнем, вмурованным в стену.

Маэстро внимательно смотрел и, если свет был ровным и ярким, издавал чёткое, довольное: «Стрек!». Умник делал пометку на карте особым символом, означавшим «все в порядке».

– Объект номер сто два, «Гриб-пушистик». Стабилен. Зафиксировать.

«Стрек!»

Это был не монотонный подсчёт. Это был диалог с миром. Каждый «стрек» был словно ответом Корневии: «Я здесь, я жив, я в порядке». Умник знал характер каждого светляка: один мог «подмигивать», другой – «дышать» светом, третий – всегда гореть ровно и непоколебимо. Его ритуал был актом глубокой, научной любви.

И так изо дня в день, из года в год Корневия жила своим размеренным, совершенным ритмом, подобно гигантским, точным часам. Пока в один не самый прекрасный вечер Маэстро, всмотревшись в знакомый огонёк на окраине карты, издал не уверенное «Стрек!», а растерянное, заикающееся «Ц-ц-ц… цык…». И Умник, приподняв очки, увидел, что «Подмигивающий огонёк» не подмигивал. Он был тёмен, холоден и безмолвен. Но это уже была другая история, в которую вот-вот должна была войти девочка по имени Ариэль.

Глава 3. Мир, которого не может быть

Ариэль лежала на мягком мху, отчаянно пытаясь понять, куда же она попала. Тьма вокруг была не просто отсутствием света – она была густой, бархатной и абсолютной. Лишь слабый, трепетный свет камня в её руке отбрасывал призрачные блики на стены, которые казались сплетенными из корней и тёмной земли.

Она медленно поднялась и сделала осторожный шаг. Нога утонула по щиколотку в чём-то упругом и пушистом. Мох? Она присела и потрогала его. Он был невероятно мягким, как самый дорогой плюш.

И тут её глаза начали привыкать.

Свечение шло не только от её камня. Сначала она различила слабые точки света на потолках пещеры. Они мерцали, как далёкие звёзды. Потом она заметила, что по стенам струились тонкие, светящиеся голубоватым светом прожилки, словно фантастические лианы или нервная система самой планеты.

А потом она услышала журчание.

Она повернулась на звук и замерла, забыв как дышать.

Через пещеру, прямо посреди неё, текла река. Но это была не вода. Это была густая, золотистая, медленно текущая субстанция, от которой исходил тёплый, медовый свет и лёгкий аромат хвои и мёда. Это был древесный сок, но какой-то особенный, волшебный. Он освещал всю пещеру, и при его свете Ариэль наконец смогла всё разглядеть.

Пещера была огромной. Своды уходили высоко вверх, и на них росли целые поля светящихся грибов. Они искрились нежным светом – то розоватым, то зеленоватым, – как крошечные ночники. Корни деревьев, спускавшиеся с потолка, были увиты гирляндами этих грибов и мерцающих лишайников. Воздух был свежим и пропитан влажной землей, цветочной пыльцой и той самой сладкой рекой.

Это было невероятно, прекрасно и невозможно. Она попала в сердце парка, в его самую сокровенную тайну.

– Ой, смотри-ка! Опята сегодня особенно ярко горят! – раздался звонкий, стрекотливый голосок прямо у неё над ухом.

Ариэль вздрогнула и отпрыгнула в сторону.

Прямо перед ней, поймав в воздухе опавший листок клёна и используя его как параплан, кружила… девочка? Нет, это было крошечное существо, не больше стрекозы, с прозрачными крылышками за спиной и волосами цвета осенней листвы. Её платье было сделано из лепестков пиона.

– А это что ещё за диковинка? – существо подлетело ближе, с любопытством склонив голову набок. – Большая какая-то. И странная.

Ариэль не успела и рта открыть, как из-за ближайшего бугорка мха появилась ещё одна фигура. Это был солидный, упитанный крот. На его носу красовались очки в тонкой оправе, сделанные, если приглядеться, из блестящей рыбьей чешуи, а на шее на верёвочке болталась лупа. Он что-то бормотал себе под нос, что-то измеряя складным корневым циркулем.

– …и колебания света эфира участились на целых три корневые единицы! Катастрофа, я же говорил! Надо срочно…

Он поднял взгляд от своих измерений и упёрся глазами в Ариэль.

Наступила секунда ошеломлённой тишины.

Затем очки съехали у него на кончик носа. Глаза расширились до невероятных размеров. Циркуль и лупа выпали из лапок.

– ЧЕ-ЛО-ВЕК?! – прохрипел он так громко, что эхо покатилось по пещере. Крот схватился за голову короткими лапками, словно пытаясь предотвратить катастрофу. – В Корневии! Прямо в эпицентре мицелиальной сети! Без скафандра, без карантина! Это конец! Конец света! Вселенная трещит по швам!

Маленькое летающее существо, напротив, весело рассмеялось.

– Умник, да успокойся ты! Смотри, какая она интересная! И глаза у неё… зелёные, как молодые побеги! – оно (вернее, она) подлетела к Ариэль так близко, что та могла разглядеть узор на её крылышках. – Я – Зефира. А этот паникёр – Крот Умник. А ты кто? И откуда ты здесь взялась, большая и… не мохнатая?

Ариэль могла только молча смотреть на них, разинув рот. Её мозг отказывался верить в происходящее. Говорящий крот в очках… крошечная фея… светящаяся река…

Она была так потрясена, что единственное, что она смогла сделать, – это медленно протянуть руку и показать им тёплый камень-светляк, который всё ещё сжимала в ладони.

– Я… я думаю, это… ваше? – прошептала она едва слышно.

Глава 4. Мудрость в темноте

– Моё предсмертное завещание! – бормотал Крот Умник, безуспешно пытаясь затереть себя мхом, словно это могло сделать его невидимым. – Всё имущество – моей племяннице, коллекцию кварцев – в общественный музей, а мои исследования…

– Да перестань ты, старый ворчун! – стрекнула Зефира, подлетев к нему и дёрнув за ухо. – Она же не кусается. Смотри, даже камень нашла. Тот, что с верхней полки скатился.

Услышав про камень, Крот Умник немного успокоился. Он поправил очки и внимательно посмотрел на светляк в руке Ариэль.

– Хм… Так-так… Объект №734-Б «Сердечный огонёк». Действительно, пропал во время последней вибрации. – Он сделал шаг ближе, научный интерес на время поборол панику. – И вы, юная леди, нашли его и… вернули? Любопытно. Непохоже на человеческое поведение. Обычно они всё забирают и ломают.

– Я не хотела ничего ломать, – тихо сказала Ариэль. Ей стало немного обидно. – Я просто… увидела свет и полезла посмотреть. Он такой красивый… и тёплый.

– Тёплый? – переспросил Крот, и его усы дёрнулись от удивления. – Но его температура должна быть на уровне окружающей среды! Если он теплый, значит, в нём ещё есть заряд… Но этого не может быть, все показатели…

– Умник, – мягко, но настойчиво перебила его Зефира. – Может, хватит бубнить? Её к Бородачу надо. Он знает, что делать.

Имя «Бородач» прозвучало с таким почтением, что даже рассеянный крот тут же притих и кивнул.

– Да. Разумеется. К Мудрецу. Он всё прояснит.

Зефира порхнула вперёд, освещая путь своим собственным, лёгким свечением, а Крот Умник, ворча что-то про «нарушение протокола» и «внеплановый визит», повёл Ариэль за собой вглубь пещеры.

Они шли вдоль золотистой реки, сворачивали в узкие тоннели, стены которых были сплошь покрыты светящимся мхом, и наконец вышли в небольшой грот. Здесь воздух был особенно густым и тихим, а свет – приглушённым и мерцающим, как от костра.

В центре грота, свернувшись кольцами, лежало… существо. Сначала Ариэль подумала, что это старый, покрытый мхом корень дерева. Но потом «корень» пошевелился, и она разглядела доброе, морщинистое лицо с длинной-предлинной седой бородой, в которую были вплетены гирлянды крошечных светящихся грибов. Это был огромный, древний червь. Его тело, толщиной с руку взрослого человека, было похоже на бархатистую почву, а глаза, глубоко посаженные под мохнатыми бровями, светились спокойной и глубокой мудростью.

– Кто потревожил мой покой? – голос у Мудреца был низким, глубинным, как гул земли. Он не был испуган или зол. Он был… усталым.

– Прости, великий Бородач, – почтительно склонилась Зефира. – Мы привели… гостью.

Крот Умник вытолкнул Ариэль вперёд.

– Человек! – выпалил он. – Обнаружен в Центральной пещере! С артефактом! Утверждает, что не намерена вредить! Требует… то есть, мы просим… разъяснений!

Бородач медленно повернул свою огромную голову. Его глаза, похожие на отполированные чёрные камни, внимательно и без осуждения рассмотрели Ариэль. Он смотрел на неё так долго, что девочка уже готова была опустить взгляд. Но потом его взгляд упал на камень-светляк в её руках, и он тихо, грустно вздохнул.

– Так… – прошелестел он. – Значит, пришло время. Ты пришла к нам, когда наш свет угасает. Не случайность это, дитя… не случайность.

Ариэль робко протянула руку с камнем.

– Я… я его принесла. Он скатился.

– Я вижу, – кивнул Бородач. – И в этом – первый лучик надежды за долгое время. Ты не забрала его, а принесла обратно. Это многое значит.

Он помолчал, и в тишине грота было слышно лишь мягкая вибрация света на стенах.

– Ты держишь в руках не просто камень, дитя, – заговорил он снова, и его голос завораживал, как старая сказка. – Это – кристаллизованная радость. Слёзы счастья ребёнка, громкий смех, восторг от новой игры, тихая благодарность усталого путника, присевшего на скамейку… Вся энергия жизни, что рождается в парке наверху, стекает к нам, к корням, и оседает в этих камнях. Они – наше солнце, наше сердце, наш источник жизни. Это мир – мы зовём его Корневия.

Он тяжело вздохнул, и гирлянды грибов в его бороде потускнели.

– Но что-то случилось. Радость наверху иссякает. Её становится всё меньше. Её вытесняет спешка, грусть, равнодушие. Камни-светляки гаснут один за другим. Без их света засыпает мох, замедляется течение Соковой реки, замирает мицелиальная сеть, что связывает всё здесь воедино. Корневия угасает. И мы… мы угасаем вместе с ней.