Полная версия
Кино и пр.Vol.2 (fabula moderna)
Павел Некрасов
Кино и пр.Vol.2 (fabula moderna)
Танец ангела (киноповесть)
Ночь. Небо без луны, без облаков. Звезды спокойно мерцают в безмерной дали. Но чтобы увидеть их, нужно уйти с площадей и улиц залитых светом городских огней. Или оказаться среди парка, так похожего ночью на глухие леса.
Перед глазами девочки, очнувшейся посреди городского парка, мелькнул стремительный шлейф. Дороги, тротуары, улицы, аллеи парка, поляны. А потом тишина. Забытье. Ангелы сжалились.
Очнулась она с рассветом на поляне в густой траве. Потрясение от случившегося было таким сильным, что не сразу вспомнила, как оказалась здесь. А когда вспомнила – вновь уткнулась лицом в траву, и плечи ее вздрогнули от горького плача. Перед глазами громоздились призрачные картины. Но она понимала одно – жизнь ее изменилась необратимо. Прошлое, такое ясное, согретое родительским теплом не вернется уже никогда. И вновь оглушило ее воспоминанием вчерашнего дня. От неосязаемого тепла и счастья прошлой жизни ее пока что отделяло всего несколько часов. Но с каждым мгновением бездна, разделившая жизнь Кати Малаховой на «до» и «после», становилась все глубже. В этой бездне кануло все привычное и родное, в ней исчез целый мир. И мир этот не повторится уже никогда.
В этот миг ее душевная боль стала такой невыносимой, что она вновь едва не лишилась чувств.
В то утро она проснулась около девяти. Еще с минуту лежала без движения, разглядывая потолок. Потом с неохотой выбралась из-под одеяла и вышла в коридор.
– Мам! – крикнула, открывая дверь ванной комнаты. – Я кушать хочу!
– Здравствуй, доченька! Завтрак уже готов, – ее мама Валентина Николаевна вышла с кухни.
– Мам, ну сколько раз тебе говорить: не называй меня "доченькой"! – послышался из-за двери капризный голос Кати. – Я уже не ребенок!
– Для меня ты всегда будешь ребенком! – улыбнулась та. – Катя, папа только что позвонил! Я хочу тебя попросить кое о чем, Катенька.
– Ага, давай потом поговорим, – не сразу, но все же отозвалась она.
– Хорошо, дочка, – кивнула Валентина Николаевна. – Поговорим позже.
На этот раз Катя промолчала. Спустя мгновение сквозь шум воды послышалось ее вызывающе громкое пение. Дочь откровенно игнорировала мать. Валентина Николаевна еще немного постояла возле двери и ушла в гостиную.
Здесь смотрела мультфильмы младшая дочь, Соня. Малышке шел третий год. Это был подвижный, сообразительный, к тому же довольно поздний ребенок, в котором родители души не чаяли. Когда Малаховы решили завести второго ребенка, им уже было за сорок.
– Интересненький мультик?
– Про мышку, – ответила Соня.
Для своего возраста она говорила довольно чисто.
– Что это у нас? – улыбнулась Валентина Николаевна. – "Том и Джерри"! Мышка-хулиганка!
Соня забралась к ней на руки, обняла:
– Хочу гулять!
– Сейчас пойдем, – Валентина Николаевна принялась поглаживать ее по спине. – Катю накормим и пойдем с тобой гулять!
А Катя осторожно приоткрыла дверь ванной, оглядела коридор и прошмыгнула в свою комнату. За год после окончания школы, она изменилась не в лучшую сторону. Недавнее еще детское и потому простительное безразличие к интересам и проблемам других людей, незаметно переросло в равнодушие. А родителей в последнее время она и вовсе избегала. Дни проводила с подружками, якобы усиленно готовилась к вступительным экзаменам в институт.
Внешне Катя походила на мать, хотя ни за что бы не признала этого. Такая же невысокая и стройная, черноглазая и темноволосая. Лицо у нее было не скуластое, а просто худенькое и симпатичное. Она с двенадцати лет носила очки. А когда подросла, начала пользоваться контактными линзами.
Как это принято во многих русских домах, к столу она вышла неприбранная в купальном халате и с тюрбаном из махрового полотенца. Обняла мать и выговорила ехидной фальшивой скороговоркой:
– Мамочка, я ведь тебя так люблю!
Пахло от нее цветочным мылом и влажным полотенцем. Валентина Николаевна только сказала:
– Катюша, сколько же можно говорить? Неужели тебе трудно одеться?
– Мамуля, я ведь не в гостях, – не прислушиваясь к ней, выговорила дочь. – Или я так на Бабу-Ягу похожа?
– Ну что ты говоришь?! Но это дурная привычка – вот так появляться на людях.
– Мам, ты опять начинаешь?! Знаешь, как надоело! Семнадцать лет долбите как дятлы: не делай того, не делай этого! Надоело!
– Хорошо-хорошо. Кушай. Я больше не буду.
– На самом ведь деле надоело! – Катя еще раз выплеснула на мать раздражение.
– Мы с Соней в парк собрались, – с улыбкой сказала та. – Прогуляйся с нами.
– Нет, мы с Машкой в библиотеку идем. Мам, дай сто рублей. Мы вечером в кино сходим. В "Салюте" вторую часть про мутантов1 повторять будут.
– Катя, я хотела поговорить с тобой насчет вечера… – начала Валентина Николаевна, но Катя перебила ее:
– Мам, всего сто рублей! Жалко тебе, что ли?
Они слышали, как в гостиной Соня пытается перекричать бархатный баритон телеведущего: "Здравствуйте, сегодня пятое июня две тысячи третьего года, четверг. Вы смотрите выпуск новостей на нашем телеканале…"
– Нас с папой пригласили на открытие нового магазина.
– Вот еще новость! А я тут причем? – хмыкнула Катя.
– Посмотри сегодня за Соней.
– А если я не соглашусь?!
– Катя, я тебя очень прошу.
– Вы весь вечер этот магазин открывать будете, что ли? – уже с раздражением спросила она. – Что это за праздник такой – открытие магазина?!
– Я тебя очень прошу.
– Не знаю, не знаю! – Катя бросила вилку в тарелку. – Вот мне вы наверняка вечер испортили!
– Дочка, не будем ссориться. Ты же у меня умница, – улыбнулась Валентина Николаевна.
– Перестань, – капризно произнесла Катя. – Я еще ничего не решила!
– Я знаю, что ты согласишься, – мама обняла ее и поцеловала. – Если надумаешь идти к Маше, пожалуйста, вернись к четырем часам.
Катя вышла в коридор. Из гостиной навстречу ей выбежала Соня.
– Здравствуй, малыш, – она подхватила сестру на руки. – Ты куда собралась?
– Гулять!
– Мультики смотрела сегодня?
– Мышку смотрела!
Катя рассмеялась и поцеловала сестренку так, как целовала ее только что мама.
В своей комнате она взяла журнал и снова легла. Пробормотала только с раздражением:
– Радость-то какая, весь вечер дома торчать!
В полдень она встретилась с подружками. Отдыхали в кафе под навесом. Катя ела мороженое, подруги потягивали пиво. Им было скучно, даже разговаривать не хотелось. Одно радовало – оттянутся вечером на танцполе. О фильме про мутантов и речи не шло.
– Родители заставляют с Сонькой сидеть, – пожаловалась Катя.
– А я с Максиком поссорилась, – притворно вздохнула Маша Карусельникова.
– Какой-то он у тебя странный, – хмыкнула Лена Лебедева. – Димка мой, может, и ведет себя по-свински. Но я всегда знаю, чего от него ждать. А твой, как этот… Как его, Кэт?
– Как маньяк, что ли? – Катя спрятала улыбку.
– Да ну вас! – обиделась Карусельникова.
– Конечно, он мальчик симпатичный и даже очень симпатичный, – продолжала Лебедева. – И слова тебе красивые говорит. Но, Машенька, ведь это не главное! Потому что он все время смотрит на других девочек.
– Да пошла ты! – Карусельникова посмотрела на подругу уже с ненавистью. – Это не он, это ты на него смотришь все время! Думаешь, я слепая?!
– А вот и Максик идет, – сказала Катя, глядя на высокого парня. – Вы же поссорились.
– Максик! – приветливо помахала Лебедева назло Карусельниковой.
Та со стуком поставила стакан и побежала навстречу ухажеру.
– Что это с вами? – с любопытством спросила Катя.
– Достала меня уже со своим Максиком! "Ой, Максик!.. О, мой Максик!.."– очень похоже передразнила Лебедева. – Кэт, эта овца противная ему не нужна! Он на тебя смотрит. На тебя, а не на нее!
Катя фыркнула и тоже помахала Максиму. А того подруга картинно поцеловала и потянула в сторону от кафе.
– Что это тебе в голову пришло?
– Ты сама не замечаешь, что ли?
– Вот еще!
Домой она вернулась в половине пятого. Родители собирались на выход. Отец брился, мама перебирала в спальне костюмы и платья. На кровати уже громоздился ворох одежды. На спинках стульев были развешаны рубашки с блузками.
– Катя, как мне этот костюм? – спросила Валентина Николаевна.
– К лицу, – равнодушно отозвалась та. – Вы еще не передумали?
– Катя, – мама обняла ее. – Мы с папой так редко бываем на людях. Я тебя прошу: посиди с Соней. Мы вернемся к девяти. Ты успеешь погулять с подругами. А еще лучше, пригласи их в гости!
– Вот еще! – с презрением усмехнулась она. – Думаешь, им интересно, как я из горшка в унитаз выливаю?
– Они – будущие мамы! – отозвался из ванной отец. – Пусть учатся!
– Ой, чему тут учиться?! – усмехнулась Катя. – А вот у меня были такие планы на вечер!
Она нарочно хлопнула дверью своей комнаты.
– Саша, с ней нужно поговорить, – Валентина Николаевна обняла мужа. – Мне не нравится ее настроение.
– Ты знаешь, как она меня слушает, – отозвался тот. – Подружек она слушает, а не нас.
– Что ж, придется самой, – Валентина Николаевна постучала в дверь дочери. – Дочка, открой, пожалуйста. Катенька, давай поговорим. Я ведь чувствую, что ты обиделась.
– Валя, если она не согласится посидеть с Соней, я приглашу бабушку! – громко сказал Александр Иванович.
Катя тут же вышла из комнаты:
– Вашей бабушке до Сони еще меньше дела, чем мне!
– Катенька, что ты говоришь?! – с обидой произнесла Валентина Николаевна. – Она вас любит!
– Любит?! – фыркнула Катя. – Да она кроме себя никого не любит!
Отец выглянул в коридор:
– А ведь Катя в чем-то права. Плевала она на нас с высокой колокольни. Валя, извини, она твоя мать. Но знаешь, как говорят: "Седина в бороду, бес в ребро!"
– Саша, я тебя прошу!
– Хорошо, – неожиданно улыбнулась Катя. – Я согласна посидеть с Сонькой, но только до девяти часов!
– Вот и хорошо, дочка! – обрадовалась Валентина Николаевна. – К девяти мы уже вернемся. Ты ведь у меня совсем взрослая стала.
– Мам, не начинай снова!
Но Валентина Николаевна уже обняла ее и поцеловала. Позже Катя будет вспоминать этот последний поцелуй. Какой глупой и нетерпимой была она к материнской ласке.
– Мы уедем минут через двадцать-двадцать пять, – тем временем говорила Валентина Николаевна. – Соня спит. Каша на плите, молоко и детское питание в холодильнике.
Пока они собирались, проснулась Соня. Катя взяла ее на руки и вышла проводить родителей.
– Ведите себя хорошо, – улыбнулась на прощание Валентина Николаевна. – Не ссорьтесь! Катенька, я на тебя надеюсь. Ты ведь совсем уже взрослая.
– Мам, ну хватит уже!
– Мать права, – улыбнулся Александр Иванович. – Скоро тебе восемнадцать исполнится. Вот и покажи самостоятельность! – и неожиданно предложил: – Девчонки, а давайте сфотографируемся!
В гостиной он установил фотоаппарат. Семья устроилась на диване.
– А теперь скажите – "сыр"!
Александр Иванович тоже сел на диван и обнял супругу, на руках она держала Соню. По другую руку от нее устроилась Катя. Перед тем, как сработала вспышка, она вдруг заметила какое-то движение в углу комнаты под потолком. Да так и осталась на этой фотографии с расширенными от удивления глазами и с лицом таким чудным, словно увидела знак.
– Вот и хорошо, – улыбнулся Александр Иванович и вдруг тоже оглянулся на то же место.
А спустя минуту родители девочек ушли навстречу судьбе.
Катя покормила сестренку, поела сама. Созвонилась с Лебедевой, надумала все-таки пригласить ее в гости. После чего собрала Соньку и вышла во двор.
Вскоре появились Лебедева с Максимом.
– Какой пупсик! – подруга взяла Соню на руки. – Какая она у вас миленькая! Привет, Пупсёныш! Конфет хочешь?.. Максик, дай нам конфет.
– Давайте, я вас прокачу, – предложил тот. – На пляж съездим, искупаемся!
Под вечер на самом деле стало душно.
– Давайте, – согласилась Катя. – Я только родителям позвоню.
– Зачем? – Лебедева опустила Соню на землю. – Они ведь к девяти приедут? Вот и мы к девяти вернемся, – когда Максим отошел к машине, прошептала ей на ухо: – Кэт, я серьезно говорю – он неровно на тебя дышит. Тебя ведь в спину не толкают. Присмотрись. Он не урод и при деньгах.
– Лена, ты опять за свое?
– А что такого, если ты молодому человеку нравишься?
– Он то хоть знает, что ты пытаешься нас свести?
– А разве это имеет значение?
– Ленка, я тебе поражаюсь! – рассмеялась Катя.
– Я просто помогаю людям, – улыбнулась та.
Домой девочки вернулись в начале девятого.
Минута уходила за минутой, час за часом. Телефоны родителей были вне зоны доступа. Первое раздражение у Кати, сменилось тревогой. Уже проснулась и снова заснула Соня. Время незаметно подошло к одиннадцати. Катя пыталась подавить тревогу. В какой-то момент даже попыталась разозлиться, но не смогла.
В начале двенадцатого ночи в дверь позвонили.
– Я вам сейчас покажу! – с облегчением прошептала она. – Вот я вам сейчас устрою! – сказала в полный голос, отпирая замки.
Открыв дверь, Катя увидела соседку по лестничной площадке и двух незнакомцев.
Тетя Оля заговорила так быстро, что она не сразу поняла, о чем идет речь:
– Катюша, милая! Катенька, понимаешь, твои папа и мама попали в автокатастрофу.
– Нужно было сказать: попали в аварию, – подсказал один из незнакомцев.
– Что?! – вдруг страшным оглушительным шепотом спросила Катя. – Где они?.. Что с ними?! – уже неожиданно звонко выкрикнула она и бросилась на лестничную площадку.
Но незнакомцы перехватили ее. И один из них сказал, стараясь не смотреть в глаза:
– Они погибли.
– Вы врете! – мгновенно севшим голосом прошептала Катя и снова выкрикнула, но уже нестерпимо громко: – Врете!!!
Из глубины квартиры донесся плач Сони. Ее разбудили и напугали крики сестры и чужие голоса. Катя отступила в прихожую, затравленно посмотрела на незваных гостей. Не сводя с них взгляд, торопливо обулась, натянула ветровку. Тетя Оля и незнакомцы настороженно следили за ней. Когда она выходила из квартиры, ее снова попытались остановить. Но на этот раз Катя вырвалась и стремительно сбежала вниз по лестнице. Выскочила из подъезда и канула в ночи. Ноги сами понесли ее в сторону парка.
Она бежала, не разбирая дороги, слезы застилали глаза. Освещенные окна в домах, уличные фонари и темные дворы. Кажется, все это мелькнуло в одно мгновение. Сначала она бежала по тротуарам, потом темными аллеями парка. Густая трава опутывала ноги. Где-то посреди парка галдели и хохотали пьяные. Сквозь деревья мелькали багровые отблески костра. Но Катя бежала через парк, ничего не замечая. Она не хотела ничего видеть и уже ничего не хотела знать. Лишь одно желание гнало ее сквозь летнюю ночь – убежать от самой себя и от судьбы, которая занесла над ней острое жало.
– Вы знаете, куда она побежала? – спрашивали оперативники соседку.
– Наверно, к одной из подружек. У нее очень много подружек.
– Этого нам еще не хватало! Хорошо, мы оставим ребенка на вас, а сами найдем девочку. Убежать далеко она не могла. У девочек есть близкие родственники?
– Бабушка – Подъяловская Маргарита Георгиевна.
– Поставьте ее в известность! Будет лучше если она заберет детей к себе. Вы все-таки человек посторонний. Мы сигнализируем по инстанции. Но пока так.
Они ушли, оставив соседку с ребенком. Соня все еще всхлипывала, но сон уже брал свое, глаза у нее слипались.
Очнулась Катя на рассвете. В тот момент, когда первые лучи солнца коснулись верхушек деревьев. Трава на лужайке была сухой. И Катя отстраненно подумала, что это верный признак дождя. Потрясение от случившегося оказалось таким сильным, что она не сразу вспомнила, как оказалась здесь. А когда вспомнила, вновь уткнулась лицом в траву и плечи ее вздрогнули от беззвучного плача. Перед ее глазами роились не связанные между собой, отрывочные картины. Сейчас она отчетливо понимала только одно – жизнь уже не будет прежней.
Катя лежала на залитой утренним солнцем поляне и мучительно пыталась заставить себя думать. Но вместо этого чувствовала, что продрогла до костей. Ощущала, как ночная свежесть все еще поднимается от земли. В этот момент ее нервы сдали окончательно. Она встала на колени, подняла глаза к светлым небесам и разрыдалась так страшно, взвыла почти по-звериному, что заночевавший неподалеку бомж вскочил с подстилки из газет, травы и наломанных веток и, не разбирая дороги, бросился наутек.
Через какое-то время Катя затихла, сжалась в тугой комок. Она еще изредка вздрагивала и вытирала слезы, но ее худенькое лицо ожесточилось. Потому что она сердцем постигла – именно сейчас решится судьба сестренки. Ее душа неведомым провидением божьим вдруг прозрела, очищаясь от скверны равнодушия. Катя очень ясно осознала, что участь Сони нужно решить, не сходя с этого места. Не через несколько дней, наслушавшись советов чужих людей. Здесь и сейчас нужно было решить, с кем вырастет сестра и как она будет жить, в любви или как-то иначе, о чем страшно было даже подумать. Кто будет ее воспитывать, близкий человек или те самые чужие люди?
Катя знала, что тетке по отцу, Горловой Елене Ивановне, Соня была не нужна. Этой двуличной неприветливой женщине бог своих детей не дал, да и не нужны они были ей. Родители отца могли взять Соню на воспитание, но они умерли несколько лет назад. О бабушке по материнской линии речь даже не шла. При жизни дочери и зятя ей до внучек дела не было. Получив в наследство от мужа состояние, она почти безвылазно проводила время на курортах, в пансионатах и за границей. Катя знала, что она не согласится тратить драгоценные годы жизни на воспитание внучки. Она уже сейчас могла предугадать ее искусную ложь.
Подумав обо всем этом в одно мгновение, она поднялась с земли и пошла из парка. Шла медленно, временами ощущая в душе бездонную пропасть. Но как только вспоминала о сестре, эта страшная бездна затягивалась тонкой корочкой еще неосознанных чувств. В это утро все окружавшее ее казалось незнакомым. И дома казались чем-то иным, но не железобетонными коробками. И асфальт под ногами не был дорогой. И прохожие казались существами из другого мира. Но потом она случайно заметила свое отражение в зеркальной витрине, увидела свои лицо, глаза, и все вернулось на место. Небо стало небом и дома стали домами. В этот момент кто-то окликнул ее с другой стороны улицы, но она не обратила на это внимание.
До полудня весть о гибели Малаховых облетела родных и знакомых.
Услышав о гибели брата, Горлова закрыла глаза ладонью, но слез не пролила.
– Господи! – прошептала она, вернувшись на кухню. – Васенька, Маргарита звонила. Вчера Малаховы на машине разбились.
– А я Саше не раз говорил, чтобы осторожней ездил, – отозвался тот. – Сильно побились? Машину наверно в ремонт. Выдают же сейчас безголовым права! Бардак несусветный!
– Они погибли.
– Как погибли?! Все?!
– Нет, дети живы. Валя с Сашей в гости к кому-то ездили. А на обратном пути разбились.
Горлов отложил в сторону нож с вилкой.
– Даже не знаю, что сказать, – произнес он, уже примеряя на себя траур. – От судьбы, видно, не уйдешь. Помнишь, они два года назад чуть не погибли на дороге. А нынче бог беду не отвел. Милая, ты присядь! Нам с тобой сейчас подумать нужно, как дальше быть. У брата твоего все было. А если девочки без присмотра останутся – Катя все нажитое спустит: и квартиру, и дачу, и гараж. Надо и об этом подумать.
– Что же нам делать теперь?
– Катя к нам жить не пойдет. Да и поздно ее уже перевоспитывать. А вот о младшей подумать нужно. Мы можем взять над ней опеку или удочерить. Как ты на это смотришь? Половина родительского наследства по закону ее. Вот и решение.
К дому Малаховых Горловы подъехали одновременно с бабушкой девочек.
– Какое несчастье!
Женщины расцеловались. Ни та, ни другая не выглядели безутешно.
– Я до сих пор не могу прийти в себя! Все время плачу!
– Вы правы, Леночка, это невыносимо.
Горлов вышел из своей черной "Волги". Проверил, хорошо ли закрыты двери с багажником. Женщины тем временем перешли к вопросу, который волновал обеих:
– Елена Ивановна, вы же понимаете, о будущем девочек должны подумать мы и подумать сейчас!
– Мы с мужем уже обговорили это. С Катей сложно. А вот Сонечку мы бы взяли на воспитание.
– Какое чудо, наши мысли совпали, – улыбнулась Подъяловская. – Я немолода, чтобы брать на себя такую ответственность. Но вы с Василием Львовичем замените Соне родителей. Я в этом уверена! И хоть какая-то часть нажитого не пропадет. Я же буду приглядывать за Катей. Она девочка с характером, но мы поладим. Я знаю ее. Я сегодня же поговорю с ней.
– Слава богу, мы понимаем друг друга! – не скрывая облегчения, произнесла Горлова. – Я боялась, что вы не поймете нас.
– Тут и говорить не о чем! Мы должны помочь не только девочкам, но и друг другу. Я вам откровенно скажу, мне не нравилось окружение зятя: ни Шугуров, ни Фесенко, ни остальные из этой компании! Я таким людям не доверяю. А вот вам с Василием Львовичем верю!
Горлов стоял в стороне. Непонятно было, о чем он думает. Но смотрел он на свою машину.
– Васенька, мы ждем тебя! – окликнула его супруга.
– Здравствуйте, Маргарита Георгиевна, – Горлов осторожно пожал ей руку. – Скорблю вместе с вами.
– Спасибо, Василий Львович, – улыбнулась та. – С Леночкой мы обговорили судьбу девочек. Я рада, что вы возьмете Сонечку на воспитание!
– Маргарита Георгиевна, это наш долг! Девочкам мы не чужие. А сил и средств, чтобы воспитать Соню у нас хватит!
– Но я бы не хотела, чтобы посторонние узнали о вашем решении, – сказала Подъяловская. – Мы люди разумные. Но чего ждать от других, я не знаю. О вашем решении мы пока что не скажем никому. Вы согласны со мной?
– Резонно. Не будем афишировать свое участие. Народ у нас такой, что сразу же начнут говорить о корысти, о жадности. Забывая о человеческих моментах! Но я считаю, что имуществом тоже нельзя пренебрегать! Девочки только начинают жить: Соня совсем кроха, а у Кати элементарного опыта нет. О ней тоже должен заботиться взрослый человек. Мы с вами люди зрелые и опытные, нам это по плечу.
– Как же приятно слышать от вас это, – улыбнулась Подъяловская. – По крайней мере, теперь я за Сонечку спокойна. А с Катей я поговорю. Я собираюсь в поездку по Италии. Не думаю, что она откажется от нее.
Когда Катя вернулась, в квартире уже находились бабушка, тетя Лена с мужем и несколько друзей отца. Увидев ее, они умолкли на полуслове. А она застыла в дверях гостиной.
– Катюша, где же ты была?! – бабушка потянулась к ней. – Катюша, милая моя!
И все присутствовавшие разом загомонили:
– Какое страшное несчастье, Катя!.. Катя…
– Катенька, ты можешь рассчитывать на нас!
И только Шугуров попытался остановить их:
– Да оставьте же ее в покое, дайте побыть одной!
– Мы тебе поможем, Катенька, обязательно поможем…
– Можешь рассчитывать на нас! Мы тебе не чужие…
– Катюша, – Шугуров сделал к ней шаг.
Но она слепо глянула на него и ушла в детскую.
Женщины хотели было пройти следом, но Николай Андреевич остановил их:
– Ради бога, дайте побыть ей одной! Дайте вы человеку прийти в себя!
– Но именно сейчас она больше всего нуждается в нас, – перебила его Маргарита Георгиевна.
– Уважаемая, только не с вами толковать о сочувствии и сострадании к ближним, – так же грубо оборвал ее Шугуров.
– Что это вы себе позволяете?!
– Оставьте, Маргарита Георгиевна, – отмахнулся он. – Вас все равно не переспоришь! – и посмотрел на Фесенко. – Сергей Назарович, нам бы потолковать с глазу на глаз. Не уезжай пока.
– Хорошо, – кивнул тот.
Возвращаясь от него, Малаховы и попали в аварию.
Увидев Катю, соседка едва не расплакалась:
– Прости меня за вчерашнее, девочка! Если можешь, прости. Если бы я могла все вернуть.
– Тетя Оля, спасибо. С Соней ночь провела, – через силу улыбнулась Катя. – Мне с Соней нужно побыть.
– Конечно-конечно, – она вышла из комнаты.
– Привет, малыш, – Катя взяла сестренку на руки, и та неожиданно расплакалась:
– Маму хочу… Ма-ма…
– Что ты, малыш? Что ты… – Катя крепко прижала ее к себе.
И вдруг почувствовала такое отчаянье, что едва сама не расплакалась и прошептала против воли:
– Нет, я не верю… Нет, мама… этого не может быть…
Вскоре Соня снова закапризничала, расплакалась. Катя присела рядом с ней.
– Что ты, малыш? Успокойся, – хотя к ее горлу тоже подступили слезы.
Не успела она сказать этого, как в детской появилась Маргарита Георгиевна.
