Тюремные и лагерные истории

Так-то оно так – пипл, зэки то есть, всё схавают. Как говорится, и на том спасибо. Речь-то я веду не о еде, а о празднике. А какой после такого убожества и унижения едой может быть праздник? Вот то-то и оно…

~6~

Если уж речь зашла о еде, то закономерен вопрос: что принято у зэков подавать к праздничному столу? чем угощают гостей?

Тут принцип простой – чем богаты, тем и рады. Даже если на столе чай да горстка дешёвых карамелек, никто дурного слова не скажет – угостится тем, что есть, и поблагодарит. Нос воротить от предложенного угощения – моветон.

Арестанты – народ находчивый, сноровистый. Воображение у них обычно работает в форсированном режиме. Если удаётся в лагерном ларьке разжиться печеньем, сгущёнкой, маслом-спредом – такой торт забабахают, что пальчики оближешь! Крем обычно взбивают электродрелью с самодельной насадкой – мастера на все руки, право слово!

Можно, конечно, готовый тортик купить – какой-нибудь вафельный. Но это, во-первых, дорого; во-вторых, мало; и вообще не то, что сами сварганили, продемонстрировав и умения, и радушие – так оно душевнее выходит.

Кстати, в местах, не столь отдалённых, выражение "вафельный" – тоже неприкрытый моветон, и вслух его лучше не произносить. Зэки вместо слова "вафли" говорят: "печенье в клеточку", а сами при этом хмыкают, лукаво поглядывают и кривят рот.

Кстати, насчёт способности к воображению. Со временем она здесь поневоле развивается даже у тех, кого природа "наградила" сугубо конкретным мышлением.

Вот нагладный пример. Когда зэки с отвращением впихивают в себя баланду из перекисшей капусты с кусочком варёной сельди, почти поэтически именуемую в меню как бигус10, я им советую действовать по следующей инструкции:

1) мелко покрошите варёную селёдку в капустное месиво;

2) посолите и поперчите по вкусу;

3) хорошенько всё перемешайте;

4) возьмите в левую руку хлеб, а в правую – ложку (можно наоборот, если так больше нравится);

5) представьте, что едите домашний пирог с квашеной капустой и рыбными консервами, из которого якобы случайно, хорошо, что в тарелку, а не на стол и не на пол, не на штаны, вывалилась начинка;

6) для пущей убедительности, вслух или про себя посетуйте, а ещё лучше – выругайтесь, мол, эх, растяпа я, разрастяпа, балда безрукая и так далее в том же ключе;

7) ешьте воображаемую «начинку», заедая её куском хлеба, то есть условной «корочкой пирога», не забывая также вслух или про себя нахваливать: «М-м-м, сегодня мой пирог особенно удался – тесто замечательно пропеклось, и начинка необыкновенно вкусна!».

За редким исключением, все уверяют, что еда, употребляемая так по моей методике, становится намного вкуснее, полезнее и питательнее, и едят с большим аппетитом.

Аналогичные штуки можно проделать и с другими неудобоваримыми разновидностями баланды: каша – жидковатый пудинг, макаронное месиво – пельмени, которые разварились, типа не успел вовремя снять с плиты и т.д., и т.п..

Так что данный метод превосходно работает. Да, собственно, никакого особого воображения, а тем более самовнушения тут и не требуется. "Метод" основан исключительно на оптимистическом и позитивном отношении к жизни, словом, на жизнелюбии.

Аналогичная история была у папы Карло в „Золотом ключике“: не имея денег на дрова и ужин, он смотрел на очаг, намалёванный на куске старого холста, и ему становилось теплее и даже сытнее от аромата кипящей бараньей похлёбки с чесноком. Только в отличие от похлёбки папы Карло наша еда не воображаемая, а, как есть – реальная, только условная.

Конечно, здесь, как и на воле, многое, если не всё, зависит от возможностей конкретного человека или группы людей. В наши времена при особом на то желании всё-таки "замутить" недурный стол стало вполне решаемой задачей. Можно тем или иным способом раздобыть, скажем, пиццу, или курицу-гриль, или шашлыки – почти с пылу-с жару, или торт какой угодно, и всё такое прочее.

Возможность-то изыскать при большом, повторяю, желании, в принципе, реальна. Но, во-первых, такие скачухи11 даются не всем подряд – их надо ещё заслужить. Во-вторых, это далеко не каждому простому смертному по карману. В-третьих…

А в-третьих, много ли от этого радости? Нет. Если это и праздник, то разве, что для плоти. А для души?

Да вообще, просит ли она, душа, праздника здесь, за забором с колючей проволокой?

На этот вопрос я и для себя однозначного ответа пока не нашёл…

~7~

Может быть, хроническое отсутствие праздничного настроения у зэков вызвано самой банальной причиной – отсутствием на столе традиционных ободряющих напитков?

С одной стороны, разумеется, не помешало бы. Я по себе знаю, что человек, "измученный нарзаном" в течение десяти-пятнадцати, а то и более лет, становится гораздо опаснее для окружающих, чем был ранее.

Но с другой стороны, ни для кого не секрет, что добыть или самому забацать какое-нибудь пойло при желании можно и здесь. На вкус и цвет товарищей нет. Кому-то нравится мутная жижа из карамели и хлеба, кощунственно именуемая вином. Кому-то нет. А кто-то вроде бы не проч, да опасается последствий: это дело сопряжено с большим риском оказаться не только в ШИЗО12, но следом даже в СУСе или в БУРе13…

Эту дрянь обычно делают так. Чтобы активировать споры пекарских дрожжей, размоченный и подслащённый опарный хлеб замешивают как тесто, раскатывают в коржи потоньше и лепят их на голое тело: грудь или живот – для тепла и, заодно, чтоб не спалиться мусорам на случай шмона в бараке14. Спустя время, эту закваску бросают в тёплый раствор сахара или карамели для дальнейшего брожения…

Если человек с тонкой внутренней организацией явственно представит себе спартанские условия такого "производства", учитывая также сомнительную гигиену рук и тела местных "виноделов", полагаю, ничего, кроме омерзения и позывов к рвоте, его не ожидает. Отговорки тюремных "сомелье", что якобы там всё, что попало, перебродило – простое невежество. Как известно, ничего там, кроме сахара, перебродить не может.

Конечно, в идеале было бы перегнать эту бурду в чистоган15, но где-то имеется такая возможность, а в основном-то и нет.

Ну, и как такую гадость пить? Нормальному человеку должна быть свойственна брезгливость, как минимум умеренная. Узнав такие подробности, он не то, что это выпить, а и просто поесть явно не скоро захочет.

Хотя, повторяю, если задаться целью, то в зоне достать можно всё, что угодно. Вот только надо ли?

Признаться, порой возникает охота выпить. Но придаст ли это хоть чуточку радости и веселья в праздничный день? Вот в этом-то я глубоко сомневаюсь…

~8~

Так что же делать, когда вдруг захотелось выпить, но претит физиологически, и знаешь наверняка, что не поможет?

Я, к примеру, поступаю так: достаю из тумбочки книгу с поэмой Венедикта Васильевича Ерофеева "Москва-Петушки", открываю её на нужной странице, и она погружает меня в свою реальность.

…И вот я уже не в лагерном бараке на железной шконке, а в вагоне советской электрички, в компании Венечки, который охотно делится со мной выпивкой и мыслями относительно философии Розанова…

Где-где, а в тюрьме безо всяких методик и духовных практик таким штукам можно быстро научиться. Я уже упоминал выше о форсированном воображении, присущем сидящей братии.

Кстати, вполне резонным был бы вопрос: а откуда в моей тумбочке взялась эта книга – прекрасно изданный, широкоформатный, иллюстрированный сборник литературного наследия В.В. Ерофеева? С удовольствием отвечу: нашёл на лагерной помойке..!

Да-да. Точнее будет сказать – почти на помойке, чуть-чуть до неё не доходя. И не я её нашёл, а она меня нашла. Такая встреча не могла быть случайной, ведь она немало повлияла на мою жизнь: послужила чём-то вроде искры – импульсом самому взяться за перо. Но об этом как-нибудь в другой раз. А пока....

Если коротко, то дело обстояло так. Иду я, значит, по своим делам, а навстречу мне – знакомый парень, зэк-уборщик из воспитательной части колонии. И за плечами у него – здоровенный мешок!

Поравнялись, поздоровались. Смотрю, а через ткань мешка – очертания такие угловатые. Меня тотчас подозрение обуяло: уж не книги ли? Бывает, учебники устаревшие списывают на утилизацию, старые пропагандистские брошюры да кое-что из художественной литературы, если уж помногу страниц не хватает и обветшали донельзя.

Я ему и говорю: тормози, мол, показывай. Он помялся, поерепенился чуток: так и так, начальство велело сжечь или в макулатуру – боялся, что влетит за ослушание. Вобщем, забрал я у него мешок, выпроводил, нашёл укромное местечко – спокойно книги перебрать: может, что путное найдётся. Выгрузил содержимое мешка на землю и…

Таких страшных ругательств в адрес местных дураков-библиотекарей и вандалов, давших им указание списать и уничтожить книги, полагаю, на этом островке зла, именуемом зоной строгого режима, мало кто слышал, но бумага-то их точно не стерпит…

Гоголь, Достоевский, Толстой, Чехов… Дюма, Гофман, Мериме, Гюго, Экзюпери… Булгаков… Шварц… Пикуль… Обложка затёрта или отслоилась, страничка порвана – неужели так трудно книжку подклеить? Проще выбросить? Паразиты! Савонаролы херовы…

Ого! Ерофеев? Венечка? Лев Лосев, Пётр Вайль, Дмитрий Быков, Маруся Климова, Галковский… Откуда они в лагере строгого режима? Кто их сюда принёс? А главное – зачем? Здесь что – литературный бомонд собрался? Клуб интеллектуалов? Тоже мне, нашли литературную гостиную…

На самом деле, это отнюдь не мелочи. Это, увы, свидетельствует о многом! Если люди позволяют себе так невежничать: бесцеремонно, безбережно, хамски обращаться с культурным наследием, то они, соответственно, и в остальном: в работе, в службе, в повседневном обиходе и во всём прочем, поступают (или способны поступать) ничуть не лучше – с тем же тупым самодовольством, так же невежественно, цинично и безжалостно…

Не это ли суть уголовного наказания – растереть в пыль, на многие годы втиснув бок-о-бок к подобным оголтелым недоумкам и сволочам, которые, ничтоже сумнящеся, способны швырнуть в костёр великие творения классиков, не говоря уже о современниках? Что за пытка такая сверх назначенных судом срока лишения свободы и строгого режима? И ведь никакие конвенции от неё не оградят…

Что же мне с ней – с моей бесценной добычей – делать? Ну, хорошо: классику починю-подклею, потом верну в библиотеку – незаметно по полкам расставлю, и всё. А остальное? Конечно, оставил бы себе, да нельзя: зэку разрешено хранить не более десяти экземпляров – таковы режимные ограничения…

Что ж, отберу штук пятнадцать: в тумбочку пять, как положено, а десяток – в сидор (у нас так по традиции называют сумки для личных вещей). Если что, скажу, мол, в тумбочке не мои, а соседа. Он всё равно не читает, и своих книг у него, естественно, нет. Остальное – раздам, точнее подарю. Или дам почитать, но с возвратом! Не все же, в конце концов, здесь такие…

Одному предложил без особой надежды. А он, когда разглядел, вдруг охнул, схватил целую стопку и убежал в свой барак! Даже не счёл нужным поблагодарить. У другого тоже глаза загорелись при виде толстенького сборника современной поэзии. Третий сам пришёл – первые два по секрету всему свету раззвонили. Потом был четвёртый, и так далее…

Оказалось, что большей частью эти списанные книги на библиотечных полках и не стояли никогда – годами валялись про запас по каким-то чуланам. Однако, теперь все они, горемычные, благополучно разошлись по рукам – недолго пришлось устраивать их дальнейшую судьбу. На сборник Ерофеева, помню, даже очередь образовалась. Но суть дела не в том…

Спустя несколько дней после моего самодеятельного буккроссинга повстречалась мне возле лагерной столовой та первая тройка библиофилов – новых владельцев опальных книжек.

Один и говорит:

– Ты даже не представляешь себе, какой это был сюрприз! Обожаю современных питерских поэтов! У меня дома целая полка сборников, альманахов. Я печатной версии этой книги на воле найти не мог, а тут… Откуда?

А те двое поддакивают:

– Да уж. Праздник ты нам устроил настоящий! От души благодарим.

Хотел я им, было, секрет открыть – откуда мешок с книгами добыл. Но… Стоп-стопэ! Я не ослышался? Праздник? Настоящий праздник? Вот тебе раз! А я-то голову ломал…

Бывают, оказывается, и у зэков настоящие праздники. Только, жаль, что далеко не у всех. И очень редко…

Странно это всё, на первый взгляд. Хотя, собственно, почему бы и нет? Разве встреча с гениальными произведениями, открытие для себя новых творений талантливого автора, общение с интересными людьми – это не есть праздник? Жизнь-то продолжается! Всему своё время…

2023 г.

ИСТОРИЯ ОДНОГО ЭТАПА

рассказ-быль16

~1~

«Вагон медленно тронулся с места и плавно покатился по полотну железной дороги, издавая характерные звуки, так полюбившиеся многим ещё в детстве и навевающие романтическую ностальгию», – а неплохое было бы, однако, начало для какой-нибудь мирной истории о курортном романе или, скажем, авантюрного триллера о карточном шулере–катале, промышлявшем по поездам дальнего следования.

Но увы, у нас, горемычных, своя история. Как и свои особенные вагоны. Те самые, приснопамятные вагонзаки, известные в народе как «столыпинские». Надо полагать, если дух Петра Аркадьевича Столыпина периодически посещает родную для его бренного многострадального тела русскую землю, то он искренне удивляется живучески своего имени.

Но, к сожалению, прочно увековечено его имя не в институтах государственной власти, для которой он радел: вспомнили, покричали, воздвигли памятник, переименовали улицу и… забыли. Увы. Стало оно нарицательным в уголовном жаргоне, низкопробном тюремном шансоне и обиходной речи заключённых, а также сотрудников ФСИН – уголовно-исполнительной системы. Всё-таки второй век, как никак, спецвагоны для этапирования спецконтингента носят звучное название – «столыпин».

Отчего и почему это название так въелось в столь специфический язык – неизвестно. Надо думать, что отчасти это дань признательности арестантов суровому и деспотичному премьер-министру царя за благое дело – пересадили таки заключённых из вагонов для скота в мало-мальски человеческие условия.

Хотя и не для арестантов вовсе постарался премьер Столыпин, а ради собственной реформы – для поселенцев на новые земли. Но всё-таки. В итоге кому достались вагоны-то? Вот то-то и оно…

А с другой стороны, за оставшиеся годы монархии, весь советский период и постсоветские десятилетия (да-да, уже десятилетия!) во внутреннем «убранстве» этих вагонов мало что поменялось, как и в способе этапирования зэков. Ну, подумаешь, не нашлось почти за полторы сотни лет никого разумнее и изобретательнее, чем Пётр Аркадьевич. Ничего. В России-матушке уже никого ничем не удивить. Вот и прижилось название.

Тип планировки столыпинских вагонов такой же, что и у обычных купейных. Одна сторона представляет собой коридор, но с зарешёченными и зашторенными окнами, а другая поделена перегородками на отсеки-«купе», изолированные от коридора решётками-отсекателями и дополнительно мелкоячеистой сеткой (чтоб исключить передачу из одного отсека в другой различных предметов, записок-«маляв», сигарет и т.д.). Дверь в «купе», соответственно, имеет вид распашной решётки в центре отсекателя. Окна в отсеках порой вовсе намертво заварены железными щитами и к тому же зачем-то зарешёчены. Полки-сидения, конечно, не такие мягкие, как в настоящих купе, а где и вовсе жёсткие, голые деревянные, как нары. Но устроены они примерно также – по паре нижних, по паре верхних (второй ярус) и багажных (третий ярус), которые здесь служат не для чемоданов и рюкзаков, а для живого груза – зэков. Наконец, выдвижные столики (ах, эти милые выдвижные-раскладные столики!) где есть, а где и вырваны с корнем. Вот и весь антураж.

Опроси сейчас широкие народные массы, а кто собственно такой Столыпин? Надо полагать, что результат опроса заставит крепко призадуматься. Или насмешит, но смех этот будет горьким. Саратовцы-то ещё туда-сюда, что-то слышали – земляк, как никак. А в целом, боюсь, кроме учителей истории, музейных работников и любителей исторических романов, лишь единицы смогут обойтись без Википедии.

А поинтересуйся у любого распоследнего сидевшего алкаша или у другого алкаша, ранее караулившего первого, что они знают о Столыпине, так они сразу очнутся, оживятся, разулыбаются беззубыми ртами и закивают, мол, плавали – знаем…

Это так, к слову, о бренности мирской славы, о «благодарной» памяти общества к тем, кто отдал ради его благополучия годы жизни, здоровье, силы и, в конце концов, пожертвовал собой и всем, чем дорожил. Историческая память народа в отношении лучших его сынов, увы, часто бывает недолговечна…

А начать эту главу следовало бы иначе – в соответствии с нашей арестантской ситуацией. То есть примерно так: «Вагон судорожно дёрнулся и пополз по рельсам, издавая тревожный тоскливый скрежет…». Ну как? Пойдет? Колорит поменялся? А интонация? Тогда за дело! Итак…

~2~

Весна 2014 года. Россия. Железнодорожный перегон где-то в центре Саратовской области.

Вагон судорожно дёрнулся и пополз по рельсам, издавая тревожный стонущий скрежет. Стук колёс был неприятно схож с аритмичным биением больного изношенного сердца умирающего организма.

Столыпинские купе были отчасти пусты, а частью забиты до отказа людской массой. В отсеки раздельно помещали мужчин, женщин, малолеток, бывших служителей Фемиды, лиц с известными порочными наклонностями и т.д.

Поневоле вспоминаются мрачные гулаговские времена, по А.И. Солженицыну, как в такие же «купе» набивали, словно огурцы в банку, аж по двадцать четыре человека! Грубый век, грубые нравы, романтизьму нет. Одно слово – сталинщина…

С тех пор минуло семьдесят лет. Эх, Александр Исаевич, кабы дожили Вы до наших дней, мы бы Вам обязательно рассказали, что и нас, грешных, возят теми же «столыпинами» по двадцать четыре зэка на одно «купе». И неизвестно еще, сколько десятилетий будут возить.

Старые советские ГОСТы в новой России так же живучи, как слухи об отменном качестве советских товаров и услуг. И пересматривать их, похоже, никто не собирается – сами с усами… Автобусы для зэков? Вы с ума сошли? А железнодорожную спецбригаду, конвой и прочих куда девать? Расформировывать? Сокращать? Да там же Зинкин брат в начальниках, а Нинкин сват – в замах по снабжению! А у Зинки муж – в Минюсте, да у Нинки зять в Генпрокуратуре, а сноха – тендерный субподрядчик. А сама Зинка кто? А Нинка? О, вам лучше и не знать… Дешевле оставить всё, как есть, и безопаснее. Эх, Россия-мать…

Да, собственно, какая это проблема? По пять-шесть зэков на нижних полках, по три-четыре на вторых верхних, да по два-три на багажных, в разных комбинациях, как у нас говорят, "по мастям, по областям", кому, где и с кем приемлемо, где захотелось и с кем суждено. Разместились, утряслись и поехали, как само собой разумеется. Ни тебе охов-вздохов, ни ахов-страхов, всё на позитивной волне.

Правда, по ходу этапа всю эту «сборную СССР» рано или поздно «раскидают» по пустующим отсекам. Придёт так называемый "грамотный", то есть сотрудник спецчасти, принесёт личные дела, сопроводительные бумаги. Начнут по одному «вытряхивать» в коридор, сверять данные: «Фамилия! Имя! Отчество!» Именно в восклицательной форме, не в вопросительной. И так далее: год рождения, статья, срок (если уже назначен). Затем начнут сортировать, направляя в тот или иной отсек: первоходы к первоходам, второходы к второходам, подследственные к подследственным, рецидивисты к рецидивистам, тубики к тубикам17 (а до этого момента, значит, можно было вместе держать), петушки к петушкам, гребешки к гребешкам, и т.д.

И тут Вы бы нам, Александр Исаевич, на это укоризненно заметили: «Вот видите, всё-таки в ваше время полегче стало. Нас-то весь этап так и везли, как селёдок в бочке. Или, как вы изволили выражаться – огурцы в банке».

Но мы бы Вам, Александр Исаевич, тут как тут, выложили на это заранее припасённый козырь: хоть убейте, не припомню в Ваших романах такого случая, чтоб через несколько минут после посадки конвоир громко оповестил:

– Мужчины! Просьба к вам – курите пореже. В вагоне женщина с грудным ребёнком и ещё одна женщина беременная. Проявите сознательность!

Ну что скажете? В Ваше время такое было? Вы бы точно не оставили это без внимания. Нечем крыть? Ну то-то же.

А у нас ещё один козырёк имеется в запасе. Накануне правительство объявило аж целых три (!!!) амнистии подряд! Одна, так называемая, «экономическая», вторая – в честь двадцатилетия Конституции Российской Федерации и третья – по случаю всемирной сочинской олимпиады. Целых три акта прощения от имени государства для преступивших черту закона! Небывалое дело в новейшей истории России. Не то, что при Сталине…

До сих пор интересно, что ж такого могла натворить мамашка того ребенка? Полгорода, что ли, перерезала? Да как пить дать, наркотой прибарыжила и всего делов… Ну и простили б её! Амнистировали бы, раз такое дело. Конечно, если она, скажем, серийная убийца, маньячка, у которой руки по локоть в крови, террористка-смертница, то отпускать, конечно, ни под каким соусом нельзя. Но в этом маловероятном случае неизбежно возникает вопрос: «А какого… у нее ребенок на руках делает? Если она кровожадный зверь, то и своё дитя может того…»?

Вот давайте рассудим чисто формально, по логике и без эмоций. Ребёнок совершал какое-либо преступление? Не совершал. Пока единственный его грех – первородный. Логично? Логично. Пожмём друг другу руки, как в рязановской новогодней картине. Обвинение ему под роспись предъявляли? Нет. Не предъявляли – он не умеет читать и писать, не держит ещё ни авторучки, ни даже собственную головку. Приговор ему в суде выносили? Нет. Логично? Пока логично. Пожали… Он (или она, я не выяснял), находясь в таком нежнейшем возрасте, подлежит уголовной ответственности? Нет. Не подлежит согласно Уголовному кодексу. А это документ, между прочим! Безусловно, логично. А по тому же Уголовному кодексу, не говоря уже об упомянутой нами Конституции и массе федеральных законов, данный младенец, являясь полноправным гражданином страны, наделён, в том числе, правами на презумпцию невиновности, на уважение, на неприкосновенность, в конце концов на защиту здоровья. Логично? Логичнее некуда.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.