Представитель

Тут я уже отказывать не стал. Почему бы и нет? Описать поведение того же Корнилова и как с ним спорил Игнатьев не сложно. Как Буденный их слушал, да иногда вставлял свои «пять копеек» в обсуждение. Как полковник Тарасов, отвечающий за артиллерию, жаловался, что снарядов перерасход большой, не рассчитанный на такое ведение артиллерийского огня, и что стволы у пушек могут не выдержать темпа стрельбы. Правда я тут же попросил его про проблемы артиллерии не упоминать, поняв, что это по сути – стратегическая информация. Вытянул все же у меня Илья Романович хоть что-то, чего выносить на публику не стоит! Тот вроде понял, но посмотрим. Авантюризм у Говорина такой, что может и забыть или просто махнуть рукой, в угоду «достоверности» будущей картины. Поэтому дальше я уже свернул разговор к его неудовольствию.

Батя пришел самым последним, стол уже был накрыл, поэтому мы сразу и расселись. Естественно были вопросы в первую очередь про мою командировку, как там сражаются наши, страшен ли германец в бою. Отвечал, что наши сражаются храбро, германца давят, а как он в бою – знаю лишь по их рассказам. Но выходит, что хоть и стойко враг держится, но и страх у него есть, и силы не беспредельные, и в конечном счете мы все равно победим. С немцев перешли на японцев. Почему они первыми напали на нас, ведь первоначальная их цель была – Китай. Есть ли у них хоть какие-то шансы, или их удар был самоубийственной авантюрой, развязавшей нам руки и давшей моральной право «бить и в хвост и в гриву», как выразился Илья Романович.

Тут у меня ответ был один – как раз и еду, чтобы на месте во всем разобраться. Не хотел просто сейчас вдаваться в детали того, что узнал о ситуации в регионе. Да и личные впечатления с разговорами с местными могут добавить деталей, которые я пропустил. Ну и все равно меня о них спросят, когда вернусь. Так и пролетело время. Илья Романович с батей пили самогон, который очень рекомендовал мой отец. Говорин, как обычно, и мне пытался налить в начале посиделок. Я также привычно отказался. Былой страх, что если выпью, «провалюсь еще дальше в прошлое» прошел, а привычка не пить осталась.

Разошлись уже ближе к полуночи. А утром меня ждал самолет – пора было отправляться в Читу, где и располагался сейчас главный штаб Восточного фронта.

До Читы долетел без проблем, военным бортом. Вместе со мной также летели майор Свиридов, который возвращался из командировки – на заводе проводил приемку самолетов, что должны были убыть на пополнение дальневосточного дивизиона, да задержался по каким-то причинам и не вернулся в часть с остальными летчиками. Да пяток радисток, которых направили для усиления, а то текущий состав в связи с войной уже не справлялся со своими задачами столь же оперативно, как раньше. Девчонки оказались смешливыми, а майор – записной мастак травить байки, поэтому было не скучно. А вот в городе мне уже повезло меньше.

В здании, где раньше располагался штаб, царило запустение. Лишь дежурные офицеры, да несколько бойцов остались на его охрану, а все остальные по приказу маршала Блюхера перебрались ближе к месту боевых действий. Получалось, что и мне необходимо было отправляться туда.

– Не беспокойтесь, товарищ представитель, – спокойно говорил мне оставленный на дежурство капитан, – мы вам быстро самолет найдем. У нас связь со штабом налажена, отправят «дежурного ишачка» в ближайшем времени.

«Дежурным ишачком» оказался Поликарповский истребитель, одной из последних моделей. Моноплан с низкорасположенным крылом. Я сначала даже подумал, как я в нем полечу, ведь в последнее время Николай Николаевич работал над одноместными самолетами. Но оказалось, что конкретно этот был из «учебной серии», что предполагало наличие второго места для ученика. Во всем остальном, даже в вооружении, он почти не отличался от своего «боевого» варианта.

– Долетим с ветерком, – сказал мне пилот Гриша Тальков. – И не заблудимся. Приборы есть, да и не первый раз меня «почтальоном» отправляют.

– А с чего мы должны заблудиться? – не понял я.

– Ну, – смутился он. – Бывали у меня пассажиры, у которых такой страх есть.

– Я тебе доверяю, Гриш, – заверил я лейтенанта.

Тот улыбнулся и, присвистнув, чем сильно напомнил мне по поведению какого-нибудь таксиста, начал разгон. Я даже в мыслях представил, как он "нажимает педаль газа", хотя конечно ничего подобного в самолете нет. Лететь нам было вроде и недалеко – километров двести, что с нынешней скоростью, всего полчаса полета, но я уже насиделся до этого в АНТе, потому и ждал приземления с нетерпением. Да и виды на заснеженную тайгу были интересными лишь первые минут пять. Гриша же был парнем словоохотливым, но все же старался эфир не забивать – ведь переговариваться мы могли лишь по рации, иначе друг друга не услышим.

– Скоро прибудем, – в очередной раз выйдя на связь, обрадовал меня Тальков. И тут же чертыхнулся.

– Что произошло? – голос пилота мне не понравился.

– Точка справа по борту, выше нас на ладонь, – ответил он мне напряженно. – И откуда взялся этот черт?

Закрутив головой, я вскоре увидел то, что всполошило пилота. К нам приближался самолет, и уже по его очертаниям было понятно, что к нашей авиации он не имеет никакого отношения.

Глава 6

Конец декабря 1937 года

Неизвестный самолет приближался, а Гриша отключил рацию, сосредоточившись на управлении «ишаком». Мне оставалось лишь быть безмолвным наблюдателем. Адреналин от неизвестности нахлынул волной, заставив дрожать коленки. Кабина самолета показалась особенно тесной. Мои вещи, которые были рассованы по углам, – лишними, ведь из-за них я мог не выбраться из кабины и прыгнуть вниз. Системы катапультирования еще не было, о чем я в данный момент остро сожалел. Хорошо хоть парашют был, и мы его заблаговременно положили под себя вместо подушки.

– Тра-та-та! – как гром среди ясного неба раздалась трель пулемета.

Спустя секунду я понял, что стрелял не Григорий. Это по нам били! И из неизвестного самолет тут же превратился во вражеский.

Тальков резко положил «ишак» на крыло, от чего меня вжало плечом в корпус самолета. И при этом он летел в направлении врага!

– Ты что делаешь?! – не выдержал я и крикнул в рацию.

– Все нормально, – был мне ответ.

Голос у Гриши был сосредоточенным, и я решил больше его не отвлекать.

По нам выдали новую очередь, но Тальков ушел «под» самолет врага, разминувшись с ним на контркурсах. После чего сделал резкий разворот, в направлении противника! Меня мотало по всей кабине, и я не сразу это понял, но когда заметил, что мы летим вслед вражескому самолету, то си-ильно удивился. А тот пытался тоже совершить вираж, чтобы «сбросить» нас с хвоста. Но Гриша не давал ему такого шанса.

– ДУМ-ДУМ-ДУМ! – гулко раздался грохот нашего пулемета.

Я не увидел, попал Тальков или нет, но короткая очередь закончилась так же внезапно, как и началась. И снова Гриша с врагом закрутили виражи в воздухе! Меня то вдавливало в спинку кресла, то бросало на страховочные ремни. Верх и низ менялись местами очень быстро, как калейдоскоп, вызывая головокружение и тошноту. Звуки коротких очередей врага перемежались грозными «рявками» нашего пулемета.

Все закончилось также быстро, как и началось. В один момент Тальков перестал крутить виражи и выровнял полет нашего «ишака». И я наконец сумел разглядеть уходящий к земле дымный хвост вражеского самолета.

– Ссадил, засранца, – удовлетворенно сказал Гриша минуту спустя, когда противник пропал в гуще ветвей деревьев тайги.

– И часто тут такое бывает? – спросил я его, немного придя в себя.

– Не, – я сидел сзади и увидел, как он мотает головой, – обычно бой в воздухе не одиночный. Прилетают их звенья, наши поднимают самолеты в ответ, и закручивается карусель. А тут… словно от своих отстал, или заблудился, когда возвращался с патруля, и нас заметил.

Слова Гриши подтвердились, когда мы все же добрались до штабного аэродрома. Оказалось, что передний край наших войск заметили подлет разведчика противника и шуганули его. Вот только он набрал высоту и пролетел вглубь нашей территории. Перехватчики тут же были подняты по тревоге, но шустрый японец успел скрыться. Причем из-за своей же глупости – шел он не по ориентирам, как обычно поступают летчики на незнакомой местности, и не к важным объектам, если бы летел по приборам, а в «пустоту». Вот и потеряли его. Изначально он скрылся с горизонта, а перехватчики, когда взлетели, караулили его не там, где была самая высокая вероятность его появления.

– В рубашке ты родился, Сергей, – с такими словами встретил меня Василий Константинович. – Повезло тебе, что Григорий – мастер пилотажа. Так-то обычно Роман у нас за курьера, а Гриша на подхвате. Летать он любит, вот и просит всегда, стоит из вылета ему вернуться, еще какой полет дать.

– Он говорил, что часто за «почтальона» работает, – заметил я.

– Потому и часто, что постоянно просится, – ответил маршал Блюхер.

Но несмотря на показное радушие ко мне, стоило нам оказаться в штабе, как он тут же превратился в сурового и даже авторитарного командира.

– Разведка! – рявкнул он. – Почему проморгали вражеский самолет?! Вы чем занимаетесь? Где доклад о силах японцев на переднем крае?!

– Товарищ командарм, – подскочил мужчина в звании подполковника, – разведка выслана три часа назад, но бойцы еще не вернулись…

– Чем они там занимаются? Мух считают?! Смирнов!

– Я! – подскочил молодой капитан.

– Радируй Миронову – пускай его конезадые пощупают узкоглазых. Если разведка провалилась, то надо спровоцировать врага.

– Есть! – козырнул капитан и тут же взял наушники, закрутив ручку рации.

Атмосфера в штабе разительно отличалась от той, что я видел на Западном фронте. Здесь «главной скрипкой» был сам маршал Блюхер, не отдавая инициативу никому из присутствующих. Он мог выслушать доклад, но не отдать решение важного вопроса на обсуждение или командование армией другому офицеру. Когда же раздача приказов прекращалась, он садился в углу и, сложив руки перед собой и положив их на стол, подпирал подбородок кулаком и внимательно следил за работой штаба, слегка прищурив глаза. Словно оценивая – кто как работает, достаточно ли хорошо смазан механизм, или есть «слабое звено» и необходимо принять срочные меры по устранению дефекта. Блюхера в штабе опасались. Не боялись, скорее не хотели подвести или попасть под горячую руку.

Зажигалки я купил не зря. Когда меня разместили, я стал искать, с кем из командиров можно поговорить о начале боевых действий, так сказать «приватно» и «без чинов». Мне попался устало привалившийся к гусенице танка лейтенант. Сами танки располагались в наспех сколоченном ангаре, поверх которого натянули масксетку, да накидали веток. Для обогрева использовали печки-"буржуйки». Топили в основном их сухими дровами, которые давали очень мало дыма, а как разогреются, так и вовсе дымок можно было не заметить – над трубой поднимался горячий воздух, вызывая марево. Вот в такой ангар я и зашел, заинтересовавшись, что это за строение. Тут располагалось четыре танка. Возле каждого шла суета. Где-то с матерком меняли колесо (очень был удивлен еще на Западном фронте, увидев, что танки сейчас колесно-гусеничные), где подтаскивали снаряды к боевой машине. Вот у одного из БТ я и заметил привалившегося к нему усатого рыжеволосого парня, что мрачно крутил в пальцах самокрутку и поглядывал на печку, раздумывая – подойти или нет.

– Здравствуйте, товарищ лейтенант, – начал я разговор, встав напротив. – Не помешаю?

– Если есть прикурить, то не помешаете, товарищ… – он вопросительно посмотрел на меня.

– Огнев. Сергей, – представился я. – Вот, держите, – достал я из кармана зажигалку.

Тот с благодарностью посмотрел на меня и закурил. После хотел вернуть, вот тут я и сказал, что это подарок. Разговорились, и лейтенант Урядников поведал мне о первых днях войны, когда японцы перешли границу.

В отличие от Западного фронта, здесь нашим войскам не приходилось «с колес» оборудовать позиции. Местность известная, ориентиры для артиллерии пристреляны, опорные пункты для обороны подготовлены, да и учения, пусть и лишь штабные, после реформы стали проводить – как действовать в случае нападения врага. А тут еще с началом боевых действий в Европе командирам «накрутили хвоста», из-за чего атака японцев не стала совсем уж неожиданной. Начать японцы решили, как и немцы – с выноса наших аэродромов. Вот только у них аналогов «колокольчика» не было, и в дело пошла авиация. Дежурные на посту не спали, поэтому подлет бомбардировщиков срисовали быстро. По тревоге была поднята вся граница и японских летчиков уже со всем вниманием встречали наши зенитчики. Вот только атака шла по всем направлениям. Пока их авиация пыталась убрать конкурента, в дело пошла японская артиллерия. И вот здесь успеха у врага было больше – не только у нас были пристреляны ориентиры. Когда она отработала, в атаку пошла и пехота, в рядах которой были бронемашины. Танков не так чтобы много, больше именно переоборудованные грузовики – с установленными пулеметами и какой-никакой, а все же броней. Батальон Урядникова, в котором он служил командиром взвода, подняли со всеми по тревоге. Лейтенанту повезло, что прибывший за день до начала действий японцев Блюхер приказал передислоцировать всю технику на новые позиции. Хоть и пришлось повозиться, и материли в тот момент самоуправство маршала (но тихо, не дай бог до его ушей дойдет), однако когда на оборудованные ангары стали падать снаряды помянули его решение добрым словом.

– Ну а как их артиллерия утихла, и пехота в атаку пошла, так нас и кинули им навстречу, – докуривая самокрутку, говорил лейтенант.

Я же порадовался в этот момент, что представился «корреспондентом». Корочки члена информбюро у меня были, сделал как раз на подобный случай. С корреспондентом общаться обычному рядовому или младшему командиру проще, чем с человеком из Ставки. Откровенней сразу разговор становится.

По итогу, атаку японцев сумели отбить, а потом от них пришла довольна странная телеграмма о том, что в случае продолжения помощи китайским «мятежникам», силы императора «ударят уже по-настоящему». О телеграмме мне, конечно, рассказал не Урядников, это я позже в штабе узнал. Чего хотели добиться японцы не совсем понятно, хотя их «телеграмма» была похожа на попытку сделать хорошую мину при плохой игре.

Оправившись после первого удара, уже наша армия пошла в атаку. Но и японцы оказались не лыком шиты. Позиции у них тоже были подготовлены, да и пехота поднималась в атаку при любой удобной возможности, что для необстрелянных бойцов выглядело жутковато – когда на тебя бежит с диким криком несколько сотен человек, у многих могут нервы сдать. А если их еще и поддерживает огонь пулемета из едущего рядом броневика, тот тут штаны сухими сохранить очень сложно. Как итог – пока обе стороны «прощупывали» друг друга и пытались понять, как действовать дальше. У меня же создалось впечатление, что-либо генерал у японцев самонадеянный дурак, понадеявшийся на «авось», либо, что более вероятно, на японского императора как-то сумели надавить, чтобы он отвлек часть наших сил от западного театра военных действий. С чем он прекрасно справился, надо сказать. Раздергать наши силы, заставить тратить драгоценные снаряды, технику, бойцов в отдалении от центральных районов страны и тем самым в долгосрочной перспективе ослабляя нас – это больше в духе британцев, которые имеют большое влияние при дворе императора. А ведь они сейчас и с Гитлером в союзе, пусть и неофициальном.

– Товарищ представитель, вот вы где! – зайдя в ангар, подбежал ко мне сержант. – А я вас обыскался. Вас в штабе товарищ маршал ждет!

Лицо Урядникова вытянулось, и он посмотрел на меня с опаской. Прямо на лице у него читалось «а не сболтнул ли я чего лишнего» и «пронесет, или накажут».

– Спасибо, товарищ лейтенант, – протянул я ему руку, – просветили меня. И не переживайте, я действительно в информбюро работаю, не соврал я вам. Просто не все сказал.

Тот пожал руку в ответ, уже более сухо, чем минуту назад, попрощался и пошел проверять, как его танкисты со своей работой справляются. А мне ничего не оставалось, как идти к Василию Константиновичу. Чего он меня ищет?

Оказалось – просто хочет, чтобы я был при штабе, поближе к нему. Неприятно маршалу, что за ним пригляд идет, вот и старается держать меня в поле зрения. Напрямую он мне это не говорил, но по взгляду читалось.

На восточном фронте я провел неделю. Ситуация здесь на мой взгляд почти не менялась. То наши японцев «пощупают», проверяя – изменилось ли у них что-то или нет. То японцы в ответ атаку устроят. Небо при благоприятной погоде часто рассекалось самолетами, в полную противоположность ситуации на западном фронте. Воздушные карусели я видел аж три раза – и это всего за неделю! Тут размен шел примерно один к трем – в пользу наших летчиков. Но все равно японская авиация не оставляла своих попыток скинуть побольше бомб на наши головы, пока их истребители «ёрики» отвлекали наших асов, давая своим «китам» подобраться поближе и не дать нашей ПВО вести воздушный бой. Но получалось у них плохо. Наши бойцы всячески старались увести бой в сторону, чтобы не заслонять небо для зенитчиков и в пылу сражения им это частенько удавалось. Хотя с каждым разом все слабее – было заметно, что и японцы учились не терять голову в бою от азарта. Вот японская авиация была, пожалуй, самой опасной лично для меня. Фиг знает, куда их бомба прилететь может. Поэтому при таких налетах я старался держаться поближе к штабу – он хоть укреплен был – полноценный блиндаж из бревен и насыпанным сверху метром земли.

Но через неделю я решил, что увидел достаточно, и попросил Василия Константиновича организовать мне доставку домой. Тот исполнил это почти с нескрываемым облегчением. Даже обидно немного.

Обратная дорога прошла без приключений. А в первый день даже непривычно было – такая тишина вокруг. Нет матерков командиров на замешкавшихся бойцов, нет звона тревожного колокола, используемого как сигнал оповещения об атаке, не слышно басовитого рева моторов над головой. Даже не заметил, как ко всему этому привык всего за неделю.

Не знаю, специально так Василий Константинович подгадал, или случайно получилось, но главная новость меня «догнала» уже в Москве. Наша армия, скоординировав свои действия с партизанами Мао, сумела разгромить армейский корпус японцев, что стоял перед ними, и занять северные территории Манчжурии. Китайские товарищи перерезали тыловое обеспечение японцев и устроили диверсию на их складах боеприпасов. И пока те наводили порядок в своих тылах, Блюхер перешел в атаку. Собрав «кулак» из имеющихся танков, он прорвал оборонный пояс противника и в образовавшуюся щель ввел пехотные батальоны. А авиация японцев «познакомилась» с «колокольчиками». Василий Константинович повторил успех немцев, нанеся удар этими установками по аэродромам противника. В итоге истребительной авиации ближнего действия враг лишился, а без их поддержки и прикрытия «киты» японцев были лишь мишенями с около нулевой эффективностью. Что вполне понимали и они сами.

На фоне этого события мой доклад Ставке не имел большого значения. Тем более что и сказать особо мне было нечего. То, что подметил, а в основном – это необходимость обеспечить самолеты системами катапультирования, да уделить особое внимание разработке быстро сборных конструкций для полевой фортификации, выслушали, согласились, что это нужно, но в данный момент внедрить не представляется возможности. Иосиф Виссарионович сделал пометку себе, дать задание заводам и КБ на начало работ и поднятие архивов – есть ли уже какие-то наработки в этом направлении, да на этом все и закончилось.

Бурный 1937 год подошел к концу. Вот уж подарок преподнес маршал Блюхер всему СССР! И главное – вся эта подготовка прошла мимо моего внимания, что и заставляет меня подозревать, что Василий Константинович не зря держал меня «поближе» и ударил в тот самый момент, когда я был еще в пути. И это… обидно. Словно он во мне шпиона какого увидел.

Причины такого поведения мне объяснил, как ни странно, Илья Романович. Мы как обычно собрались всей семьей отпраздновать Новый год. И я не смог не поделиться своими мыслями с родными, благо, что ничего секретного в этом не было.