Представитель

– Сто тридцать девять бойцов, – тут же отрапортовал старший лейтенант, который был здесь что-то вроде адъютанта.

– Из скольки? – тут же уточнил я, мысленно ужаснувшись.

– Из тысячи трехсот.

– Не многовато ли потерь для простой разведки? – спросил я Семена Михайловича.

– Война без потерь не бывает, – мрачно зыркнул на меня недовольный моим приходом Корнилов. И тут же скосился на Буденного – не позволил ли он себе лишнего?

Но Семен Михайлович никак не отреагировал на его комментарий, а лишь скосился на меня.

– Много, – нехотя согласился он. – Но по-иному никак. Иначе, как бы мы их точки огневые вскрыли? А германец усилил свои позиции значительно, пока перерыв был. И без такой разведки идти – только увеличивать потери.

Спорить я не стал, продолжив прислушиваться к обсуждению атаки. Настоящей, а не той «разведки боем», которая, оказывается, была. Из разговора командиров я вынес, что обойти немцев не получится – фланги те укрепили не меньше, чем предместья. Да и мы разворачиваемся лишь на том участке, куда нас доставляют поляки, а это не вся граница Рейха. Что тоже играет на руку Вермахту. Авиацию у нас все же используют, но очень осторожно. Опять же поляки свои аэродромы не дают, а мы еще не достаточно большой участок захватили, чтобы наши самолеты успевали набрать безопасную высоту. Особенно бомбардировщики. Да и доставить их сюда тоже не просто. Почему-то Варшава упорно не хочет давать им свои аэродромы для дозаправки, и вся авиация идет в эшелонах в полуразобранном виде. Короче, Польша вроде и не против прохода наших войск, но палки в колеса все же вставляет. От чего у меня крепла мысль, что и количество перебрасываемых подразделений, как и их состав, Вермахту известен. И наших бойцов просто «сдерживают», пока Гитлер завоевывает Францию. А когда он с ней расправится, то все силы кинет на нас. И это было… страшно.

Уже после совещания штаба я подошел к Буденному и спросил:

– Семен Михайлович, вот тут Корнилов предлагал пушки к танкам цеплять, чтобы они потом «создали вал огня», правильно я его выражение понял?

Полковник и правда так выразился, пока спорил с Игнатьевым. И плевать ему было, что тот генерал. Зато Корнилов был командиром дивизии, а Игнатьев – начальником штаба. Уж как так сложилось, не знаю. Но факт – Игнатьев должен подготовить все к успешному выполнению замысла командира, а спорил он, как я понял, как раз в силу своего звания, и был «противовесом» более импульсивному Корнилову.

– Да, Сергей, правильно.

– Но не разумнее ли использовать для этого минометы?

Буденный как будто в стену врезался, так его озадачил мой вопрос.

– Хмм… может, ты и прав, но вот в чем штука-то. Ты, видимо, привык работать с передовыми образцами, а то и сам их разрабатывать. Наслышан я о тебе. А минометы… они ведь только в серию пошли, – удивил он меня. – Их мало, и у нас их нет. Новейшее оружие! После утери «колокольчиков», все передовое сейчас с огромным трудом и скрипом в войска поступает. Особенно сюда, на фронт.

– Но ведь это глупо! Зачем тягать пушки, когда пара бойцов могли бы тащить миномет и снаряды к нему? И германец бы даже не догадался, чего это они там тащат!

– Вот ты, как представитель, в Ставку это и передай, – хмыкнул в усы Семен Михайлович.

После чего ушел, оставив меня в растерянности. Вроде и оружие есть, и командующий фронтом о нем знает, но использовать его нельзя. Глупость какая! Обжегшись на молоке, дуем на воду, так что ли? Не откладывая, я тут же сделал новую пометку в свой блокнот. Ох, чую, много мне предстоит по нему работать, когда вернусь!

Откладывать выполнение плана штаб не стал, и канонада артиллерии возобновилась уже на следующий день. В целях сокрытия истинной цели атаки, долбили по всему фронту, хоть интендант и морщился от расхода боеприпасов. Я же внимательно следил за тем, как бойцы с матом пытаются подцепить полковые пушки к БТ-7, как более мощному танку. Пусть не сразу, но им это удалось, и подразделение, ответственное за основной участок прорыва, выдвинулось вперед. Я наблюдал за всем из окопа. Никакой стереотрубы у меня не было, лишь собственные глаза, и острое сожаление, что не прикупил бинокль. Здесь такой «девайс» был в дефиците и я не стал отнимать его у командиров, которым реально он нужнее.

В целом, план удался. Хоть и не полностью. Корнилов-то думал, что прорвав сопротивление врага в одном месте, мы сможем ввести в место прорыва незадействованные в атаке части и на плечах противника ворваться в его оборонительные рубежи, разом смяв сопротивление. А вот хрен там! Да, за окраинные дома наши бойцы зацепились, но и немцы не дураки. Каждый последующий дом был уже занят врагом, а устроить «вал огня» вглубь города не позволяла застройка. Тут или реально бомбить каждый дом до основания, или все же менять тактику. Снарядов для первого варианта у нас не было. Времени на придумывание и реализацию второго – в этот день не хватило. Как итог – взято семь домов ценой потери трех десятков красноармейцев, трех танков и одной полковой пушки, расчет которой шел в атаку создавать тот самый «вал».

Больше задерживаться на линии фронта я не видел смысла. Данных собрал много, надо их осмыслить и оформить в доклад. К тому же и по линии Информбюро необходимо подумать, какие материалы и под каким углом подать. В общем, я покинул фронт с ближайшим эшелоном, который вез раненых обратно домой.

– Вернулся! – с облегчением кинулась Люда ко мне в объятия.

– Да что мне там сделается? – с притворной храбростью, сказал я. – Я же просто инспектировал. В атаку не шел, сам ни в кого не стрелял. Штабная работа!

– Ага, – со счастливым лицом закивала она, – конечно. Все верно. Кушать хочешь?

Было приятно, что меня ждали и надеялись на лучшее. Обняв детей, я попросил любимую сообщить о моем возвращении родителям, а сам после обеда засел за отчет. Доклад в Ставку нужно сделать быстро и желательно отразить в нем все недочеты, что я заметил. С моей откровенно дилетантской позиции таких не сказать, чтобы было много, но иногда взгляд со стороны бывает очень важен. Для тех же маршалов, которые входят в руководящий состав Ставки, он может приоткрыть незадокументированные проблемы, или то, что сами командиры и бойцы проблемой не считают.

Вся командировка у меня отняла примерно две недели. И когда я приехал, Москву уже застилал белый снег, сменив морозную и иногда слякотную позднюю осень. После относительно теплого климата в Германии это чувствовалось особенно остро.

С докладом я пришел через день после возвращения. Сама Ставка располагалась в Кремле, наверное из-за Сталина, который являлся Главнокомандующим и ее руководителем. Ну и народу в состав входило немного, что тоже позволяло проводить совещания в кабинете генерального секретаря. А может, были и иные причины, мне было без разницы.

– Здравствуйте, товарищ Огнев, – благожелательно кивнул мне Иосиф Виссарионович.

Маршал Белов лишь сдержанно кивнул. Тухачевского и Блюхера не было, они еще не вернулись с передовой. Зато присутствовали их заместители – генералы Рыбалко, Конев и Жуков.

– Здравствуйте, товарищ Сталин, товарищи, – кивнул я остальным присутствующим. – Готов представить доклад о положении дел на Западном фронте.

– Мы вас слушаем.

Я начал со своих наблюдений о действиях поляков. Свел вместе и их поведение на границе, и мои подозрения о возможности передачи с их стороны информации противнику, закончил же поведением Польши на границе с Рейхом – что Сейм всячески старается дистанцироваться от войны, и показательно не предоставляет нам свою территорию для размещения войск, не дает пользоваться аэродромами, что сковывает нашу авиацию на данном этапе боевых действий.

– У нас нет полноценного союза, тем более военного, с этой страной, – завершал я часть про отношения с поляками, – и те не торопятся подобный союз заключать. В дальнесрочной перспективе это угрожает или обрывом снабжения наших войск без политического урона для Варшавы, или даже заключение военного союза с Третьим Рейхом и ударом в спину. Из чего я делаю вывод, что необходимо всеми возможными способами навязать союз Польше. Со стороны Информбюро предлагаю следующие действия: широкая пропаганда героизма советских бойцов и командиров, упор на то, что они защищают Польшу и поляков от нацистской Германии, и всякий уважающий себя гражданин Польши должен всемерно помогать им. И для этого им не нужно идти на фронт – достаточно символической материальной поддержки, пусть даже продуктами. Митинги поддержки советских бойцов, организованные в Польше через Коминтерн, поднятие вопроса о стратегическом союзе с СССР через польских коммунистов, что будет широко освещать Информбюро. Обсуждение вопроса уже должно вызвать реакцию Рейхстага. Особенно если они начнут угрожать Варшаве, для нас это будет лишь в плюс, доказывая наши тезисы о реальной, а не надуманной, угрозе Рейха для государства поляков.

Сталин задумчиво курил, но никак не комментировал пока мой доклад. Генералы тоже помалкивали, но тут уже понятно – политика, это не их направление.

После части, посвященной взаимодействию с Польским государством, я перешел на обеспечение войск. Тут указал и комментарии насчет новых контейнеров – как различаются мнения бойцов о них от мнения командиров. Подвел черту под темой своими мыслями о том, где контейнеры нужны, а где от них можно или даже нужно отказаться.

– Баловство это, – буркнул Жуков.

– Почему, Георгий Константинович? – не оставил его реплику без внимания Сталин.

– Да та сталь, что на эти ящики идет, лучше бы на броню для танков пустили! – рубанул он рукой. – Вон, мне тоже доклады с мест поступают, так у германца столько бронебойных орудий оказалось, что все наши танки против них, словно не из стали, а из бумаги сделаны. Прошиваются на раз!

– Об этом я тоже скажу, – перевел внимание окружающих я на себя. – Доклад еще не закончен.

– Продолжайте, товарищ Огнев, – кивнул мне Сталин поощрительно, убедившись, что больше никто ничего добавить не желает.

Ну, я и продолжил. Да, танки бессильны против пары стрелков с бронебойным оружием. Но без них потерь среди пехоты было бы в разы больше. И штурмовать укрепленные рубежи без бронированной техники – просто отправлять людей на убой. Поднял вопрос о теоретической возможности применения бронепоездов, чем вызвал оживление в рядах генералов. Все они прошли гражданскую войну и не понаслышке знают, насколько мощная это сила.

– И как они там передвигаться будут? – хмыкнул Жуков.

В ответ я рассказ о спецкране, который должен укладывать шпалы и рельсы прямо на ходу, перед собой. Вот это уже заставило их всерьез зауматься над моим предложением. А Белов даже сделал себе какую-то пометку.

Также поднял вопрос с минометами. Рассказал о примененной полковником Корниловым тактике «огненный вал». Отметил, что вместо пушек лучше подошли бы как раз минометы, как более мобильные средства огненного подавления.

– Это оружие на поле боя гораздо больше востребовано, чем кажется. Как мне сказал маршал Буденный, его сейчас не поставляют из-за опаски попадания миномета в руки врага. Но тогда у меня вопрос – а для чего его создавали? Разве не для войны? Не для того, чтобы наши бойцы на поле боя смогли с его помощью одержать победу с меньшими потерями? Мое мнение – необходимо срочно увеличить выпуск минометов и начать их поставку в войска.

– Хоть одна умная мысль, – снова не удержался Жуков, вызвав усмешки на лицах генералов. Даже Белов скупо улыбнулся.

– Не горячитесь, Георгий Константинович, – покачал головой Сталин. – А что скажут на это другие товарищи? – тут же посмотрел он на молчавших офицеров.

– По поводу минометов – полностью согласен, – первым ответил маршал Белов. – Их место на поле боя, а не на складах. Заодно и тактику их применения отработаем. Вон, уже есть у нас инициативные командиры, по словам товарища Огнева. Если тактика полковника Корнилова рабочая, следует ее широко распространить среди остальных командиров. По танкам – пока что иных у нас нет. БТ-5 – отработанная машина, но это был переходный вариант. На нем мы учились и создавать танки и их применять. БТ-7 его более совершенная версия, но как выявила война с Германией – бронирование необходимо нарастить. Нужно дать задание нашим инженерам, насколько можно увеличить броню без существенной потери в иных показателях. Хотя бы лобовую. Тут товарищ Тухачевский хочет «бронекулаки» из танков делать. Если у них будет не пробиваемый лоб, то в этом возникает смысл. С боков танки будут прикрыты своими товарищами, а в лоб их станет не пробить. Тогда и живучесть танка повысится, и успех прорыва обороны врага возрастет.

Высказались и остальные генералы, упирая на применение в том или ином виде оружия, сравнивая различные тактики ведения боя, как они могут поменяться из-за новых типов вооружения. В целом доклад прошел спокойно. Никаких панических заявлений я не делал, что и логично. Для паники не было причин. Проблемы же были неизбежны и это понимали все. Рабочая рутина войны. Уверен, потом еще и другие представители выскажут свои мысли, и уже после этого будет вырабатываться решение. А пока… меня ждала новая командировка.

– Япония не удержалась и пересекла границу СССР, – сказал товарищ Сталин, когда обсуждение утихло, при этом смотря прямо мне в глаза. – Вам, товарищ Огнев, надлежит отправиться туда и посмотреть, как наши войска встретили угрозу. Так же ли там хорошо идет борьба с врагом, как на Западном фронте. У вас два дня на подготовку. Завершите свои дела в Информбюро и отправляйтесь.

Глава 5

Декабрь 1937 года

– Вы считаете, это правильно, Сергей Федорович? – с сомнением спросил Иван Сергеевич, один из редакторов Информбюро.

– Что вас смущает? – потерев глаза от усталости и недосыпа, вздохнул я.

До новой командировки требовалось не только вникнуть, чем занимались подчиненные, но и написать им новый план действий в мое отсутствие. Да и мои заметки нужно было оформить, чтобы их можно было подать в виде статей, вставить в агитлистовки, ну и как образец для остальных журналистов бюро показать. И еще ведь семья нуждалась в моем внимании. Я и не выспался-то из-за того, что Люда очень уж по мне скучала. Впрочем, как и я по ней, и спать она меня отпустила, лишь полностью удовлетворив свою «скуку».

– В этой статье мы фактически обвиняем Польшу в содействии нашему врагу. Также обвиняем их в трусости и призываем местных коммунистов чуть ли не к революции, – удивленно и со страхом, правильно ли понял мои тезисы, сказал мужчина.

– Если читать между строк, то да, – вздохнул я. – Но дословно разве это где-то написано?

– Уж не понять, что именно мы имеем в виду, очень сложно. А… наверху, – скосил он глаза в потолок, – это одобрили?

– Да, – кивнул я.

Иосиф Виссарионович действительно вызвал меня на отдельный разговор сегодня утром. Как раз по итогу вчерашнего моего доклада. Мое заявление о том, что Варшава способна в любой момент заблокировать свои границы для нас без урона для собственной репутации или и вовсе заключить союз с Гитлером, не прошло мимо него. Просто он не стал обсуждать этот вопрос при военных. И мой тезис, что нужно любыми способами навязать им союз, Сталину понравился. Вот и обсудили мы с ним, с чего начать. А начинать лучше всего с подготовки. В данном случае – подготовки польского общества.

Я еще раз по диагонали просмотрел, что так смутило этого худого мужчину в круглых очках на носу. Ну, есть тезис о том, что не все граждане Польши довольны решением о проходе советских войск по их территории и с удовольствием бы «подложили свинью» красной армии, наплевав на мнение остальных соотечественников. Разве это неправда? Это и так все знают. Ну, расширил я этот тезис до того, что подобные граждане Польши от мыслей готовы перейти к делу, если уже не работают активно на Третий Рейх. Опять же, это изложено как мысли, но подано, как непреложный факт. Что видимо и смутило Ивана Сергеевича. И какая реакция может быть у Сейма? Обвинят нас в… чем? В попытке обвинить их в том, чего их люди не делают? А они так уверены, что мы не правы? Есть в мировой судебной практике принцип – необходимо доказывать виновность человека, и пока это не сделано, он перед законом чист. Вот только вот в чем фокус, у нас в стране почему-то он работает наоборот – ты сам должен доказывать свою невиновность, если тебя в чем-либо обвинили, а не доказал – значит, виновен. И этот же принцип я просто перенес в статью. Пускай докажут, что советское информбюро ошиблось. Не будут этого делать? Подадим как доказательство нашей правоты, что только поможет нашей пропаганде. Докажут, что мы были неправы? Тоже нам в плюс, используем, как признак верности Польши СССР и желания пойти по социалистическому пути. Перекроют от «обиды» границу? И снова для нас это неплохо, даже если кажется наоборот. На официальном уровне заявим, что Польша «ударила в спину» союзнику, пусть никаких договоров о союзе и нет, распространим эту версию как факт на территории самой Польши и уже двинем войска, наплевав на мнение Сейма. Пусть и с боестолкновениями с их армией, но тут нам местные коммунисты в помощь. Короче, любую реакцию поляков можно будет обратить в нашу пользу. Цинично? Да. Мерзко? Ну. может быть. Но для меня важнее, чтобы СССР снова победил в войне, но с гораздо меньшими потерями. И уж точно я не хочу, чтобы она шла на территории моей страны. А о ее неизбежности я стал задумываться все чаще и чаще, с началом боевых действий. Вторая мировая в любом случае началась бы. Желаем мы того, или нет. Как это произошло в моей прошлой жизни. И ждать, пока враг придет к нам сам, лишь бы казаться «белыми овечками», которые никого не трогают, пока к ним не придешь с дубиной – не мой вариант. Слишком он дорого обходится для моей страны. Да и толку то от такой репутации? Минусов больше, чем плюсов, на мой взгляд.

Были в статье и другие тезисы, озвученные Иваном Сергеевичем, но они скорее следствие первого.

Покачав головой – то ли от удивления, то ли от неодобрения, редактор ушел. Я же вернулся к тому, от чего он меня отвлек – составлению плана работы информбюро в мое отсутствие. И тут не только про конкретные действия нужно было подумать, но и кому их поручить, чтобы можно было спросить по возвращению – сделал ли человек свою работу и как именно. А то когда на Западный фронт отправился, оставил лишь как раз «план действий», без четкого назначения ответственных. Как итог – лишь Иван Сергеевич и старался его придерживаться, а у остальных была «отмазка» – надо было закончить текущую работу, «подумали, что это для Мырина, Андрейченко, Севастьянова (нужную фамилию подчеркнуть) задание» и тому подобное. То ли саботаж, то ли нежелание работать, а может, не нравится им, что более молодой, чем большинство сотрудников, парень ими командует? Мне плевать. Вот сейчас уже не отвертятся.

И все это требовалось сделать за день, потому что завтра я буду готовиться к поездке, да и побыть с родными хочется. Родители обещали зайти, даже сестра заскочит и отец Люды. Илья Романович, наверное, опять что-то по своей работе говорить будет. Он не может «просто заскочить – поболтать». Очень деловой и занятый. Но мне грех жаловаться, сам такой. Уже и забыл, когда последний раз к кому-нибудь в гости ходил «просто так».

– Сергей Федорович, можно? – заглянул ко мне секретарь – Олег Фомин.

– Да, говори, – вздохнул я, опять отрываясь от работы.

– Ваше командировочное предписание, – подошел и положил на стол он несколько листов бумаги. – К бухгалтерам сами пойдете или мне заскочить?

Я с сомнением посмотрел на недописанный план и ответил.

– Принеси, пожалуйста. Только ведомость тоже неси. Сам расписываться буду.

– Через минуту будет у вас! – заверил он меня.

Исполнительный парень. И наконец-то мне повезло с секретарем-мужчиной. А то раньше не подходили по профессиональным качествам, и приходилось женщин брать. Я уж думал, это рок какой-то и Кондрашев в свое время был исключением из правила.

Домой я вернулся поздно, дети уже спали. Люда дождалась меня, чмокнула в щеку и тоже отправилась в кровать. На кухне ждал уже остывший рис с жареной рыбой и еще теплый заварник. Посмотрев на него, я махнул рукой и отправился в постель к любимой. Устал за день больше, чем за все время командировки.

На утро встал поздно, но хоть выспался. И когда поел, тут же помчался закупаться. Про бинокль я не забыл, но были и другие «мелочи», что требовались в пути. Одежду мне Люда соберет, но вот запасной комплект формы необходим. А то ходить в одном и том же без возможности постирать – удовольствие ниже среднего. Не подумал я об этом, когда в первый раз себе форму брал. Походный комплект посуды хоть какой-то нужен. В поезде был свой, а вот на месте мне уже Кузьмич искал посуду. Может и на Дальнем Востоке найдут. Да наверняка найдут! Но хотелось почему-то иметь собственную кружку хотя бы. Набрал еще и зажигалок – уже для установления личных контактов с командирами, будут в виде подарков. Тоже проскакивала мысль, что если бы хоть что-то подарил, то ко мне теплее относились и может чуть больше говорили о своей службе, да проблемах. А курят почти все – время такое. С этими же целями взял несколько бутылок коньяка. Сам хоть и не пью, но вот в качестве подарка, вечерком заскочить на «разговор» – лучше и не придумаешь. Ну и других мелочей тоже хватало.

Вернулся я с полными сетками. Леша с Ирой еще в садике были, а Люда на работе отгул взяла. Ей пошли навстречу, все же знают, где я работаю, да и причина уважительная – муж на фронт едет, проводить надо. Вот сейчас она и суетилась на кухне с моей мамой.

– Сережа, – выглянула мама из кухни, – мой руки, у нас почти все готово!

Отца еще не было – он выходной или отгул не брал. А вот сестренка с удовольствием лепила пельмени, когда я зашел на кухню. Любит она их и ей даже за праздник, когда надо их налепить. Полуфабрикатов сейчас нет, все вручную делают.

– Салют, большому начальству! – задорно поприветствовала она меня, взмахнув рукой, которая была вся в муке. Та взметнулась и Настя чихнула. – Ой.

– И тебе не хворать, – рассмеялся я.

Несмотря на предстоящий отъезд, былого мандража, как перед первой командировкой, не было. И не только у меня, родные тоже уверились, что и пропадаю я ненадолго, и мои рассказы, что я в штабе отсиделся, их успокоили. Тут я почти не кривил душой, большую часть времени я и правда проводил в штабе. Но и на «передок» отправлялся, лишь сам в атаку не шел.

До вечера время пролетело незаметно, и вскоре уже Люда отправилась в садик, забрать детей. Вернулись они вместе с Ильей Романовичем, который подвез всех троих – оказалось, они заранее договорились. Говорин почти с порога, только поздоровавшись, утащил меня в комнату «на разговор».

– Сергей, нам поручили снять несколько фильмов в патриотическом ключе, – с места в карьер начал он. – И у меня задумка появилась – не просто о наших красноармейцах снять картину, не только то, как они самоотверженно борются за свободу Франции и Испании, но и как мы вообще к этому пришли. Взгляд с «самого верха», понимаешь? Ты же сейчас к товарищу Сталину настолько близок, что дальше некуда. Уж кому, как не тебе, знать – что он говорил по этому поводу? Что его натолкнуло на решение, ввести наши войска на территорию Рейха? Как шел процесс? Сомневался он, или действовал решительно? Его Блюм просил или нет? Короче, детали мне нужны!

– Ты хочешь самого товарища Сталина в фильме снять? – выпучил я глаза.

И было от чего. Пока что показывать Вождя в художественных фильмах было не принято.

– Не его самого, актера загримируем, – не так понял меня Илья Романович, – но разве это запрещено? Никто не делал, а мы будем первые!

Как всегда авантюрная жилка не дает ему покоя. С другой стороны… Если показать Иосифа Виссарионовича в выгодном свете, не думаю, что он будет против. Другой вопрос – а что он сам считает «выгодным светом» для себя?

– Хмм… Давай так – ты подай заявку на его имя. А как я вернусь из командировки, если ее одобрят, то тогда и поговорим. Все же многое из того, что я могу рассказать – под грифом «совсекретно».

– Ладно, – протянул он слегка разочарованно.

Наверное думал, что по-родственному я не стану от него ничего скрывать. Но и сильно расстроенным он тоже не выглядел. Так – попробовал «на шару», не прокатило, ну и ладно. Однако и совсем от своей идеи он не отказался, тут же став у меня расспрашивать, как работает наш штаб на линии фронта.

– Наших корреспондентов на собрания не пускают, а то, что они слышат при личном разговоре, совсем не подходит для создания атмосферы. Мне не нужны какие-то подробности о ходе планируемых операций – только, кто как себя ведет, ругаются они или нет при принятии решения, есть споры у них – или командир фронта все сам решает, а остальные лишь «под козырек» берут, понимаешь? Ты видел их в работе, вот и опиши свои впечатления.