Шутки Богов. Битва на выживание

Удивление захлестнуло её с такой силой, что сердце бешено заколотилось. Она всегда стремилась к развитию, всегда мечтала быть сильной – но то, что каждый её жест способен менять ткани реальности, было выше всякого понимания. Восторг и страх переплелись в ней. Восторг от безмерности нового пути и страх перед его последствиями. И тут, как холодный порыв ветра, её пронзила мысль:

– Суд Небесного Дао…

Она сразу вспомнила то чувство, когда небо само склоняется над теми, кто осмелился перешагнуть грань дозволенного. То безжалостное око, которое не знает ни пощады, ни жалости, ни оправданий. Теперь её новая сила – не просто прорыв. Это вызов, брошенный самому Закону Мироздания.

Цзяолин осознала, что их с Андреем ждёт не просто очередная проверка. Это будет суд невероятной силы, ужасный и беспощадный, такой, какого не переживало большинство из тех, кто когда-либо стремился стать выше Богов. Она видела это так ясно, будто небеса уже готовили свои молнии и звёздный огонь, чтобы в назначенный час обрушить их на них.

И вместе с этим осознанием в её сердце зародилась новая решимость. Она понимала, что, если она не подготовится, если позволит себе дрогнуть, то их обоих – и Андрея, и её саму – сметёт этот грядущий ураган. Теперь её собственная сила была связана с ним, и любая слабость станет их общей гибелью.

Она глубоко вдохнула, ощутив, как нити неба и земли плавно вошли в её лёгкие и переплелись с её дыханием. В её глазах зажёгся новый свет. В котором была не только радость от достигнутого, но и твёрдая готовность встретить то, что должно прийти.

– Если нас ждёт Суд, значит, я должна стать достойной этого Суда. Я не позволю небесам лишить нас того, что мы обрели.

И в этот миг, впервые после прорыва, Цзяолин ощутила не только силу и восторг, но и бремя ответственности, равное её новому величию.

Цзяолин едва успела сдержать дрожь после осознания, как внезапно её зрение затуманилось, а дыхание перехватило. Она сперва решила, что это побочный эффект нового уровня силы, но вскоре поняла – это не её слабость, это отклик небес.

Перед её глазами развернулось видение. Сначала всё потемнело, будто небосвод над ней рухнул. Звёзды исчезли, растворившись в непроглядной пустоте, а затем из этой пустоты вспыхнула первая молния. Она не ударила в землю – наоборот, молния росла вверх, разрывая небо, будто кто-то снизу бросил вызов самим небесам. От её света всё вокруг стало бесцветным, и даже воздух задрожал, как стекло перед расколом.

Из этой вспышки проступила тень дракона. Огромная, витиеватая, не имеющая плотного тела. Его глаза – как два кровавых солнца, в которых вращались вихри бурь и огня. Он не ревел, он безмолвно смотрел прямо в неё, и этот взгляд был хуже любого крика. Ей казалось, что этот дракон – воплощение самой воли Судеб, что он является карающей рукой небес.

Пока она смотрела, дракон поднялся, и его тень заслонила весь небосвод. Вслед за ним вторая тень, похожая на гигантскую птицу, крылья которой источали золотой огонь. За ними в темноте забрезжили силуэты ещё нескольких чудовищ. Тигра, покрытого молниями… Черепахи, что несла на панцире целый океан крови… И волка, в пасти которого пульсировала планета, как жемчужина…

Все они возникали буквально лишь на один миг, но каждый раз, когда появлялись, пространство вокруг содрогалось, а сердце Цзяолин сжималось от первобытного ужаса. И вдруг она заметила, что молнии, что рождались вокруг этих теней, падали не хаотично. Они били в землю, выжигая на ней узоры – круги, линии, древние иероглифы. Взгляд её сам складывал их в единый символ, и этот символ означал только одно. Суд…

Почва под её ногами в видении раскололась, и из трещин потекли реки крови. Они не текли вниз – наоборот, поднимались вверх, словно хотели достичь небес, обагрить молнии и прикоснуться к теням чудовищ. С каждой каплей, что отрывалась от земли и всплывала в воздух, Цзяолин чувствовала всё больше возрастающую тяжесть. То была цена, которую Небо всегда требует за прорыв.

Она стояла в центре этого мрачного видения, а вокруг кровь, молнии и драконьи тени складывались в нечто похожее на врата. Высоченные, из света и мрака, словно выточенные из самой сути Мироздания. Врата медленно раскрывались, и оттуда веяло такой мощью, что её душа дрогнула. И в последний миг перед тем, как видение рассеялось, она услышала гулкий голос, не похожий на человеческий. Он не говорил словами – он звучал как сам раскат грома:

– Те, кто дерзнули, должны явиться. Те, кто дерзнули, будут взвешены. Те, кто дерзнули, будут либо вознесены, либо стерты.

После этих слов пространство дрогнуло, и мир вернулся. Цзяолин резко вдохнула, ощутив, что реальность снова рядом. Лес… Воздух… Звёзды… Но холод по коже и тяжесть в груди не уходили. Она знала, что это было не просто видение. Это было предвестие. И Небеса уже открыли свои глаза…

………….

Андрей сидел в центре ритуального круга, и с каждой секундой он всё меньше походил на человека, а всё больше – на нечто иное, расплавленное и перекованное в огне небесных энергий. Его тело, ещё недавно казавшееся сосудом, внезапно перестало быть только вместилищем. Внутри – там, где обычно циркулировали духовные потоки, где работали меридианы и где пульсировало ядро, начинало формироваться новое состояние.

Он чувствовал это почти физически. Каналы его меридианов больше не справлялись с количеством силы, что лилась в него. Энергия не растворялась, как это бывало раньше, а сгущалась, кристаллизовалась, уплотнялась до предела, создавая особый слой, иной уровень. Это уже не было просто энергией – это было основание нового бытия. Его кости трещали и усиливались, кровь внутри него будто наполнялась жидким светом, а душа расширялась, выходя за привычные границы.

Ощущения были на грани боли и восторга. Он словно продирался сквозь плотный слой реальности, сквозь гранитные плиты мироздания, разламывая их изнутри. Хруст – в его костях, в его меридианах, в самой сути миропорядка, не готового принять человека так высоко. И вдруг – прорыв. Он ощущал, как всё его существо поднимается, как будто он стоял у подножия бесконечной горы и вдруг оказался на её середине, минуя миллионы шагов. Доу Ди. Эти два слова сами по себе были страшны для большинства сект, ибо означали то, чего многие не смели даже помыслить. И он прошёл не первую ступень, не робкий шаг за границу. Андрей сразу оказался на третьей звезде Доу Ди. Это было невообразимо. Для человека – просто невозможно. Даже Божественные наследники, даже рождённые в сиянии небес, не всегда касались этого уровня.

Сознание Андрея дрожало от шока. Его сердце пыталось найти прежние ориентиры, но их больше не существовало. Он ощущал, что стал чем-то большим, чем просто воин, культиватор или даже носитель наследия. Его тело, его душа, его дух – всё переплелось и превратилось в орудие, через которое могла действовать сама Воля Небес.

И в этот момент, на самой глубине сознания, Небесный Дракон поднялся. Его громадная тень, сияющая, переплетённая с золотыми потоками, излучала удовлетворение, гордость и нечто похожее на торжество. Голос прогремел в его голове, словно скрежет грома и шелест вечного ветра:

– Теперь ты – не просто человек… Теперь ты – звено, через которое боги вновь могут войти в мир…

Эти слова отозвались в каждой клетке. И вместо восторга Андрей почувствовал холодок. Ведь это значило, что его личное “я” теперь было лишь частью чего-то куда большего. Да, он обрёл силу, которой не обладали даже легенды. Но одновременно он стал связующим звеном, дверью, мостом. Через него могла пролиться сила, что разрушит или возродит мир.

Он чувствовал, что отныне его выбор будет не просто личным. Они будут отзвуками в судьбах сект, народов, самого неба и земли. И это осознание било сильнее любого удара – потому что впереди, как и для Цзяолин, маячил Суд Небесного Дао, и Андрей понимал, что новое испытание будет не менее страшным, чем сама эта трансформация.

Андрей сидел, как сердце нового мира – в центре круга, где ещё парили разреженные искры от прошедшего ритуала. В первые минуты после прорыва он ещё не двигался – просто ощущал, как в нём формируется нечто, что нельзя назвать ни только плотью, ни только духом. Но затем пришло естественное желание проверить, можно ли с этим жить, можно ли этим управлять – и каково это, делать первый шаг уже не как человек, а как мост между уровнями бытия.

Он начал с простого – с дыхания. Вдох… И воздух, казалось, больше не был просто воздухом. Он нёс ритм земли, отголосок камня, шёпот корней. Выдох… И пространство отвечало, будто мелкая волна по поверхности озера. Это было первое доказательство. Его дыхание теперь резонировало не только с его телом, но и с тканью долины. При каждом вдохе он чувствовал, как в груди пульсирует не сердечный ритм, а пульс ядра – медленный, массивный, похожий на ход колеса гигантской печи.

Потом он сделал шаг – не физический, а внутренний. Мысль о движении превратилась в движение. Андрея охватило ощущение, будто он немного потянулся к краю своей новой сущности и выставил вперёд мысленную ладонь. Снаружи это было едва заметным движением: пальцы чуть дрогнули, плечо едва сместилось. Но эффект был неизмеримо масштабней. Воздух вокруг пальцев вздрогнул, появилось тонкое свечение, и на глазах у всех близких к нему людей поверхность земли под ногами издала тихий гул – как от далёкой струны. Он почувствовал, что шагнул не только телом, но и в пространство. Ему стало яснее, где проходят тонкие каналы – линии силы, переломанные реликвиями, сломанные печати, следы прошлых Богов. Эти линии теперь откликались на него, и он – впервые – мог "читать" их, как ноты на старой партитуре.

Дальше – более рискованно. Он попытался сжать часть нового слоя силы в кулаке. Не чтобы её выпустить… А чтобы развернуть и посмотреть, как она будет вести себя в плотной форме. Это было похоже на то, как человек пытается сжать в руке раскалённый уголь. Ладонь обожглась, но не сгорела – потому что в обжигающем свете была структура, и он учился держать её. На мгновение мир пошёл на скос. Слышимые звуки растянулись, запахи стали плотнее, и каждый нерв отозвался от прикосновения энергии. В этом ощущении было и боль, и восторг – боль от того, как его старые каналы сопротивлялись напору, восторг от того, как новые шли по местам, где раньше было пусто. Он дал кулаку сверкнуть – тонкая искра, буквально вспышка, проскочила по воздуху и, развернувшись в форме маленького сдвига, коснулась торчащего камня… И… Крошка осыпалась… Маленькое, почти символическое действие – но для него это был показатель. Он не просто удержал силу, он заставил её работать по воле.

При каждом таком эксперименте Андрей ощущал, что его тело стало не только проводником, но и фильтром. Он понимал, что слишком много брать нельзя, иначе “проводник” перегреется и лопнет… А слишком мало – и обретённый уровень просто растворится. Его ощущения точнее стали отмерять границы – где поток идёт мягко, где уплотняется, где обжигает. Он научился смотреть на кровь под кожей, видеть, какие жилы светятся, какие каналы дрожат, и понимать, что значит перераспределить поток так, чтобы никакой сосуд не разорвался.

Ещё одна вещь, которую он увидел и почувствовал – это слои времени и памяти в пространстве. Когда он осторожно направил небольшую волну в землю, откликнулось не только настоящее. Перед глазами промелькнули отблески прошлых битв… Запах стали и загибающиеся древние бури… Это были не его воспоминания, а отпечатки мира. "Эхо" те самых мест, которые жили своей собственной историей. Он понял, что теперь, когда его энергия стала настолько мощной, мир вокруг отвечает на неё слоями – само пространство словно архивирует его прикосновения. Малейшее движение могло пробудить эти отголоски, и если он не будет аккуратен, приватные записи прошлого вырвутся наружу и повлияют на людей.

Он проверял и границы сознания. Направил взгляд внутрь, пытаясь уловить не только собственную мысль, но голоса, оставшиеся внутри ядра – отголоски сущностей Богов, чьи черты были в нем смешаны. Они приходили как голоса в коридоре. Шёпотки… Отголоски приказов… И даже застывшие изображения сражений… Он не позволял им овладеть собой. Вместо этого отключал те нити, которые резали сознание. Не убирал их полностью, а помещал в защитные клетки, помечая знаком, чтобы в нужный час вернуть на обработку. Это требовало невероятной собранности. Так как даже одна подобная мысль должна быть ясна как лезвие, а воля – как стена.

Более тонкой проверке подверглась его синхронизация с Цзяолин. Он протянул в её сторону часть чакры, тончайшую нить, и ощутил, как её присутствие отвечает на его своеобразное обращение. Её дыхание стало методичнее, а её внутренний ритм строил резонанс. Когда они соединились, пространство вокруг охладилось и приняло упорядоченный рисунок. Линии стали ровными, энергии устроились в упругие ленты, готовые выдержать большую нагрузку. Дракон, как якорь, уменьшил флуктуации. А в ответ Андрей неожиданно увидел, и ощутил, что между ними образуется матрица. Не просто канал, но сеть, где качели силы не срываются. Это открытие было ключевым. Так как он понимал, что одной волей стараться удержать всё это давление было слишком опасно, но совместно – стало возможно.

Каждый тест оставлял след. Лёгкое головокружение, как будто кто-то снял с него плотную накидку… Потом – глубже. Появлялось чувство пустоты и одновременно наполненности. Во рту – вкус металла и дождя. В ушах – тихий звон, похожий на зов далёкого колокола. И всё это сопровождалось непременным страхом – не от силы как таковой, а от ответственности. Он мог открыть двери, которые не закрыть. Коснуться струн, которые запустят в мир бесповоротные изменения.

Проверки закончились маленьким ритуалом самоконтроля. Он аккуратно уплотнил ядро в себе, свернул часть потока внутрь, запаял его мысленным "шином" – техникой, к которой его приучила Цзяолин. Сочетание дыхания, зубчатого зажатия меридианов и образного представления нерушимой клети. Чувство было близко к тому, что испытывают кузнецы, когда охлаждают раскалённый металл – шипенье, тепло и удовлетворение, что изделие держит форму. Андрей впервые ощутил, что он не просто сосуд, не просто узел, но и инструмент, который умеет ковку. Принимать… Править… Отпускать…

Когда он открыл глаза, мир выглядел тем же, но он уже знал, что изменилось. Линии Ци стали чуть ярче… Звуки – чуть глубже… И те, кто стоял рядом, несомненно чувствовали его присутствие иначе. Он даже почувствовал тень будущего – Небесный суд, который придёт и проверит, достоин ли Андрей того, чем он стал. И в этот момент пришло ровное, тяжёлое принятие. Жить с этой новой способностью значило – учиться шаг за шагом, чувствовать ритм мира и не торопиться. И первый шаг уже был им сделан. Теперь ему нужно идти дальше, тренировать и сдерживать себя, не позволяя ни панике, ни гордыне взять верх.

…………..

После завершения ритуала в воздухе всё ещё плавали золотые искры, будто огоньки, отслоившиеся от самого неба и не спешившие угаснуть. Долина дышала странной тишиной, но это не была пустота – это было присутствие. Трава шептала под невидимым ветром, камни дрожали, словно в них всё ещё звучала вибрация отголосков ритуальных песнопений, а само пространство хранило эхо чуждой человеческому миру силы.

Андрей, Цзяолин, Мэй Жо и Хун Линь ощущали себя иначе. Ни один из них уже не мог сказать, где кончается его собственное “я” и где начинается энергия другого. Их тела сияли лёгким внутренним светом, похожим на тончайшее свечение, которое не видели глаза постороннего, но чувствовало всё вокруг – даже воздух казался тяжелее рядом с ними.

Каждое сердце било теперь не только в груди владельца, но и отзывалось эхом в других. Мысли и чувства переплетались в тугой узор – не вторгались, не разрушали, но тянулись друг к другу, образуя сеть, словно сама судьба вплела их в единое полотно. Каждый ясно понимал, что назад ни у кого из них дороги нет. Они больше не отдельные существа, они – звенья единой цепи, и любая попытка разрушить её будет означать распад всего, в том числе собственной жизни.

Андрей смотрел на Цзяолин, и впервые ему стало по-настоящему ясно. Её существование уже нельзя отделить от его. Она – не просто спутница или союзник, она – та, через кого сама сила мира закрепилась в нём. Её дыхание резонировало с его, её сила вилась вокруг его ядра. Мэй Жо и Хун Линь ощущали то же самое – связь, которая страшила и одновременно манила. Они знали, что такой союз страшнее клятвы, крепче любой печати. Это было не решение людей, это был приговор самих Небес.

И именно в этот момент Цзяолин медленно подняла взгляд. В её глазах плескался золотистый свет, но за ним пряталось беспокойство. Она сделала шаг ближе к Андрею, её голос прозвучал почти шёпотом, но в тишине долины он раздался громче любого раската:

– Андрей… Небесное Дао уже пробудилось. Я чувствую, как оно собирает силы. Суд, что грядёт для тебя, будет не таким, как прежде. Он будет ужасен. Невероятен. Ты переступил черту, за которой нет оправдания… Человек, взошедший на уровень Истинного Бога – это прямой вызов самим законам мира.

С этими словами воздух будто дрогнул. Где-то далеко за облаками скользнула тень, и даже их переплетённые души ощутили холод ожидания. Небо больше не было молчаливым – оно смотрело на них.

В груди Андрея уже зазвенела тяжесть. Не страх, но осознание, что теперь он – точка, через которую мир изменится. А их союз – не только спасение, но и оковы, разделённые на всех.

Андрей замер, когда слова Цзяолин прорезали воздух долины. Они словно не были произнесены ею – так говорил сам мир её устами. В груди, там, где бушевала новая сила, отозвалось гулкое эхо, как будто невидимый колокол ударил прямо в сердце.

Он поднял голову к небу, и впервые за всё время почувствовал, что небеса смотрят на него не как на крошечного смертного, а как на нечто чуждое и дерзкое. Воздух стал вязким, в висках стучала тишина, которая грозила лопнуть молнией. Внутри зашевелилось странное чувство – не страх, но тяжесть неотвратимого, будто он стоял у самого края огромной пропасти, и знал, что следующий шаг сорвёт всеразрушающую лавину.

Но вместе с этим пришло другое – холодное и ясное осознание. Он не был тем юношей, что прятал свои силы и бежал от испытаний. Его тело пульсировало энергией, плоть напоминала металл, переплавленный заново в божественном пламени. Каждое дыхание отзывалось не только в лёгких, но и в самом пространстве вокруг. Он чувствовал линии мира, как невидимые жилы, чувствовал, как в небесах скапливается давление, и даже как его собственное ядро звучит в унисон с этим напряжением.

Его первая реакция – гнев. Но не вспышка ярости, а суровое и холодное возмущение:

“Дао, небеса, закон… Вы хотите судить меня? А кто дал вам право определять, кем может быть человек?”

Этот вопрос не произносился вслух, но он горел в его душе. Он медленно сжал ладонь, и пространство вокруг дрогнуло – камешки поднялись над землёй, травы склонялись, а в воздухе пробежала лёгкая трещина, словно ткань реальности отозвалась на его решимость. Андрей ощутил, что теперь способен не только защищаться от Небесного давления – он может противостоять ему.

Затем, резко и неожиданно для самого себя, его охватило чувство спокойствия. Он понял: суд неизбежен. Он может убежать от врагов, скрыться от сект, даже уничтожить любого, кто придёт к нему с мечом. Но от Небес не убежишь. А значит, единственный выход – идти вперёд и встретить Суд лицом к лицу.

Внутри вспыхнуло решение, твёрдое и простое. Он не позволит страху управлять им. Он примет вызов. И если Небеса решат уничтожить его, то они должны быть готовы сами пролиться кровью. Так что сейчас его взгляд стал тяжёлым, но ясным. Он посмотрел на Цзяолин, на Мэй Жо, на Хун Линь – и впервые ощутил, что они тоже не просто спутники, а свидетели его пути. И если Суд настигнет его, то они будут рядом. Это не давало ему покоя, но укрепляло решимость. Он должен быть достаточно сильным, чтобы спасти их всех, даже если Небеса обрушатся на землю.

– Пусть приходят. – Наконец сказал он, голос его был ровным, но за ним слышалась стальная нота. – Я не человек, что склоняет голову. Если Суд хочет наказать меня – я встречу его. Но я решу сам, чем всё закончится.

И в этот момент, словно в подтверждение его слов, по небесам прокатилась глухая волна грома – далёкая, но такая, что даже долина дрогнула. Да. Буквально всего лишь на мгновение после того, как слова Андрея затихли, повисла тишина – но не простая, а тяжёлая, словно сама долина слушала его вызов Небесам. В этот момент оба его союзника, имеющие достаточно высокий уровень силы, достигающий уровна Доу Ди, Мэй Жо и Хун Линь – испытали нечто, что невозможно было выразить привычными словами. Их реакция оказалась разной, но в каждом из них зародилось чувство, которое изменило взгляд на этого человека навсегда.

Мэй Жо стояла неподвижно, но внутри всё сотрясалось. Её дыхание сбилось, хотя сама она и не сражалась. Слова Андрея, его спокойное и холодное принятие Суда, прозвучали для неё так, словно сама судьба на миг раскрыла перед её глазами бездну.

Она видела сотни гениев, слышала хвастливые речи гордецов, присутствовала при клятвах, произнесённых будущими мастерами сект. Но всё это были лишь слова – пустые, надутые, созданные, чтобы скрыть страх. Сейчас же перед ней стоял человек, который не только не боялся Суда, но и осмеливался спокойно и даже уверенно смотреть ему в глаза.

Внутри души Мэй Жо впервые за многие годы промелькнул холодок. Но это был не страх перед ним, а трепет. Ей вспомнились древние пророчества, строки старых книг, где говорилось:

“Тот, кто встретит Суд, не склонив головы, не человек уже, но начало пути для новых звёзд.”

Она поймала себя на мысли, что Андрея нельзя оценивать мерками обычных людей. Даже мерками сект – тоже нельзя. Он – иной. В её сердце вспыхнула смесь противоречий. Часть её жаждала приблизиться к нему, быть рядом, чтобы стать свидетелем его будущего, чтобы хоть крупицу его света уловить. Другая часть испытывала беспокойство – ведь рядом с таким человеком оставаться значило подвергнуть себя величайшим бурям и бедствиям.

И всё же, впервые за долгое время, Мэй Жо ощутила не просто уважение – а что-то глубже. У неё появилась мысль, почти как озарение:

“Если этот человек переживёт Суд, он станет не просто Императором. Он станет тем, чьё имя навсегда изменит поднебесную.”

И это одновременно пугало её и завораживало.

Хун Линь… Её реакция была куда более прямая и чувственная. Она не искала в словах Андрея пророчеств или древних символов. Но она почувствовала то, чего не чувствовала никогда – словно из груди Андрея исходила волна, которая отозвалась в собственном сердце.

Ей стало трудно дышать, и она сама поймала себя на том, что сжала кулаки. Не от страха – а от того, что рядом с этим человеком она ощущала свою ничтожность. Хун Линь была воином, привыкшим смотреть в лицо врагам, и гордилась своей силой. Но сейчас… Даже её гордость пошатнулась. Не потому, что Андрей был сильнее. А потому что он был смелее самого неба. И вместе с этим у неё возникло другое чувство – не зависть, а жгучее желание идти следом.

“Если Суд обрушится, то я тоже встречу его рядом с ним. Даже если умру первой – это будет смерть, которую стоит принять.”

Эта мысль ошеломила её. Ведь раньше она всегда жила только ради семьи, долга, ради того, чтобы укрепить род. Но теперь впервые в её сердце появилась искра иной верности. Не к клану, не к крови – а к человеку, чья решимость была способна перевернуть судьбу.

Она украдкой взглянула на Андрея – и в её глазах впервые не было соперничества, скрытой оценки или осторожного недоверия. Там была чистая готовность признать:

“Ты – тот, за кем я готова идти. Даже если это дорога к гибели.”

Нечто подобное ощутили и все остальные. Так как сейчас все они понимали, что стали слишком зависимы от этого странного парня, который одним своим появлением, весьма методично, шаг за шагом, не только разрушил всё, что происходило в Поднебесной тысячи лет, но и построил новый путь для всего мира. В котором все они были куда более значимыми персонами.

И они все поняли, что момент, когда Андрей сказал “Я встречу Суд сам”, стал не только его решением, но и точкой, где их собственные пути начали меняться навсегда.

Цзяолин стояла рядом с ним, и в тот момент, когда Мэй Жо, Хун Линь, Соль Хва, и Ло Иньюй смотрели на Андрея с тем благоговейным изумлением, которое рождает только столкновение с чем-то немыслимым и невозможным, её глаза сияли совсем иным светом. В них не было восторга, не было радости от того, что он прорвался туда, куда не дерзали даже великие старцы. Вместо этого – беспокойство, тяжёлое, давящее, словно камень, брошенный на сердце.

Она первой почувствовала, что сама суть их союза изменилась. Для всех этих молодых женщин это был символ – человек, ставший даже выше некоторых Богов. Для неё же – это был Андрей, её Андрей, тот самый, с которым она когда-то делила тревоги и сомнения, училась сражаться, училась выживать. Но теперь каждый его вдох отдавался в пространстве вибрацией, каждый его шаг будто сдвигал саму ткань мира. И это не могло не пугать её.