Семь жизней до счастья

Лу Хайкун не ответил, его руки по-прежнему обвивали мою шею. Солнце светило так мирно и благостно, что на короткий миг мне вдруг захотелось крепко обнять мальчика и расцеловать.

После этих событий все в генеральском доме заметили, что юный господин переменился: он меньше шалил, раньше вставал, а к учебе и боевым искусствам начал относиться куда серьезнее. «Может, малец разгадал мой коварный план и принимает меры предосторожности? Или… он правда решил стать мне защитником?» – ломала я голову. Смех да и только! Я потратила уйму усилий, чтобы убить мальчишку, а он хочет меня защищать! Если бы это услышал Чу Кун, то растерял бы от хохота волосы.

Так или иначе, первым, кого я теперь видела по утрам, был маленький вспотевший сорванец. Он пристраивался у края кровати и взволнованно рассказывал, как провел утро, пока я спала. Сообщал, сколько стихов успел выучить наизусть и сколько времени провел за тренировками. Слушая его ежедневные доклады о совершенных подвигах, я стискивала запястье в порыве досады. «Так быть не должно… Если это продолжится, как же я буду с тобой бороться, мелкий ублюдок?!»

Беззаботные дни неспешно тянулись вплоть до того года, когда Лу Хайкуну исполнилось десять, а мне – пятнадцать. Я, Сун Юньсян, дочь первого министра, достигла брачного возраста.

Именно в этом году, в седьмом месяце по лунному календарю, отец вдруг с серьезным видом сказал, что отныне мне не следует встречаться с Лу Хайкуном наедине. Я решила, что это очередные причуды министра, приверженца косного конфуцианского воспитания, и отмахнулась от его слов. Однако за целый месяц мне так и не удалось увидеть Лу Хайкуна.

В ночь Праздника середины осени [24], когда на небе сияла полная луна, в наш дом проник странный запах. Я повернула голову и увидела, что над усадьбой генерала поднимается столб густого дыма. Спустя миг к небу взметнулось пламя, затмив ярким заревом лунный свет. Я захлопала глазами, вспомнив серьезное выражение на отцовском лице и загадочное исчезновение Лу Хайкуна. «Ах, вот оно что! – догадалась я. – Видимо, при дворе императора что-то случилось».

Я стряхнула с губ крошки лунного пряника, поднялась из-за стола и сразу услышала окрик отца:

– Куда собралась?

– К себе в комнату. Я наелась.

Отец нахмурился и приказал стражам, стоявшим подле него:

– Присмотрите за ней. Сегодня вечером ей нельзя выходить из дому.

Я развернулась и направилась к себе в комнату. Рядом такой сильный пожар, а отец даже не вышел взглянуть! Кто бы посмел поджечь великого генерала и героя империи без приказа свыше? Лу Хайкун наверняка обречен. Спустя десять лет. Наконец-то! Он перевоплотится раньше меня, и мы больше не будем связаны цепью любовных испытаний длиной в семь жизней.

Минуя семейный храм предков, я вспомнила, как Лу Хайкун, прильнув к груди, глядел на меня сияющими глазами и говорил, что мои слюни промочили ему рукав. Хм! Мелкий засранец! Кто у нас мастер пускать слюни?..

Скривив губы, я хотела пройти к себе, но не смогла сдвинуться с места. Может быть… стоит забрать его тело? Как-никак мы столько лет состязались в мужестве и смекалке…

С моим опытом я легко обманула глупых охранников и перелезла через стену заднего двора. Сделав большой крюк, добралась наконец до задних ворот генеральской усадьбы. За стеной полыхал пожар, клубился дым и стояла мертвая тишина, если не считать треска пламени.

Я долго смотрела на закрытые ворота, размышляя: «Если я просто войду и столкнусь с убийцами, которые успешно выполнили работу, получится крайне неловко. Труп Лу Хайкуна вынести не смогу, да к тому же своей жизни лишусь. Даже пытаться не стоит». Вдруг я вспомнила про собачий лаз у восточной стены. Место укромное, его трудно заметить, вряд ли убийцы туда заглянут. Но вот беда: после стольких лет жизни среди людей я свыклась с мыслью, что ползать через собачьи лазейки – занятие недостойное. Я давно туда не забиралась и не знала, сможет ли пятнадцатилетняя девушка протиснуться.

Подойдя к восточной стене, я обнаружила нечто поистине удивительное: в собачьей лазейке застрял человек. Тот самый, за чьим трупом я шла. Лу Хайкун. Одна половина его тела торчала снаружи, а другая осталась внутри. Глядя на его нелепую позу, я кивнула и задумчиво пробормотала:

– Ну, теперь ясно, что я бы туда не пролезла.

Однако сейчас было не время об этом печалиться.

Лу Хайкун услышал мой голос и медленно поднял голову. Его лицо, обычно чистое, было наполовину залито кровью, а глаза, всегда ясные и сияющие, потускнели, словно их припорошило пылью. Он смотрел на меня пустым взглядом, безучастный, как кукла. Я присела на корточки и при свете колеблющихся отблесков пламени увидела, что правый глаз мальчика обожжен – белок и глазное яблоко смешались в сплошное мутное пятно.

Положение Лу Хайкуна было комичным, но мне было не до смеха. Я протянула кончики пальцев к лицу мальчика и впервые в жизни замялась, не решаясь прикоснуться к нему.

– Лу Хайкун.

Он не отозвался, оцепенело уставившись на меня. Я моргнула, не понимая, что за странное щемящее чувство поселилось внутри, и осторожно ткнула ребенка пальцем в лоб.

– Ты живой?

– Юньсян. – Его голос был слабым и полным растерянности. – Я живой…

Казалось, он не отвечал, а задавал вопрос.

Странное чувство в груди нарастало. Я не удержалась и погладила мальчика по голове. Его волосы оказались липкими, вероятно, он выбрался из лужи крови. За одну ночь он лишился семьи и дома – невероятно жестокий удар для десятилетнего ребенка.

– Ты еще жив. – В его уцелевшем левом глазу отразилась моя фигура; похоже, правый глаз мальчику больше не пригодится.

Он долго смотрел на меня, а потом спросил:

– Ты здесь, чтобы спасти меня?

– Я пришла, чтобы забрать твое тело.

Лу Хайкун помрачнел и кивнул.

– Но теперь я решила тебя спасти. – Я взяла его за руку и уточнила: – Крепко застрял?

Он непонимающе уставился на меня, будто не верил своим ушам. Но прежде, чем он успел ответить, его тело дернулось назад, словно кто-то за стеной схватил мальчика за ноги и попытался втащить обратно. Глаза Лу Хайкуна распахнулись от ужаса. Он в испуге таращился на меня и не мог выдавить ни слова. Я тоже растерялась и поспешно вцепилась в мальчишку.

– Ему помогают снаружи, – послышался голос из-за стены.

– Так отруби ему ноги, чтоб не сбежал.

Убийц было двое! Они собрались отрубить Лу Хайкуну ноги!

Мое сердце затрепетало. Вдруг на меня снизошло озарение, и я завопила:

– Папа! Приведи стражу! Злодеи хотят отрубить Лу Хайкуну ноги!

– Это дочка министра!

– Демоница Гроза Небес? – Убийцы ненадолго притихли. – Уходим!

Я слегка опешила от внезапной победы. Кто мог подумать, что мой авторитет весит больше отцовского. Ощутив прилив гордости, я опять помрачнела… Если меня боятся даже убийцы, что же за образ я создала в глазах простых людей?..

Не тратя времени на раздумья, я решительно вытащила Лу Хайкуна, взяла его за руку и повела за собой:

– Спрячешься у меня дома.

Лу Хайкун остановился среди клубов дыма и тихо произнес:

– Я не могу пойти в дом министра, Юньсян.

– Почему? – удивилась я. – Думаешь, мой отец откажется защищать тебя?

Он опустил голову и не ответил. Передо мной стоял перепачканный грязью мальчишка, но я чувствовала, что он познал жизнь куда глубже, чем я, благовещая тучка, обернувшаяся облачной феей несколько столетий назад.

После долгого молчания Лу Хайкун сказал:

– Юньсян, мне нужно на север. Я должен бежать.

Мальчик говорил так решительно, что стало понятно – переубедить его не получится. Я догадывалась, что Лу Хайкун многое недоговаривал. В его жизни наметился перелом, и я осознала, что мне тоже предстоит тяжкий выбор: вернуться одной в дом министра или последовать за Лу Хайкуном на север.

Я подняла глаза к небу и горько вздохнула. Мне показалось, что я постигла замысел судьбы. Вот, значит, где ты подкараулил меня, небесный страж Ли! Ведь если бы я выпила отвар тетушки Мэн, то перевоплотилась бы в обычную девицу из знатной семьи. А если бы Лу Хайкун не провел в Загробном мире лишних пять лет, то был бы моим ровесником. Дети, помолвленные с младенчества, должны были искренне привязаться друг к другу. Дочка министра не позволила бы сыну генерала в одиночку бежать на север с грузом ненависти на плечах. Она бы добровольно отказалась от роскошной жизни и последовала за любимым. Первый акт горькой любовной драмы о несчастной жене, которая бегает за муженьком, разыграли без предупреждения!

Мой грустный вид заставил Лу Хайкуна задуматься. Потом он развернулся и в одиночестве зашагал по переулку.

– Еще увидимся, Юньсян!

Когда десятилетний ребенок, переживший столько страданий и бед, проникновенно со мной попрощался, мое сердце пропустило удар. Я раздраженно почесала в затылке и пробормотала:

– Ладно, ладно, сдаюсь. Не воспротивлюсь судьбе, чтобы потом не расплачиваться.

Молча уйти значило проявить непочтительность к отцу, поэтому я взяла обгоревшую палку и нацарапала на стене: «Папа, твоя дочь сбежала с любимым. Я здорова и полна сил. Не беспокойся обо мне». Не задумываясь о том, найдет ли отец мое сообщение, оставленное на задворках рядом с собачьим лазом, я отшвырнула палку и бросилась за Лу Хайкуном.

Обогнав его, я наклонилась и присела на корточки:

– Ты медленно идешь. Так убийцы могут догнать нас. Залезай ко мне на спину, я понесу тебя.

Лу Хайкун долго не двигался, а когда я обернулась, то увидела, что он смотрит на меня с непониманием. Я удивилась:

– Что стоишь? Залезай!

– Юньсян…

– Бежим вместе, парень! – ухмыльнулась я.

Он замер, но я его не торопила. Наконец Лу Хайкун молча обнял меня и прошептал:

– Спасибо…

Его худенькое тельце дрожало, и у меня поневоле задергались уголки рта.

– Я готова бежать с тобой. Можешь хвататься за шею, но лапать не вздумай, паршивец! Следи за своими руками!

Я полуприсела, а Лу Хайкун стоял прямо, но все равно был ниже меня на голову, поэтому его руки легли прямо на мою мягкую, еще формирующуюся грудь. Мальчик не смутился, спокойно переложил руки мне на плечи и обнял за шею. Я решила его не корить и взвалила на спину. Похоже, Лу Хайкун совсем вымотался. Он опустил голову мне на плечо и невнятно пробормотал:

– Ты защищаешь меня, Юньсян. Потом я обязательно буду защищать тебя.

Его слова напомнили мне о том, как десять лет назад жена генерала смотрела на спеленатого младенца нежным взглядом, напоминавшим рассеянный солнечный свет. Она сказала, что я старше Лу Хайкуна и буду его защищать, а потом наши роли поменяются… Я оглянулась на усадьбу генерала, где угасал пожар, и вдруг поняла, что больше никто не посмотрит на Лу Хайкуна с такой теплотой.

Небожители живут долго, не понимают горечь разлуки, не осознают боль утраты. Я вижу мир их глазами. Для меня чья-то смерть означает перерождение и не служит поводом для сожалений. Но для людей потеря близкого человека безвозвратна. Вместе с жизнью обрывается целая вечность. Пересказать прошлую жизнь не может никто, даже тот, кто ее прожил.

Однако кое-что показалось мне странным: мое безразличие к смерти объяснялось моей природой, но для Лу Хайкуна, который не плакал и не кричал, так вести себя было необычно. Я обернулась и посмотрела на спящего мальчика, чья голова покоилась у меня на плече… Возможно, за всю свою жизнь я не смогу постичь всю боль, которую Лу Хайкун перенес в ту ночь.

На другой день, как только открылись городские ворота, я вывела Лу Хайкуна из города. Через полдня после побега я вдруг сообразила, что допустила оплошность.

– Сун… Мой отец. Кажется, я его подвела, – призналась я мальчику, почесав голову. – Я так спешила тебя спасти, что подставила под удар семью. Наверное, нехорошо с моей стороны так поступать.

Пока я боролась с чувством вины, Лу Хайкун испытал настоящее потрясение:

– Ты что, ничего не знаешь? Ты сама себе веришь?

– Чего я не знаю?

Лу Хайкун долгое время ошеломленно молчал, а затем покачал головой. В его зрячем глазу отразились беспомощность, насмешка, а также нечто неуловимое. Мальчик понурил голову, впился зубами в маньтоу [25] и пробубнил с набитым ртом:

– Не переживай, первый министр Сун не пострадает.

Его уверенный тон немного меня успокоил, но я все равно не понимала, что именно произошло в императорском дворце.

Мы с Лу Хайкуном продолжили путь на север. Примерно спустя две недели из столицы пришло известие: император умер, на трон взошел его преемник. Им неожиданно оказался не наследный принц, а его дядя – младший брат покойного императора – принц Чжихоу. Большинство высокопоставленных сановников лишились должностей. Кто-то из влиятельных лиц был отправлен в отставку и вернулся на малую родину, а кто-то скоропостижно скончался при загадочных обстоятельствах. Единственным, кто сохранил высокое положение, был мой отец, первый министр Сун Циньвэнь, потому что он первый поклонился новому императору.

Мы с Лу Хайкуном как раз сели передохнуть в придорожной чайной. Несколько сюцаев [26] за соседним столиком тяжко вздыхали наперебой. Я не разделяла их благородных тревог за судьбы страны и народа, но внезапно подробности той странной ночи, когда сгорел дом генерала, сложились для меня в единую картину.

Пока Лу Хайкун молча пил чай, я в тишине приводила в порядок хаотичные мысли. Отец, генерал Лу и ныне покойный император были друзьями. Потом отец завел дружбу с младшим братом императора, а к старым друзьям охладел. Когда император захворал, его брат позарился на престол. Отец поддержал узурпатора, а генерал Лу сохранил верность наследному принцу. Поэтому дом генерала сгорел. И Лу Хайкун не посочувствовал мне, когда я сокрушалась, что втянула отца в неприятности. Потому что за убийствами и поджогом стоял мой отец! Мое появление застигло убийц врасплох. Они убежали не потому, что испугались меня. Они торопились доложить обстановку отцу. Вот почему Лу Хайкун спрашивал: «Ты здесь, чтобы спасти меня?» Вот почему он удивился тому, что я по неведению спутала планы отца. Вот почему наутро после пожара мы без помех вышли за городские ворота и до сих пор нам никто не препятствовал. Похоже, отец тайком оберегал нас. Как-никак я была его дочерью, а Лу Хайкун рос у него на глазах. В конце концов… предательство друга, с которым отец был близок десятки лет, далось ему непросто. Вероятно, он позволил Лу Хайкуну уйти, поддавшись добродетельному порыву, свойственному ученым мужам.

Я уставилась на Лу Хайкуна, спокойно пьющего чай, и снова вспомнила его поведение той роковой ночью. Все, что мне оставалось, – это тяжко вздохнуть. Прежний Лу Хайкун в силу возраста не смог бы понять происходящее. Сейчас он постепенно взрослеет, становится умным и сдержанным. Пережив такую трагедию, он, скорее всего, вырастет еще более серьезным и замкнутым…

Я вдруг почувствовала, как в душе закипает злость. Мне захотелось выдрать небесному стражу Ли усы и бороду – волосок за волоском. Ведь если бы ситуация развивалась иначе, то приняла бы гораздо более скорбный и безотрадный вид: дочь первого министра следует на север за генеральским сыном. С одной стороны, мальчик любит девушку, а с другой – глубоко ненавидит за то, что ее отец уничтожил его семью. Любовь и ненависть сплелись воедино. Отношение генеральского сына к дочери министра переменчиво: он то сближается со своей спутницей, то отстраняется от нее. Тем временем девушка вынуждена терпеть душевные страдания, но все равно решительно следует за генеральским сыном… Вот так неожиданно был разыгран второй акт спектакля о том, как несчастная женушка бегает за муженьком!

Небесный страж Ли, ты посмеешь плеснуть на сцену еще пару плошек черной собачьей крови? [27] Да у тебя перед входом в усадьбу, наверное, всюду валяются трупы собак! Иначе откуда берется этот неиссякаемый дешевый трагизм? Сколько еще горьких драм ожидают меня по дороге на север?! Вот только… С моим нынешним настроем и характером наших с Лу Хайкуном взаимоотношений разве смогу я удовлетворить прихоти небесного военачальника?

– Я отдохнул, Юньсян, – прервал мои размышления Лу Хайкун, допив чай и подняв голову.

Поглядев на серый незрячий глаз, я потрепала мальчика по голове:

– Пойдем.

Тревожиться бесполезно, будущее все равно наступит. Ребенок наверняка напуган больше меня. Однако он держится храбро, а я, разумеется, не могу уступать ему в смелости.

Глубокая ночь холодна, зато под одеялом тепло. Я проснулась от того, что Лу Хайкун пнул меня.

– Ну вот опять… – вздохнула я.

После побега из столицы Лу Хайкун плохо спал. Стоило ему уснуть, как он начинал беспорядочно пинаться, словно в судорожном припадке. Я держала его ногу, пока он не затих, и только тогда ослабила хватку. В белом свете луны, проникавшем через окно постоялого двора, я заметила на лбу Лу Хайкуна капли холодного пота. Этот малец днем притворялся взрослым, а ночью раскрывал свое истинное обличье. Каким бы сильным он ни был, изгнать кошмары из головы не мог. Чтобы мальчик спал после полуночи, я обнимала его, гладила по голове и нашептывала на ухо успокаивающие слова вместо колыбельной:

– Все хорошо, все хорошо.

Утром, проснувшись, я обнаружила, что лежавший в моих объятиях Лу Хайкун уже открыл глаза и глядит на меня.

– Почему ты не разбудил меня? – спросила я, позевывая.

– Ночь выдалась беспокойной. Я хотел, чтобы ты поспала подольше, – тихо ответил он.

Я застыла с широко открытым ртом, не в силах завершить зевок. Этот ребенок проникал в самую суть, как никто другой.

Мы вышли на улицу, чтобы позавтракать. Я остановилась перед прилавком и попросила:

– Дайте четыре баоцзы.

– Ладно, плати два медяка.

Торговец завернул белые баоцзы в промасленную бумагу и протянул мне. Я достала кошелек, открыла его и позеленела, как будто проглотила жабу. В кошельке оставались пара кусочков серебра [28] и три медяка.

Мои сбережения! Мой капитал! По пути на север сверкающее серебро утекало из кошелька… Сердце разрывалось от боли. Мне захотелось топать ногами от злости. Неужели я правда отказалась от беззаботной, привольной жизни в доме министра?! Взяла и все бросила?! Мне не терпелось надрать себе уши. Почему я так поступила? Бескорыстное служение, самопожертвование ради любви – этим я занималась? К чему разговоры о высоких идеалах и принципах? Разве к этому я стремилась? Да? Или нет?!

Я мысленно раздавала себе пощечины, но голос торговца заставил меня очнуться:

– С тебя два медяка, барышня.

Вздохнув, я неохотно выложила два медяка в обмен на четыре баоцзы.

Опустив голову, я встретилась взглядом с Лу Хайкуном. При виде его правого глаза, полного серой мглы, мой гнев и сожаление мгновенно исчезли, и я беспомощно улыбнулась. Все-таки у меня слишком доброе сердце.

Пока мы шагали по улице, поедая баоцзы, я спросила:

– Мы почти на севере. Куда именно мы идем?

Мой беспечный вопрос ошеломил Лу Хайкуна.

– Юньсян… Ты ушла со мной, ничего не зная?

Я сжала пальцами баоцзы и скривила губы:

– Ну да, я такая простушка, совсем не разбираюсь в жизни. Прошу прощения, что ничего не знаю. Места здесь красивые. Я провожу тебя, куда скажешь, и пойду своей дорогой.

Лу Хайкун был еще мал. Он растерялся, поспешно схватил мою руку, крепко прижал ее к груди и взволнованно уставился на меня. Его губы дрожали, но он не мог вымолвить ни слова. Точно так же, как той злополучной ночью, когда застрял в нелепой позе.

Я не знала, какое место занимала в сердце Лу Хайкуна, но не сомневалась, что хладнокровие мальчика было показным. Все, что нужно, – это найти правильные слова, и его защита рухнет. Моя шутливая угроза причинила ему боль.

Я долго смотрела на Лу Хайкуна, а потом погладила свободной рукой по голове.

– Шучу. Север слишком далеко. Я побоюсь возвращаться одна.

Он ослабил хватку, с трудом подавил панику и сказал:

– Я не упрекаю тебя. Просто я думал, что ты должна была знать. Я…

Мальчик не знал, как объясниться, опустил голову и с покорным видом уткнулся лицом в мою грудь. Он по-прежнему крепко держался за мою руку, как утопающий хватается за соломинку.

– Когда-нибудь я отведу тебя домой, Юньсян. Тебе нечего будет бояться.

«Вот дурачок! Я не побоялась покинуть Небесное царство, спуститься в Загробный мир и переродиться среди людей. Думаешь, я испугаюсь обычной прогулки? До чего же легко тебя одурачить!» – мысленно пробормотала я, отстраняясь от Лу Хайкуна.

– Ты только что ел баоцзы. Не трись об меня губами, не размазывай жир по одежде. На севере холодно, а теплая одежда стоит дорого. Где мы другую достанем?

Две маленькие ручки, вцепившиеся в меня, слегка напряглись, и Лу Хайкун еще плотнее прижался ко мне лицом.

– Ты не будешь ни в чем нуждаться. Тебе не придется скитаться по свету. Уже очень скоро.

При этих словах меня охватила печаль… Ведь именно такой жизнью я изначально и жила!

Три дня спустя мы прибыли в самый крупный город и ключевой опорный пункт пограничных земель – Лулянчэн. Войдя в город, я собиралась, как обычно, отправиться на поиски постоялого двора, но Лу Хайкун взял меня за руку и повел к особняку военного наместника Великого запада, расспрашивая у прохожих дорогу.

Я поспешила его остановить:

– Ты же не хочешь сказать, что мы проделали весь этот путь, чтобы ты сдался властям? Разве ты можешь явиться к чиновнику, который подчиняется императору? Жить, что ли, надоело?

Лу Хайкун беспомощно вздохнул:

– Наместник – мой дядя, Юньсян.

Оказывается, мальчик пробирался на север, надеясь найти защиту у родственника! И не у какой-нибудь мелкой сошки, а у большой шишки. Военному наместнику Великого запада подчинялся весь северо-западный регион.

«Жизнь налаживается», – обрадовалась я, выпрямила спину и направилась к воротам. Лу Хайкун попытался меня удержать, но не смог и торопливо достал из-за пазухи зеленый сверток. Я встала перед воротами, подбоченилась и с гордым видом, как истинная дочь первого министра, приказала:

– Эй, позовите сюда наместника!

Двое стражников мельком глянули на меня и даже не шелохнулись, застыв, словно духи мэнь-шэнь – хранители врат [29]. Я вскинула брови: дядя Лу Хайкуна вовсе не промах, если сумел так хорошо вышколить стражу. Хотела еще кое-что добавить, но малец меня остановил. Он развернул зеленую ткань, и мне в глаза тут же ударил ослепительный золотой блеск. Я услышала детский голос, звучавший на удивление серьезно и веско:

– Это верительная бирка главнокомандующего императорскими войсками. Вы обязаны подчиниться. Я требую встречи с наместником.

Я покосилась на Лу Хайкуна. «Так вот почему он во сне всегда прижимал руки к груди! Любопытно… Он не признался, что носит с собой такую ценную вещь из страха, что я украду золотую дощечку и отнесу к ростовщикам, когда мы вконец обнищаем? Что ж, этот парень пока еще мал, но в людях уже разбирается».

Когда стражи увидели верительную бирку, то переменились в лицах и переглянулись. Один из них стремительно скрылся за воротами, а другой сложил руки в почтительном жесте и преклонил колено:

– Приветствую генерала. Простите ничтожного за нерадивость.

– Где наместник?

– Ему доложат о вашем прибытии.

Пока я размышляла, долго ли нам предстоит зябнуть на холодном ветру, из-за ворот раздались торопливые шаги. Судя по звуку, тот, кто спешил нам навстречу, был облачен в доспехи. Вскоре удалившийся стражник вернулся, а за ним появился мужчина в легких доспехах стального цвета. Он был красив и напоминал отца Лу Хайкуна в молодости. Видимо, это и был его дядя. В руках он сжимал меч, а под мышкой – шлем. Покрытое пóтом лицо было припорошено пылью, как будто его срочно вызвали в разгар поединка.

Лу Хайкун пристально посмотрел на мужчину в легкой броне, стоявшего на ступенях особняка, и его взгляд наполнился горечью. Я озадачилась: если мальчик пришел к родственнику, почему не бросился к нему в объятия в поисках ласки и утешения?

Повисла неловкая тишина, пока наконец дядя не нарушил молчание.

– Лу Хайкун, – произнес он низким, хрипловатым голосом, в котором звучала неведомая сынкам столичной знати зрелость, мужская твердость и самоотверженность. Я невольно навострила уши и насторожилась.

– Дядя, – откликнулся Лу Хайкун, не добавив больше ни слова.

Я почувствовала, что ткань моего рукава натянулась. Опустив глаза, я увидела, что Лу Хайкун вцепился в меня и напряженно застыл, не смея пошевелиться.

Я задумалась: новости о нашем побеге из столицы, вероятно, уже разлетелись по всей стране. Императорский двор не делал официальных заявлений, но, скорее всего, выпустил тайный приказ отыскать нас. В северных краях нас должны были искать с особым рвением, ведь при дворе наверняка могли предугадать, что Лу Хайкун направится туда. Разумеется, он понимал опасность своего положения, но не мог не прийти во дворец наместника. Потому что больше идти ему было некуда.